Владимир
Усольцев
Через час мы направились... Правильно, в самое большое казино в Париже. Парижские таксисты, как выяснилось, кроме французского, никаких других языков не знают. Потомки русского дворянства среди таксистов нам не попались, пришлось воспользоваться услугами одного шустряка, который заявил, что он знает английский. Он и в самом деле знал слов пятнадцать. Он с изумлением выслушал мою просьбу подвести нас в казино и показал пальцем на угол, где светилась та же желтая надпись "Casino". Мне не хотелось идти в первое попавшееся казино, и я стал объяснять, что нам нужно самое большое казино. Шофер только хлопал глазами и стал советоваться со своими коллегами, наверное, о том, чем нас не устраивает казино за углом и где взять самое большое казино. Он начал терпеливо объяснять на всех мыслимых европейских языках, вставив попутно и непечатное русское слово, явно неверно им трактуемое. Из его объяснения у меня почему-то получался очень странный смысл: "Какая разница, где Вы купите макароны или спагетти?". Переговоры зашли в тупик. Тут я начал свой тур разъяснений. Нам не нужны макароны и не нужны даже спагетти. Нам надо попасть в казино, чтобы выиграть деньги. Я помогал себе руками, всеми силами стараясь изобразить карточную игру. Вива! Он меня понял и стал кататься от смеха. Потом пригласил нас в свой желтый "Мерседес" и подал мне бумажку. На ней стояло: 250 франков, 45 минут. Я остолбенел, уж не собирается ли он везти нас в Монте-Карло? Я так и спросил его. Шофер оказался
с юмором, и весело рассмеялся мне в ответ. Он достал карту окрестностей Парижа,
ткнул куда-то на север и стал тараторить, часто повторяя "Грэйт казино".
Мало-помалу я сообразил, что наш объект находится за городом, и он один на всю
округу. А многочисленные Casino на углах - это торговая сеть по продаже итальянских
мучных изделий. Вот оно что! А мы-то уж было подумали, что все парижане поголовно
играют в азартные игры, а это - всего лишь мода на спагетти. Ну, так была не была!
Поехали в "Грэйт казино"! Все имеет свое начало, и все имеет свой конец. Трущобы закончились, и мы попали в пригородную зону с виллами и садами, ничуть не хуже, чем у немцев. Через десять минут наш таксист лихо подкатил нас к освещенному дворцу, сразу поднявшему мое настроение и осушившему заплаканные глаза моей исстрадавшейся жены. Это было именно то казино, какое нам было нужно! Пропасть народу, персонал прекрасно говорит на английском и даже на немецком! Здесь мы не пропадем. Когда я увидел на столах для "Блэк Джека" таблички с указанием нижней границы ставки и общей суммы проигрыша, какую может позволит себе казино за одним столом - два миллиона франков, без указания верхней границы ставки, я понял, что здесь играть намного интереснее. Я попробовал было счастье, но вынужден был прекратить. Моя супруга нарасстраивалась до мигрени и потребовала срочно возвращаться в гостиницу. * * * Вечером мы направили свои стопы к Опере, чтобы убить двух зайцев: поглазеть на знаменитое строение и посетить размещавшийся рядом клуб с игорными развлечениями. Опера особого впечатления не произвела, хотя была, конечно же, прекрасна. Больше нам понравились принаряженные к Рождеству окрестные улицы, в том числе знаменитый Бульвар Капуцинов. В игорном клубе я удивился тому, что там "Блэк Джек" комбинировался с покером, в котором я ничего не смыслил. Я начал игру, полагаясь на железное правило везения новичкам. Правило не подкачало, и выигрыш был налицо. Тут ко мне с неприятной назойливостью стала приставать обслуга и навязчиво, как в Москве, предлагать выпить то шампанское, то коньяк , то виски, то водку, давая понять, что я веду себя крайне провинциально, сохраняя верность ...фу-у... пиву по цене коллекционного брюта. Коньяк же там вообще стоил чуть ли не полтысячи франков за фужер. Мы с женой молча нашли консенсус, и я прекратил игру. Получив свои законные восемьсот франков чистого выигрыша, мы пошли прогуляться по Бульвару Капуцинов. В одном месте мы обратили внимание на густую
толпу у входа в большое кафе. Внутри кафе била жизнь, да какая! От одного вида
образцово вышколенных официантов и блюд, которые они доставляли на сияющие белизной
скатертей столы, у меня потекли слюнки. Я разведал обстановку. Метрдотель был
на уровне и на хорошем английском объяснил, что это очень популярное кафе, но
