Иосиф Кременецкий, Ph.D.
( Миннеаполис, США)
Блокадные воспоминания в аспекте истории
Часть первая


Каждый раз кажется, что достигнут предел зла, но это не так. Фантазии дьяволов в облике человека неисчерпаемы. Ужасы и трагедии следуют одна за другой в течениe всей человеческой истории.

Один из величайших злодеев истории - Гитлер, - принимая решение об уничтожении евреев, сослался на то, что человечество вскоре забыло о том, что в начале 20 века турки уничтожили около миллиона армян. Но евреи были лишь первыми в перечне репрессирумых народов. Идеология фашизма прямо говорила об этом. Преступления не могут и не должны забываться. Кровавый 20-ый век ушёл в прошлое, но террор продолжается. Он лишь становится более изобретательным, используя для своего осуществления всю силу дьявольской фантазии. Это обязывает нас, переживших экстремальные эпохи истории человечества, оставить потомкам свидетельства очевидцев.

Отлично сознавая, что любое свидетельство субъективно, я надеюсь на то, что даже субъективное мнение способствует приближению к истине. Надеюсь, что воспоминания будут полезны последующим поколениям ибо изучение истории - это единственный способ, способный чему-то научить людей, хотя в ходу и афоризм, что "история ничему не учит". И оправдывается он в гораздо большем числе случаев, чем хотелось бы. История действительно не может ничему научить того, кто её не знает или сознательно фальсифицирует. Шестьдесят лет минуло со времён блокадной зимы… За это время произошло многое, но память о том времени вечна.

Горечь и боль воспоминаний военных лет несколько сглаживает то, что смерть и кровь миллионов конечном счёте были увенчаны Победой. Очень велика оказалась её цена. Война закончилась разгромом самого гнусного врага человечества в новейшей истории. Когда вспоминаешь, что 57 лет назад, 16 апреля 1945 года, силы 3-х фронтов (1-ого и 2-ого Белорусских и 1-ого Украинского) под руководством маршалов Жукова, Рокоссовского и Конева начали штурм фашистского логова - Берлина, то кажется, что произошло чудо. Зимой 1941-1942 годов в поверить в это скорое будущее было почти невозможно.

В Берлинской операции со стороны Красной Армии приняло участие около 3-х миллионов солдат и офицеров, 41600 орудий, 6400 самолётов, 6300 танков. Такую огромную силу удалось накопить несмотря на трудности. Миллион одурманенных расистской идеологией, закалённых в боях германских солдат, сопливых юнцов и дряхлых стариков, боровшихся до конца, были окружены и рассечены надвое мощным ударом. И вскоре капитулировали или были уничтожены. Многие участники сражения с обеих сторон оплатили жизнь и будущее демократии своими жизнями. Ещё большее число остались калеками. Но от описываемых в воспоминаниях событий это отстояло на расстоянии 4 тяжелейших, пропитанных кровью и потом лет.

Блокада Ленинграда является одной из величайших трагедий Второй мировой войны, сравнимой, пожалуй, по своим результатом с гитлеровскими лагерями смерти. Отличие лишь в том, что люди, жившие в Ленинграде, имели надежду, чувствовали заботу и помощь всей страны, и надежда не покидала многих до самой смерти. Вернее, до того момента, когда умирающий от голода человек впадал в апатию. Но у людей, боровшихся за свою жизнь, это умножало силы.

Единственным доступным и вездесущим средством, внушающим человеку, что он не брошен на произвол судьбы, кроме близких людей, в то время было радио. Оно никогда не выключалось и связывало нас с огромной страной, истекающей кровью в тяжёлой борьбе. Передачи в то время велись сравнительно редко, гораздо чаще транслировались марши и песни. Но большую часть времени постоянным напоминанием о жизни являлся непрерывно звучащий метроном, стук которого либо успокаивал, либо предупреждал. Редкий стук - говорил о том, что нет ни воздушной тревоги, ни обстрела. Частый звук предупреждал о налётах и для некоторых был последним звуком, услышанным человеком перед смертью.

