О всемирно-историческом значении отчетно-выборного собрания
Подводя промежуточные итоги пятнадцатилетнего движения
в никем и никак не определенном направлении, можно с достаточной степенью
правдоподобия утверждать, что никакой рыночной экономики в стране, занимаемой
разными государственными эмбрионами, клонами и выкидышами истории, так
и не "склалось", да и не могло сложиться по той простой причине,
что нет экономики.
То есть, хозяйство и производство как формы организации
жизнедеятельности есть и существуют, а экономики как формы отношений между
хозяйствующими субъектами и производителями-потребителями - нет. Такая
бесформенная получилась картина после краха всяких госпланов и госснабов,
потому что земляческие банды и мафии, паразитирующие на останках этих
экономических структур, - это из сферы насилия и криминалистики, а вовсе
не экономики.
Ну, не "склалось" и не "склалось",
никто и не ждал, что сложится, потому что как же оно могло сложиться,
если вчера за предпринимательскую деятельность давали от четырех до восьми,
а в особо крупных размерах - до вышки, а сегодня - уже все можно? Но за
этим все - ничего. Ни образования, ни опыта, ни понимания.
Если маленькие-маленькие белые помыть и порезать с
зудиловской тщательностью и безжалостностью, туда же - молодую картошечку
типа "золотой юкон", туда же - пол-луковицы в ядрено-золотой
оправе, туда же, сняв накипевшую невинно-белую пенку, вермишельки, да
не дать остыть, да со сметанкой, да маленькими такими тарелочками - и
в глазах плывет усталая сытость и понимание: жизнь удалась сегодня на
славу. И в этой поволоке как-то само разбредается по койкам и сладко спится
легкими снами детства, а лицо горит и пылает от горной грибалки, потому
что живем мы на широте Крайнего Севвера, но не милой отчизны, а Индии,
и солнечная радиация проникает даже сквозь двухкилометровую вату слоисто-кучевых
и задумчивых. И страсти улеглись валетом к нашим телам - подальше от голов
и грея пятки.
Зато в стране, обладающей невероятной для остального
мира идеологической насыщенностью, сложился политический рынок.
В чем отличие политического рынка от коммерческого, экономического?
Во-первых, экономический рынок представлен всего двумя
позициями, в тени которых - еще одна пара субпозиций. Покупатель и продавец
- вот и все, что реально фигурирует на рынке. А за этой парой стоят потребитель
и производитель. Если рынок ориентирован на потребителя, он называется
потребительским, если имеет место диктат производителя - производственным.
Потребительский рынок, фактически, существует только в сладких снах либералов:
потребительское стадо, бичуемое рекламой, послушно следует за агрессией
производителей, выбрасывающих на рынок все новые и новые излишества и
ненужности, гиперболизируя "потребности": в ходу уже телеэкраны
метр на полтора, компьютеры, каждый из которых может вместить по несколько
библиотек Конгресса, гамбургеры для детей от восьми до восьми с половиной
лет, страдающих косоглазием.
В отличие от коммерческого, политический рынок - многокомпозиционное сооружение.
Субъектами политического рынка являются:
собственно легальные власти, как правило, борющиеся за
самосохранение или "передачу в надежные руки" своей власти,
собственно политические партии, объединения и прочие
образования, временные и более или менее постоянные, преследующие политические
цели ( в идеале; на практике - ну, какие политические цели могут быть
у ЛДПР?)
собственно структуры "реальной власти" (авторитеты,
олигархи, партхозактив, чиновничье-бюрократическая номенклатура и другие
криминальные образования)
собственно средства массовой информации и их владельцы
(имеются в виду не акционеры и прочие фигуранты "приватизации",
а реальные владельцы)
собственно пиаровцы
собственно кандидаты (недалек день - и у нас появятся
профессиональные кандидаты во все возможное)
собственно избиратели.
"Не проспи: я поехал" -- трогает меня за
счастливую пятку выспавшийся за всю прошедшую неделю Зудилов. Вчера я
вернулся из пиццерии лишь около одиннадцати. Вечеряли за полночь: грибная
икра, баклажанная икра, норвежский лосось, ливерная колбаса, жареные грибочки,
всякие другие под руку попавшие деликатесики - разве можно такое и столько
жрать? Ночь прошла в бурливых разговорах и рассуждениях: "Синсирали
с кем ни попадя не сядет, это вам не Консирали" - "Странные,
но благородные традиции у этих японцев: чуть заштормит, они сразу начинают
винчестерами тарелки и прочую посуду бить" - "Интересно, они
стволами их или прикладами?" - "А Россия - страна малокультурная,
у нас, если кого заштормит и закачает, сразу начинают бить морды и не
винчестерами, а калашниковыми, если Лермонтову верить" - "Да,
бить морды дешевле, чем тарелки, но как-то неэстетично. Хамы мы, все-таки".
Но теперь уже все позади, и Зудилов мчит в свою Силиконовку,
разгоняя по сторонам дождь, а мне что-то надо делать с оставшимися грибами
перед вечерней дойкой чаевых. Зима, конечно, спросит строго за праздничным
новогодним столом: "Где холодного соления?", но я ей скупо отвечу,
тыча селедкой: "Обойдешься!": сейчас грибы надо готовить к короткой
дистанции заходящего уикэнда.