здесь нет предварительной записи. Люди стоят в порядке живой очереди, и стоять
приходится порой по два часа. Попасть сюда вечером без стояния в очереди невозможно,
но днем сразу после открытия можно попасть и сходу. Я решил, что здесь пройдет
послезавтра наш торжественный обед и именно в одиннадцать часов дня. Мы постараемся
зайти одними из первых. Отложив разгадку этой тайны на потом, мы договорились о разделении труда. Жена позволила мне одному сделать набег на "Грэйт казино", она же начнет морально готовиться к завтрашнему юбилею, чтобы встретить его на максимуме физической и психической формы. * * * На часах - полтретьего ночи. Надо бы и подумать о возвращении. Еще двадцать минут успешного наступления, и ставки мои поднялись до восьмисот франков. Проигрыш этой крупной ставки прозвучал для меня сигналом "пора домой". В кассе я быстро обменял жетоны на банкноты. Кассир скрепил стопку пятисотфранковых бумажек, наколов их на канцелярскую булавку и удивив меня этим безмерно. В душе моей звучали марши: выигрыш - больше пяти тысяч франков! Знай наших, я еще до вас доберусь и вытряхну из ваших сейфов пару килограммов ваших франков, так что запасайтесь булавками, мсье! Я вернулся в гостиницу уже в полчетвертого утра - по ночному опустевшему Парижу таксист летел, как на крыльях, за что получил от меня пятьдесят франков сверху. Жена сразу проснулась и весело спросила: -
Ну, сколько проиграл? Я небрежно бросил ей сколотую пачку и вытряхнул кучу франков россыпью, превышавшую мой исходный капитал, взятый в казино. Жена умудрилась уколоться булавкой, не ожидая, что деньги могут быть так по-варварски продырявлены. Наше мнение о французах потеряло еще несколько баллов. * * * Юбилей был отмечен на славу! Мы смогли войти в то самое кафе на Бульваре Капуцинов в числе первых посетителей, паматуя былые советские времена, когда локоть и умение им толкаться были неотъемлемыми элементами бытовой культуры. Мы были готовы тряхнуть стариной, но оказалось, что французы до этого еще не дошли. Они входили в кафе не спеша, в том самом порядке, в каком прибывали к дверям кафе. Нам ничего не оставалось, как притвориться также недостаточно культурными посетителями. Мы от души наелись и напились. Уже через полгода, правда, мы не смогли вспомнить, что именно мы там ели и пили, кроме устриц. Жене они не понравились, а я смог получить истинное гастрономическое наслаждение. Осталась в памяти и прошикованная сумма: тысяча четыреста франков. Для такого суперобеда это было в общем-то немного. После заслуженного отдыха в гостинице, вечером мы направились на разгадку тайны опознавательного запаха Парижа. Первая наша мысль была, что это запах продаваемых почти на каждом углу жаренных каштанов. Нет, это не было доминантой загадочного запаха, хотя, вполне возможно, запах каштанов входил в ощущаемый букет слабой компонентой. Каштаны, кстати, ничего интересного не представляют. Кедровые орехи несравненно лучше. Мы двигали ноздрями, вдыхая чудный аромат, и в конце концов нас осенило принюхаться к непонятным ларечкам, в которых были видны какие-то металлические круги. Мы подошли к одному такому ларьку и забеспокоились, так как запах вроде бы усилился. Объясняться с молодой ларечницей было невозможно из-за категорического неприятия французами иностранных языков. И тут к ларечку подошла парочка молодых людей и, очевидно, что-то заказала. Мы стали наблюдать и остолбенели от изумления: железный круг оказался печкой-сковородкой, на которой на наших глазах испекался обычный русский блин, налитый поварешкой и раскатанный деревянной правилкой! Из будки хлынул потоком тот самый загадочный аромат. Блин выглядел вполне русским, но было к нему что-то примешано, что давало этот уникальный привкус. Мы как-то не обращали внимания на то, что подобные невзрачные ларечки-будочки стоят в Париже чуть ли не каждом шагу. Если в каждой такой будке испекается за день хотя бы полсотни блинов, то не мудрено, что Париж напоминает своим настоявшимся блинным духом гигантскую кухню. Блин был явно русский по технологии выпечки и по форме, но французский по содержанию. Мы с женой вспомнили, что в 1812-1813 годах состоялся обмен визитами русских и французских войск в Москве и в Париже. Вот тогда французы и могли перенять искусство блинопечения, которое они могли адаптировать на свой лад, подмешав в тесто что-то вроде ванили. Что переняли