* * *
Из сизого тумана, ниоткуда,
из дальнего еще небытия,
а, стало быть, из смерти
мерно волны
приходят, тихие,
подобные дыханью
и току мыслей,
или утешенью -
но вот огромная,
наверное, цунами, -- рвануло где-то -
"Здравствуй!" - и снова тихо, медленно,
спокойно
листают волны
скромные мгновенья
больного бытия,
усопших чувств,
раздумий,
и ожиданья:
"Настанет ли покой? И будет ли
когда-нибудь мне счастье? Придет ли, наконец,
искомое всю жизнь очарованье
гармонии страстей
и приходящих мыслей?"
Песок шуршит,
шипящая вода,
мне шепчет:
"успокойся,
все это ничего,
все ничего,
проходит",
но где-то далеко, наверно,
в глубинах сумрачных уже встает
грохочущее, с ревом:
"А, может,
все
еще
случится?"
Тише шепота
По фене бытовой я вытираю ноги
об это имя и вослед плюю,
и не могу связать двух фраз
из гардероба вежливости, но…
но почему мне до сих так больно?
Зачем я разговариваю с ней?
И отчего я в каждой юбке вижу
ее порочную готовность ко всему?
Не иссякают горечь и обида
и бьет родник фантазии моей:
все обвинения, раскаянья и мольбы
теперь напрасны, глупы и смешны,
я ухмыляюсь им и я шепчу проклятья
и тихо-тихо говорю "вернись".
Старое новое тысячелетие в с.Марине
Мы рукоплещем - океан волнуется на бис,
встает волна - от уха и до уха,
над горизонтами седой туман завис,
и на пуантах - белая чернуха.
Мы хлопаем, орем, мы не устали,
а океан - шалун, игрок, бахвал,
а он смеется, как товарищ Сталин
на девятнадцатом, прищурясь от похвал.
И DVD -любовь и прочие напасти -
все впереди и только предстоит,
мы на галерке пьем Мартини-Росси Асти,
а на поклоне океан стоит.
По-юлиански (в Папу мы не верим)
трещит башка от выпитых вчера,
и мы, тысячелетиями меря,
срываем пробки с сизого утра.