Кто на этом рынке производитель, кто потребитель, кто
покупатель, кто продавец? - торгуют, продают и покупают все. По степени
сложности этот рынок отличается от коммерческого также, как бридж от подкидного
дурака.
Можно ли представить себе коммерческий рынок, где бы
продавцы отстреливали покупателей, а покупатели - продавцов (о потребителях-производителях
речь вообще не может идти)? А на политическом рынке пальба стоит не только
внутривидовая (меж конкурентами), но и межвидовая: пиаровцы бабахают по
СМИ, СМИ - по кандидатам, те - по бюрократам, все вместе - по властям,
власти по избирателям, избиратели забивают болт на всех. Попав на политический
рынок, увернуться от этой беспорядочной стрельбы просто невозможно.
Смерти нет, просто иногда уже нечего выпить. Недавно
прочел о себе в Рамблере, в каком-то отечественном издании: "хорошая
проза недавно умершего писателя" -- как быстро растет разница во
времени между вечно спешащей в историю Россией и малоподвижной Калифорнией.
Ближайший магазин кажется вымышленной мечтой, как, впрочем, и вся эта
жизнь. Нет большей выдумки, чем наша реальность. Ошаришь вокруг, а кругом
сплошная Америка. Разве так бывает? И чего она тут делает в моей жизни?
Океанами со всех сторон обложили, мичуринскими шагающими эскаваторами
грейт каньонов нарыли. Зарплату не баксами выдают, как у нас, а сомнительными
чеками. Все слегка понарошку, как страхование жизни на случай смерти.
И лишь сладковатый витиеватый запашок грибного супчика шепчет дедушкиным
матом: "твою, прорвемся, не бэ".
За всем этим грохотом из всех стволов стоит проблема,
по сути и формирующая этот рынок: кто есть заказчик?
Тут непременно надо сказать, что выборы - это и все,
что нам удалось отвоевать у советской власти, выборы - это единственный
институт и инструмент демократии в стране победившего авторитаризма (от
волюнтаризма до прямого тоталитаризма и персональных диктатур).
Надо также отметить, что политический рынок гораздо плотней,
насыщенней, а потому и драматичней коммерческого. Здесь - подлинные страсти
и борьба, здесь "кругом враги", поджигающие родную хату со всем
мыслимых и немыслимых сторон.
На поверку выясняется, что заказчиком выборной кампании
кандидат, как правило, не является: он чья-то креатура и марионетка, порой
даже зарабатывающая на своем кандидатстве. Но и тот, кто оплачивает выборную
кампанию, не является заказчиком, потому что целей у него (у них) нет,
а есть желание либо поучаствовать, либо победить (цена этим желаниям разная
и отличается на один и более порядков). У СМИ и их владельцев нет никаких
иных целей, кроме денег (не забывайте о древности этого бизнеса), а потому
- какой тут заказ? Народ, представленный избирателями, угрюмо безмолвствует,
не имея никакого мнения, кроме чужого и навязанного (Мишель Фуко утверждал,
что аристократия мнения - за пределами демократии). Власти также не являются
носителями заказа, ибо их шкура - это не заказ, а шкура. Под подозрением
остаются только пиаргеноссе, которые, строго говоря, -- лишь средство,
а средство по принципу целей иметь не должно. Но…
Но в этом-то и парадокс политического рынка, что это,
на разных уровнях рефлексии:
беззаказное месиво
месиво, формируемое всеми позиционерами рынка
самозаказ пиара
заказ истории.
Последнее понимается очень немногими.
Я не уверен, что нам удастся создать какую-нибудь экстравагантную
модель рыночной экономики. Скорей всего, это будет нечто ублюдочное, как
бере зимняя Мичурина, смесь нашего антигуманизма с их расточительностью.
Но на поприще политического рынка Россия действительно творит нечто такое,
отчего у мира скоро начнет отвисать челюсть удивления и восторга.
Вряд ли я когда-либо еще буду приглашен поучаствовать
в выборных кампаниях. Да и сами эти выборы могут закрыть по причине "очевидноси
результатов" или под другим предлогом перехода к очередному фашизму.
Моя десятилетняя пиаровская карьера, кажется, закончена: кому нужен отставший
от жизни дряхлеющий текстовик и игродел? И потому мне теперь легко сказать:
мы делаем историю и работаем на нее.
Разочарование
Всю ночь лило, штормило, угрожало
И пеной грязною несло.
Прибой шипел, высовывая жало,
С небес и крыш, как из ведра, текло.
Природа, разъяренная разводом
С антициклоном, бьется ни за зги.
Мне полуспится: теплым хороводом
Мерещатся хозяйкины шаги.
И всю-то ночь шептали мне за стенкой
Шаги и шорохи. Немытую посуду
Рука хозяйки мыла с теплой пенкой
И разутюживала стиранную груду.
А по утру волна еще играла,
И гнал рванину парусов соленый бриз,
И птичья нечисть с гиком подбирала
Заснувших рыб воняющую слизь.