русские от гостившей в Москве наполеоновской гвардии, к стыду своему, назвать не могу. Пусть меня дополнит какой-нибудь дока в истории русско-французских отношений. Открытие тайны духа Парижа нас окрылило на немедленную дегустацию источника этого духа. С горем пополам договорившись на языке указательных пальцев с ближайшей будочницей-блинопеком, мы получили свернутые конвертиками горячие блины, намазанные чем-то сладким изнутри и посыпанные сахарной пудрой. Настоящий русский блин от моей бабушки - мастерицы на все руки - был, конечно, посолиднее, и сахарная пудра на нем была бы диссонансом, но и французский блин был неплох. Настроение наше поднялось от пробудившегося патриотизма. Как же, Париж-то Париж, а аромат-то парижский по русскому рецепту делается! После прогулки провели мы военный совет, оставаться ли нам для осмотра Версаля и Булонского леса или сразу махануть от надоевшего холодного дождя на Ривьеру - к солнцу, морю, теплу и знаменитейшему на континенте казино в Монте-Карло. В рецепции гостиницы нас уверили, что отель "Ибис" в Ницце в это время года должен иметь свободные места. Через пять минут мы получили сообщение, что один номер в тамошнем "Ибисе" для нас найдется. Жена моя, мечтавшая поначалу и о Версале, и о Булонском лесе, вспомнила перл всебелорусского шута-президента о том, что Беловежская пуща несравненно лучше жалкого Булонского леса, и со смехом сказала: "Ладно, раз уж Беловежская роща лучше, так потеря не будет велика, а Монако может быть и поинтереснее Версаля. Едем, бронируй гостиницу в Ницце". *
* * На пустом автобане наш новенький "Мондео" проявил себя молодцом. Мы мчались с авиационными скоростями довоенной поры - от 180 до 210 километров в час бежал наш муфлончик, и мы еще засветло запарковались под поджидавшим нас "Ибисом". "Ибис" - везде "Ибис", что в Париже, что в Берлине, что в Ницце. Всего две звездочки имеет эта сеть гостиниц. Но для нас, жителей Белоруссии, был и "Ибис" дворцом. Слегка приведя себя в порядок, мы двинулись побродить по знаменитой столице французской Ривьеры. Наша дорога, конечно же, кратчайшим путем привела нас в казино с каким-то кратким названием, которое уже забылось. Казино было пусто совершенно. Такого я еще не видел. Внутреннее убранство было превосходным, и мы решили убить время в буфете, надеясь, что кто-нибудь заглянет на огонек. Заглянула троица лиц, очень подходящих на роли итальянских мафиози. Они пристроились к столу для "Блэк Джека", куда сразу же подскочил и я. Пришел крупье, открыл свою кассету для жетонов и извлек уже подготовленный ящичек с картами. Мне это не понравилось, кто их знает, как они там замесили карты. Я уже знал, что если специально равномерно распределить крупные карты - девятки, десятки и картинки между прочими мелкими картами, то вероятность перебора у крупье сильно падает на горе игрокам. Так
заранее препарированная масса карт и при последующем перемешивании довольно долго
сохраняет первичную равномерность чередования мелких и крупных карт. Я почувствовал
неладное. Предчувствия мои оправдались: крупье все время набирал банк, почти не
перебирая. Согласно теории, переборы крупье должны происходить с вероятностью
0,28. Когда же крупье делает из ста игр не более десяти переборов - это большая
беда для игроков, и даже добросовестное перемешивание карт ситуацию не изменит
быстро. Только длительное течение игры восстановит истинно хаотическое распределение,
исправив первичную равномерность. Уже перед сном я решил снова сбегать в казино посмотреть, не изменилась ли там обстановка к лучшему. Обстановка только ухудшилась. От трех мафиози остался один, который с выражением крайнего отчаяния, смешанного с детской обидой на весь свет, ставил по тысяче франков и тут же их терял. Я понаблюдал за этим раздеванием минут десять. Мафиози счастье не улыбнулось ни разу, и он выложил только за эти десять минут не менее пятнадцати тысяч франков. Есть же богатые люди! Карман мафиози казался бездонным, и он продолжал вытягивать пачки голубых пятисотфранковых банкнот, менял их на жетоны и снова лез в карман за очередной пачкой. Я не выдержал этой печальной картины и вернулся в гостиницу. Нет. Надо ехать в Монте-Карло! *
* * На площади перед заливом мы обнаружили
стайку ряженных в пестрые одеяния каких-то молодых язычников, которые весело нас
поприветствовали. Невероятно красивая женщина с идеальными формами, но уже явно
