Оператор на всякий случай быстренько прибрал аппаратуру
в багажник и позвонил приятелю из "парижан".
- Привет, это я. Слушай, у нас тут проблема, сможешь поговорить?
- Извини, я у нотариуса, только выйду из кабинета.
Приятель извинился и вышел в коридор.
- Да?
- Ты понимаешь, нас тут арестовывают.
Приятель засмеялся.
- Как это арестовывают?!
- Ну, не арестовывают, они чего-то хотят, мы не понимаем, что именно.
Поговори.
- Да? Хорошо, давай. Allô… Allô, j'vouzécoute. - Приятель
сразу соскочил на парижский говорок, что не преподается и не учится, а
цепляется как грипп.
- Bonjour, m'sieur. Vous êtes? - Корректно-настойчивые интонации
и подчеркнутая артикуляция небольшого полицейского чина.
- Э… Олег Орлов… А в чем дело?
- Вы имеете отношение к съемкам?
- Нет, вовсе нет, но это мои друзья. Они не говорят по-французски и попросили
меня помочь с переводом. А что случилось?
- Скажите им, чтобы остались на месте, никуда не уходили.
- Хорошо, я скажу. А все-таки, в чем дело?
- Не беспокойтесь, мы только проверим документы, это займет совсем немного
времени.
- Послушайте, но в чем же проблема? Это съемочная группа российского телевидения,
снимает фильм о русских лауреатах нобелевской премии, что жили во Франции.
- А почему они снимают здесь?
- То есть? Э… Иван Бунин, нобелевский лауреат 33 года, долго жил в Париже.
И, насколько я понимаю, сейчас они снимают бывшее российское посольство.
Теперь это официальная резиденция посла, но в 45ом, после войны, это было
посольство. И Бунин там бывал…
- M'sieur, ваши друзья снимают не резиденцию посла, а Министерство обороны.
Кисляеву оставался последний парижский "стенд-ап", после него
можно было сделать перерыв и уехать на пару дней в Коста дель Соль, к
Гусятинскому. За это время группа должна была снять проезды по городу
и переехать в Венецию. Парижские эпизоды составляли часть фильма о русских
нобелевских лауреатах, живших за пределами России. Начинался список лауреатов
с банки с бренным прахом отца иммунологии, Мечникова, что стоит на пыльной
полке в Пастеровском институте. Далее следовал Бунин, один из двух-трех
русских светил, удостоившихся мемориальной доски от нелюбопытных французских
властей. Доски эти в Париже были розданы странно: повесили Фондаминскому,
полузабытому в России издателю, да Николаю Евреинову, "человеку театра",
забытому чуть не совершенно. Набокову, что жил (недолго, в сороковом)
поблизости от того и другого, доски давать не стали. Не досталось и Алексею
Ремизову, соседу Евреинова по дому.
В 45-ом антибольшевистское упрямство многих эмигрантов
смягчилось. Александр Невский чудился в невесомых небесах. Горский злодей,
засевший за бизантино-италийскими бойницами и башнями московского Кремля,
подчас казался не абреком, а чуть не наследником императора Василия Великого.
В том году Бунин побывал в grand hôtel des Estrées, городской
усадьбе потомков одной из пассий женолюбивого короля Генриха Четвертого,
что стала резиденцией русских посланников в 1864 году. Сколько именитых
гостей видели эти стены! Одним их самых особенных был, наверное, Тургенев,
что посетил посольство по случаю визита Великого князя и наследника Александра
Александровича. Дело было в 1879 году. Приглашенный русским послом князем
Николаем Орловым, Тургенев славно отобедал. А назавтра отписал приятелю-революционеру
в Париж, что нашел Великого князя ничтожным. Двумя днями позже, подумав,
письмо аккуратно переписал. Заметил, что с великой радостью нашел в наследнике
человека хорошего, честного и открытого и отправил Якову Полонскому в
Москву,
Кисляев принимал решения довольно быстро, почти небрежно,
полагаясь на неизменную, самодостаточную, почти подростковую уверенность
в себе. Для "стенд-апа" нужно немного, микрофон в руке, заранее
придуманный и продуманный монолог и, по возможности, хоть какое-то движение
в кадре. А лучше всего неторопливо шагать в сторону медленно отступающей
камеры, предоставляя фону меняться самостоятельно. Недалеко от посольского
особняка Кисляев заметил одну из тех приятных решетчатых оград, что уступают
в красоте только их санкт-петербуржским сестрам-соперницам. Наметили порядок
съемки, поторапливаясь - стоянка запрещена - достали из багажника аппаратуру
и начали снимать.
