Владимир Воробейчик

Как я получал офицерское звание

Сразу предупреждаю, что все имена настоящие.

Учился я тогда в МЭИСе (Московский электротехнический институт связи), который кто-то расшифровал, как Московский экспериментальный институт собаководства, в котором было отделение МОПС, а такой факультет действительно существовал. Военная кафедра в институте была обязательна, и без сдачи государственного экзамена по военному делу не допускали к защите диплома.

Изучали мы радиорелейные станции. В последний год у нас преподавал полковник Иван Павлович Задорожный, судя по всему, родом с Украины, т.к. имел украинский говор. Вспомнил я это вот почему.

Когда он вызывал кого-то отвечать, а студент заваливал ответ, у преподавателя была привычка говорить: "Вы не выучили". Когда студент начинал оправдываться, что учил, то Задорожный говорил: "Значит, не прочувствовали", причём согласные у него звучали как-то по-особенному, а ударения он делал сразу на нескольких слогах. Перед началом семинара он имел обыкновение спрашивать, кто не готов.

Однажды, когда он задал этот вопрос, руку подняла Тамара Кожевникова и сказала с украинским акцентном, смешивая звуки "г" и "х": "Я не готова". Вся комната замерла. Задорожный спросил: "Почему?". На это последовал ответ: "Не прочувствовала", - в точности с тем акцентом, с которым говорил сам Задорожный. Все грохнули.

Но это так - отступление. У меня с Задорожным не сложились отношения. Антисемитом я его не могу назвать, было психологическое отрицание друг друга. Можно отметить его отличное поведение по отношению к Лёве Мосиондзу, когда тот на занятия пришёл сильно поддатый и блеванул прямо под парту. Реакция Задорожного была изумительной. Он сказал, что ему срочно надо на кафедру и вышел, дав нам время всё убрать.

Но у меня с ним были другие отношения. Частично виноват был я сам, наплевательски относясь к его требованиям, а когда я стал их выполнять, то было уже поздно, - он меня чихвостил по любому малейшему поводу. У меня это вызывало ответную реакцию, и я давал ему понять своё отношение также при малейшей возможности.

Однако он меня вымуштровал до такой степени, что я знал все схемы наизусть, некоторые из них описывал с закрытыми глазами. В связь входил, намного перекрывая все нормативы. Ко мне приходили консультироваться многие и из нашей группы, и из других групп на потоке. Это не мешало мне учиться с трудом на три балла.

Наступило время экзаменов. Предмет я знал отлично, так что особенно не волновался. Но меня взял к себе Задорожный. Он знал реальный уровень моей подготовки, поэтому после ответа на билет стал мне задавать вопросы, которые я никогда не слышал. Стало очевидно, что он меня засыпал, что грозило отказом от диплома. К счастью, я психанул, потерял самоконтроль, громко, на всю аудиторию, так что слышали члены комиссии, сказал: "Полковник Задорожный, я отказываюсь Вам отвечать" и направился к выходу из аудитории. Задорожный приказал мне остановиться, но я уже ничего не слышал. Какой-то член комиссии попытался меня задержать. Бесполезно: я вышел, хлопнув дверью.

Мой ближайший товарищ Толик Литвин начал меня успокаивать, и через некоторое время я поостыл. Это совпало с тем, что из аудитории вышел кто-то из комиссии и позвал меня. В аудитории ко мне приставили другого преподавателя - полковника Волкова, который и стал меня экзаменовать. Будучи уже остывшим, я отвечал на все вопросы. Волков сказал, что экзамен закончен, я направился к выходу, он - к столу с комиссией, и я услышал свою характеристику: "Он прилично всё знает", после чего мне поставили трояк.

Я остался ждать Задорожного, желая высказать своё мнение о нём. В кармане у меня был маленький перочинный ножик, который Толик забрал, тем самым удивив меня, т.к. о ножичке я не только не думал, я просто забыл о нём. Дождавшись Задорожного, в коридоре при всех студентах и проходящих преподавателях я громко сказал: "Полковник Задорожный, Вы подлец".

Естественно, мне это даром не прошло. Лишить диплома он меня не смог, но написал характеристику, из которой выходило, я чуть ли не избил и изматерил всю военную кафедру, что меня лучше бы отправить в тюрьму, а не присваивать офицерское звание. Звание мне не присвоили по "дисциплинарным" соображениям.