в зрелом возрасте - за тридцать - несколько раз пронеслась мимо нас на роликовых
коньках с выражением экстаза на лице то ли от ощущения свободы и свежести, то
ли от музыки из ее "вокмэна". Мы попали в рай! Перед входом мы обнаружили небольшую площадь с
огромной клумбой фантастических цветов, росших в несколько ярусов и казавшихся
искусственными - так идеально ровно держались все листья, бутоны и ветки невидимых
концентрических направляющих окружностей. За клумбой стояла десятиметровая рождественская
елка в форме четырехгранной пирамиды. Здесь вкус ландшафтного архитектора явно
дал сбой: если бы елка имела естественную форму, она бы только выиграла. Мы
зашли в "Казино" сразу после его открытия в двенадцать часов дня. К
моему изумлению, никто не собирался играть. Все посетители пришли только поглазеть
на великолепие интерьеров. Все события начнутся вечером, подумал я и запланировал
повторный налет на "Казино" ближе к ночи. * * * Ага! Помимо "Казино", есть здесь еще и "Сан-Казино" - в соседнем квартале, за углом. Вход в "Сан-Казино", размещавшееся на первом этаже одного из немногих в Монте-Карло современных высотных домов, показался мне подозрительно невыразительным. У входа не было никакого движения, словно все вымерло. Я осторожно вошел внутрь - пустота, но не тишина: откуда-то спереди за очередными дверями прорывался приглушенный шум огромной толпы. Сердце мое дрогнуло, и я смелее направился вперед. Распахнув зеркальные двери, я едва не ахнул: передо мной открылся громадный круглый простор, как в цирке, где гудела и шевелилась в броуновском движении многотысячная толпа. Вот оно что! Знаменитое Казино, похоже бесповоротно проиграло соперничество с этим цирком, показавшимся мне сразу типичным для Лас-Вегаса. Все азартные игроки уже давно собрались именно здесь, потому так пусто было на входе. Я стал искать столы для "БлэкДжека" и не сразу их нашел. Когда же я оказался в правильном секторе цирка, я не поверил своим глазам: "Блэк Джек" игрался по крайней мере на пятнадцати столах, окруженных плотными группами ставящих из-за плеча. Я начал искать, куда бы пристроиться, но мне не повезло - было просто не пробиться. "Эх, опоздал!" - с горечью подумал я. На мое счастье подошла команда служащих и стала готовить новый стол для игры. Тут я своего не упустил и вскоре сидел на своем излюбленном первом месте. Скоро и наш стол оброс густой кучкой ставящих из-за плеча. Это создает сидящим на стульях неудобства, но приносит большую прибавку к доходам казино. Я начал, как обычно на минимуме. Игра никак не раскручивалась, я не выигрывал и не проигрывал. В такой скукоте волей-неволей начинаешь изучать своих соседей. На пятом стуле сидел один невзрачный тип лет сорока, который как-то чрезмерно эмоционально переживал происходящее. Я окрестил его "бухгалтером" - почему-то он вызвал у меня ассоциацию с благочестивым бухгалтером, который внезапно сорвался с катушек, взял доверенные ему чужие деньги и явился улучшить свое материальное положение в казино, умирая от страха проиграться и несказанно радуясь выпавшему выигрышу. Игра никак не налаживалась. Пару раз я выходил на небольшой плюс и снова начинал постепенно проигрывать. Несмотря на все мое упорство и профессионализм, Фортуна оказалась более расположенной к казино, и я медленно лишался своих денег. Но я продолжал бороться, решив, что буду играть до полного проигрыша или до утра. "Сан-Казино" оказалось круглосуточным заведением, и многие игроки сутками из него не выходили. "Бухгалтер" между тем сменил пеструю гамму эмоций на одну устойчивую, и проще всего назвать эту эмоцию горем. У него была средневеликая сумочка на ремешке вокруг запястья, в которой угадывалась толстая пачка банкнот. Он все чаще и чаще лазил в свою сумочку и все больше мрачнел. Он делал все глупости, какие только можно придумать для скорейшего проигрыша. Он ставил то две тысячи, то сто франков. При ставке сто он выигрывал, при ставке две тысячи - проигрывал. Он менял ритм чередования ставок, ставил по сто франков несколько раз подряд и несколько раз подряд выигрывал. Потом он ставил несколько раз по две тысячи и всякий раз терпел неудачу. Ему просто не везло, и он еще усугублял свое невезение этим ерзанием. Я размышлял про себя, играет этот "бухгалтер" со своими деньгами или с чужими, и все больше склонялся