Тот
рейс был особенно длинный: на берегу оставалась ты, а со мной - неясность и зыбкая
вера в чудо, растягивавшие время до бесконечности. Но, как известно, чудеса основываются
на точном расчёте, а неясности расцениваются как просчеты при составлении планов.
Моя вера никакого основания под собой не имела. Я верил потому, что очень хотел
верить. Верить в возможность встречи, в прочитанное на твоем лице обещание ждать
. А ,может , я ошибся, и мне просто очень хотелось это прочитать?
И
вдруг это известие - ошеломляющее, неправдоподобное, но уже не подлежащее сомнению.
Известие, безжалостно разрушающее все иллюзии: судно идёт под разгрузку в Калининград,
а не в Таллинн, как предполагалось ранее.
Равнодушное, тусклое
небо нависало тучами над рябью Балтики и бросало на неё снег. Мокрый, холодный,
он бил по глазам, лез за шиворот и ручейками стекал по спине. Снег, снег, снег...
Ему нет никакого дела до тебя. Он рождается в небе, чтобы исчезнуть за бортом
судна. Шесть часов мы простояли на рейде. Ночью, раздвигая носом снежную слякоть,
судно вошло в канал.
Где-то там, на другом конце канала,
нас ждали шум и огни чужого города. Узкие ганзейские улочки старого Таллинна.
Вы были такими милыми и уютными для нас. Были, потому что нам уже не бродить вдвоём
по вашей каменной звонкости: долгие сутки следующего рейса, которые начнут свой
отсчёт через три- четыре дня стоянки, конечно же, значат слишком много в противовес
короткому знакомству двух случайно встретившихся людей.
Зыбкая
вера в Чудо растаяла, не выдержав натиска действительности. Подошёл буксир. Слышно,
как застучали каблуки матросов палубной команды. А снег всё валит и валит. На
берегу ёжатся фигурки встречающих. Восемь человек - не густо. Чужой порт -
не все жёны летят за сотни миль, чтобы взглянуть на своих мужей, порадоваться
встрече и через считанные дни опять проводить их в долгий рейс. Я по- хорошему
порадовался тем немногим счастливчикам и, задёрнув шторки на иллюминаторе, лёг
спать. Мне снились твои жёлтые глаза, солнечные колечки волос. Ты стояла на
Ратушной площади и махала мне рукой. Я побежал. Ты неожиданно прыгнула на вершину
белого блестящего айсберга и, смеясь, стала раскачивать растущую на ней пальму.
Большие спелые кокосы с грохотом посыпались вниз. Они скакали по ледяным бокам
айсберга, стукались друг о дружку...
Я открыл глаза. В дверь
каюты стучали. - Проснись, тебя к трапу вызывают! - доносился из-за двери голос
третьего электромеханика.
Я встал, плеснул на лицо из под
крана пригоршню воды, подошёл к иллюминатору, открыл шторки и выглянул наружу. Прошло
уже четыре часа, как мы пришвартовались к стенке. Снег успел растаять, и только
небольшая белая полоска в тени пакгауза напоминала о ночном снегопаде.
Прямо
перед иллюминатором блестела громадная гора соли. Портовый кран осторожно ставил
на причал строп мороженой рыбы. Светило солнце. Около трапа, запрокинув голову
вверх, прикрыв от солнца козырьком ладони глаза, стояла невысокая, худенькая девушка.
Она прижимала к груди букет остроконечных хризантем и всё время привставала на
цыпочки, стремясь возможно скорее преодолеть пространство, разделяющее берег и
палубу судна.
Я знал, что ты не прилетишь. Это дорого, долго,
хлопотно... Мы ничего не обещали друг другу. За три дня нашего короткого знакомства
мы почти ничего не успели друг другу сказать. Но это была ты. Опрокидывающее
всякую логику Чудо смеялось и махало мне с берега остроконечными хризантемами..
ЖЕЛТЫЙ ЦВЕТ
Весь мир был желтый:
жёлтый сад, жёлтое солнце, жёлтая стена дома, проглядывающая сквозь пожелтевшую
листву. И настроение у меня тоже было жёлтое, осеннее.
Я
сидел на краешке мокрой скамейки и смотрел на проходивших мимо людей. Пестрота
мелькавших перед глазами лиц и нарядов действовала угнетающе. Извечный диссонанс
между природой и человеком казался в тот день особенно ужасным. Конечно, настроение
не всегда можно менять в тон времени года. Но хоть какой-то отблеск Осени должен
же быть на лицах людей? А одежда? Эх, люди, люди! У одних вкуса, у других денег
не хватает, чтобы одеться, как подобает.
Я с грустью смотрел
вслед шумной компании подростков, гнавших впереди себя ногами пустую банку из-
под Пепси. Когда все они слились в одно большое, беспрерывно пульсирующее аляповатое
пятно, я повернул голову в другую сторону и увидел, что на соседней скамейке сидит...
Королева Осеннего Сада...
Да, да, не просто девушка, а именно
Королева, потому что и большие грустные глаза, и легкий жёлтый плащик, и бледно-палевые
сапожки - всё-всё в ней было необычайно осеннее. Ее рыжие волосы были ей удивительно
к лицу и беспредельно гармонировали с красноватыми листьями клёна, стоящего чуть
поодаль.
Следом за Королевой к скамейке подбежала небольшая
премиленькая собачонка, бежевого цвета, с продолговатым серым пятнышком на боку.
Улегшись возле ног своей хозяйки, она почти слилась с землей.
Грустная
лирика осеннего сада в соединении с поэтичностью лица, рук, одежды - всего облика
девушки - пробудили в душе прилив нежности. В осеннем воздухе уже рождались строчки
стихов, готовые вот-вот тронуть мои губы, как вдруг громкий лай какого-то пса
вторгся в этот зыбкий, только-только зарождающийся мир гармонии.
Большой
неуклюжий пес нёсся вдоль аллеи прямо на нас. Комья грязи, вылетая из- под его
громадных лап, шлёпались на листья, на одежду прохожих... Судя по скорости, с
которой он приближался, и злобному лаю, намерения у него были не очень благородные.
В
памяти моментально ожили светлые образы мушкетёров, романтических рыцарей средневековья
с их мужеством и бескомпромиссностью в поступках, когда дело касалось защиты прекрасного
пола. Я мельком взглянул на прижавшуюся к ногам моей Королевы собачку и, зажмурив
глаза, бросился наперерез псу и... распугав целую флотилию пожелтевших листьев,
растянулся в громадной луже.
Пес, сделав фантастический
пируэт, вихрем перелетел через меня, пронёсся мимо Королевы с ее напуганной
собачонкой и резко затормозил возле деревянного забора, некогда защищавшего сад
от набегов детворы. На заборе сидел большой рыжий кот и лениво посматривал на
пса одним глазом.
Кот был в безопасности. Девушке с собачкой
тоже ничего не угрожало. Всё было обыденно и просто. Волосы у девушки были крашенные,
жёлтый плащ как-то неестественно ярок.
И вообще, ей было
ещё очень далеко до Королевы, иначе бы её грязно-серая собачонка не лаяла на меня,
а девушка не смеялась бы так громко в эту грустную осеннюю пору.