После защиты диплома я попал на год в армию рядовым необученным. На сортировке во Франкфурте-на-Одере (я служил в Германии) какой-то офицер искал людей на радиорелейную станцию, именно ту, которую я знал досконально. Но, узнав, что мне надо служить только один год, этот офицер отказался меня брать. Тогда меня это порядком удивило. Только позже, узнав реалии службы, я понял, что он, скорее всего, был прав. Так я попал в полк зенитной артиллерии.

Солдат спит - служба идёт. Я, узнав, что всех солдат с высшим образованием будут посылать на офицерские курсы, решил отказаться. Но меня никто не спрашивал, пришёл приказ, нас погрузили в эшелон и перебросили на офицерские курсы за два месяца до демобилизации. Там после настоящей службы была настоящая лафа, да и контингент людей был соответствующий.

Помню, сидим мы в казарме на кроватях (что было запрещено), расписываем пулю. Снаружи раздаются шаги. Карты мгновенно прячутся, но листок с пулей убрать не успели, его просто переворачивают. Входит какой-то подполковник. Для понимающего человека, видящего четырёх вокруг тумбочки с листком бумаги посередине, ничего больше объяснять не надо. Мы приготовились к худшему - губы дней на 10. Капитан подошёл к тумбочке, перевернул листок с пулей, поизучал её и сказав: "Всё убрать, на кроватях не сидеть", вышел, оставив пулю на тумбочке и не отобрав карт.

В конце - без всяких экзаменов - всем нам записали, что курсы успешно пройдены.

Демобилизовавшись и страстно не желая получать офицерское звание (переподготовки, да и "чистые погоны - чистая совесть") я поехал в институт связи к Задорожному. Описав всю свою службу, я честно сказал, что не хочу быть офицером и попросил его написать характеристику в военкомат. Через недельку характеристика была готова. В ней повторялось то, что было раньше - что меня надо сажать за хулиганство, что мне нельзя доверять никакое оружие, а присваивать звание - подрывать основы армии. В общем, то, что я просил. Я хотел взять эту характеристику и отвезти в военкомат, но Задорожный не дал мне её в руки, сказав, что вышлет только по запросу военкомата. Пришлось уйти ни с чем.

Примерно через полгода меня вызвали в военкомат. Там мне показали бумаги о присвоении звания лейтенанта зенитной артиллерии ПВО и попросили подписаться. Мгновенно сообразив, что быть лейтенантом - командиром радиорелейной станции несколько лучше, чем командиром огневого взвода зенитной артиллерии, я говорю, что закончил полную военную подготовку в институте связи. Офицер с удивлением спрашивает, почему же я не получил звания. Скромно потупив глаза, отвечаю: "По дисциплинарным соображениям". Он оформляет запрос в институт связи. Я видел этот запрос. Там не было ни звука о поведении, только вопрос "Закончил или нет" и, если закончил, то оценка экзамена по двухбалльной системе "Уд." или "Неуд.". На что институт ответил, что удовлетворительно окончил. Ещё через пару месяцев мне присвоили звание лейтенанта - командира радиорелейной станции.

Но эта история имела продолжение. Я к тому времени поступил на инженерный поток МИЭМа. Там я сдружился с сокурсником Сеней, который закончил институт связи на два года позже меня. Как-то мы стоим в метро и он начинает описывать некоего хулигана, которому не присвоили офицерского звания. Мне это что-то смутно напомнило и я говорю: "Сенька, да это ж про меня". Сенька только махнул рукой, что за чушь: "Это не ты, тебя я знаю". Пришлось его перебить и рассказать всё. Он ошарашенно сказал: "Да, всегда надо выслушивать обе стороны". Так я узнал, что работаю в институте связи после своей "смерти" Змеем Горынычем, которым пугают детей.

Через пару месяцев мы собирались в байдарочный поход на Кольский ещё с одним парнем. Тот, узнав, что я являюсь тем, о котором ходили легенды в институте связи, сначала испугался со мной ехать. Сейчас он - один из моих ближайших друзей.

Но это ещё не всё. Через три года меня направили на переподготовку в институт связи, и я встретил Задорожного. Мы очень мило побеседовали. Во время беседы он спросил, почему я тогда не взял характеристику. На что я, в душе несколько злорадствуя, сказал: "Так я ж просил, Вы сами её не дали!"

Но и это ещё не конец. Через следующие три года я вновь попал на переподготовку. После нескольких занятий преподаватель, с любопытством и искоркой в глазах, спросил, не учился ли я у Задорожного. Мне стало весело, и я подтвердил его предположение. Тогда преподаватель передал мне привет от Задорожного. Я поблагодарил и совершенно искренне передал мой привет Задорожному. Это было последнее эхо всей истории.