Борис Геллер
Два рассказа

Зимним вечером 1981 года я вышел из трамвая на остановке «Земляной Вал», в одном из старых районов Москвы, и через несколько минут нашёл здание, которое искал. Вывеска гласила - «Школа бокса».

Я шёл устраивать жизнь своего десятилетнего племянника, единственного еврея в классе, ребёнка тихого и откровенно небоеспособного.

Вошёл. В тихом и тёмном вестибюле отряхнул снег с ботинок и за дверью с табличкой «Методический кабинет» довольно легко отыскал старшего тренера, заполнявшего какие-то ведомости. Человек лет сорока, высокий, мощный и очень спокойный, он производил приятное впечатление. Предложил сесть. Я представился и изложил проблему. С того дня прошло более двадцати лет, но наш диалог я помню хорошо.

- У меня есть племянник, слабый домашний ребёнок, который совершенно не  способен за себя постоять. 
- Это бывает. 
- Моя сестра не понимает, что только занятия боксом смогут ему помочь, поэтому я и пришёл в качестве родителя просить, чтобы вы посмотрели мальчика и, если можно, приняли бы его в начинающую группу. 
- Ну, отчего же не посмотреть... 
- Понимаете, он абсолютно не спортивный... 
- Это поправимо. 
- Его поколачивают в классе, потому что... ну, одним словом ...  поколачивают. 
- Проблема мне знакома. 
- Мне и самому в школе доставалось, потому что... ну, в общем, доставалось... поэтому я очень за него переживаю. 
- Я понимаю. Пусть приходит. 
- Так когда ему придти? 
- В следующий вторник, в пять. 
- И найти вас? 
- Да. 
- Простите, я не спросил, как вас зовут? 
- Золкин, Лазарь Давидович.

Мой племянник живёт в Нью Джерси, в большом собственном доме. Работает программистом. Ездит на джипе. Счастливо женат. Драться он так и не научился…

Выходит, я зря потратил тот зимний вечер?

Заложники

В детстве у меня была отличная коллекция оловянных солдатиков. Игра с ними поглощала меня целиком. Ребёнком я рос болезненным, школу пропускал часто, а игру на скрипке, навязанную родителями, тихо ненавидел.

На моё несчастье у меня был абсолютный слух, и папа с мамой не  оставляли надежу на то, что с возрастом ненависть притупится, а то и вовсе пройдёт. А пока даже в те дни, когда по причине слегка повышенной температуры мне позволяли в обычную школу не пойти, в музыкальную тащиться приходилось.

Я вяло пиликал свой урок, но мысли мои были далеко. Я мечтал поскорее вернуться домой, к своим оловянным солдатикам.

Думаю, что с солдатиков и началась моя любовь к оружию. Я до сих пор с феноменальной скоростью разбираю и собираю автомат Калашникова (мой сослуживец Колян, глядя на это, говорит, что мастерство не пропьёшь!) и любовно чищу и пистолет жены, и оба своих - служебный и личный.

В 1994 году я проходил интенсивный курс стрельбы. Программа,  рассчитанная на несколько месяцев, была построена по принципу нарастающей сложности. Инструктор Давид был энтузиастом своего дела и принимал близко к сердцу наши успехи и неудачи. Мы честно старались.

И вот - последнее занятие. Тема: освобождение заложников. Давид объясняет задачу сразу всей группе, но выполнять её придется по очереди: «Значит так. По моей команде ударом ноги открываете дверь в комнату тира. Вбегаете. Свет там будет погашен, так что сильно не разбегайтесь.

На двух перпендикулярных стенах, удалённых от входа, висят мишени. Мишени парные, то есть каждая состоит из фигуры террориста и фигуры заложника. В какой-то момент я включу свет на несколько секунд. За эти несколько секунд вы должны будете выстрелить столько пуль, сколько посчитаете нужным.  Задача - уничтожить всех террористов и не ранить  заложников.

Сколько пар мишеней будет на стенах, я вам заранее не скажу. Только имейте ввиду, что все фигуры выглядят почти одинаково. Разница между террористом и заложником только в одном: у террориста на лбу нарисован кружочек, а у заложника - квадратик. Всё ясно? Вопросы? Тогда вперёд. Кто первый?»

Иногда я сам себе задаю вопрос: «Ну, почему я всегда должен быть первым?!» Летом 1976 года я проходил сборы в рамках институтской военной кафедры. Выстроил нас однажды утром полковник Борис Исаакович Перский и объяснил учебно-боевую задачу. «Товарищи курсанты, сегодня мы отрабатываем наступательные действия солдата-одиночки в бою на  открытой местности.

Каждый из вас получит в дополнение к автомату ещё и  настоящую гранату. Метание гранаты мы уже отрабатывали.  Значит бежите отсюда вон до той черты, стреляя на ходу. Перед чертой прекращаете стрельбу, вырываете чеку и бросаете гранату.

Сразу после броска продолжаете бег в направлении мишени, непрерывно стреляя в неё из автомата. Радиус разлёта осколков гранаты значительно короче того расстояния, на  которое здоровый мужик способен её метнуть. Так что старайтесь. Всё ясно? Вопросы? Тогда вперёд. Кто первый?

Первых явно не находилось. Борис Исаакович помедлил немного и остановил свой приветливый взгляд на мне. Я и так уже всё понял, но он нашел нужным облечь свою мысль в слова. Мы с ним были полные тёзки, так что то, что он сказал громко, выглядело так: «Пожалуйте, Борис Исаакович...». А когда подводил меня к начальной линии огня, тихо добавил: «Покажи гоям класс...».

Сначала у меня всё шло гладко, но как только я бросил гранату в цель, так сразу от страха и растерянности упал, закрыв сверху голову руками. Рвануло, а я не встаю. Перский, который всё время бежал рядом со мной, пнул меня ногой и сказал: «Вставай, Исаакыч, стыдно!».

И вот, через девятнадцать лет, я опять первый. Ударом ноги открываю дверь, врываюсь в тёмный зал тира, чувствуя на затылке дыхание инструктора. На мгновение вспыхивает свет, и я успеваю боковым зрением увидеть две пары мишеней вовсе не там, где я ожидал. Два спаренных выстрела. Четыре пули. Всё кончено…

Инструктор включает свет. Во лбах обоих заложников по две аккуратные дырочки. Давид смотрит на моё растерянное лицо и даёт мне пинка. Мы оба хохочем.

Господи, какое счастье, что здесь никому не надо показывать класс!