Едва стенд-ап был закончен, к группе подошел чем-то встревоженный
полицейский.
- Bonjour, messieurs. Vos papiers, s'il vous plait, - должно быть, это
был жандарм, так как по традиции жандармерия входит в Министерство Обороны
и ему подчиняется.
- Эээ… Well, I don't speak french. We don't speak french. English. Do
you speak english? Russian television… film, - ответил стражу порядка
режиссер.
- Vos papiers, s'il vous plait, - машинально повторил полицейский.
Кисляев быстро сообразил, что что-то не так, и инстинктивно,
почти не раздумывая, решил поступить по-тургеневски. Автор, Марина, остановила
проезжавшее такси, и Кисляев, предоставив группе разбираться с властями,
отбыл в неизвестном направлении. Жандарм попытался записать номер, но
отвлекся и потому не был уверен, что записал правильно. После торопливого
отъезда полного господина он был решительно взволнован. Именно в этот
момент оператор позвонил приятелю.
…
Два полковника медленно листали паспорта, разглядывали
визы, вяло и неохотно косясь на корреспондентские удостоверения. Жандарм
докладывал: русские, говорят, что снимают фильм о нобелевском лауреате
Бунине, но вот господин, которого они снимали, торопливо взял такси и
отбыл. Номер такси… Полковники скрылись за оградой, чтобы появиться через
два часа. За время своего отсутствия они неторопливо ксерокопировали паспорта,
сделали пару местных звонков, проверили по компьютеру действительность
виз и списки подозрительных лиц. Выпили кофе, поговорили с коллегами и
сделали дюжину других неторопливых и посторонних дел, давая понять этим
иностранцам, что погружение в беспомощное и бессмысленное ожидание - первая
прерогатива власти.
…
Зазвонил телефон, редкое событие для конца июля, когда
парижские обыватели уезжают, уступая место путешественникам и карманникам.
Я услышал в трубке знакомый голос: - Привет, Олег!
- Привет, мой дорогой, как дела?
- Да ничего, только что вернулись, - в отличие от прочих горожан, русские
в этом городе по привычке уезжают в отпуск в июле. - Помнишь, ты мне рассказывал
о съемочной группе? Это ведь твои приятели?
- О какой группе? Это весной, когда Кисляев приезжал? А что?
- Да. Ты ведь их знаешь?
- Ну, не всех. Кисляева не знаю. Немного знаком со сценаристом и режиссером.
Очень милые люди. А оператор - друг детства.
- А ты в курсе, что с ними произошло?
- Ты про историю с Министерством обороны?
- Так ты в курсе?
- Ну, конечно, в курсе. Я же им помогал объясняться с полицией. А ты откуда
знаешь?
- Ну, наш общий друг им приглашение делал. Ты его знаешь.
- А, ну конечно, он же представитель Гусятинского.
- Да никакой он не представитель Гусятинского. Как-то так повелось. Он
не отказывает, когда просят. Так что он часто телевизионщикам приглашения
делает.
- И что?
- Так вот, его в Министерство Иностранных дел давеча вызывали.
- Да? - удивился Олег, - почему?
- Так ведь Кисляев сбежал, хотя было сказано, чтоб никто не уезжал.
- Да, правда, я им перевел, что жандарм просил дождаться проверки документов.
- Ну вот, а он сбежал.
- Это меня не удивляет.
- А теперь Министерство Иностранных дел хочет им на год въезд во Францию
запретить.
- Отчего ж так сурово?
- Ну, Министерство говорит, что они проверили номер такси, и что такси
с таким номером нет.
- Номер записать не могут, - засмеялся Олег. - Но и Кисляев хорош, убежал
и оставил группу разбираться. Хотел бы быть барином, да храбр как приказчик.
-
Да так ему и надо. Не поездит год во Францию.
- Выкрутится. Найдет выходы на посла, поплачется, пороги пообивает, да
и выкрутится. А вот ребят жалко. За них-то он хлопотать наверняка не станет.
Но и французы хороши! Как можно журналистам в визе отказывать? Совсем
КГБешка… Чем дольше здесь живу, тем меньше разницы вижу.
- Конечно, досадно.
- Давай я хоть в Москву позвоню, предупрежу.
- Подожди, не торопись. Это еще не окончательно решено.
- Да? Ну, ладно, - Олег внутренне обеспокоился, но промолчал.
- Но это еще не все. Самое интересное я тебе еще не рассказал.
- Что ж они еще смогли придумать?
- Они жалуются, что их вызывающе обманули. Сбежавший господин, мол, совсем
не Бунин. Мы, говорят, Бунина проверили, он умер!