к мысли, что "бухгалтер" сооблазнился доступом к кассе и переживает воистину "роковой случай". Он нарушил мое правило, запрещающее приходить в казино с большими суммами. Приносить в казино надо столько денег, сколько не жалко проиграть. Играть за свои кровные - неинтересно. Гораздо веселее играть за счет выигранных денег. Открылся очередной стол, и я пересел, опять на первое место. Большого успеха мне это не принесло, и мои первоначальных полторы тысячи франков превратились в жалких несколько сотен. Когда у меня осталось всего триста франков, я встал и подошел снова к первому своему столу. "Бухгалтер" все еще был на месте и выглядел как невинно осужденный перед электрическим стулом, понимающий, что времени для исправления судебной ошибки уже не осталось. Я машинально делал ставки из-за плеча в первый бокс и через двадцать минут остался без сантима. С легким сердцем от того, что, наконец-то, эта пытка безуспешной игрой закончилась, я бодро потопал к вокзалу, проверив наличие в кармане обратного билета до Ниццы. Было около трех часов, на небе сияли непривычные для моего глаза яркие южные звезды, которым не мешало даже приглушенное освещение улиц. Проходя мимо "Казино", я увидел запаркованными у входа десяток миллионов долларов: пяток "Феррари", штук десять "Роллс-Ройсов" и несколько "Ягуаров" и "Мерседесов", явно штучного изготовления под заказ. Хозяева этих драгоценностей на колесах были, наверняка, приглашенными гостями того приватного салона, куда меня не пустили. На вокзале меня ждал крепкий аперкот с хуком: вокзал был закрыт. Ночью поезда здесь, оказывается, не ходят. Эх, чувствуется, что это не транссибирская магистраль...Что делать, ждать до утра? Нет, я решил поехать в Ниццу на такси. Предполагая, что такси проще всего найти у "Казино", я потопал обратным путем, благо Монте-Карло по площади меньше нашего совхоза на моей малой родине. На полпути мне попался навстречу "бухгалтер". Это был ходячий труп: на нем не было лица, глаза отрешенно смотрели куда-то в Вечность; он шатался, но не как пьяный. Это была хаотическая качка крайнего отчаяния. Во мне все содрогнулось. "Что же ты, дурень, натворил!?" - подумал я с грустью и с жалостью. Я был уверен, что он шел в сторону железной дороги, чтобы броситься под поезд. Эти райские кущи очень близки к настоящему раю, скаламбурил я про себя. Мне повезло. Одинокое такси словно поджидало меня. Водитель оказался родом из Эльзаса, и мы смогли оживленно пообщаться на немецком. Я рассказал про "бухгалтера", и таксист со знанием дела заявил: "Если он смотрел таким взглядом и качался, то скорее всего к рассвету его уже не будет в живых: или самоубийство, или обширный инфаркт". Казалось, что такие трагедии здесь - дело обычное. По прибытии в гостиницу таксист осторожности ради проводил меня до номера, чтобы я заплатил за езду - он боялся, что я исчезну, не рассчитавшись. Ходишь по казино, считайся с тем, что тебе перестанут доверять, сделал я для себя вывод. *
* * Дорога назад вела через Франкфурт-на-Майне, где была настоящая зима. В Берлине мы остановились в родном "Ибисе". Завтра отлет, а сегодня вечером - опять мое излюбленное казино, где люди играют не на жизнь или смерть, а в удовольствие. Мы взяли всего двести марок и после почти полного проигрыша сумели вырвать восемьсот марок чистого выигрыша. За Сан-Казино отдуваться пришлось берлинскому казино. Пару месяцев спустя я прибыл в Берлин надолго. Каждый вечер я сидел в казино. В первые три вечера я выиграл около шести тысяч марок, и был страшно доволен собой и моим блестящим достижением: открытием самого легкого заработка на свете. Но что-то случилось. После этого я не смог выиграть ни разу. Я проиграл весь свой выигрыш и еще столько же. Между постоянными посетителями казино пошел ропот: "Что происходит!?". Я вспомнил свой эксперимент и два гигантских провала на нем. Эти провалы были так широки и глубоки, что нам даже хотелось закончить эксперимент. Мы проявили волю, и провалы сменились горами успеха. Вот и в любимом казино наступил провал. Такое бывает, и лучше в это время в казино не ходить. *
* * Но я знаю, придет время, и Фортуна
повернется ко мне своим лицом. И тогда я опять буду приходить в любимые берлинское
или парижское казино с ничего не значащей для меня суммой для затравки и реализовывать
мою теорию с улыбкой на лице и с легким сердцем.
|