Предлагая потомкам мои личные воспоминания, которые писались через несколько десятков лет после происшедших событий, я намеревался добавить лишь один штришок к картине жизни людей, которым выпало несчастье быть свидетелями этих событий - и счастье уцелеть в буре Второй мировой войны.

Лишь надежда помогала людям пережить неизмеримые страдания, проявить способность обычных людей выжить в экстремальных условиях. Многое уже ушло из памяти, многое претерпело изменения после знакомства со свидетельствами тех времён и документами, ставшими доступными. Не знаю, будут ли историки возвращаться к этой теме вновь, но одной из немногих правдивых книг о том времени я считаю книгу о блокаде Ленинграда моего земляка в США, миннесотца Гариссона Солсбери, умершего в начале 90-х годов, которую я хотел бы рекомендовать интересующимся этим периодом истории. Это был единственный американский корреспондент, находившийся в Ленинграде всё время блокады.

Изучение истории всегда происходит по двум направлениям: знакомству с личными воспоминаниями участников событий в сочетании с анализом главных событий, происшедших внутри и вокруг изучаемого объекта по историческим материалам, что и пытается сделать автор в этих записках. Резюме оставшихся в моей голове воспоминаний, и сопоставление их с важнейшими историческими документами того периода отражают взгляды человека, находившегося между детским и юношеским возрастом в то время и человека умудрённого жизненным опытом и знакомого с историей этих событий. Я постарался описать жизнь такой, как я её помню с уровня юношеских лет, увязав эти воспоминания с общей историей и оценками более позднего времени. Сейчас с высоты своих лет я понимаю насколько восприятия детства отличаются от воспоминаний зрелого человека. Поэтому я обращаюсь к будущим читателям с просьбой быть снисходительными.

Перед войной мы жили в Ленинграде. Я родился и всё моё детство прошло в этом прекрасном городе. Вырос я в благополучной еврейской семье, где существовали внимательность и бережное отношение друг к другу, полностью отсутствовали пьянство и скандалы, характерные для окружающей действительности того времени. В семье по-еврейски не говорили, поэтому еврейского языка я не знал и не знаю. Еврейские обычаи соблюдались очень ограничено и нерегулярно. Мы жили обычной жизнью среднего слоя СССР и главным фактором, заставлявшим нас иногда вспоминать о нашем еврействе, был антисемитизм. Да и то я знал о нём лишь понаслышке.

Мои близкие не подвергались репрессиям, т.к. не проявляли активности в политической жизни и не занимали важных руководящих постов. Это были простые труженики, довольствовавшиеся минимумом благ, ограничиваясь рамками которых, можно было не вызывать недовольства властей. Политические репрессии коснулись их мало, и то только в начальный период революции. В 30-м году мой дядя со стороны мамы (Исаак Ватин) был репрессирован как нэпман на 5 лет, которые он провёл на строительстве канала Москва-Волга. Со стороны родственников отца никто репрессиям не подвергался.

Семья наша состояла из 4-х человек - родителей и двух детей. В год начала войны мне исполнилось 11 лет, а моей сестричке 3 года. Кроме того, с нами в течение последних трёх предвоенных лет жила пожилая женщина Ксения, помогавшая матери справляться с хозяйством. Её появление в семье было вызвано рождением сестрички. Она никогда не была замужем и очень любила нас, детей, являясь настоящим членом нашей семьи. Была она, возможно, из раскулаченных крестьян, правда, точно об этом мне неизвестно. Своего жилья в Ленинграде у неё не было. Наша квартира была для неё домом. Имелся лишь брат, работавший дворником в нашем районе. Летом она жила с нами на даче. Все пятеро человек располагались в одной комнате в большой коммунальной квартире, принадлежавшей некогда целиком семье моего деда, успешного петербургского портного. Для стационарных кроватей места не хватало, и Ксении приходилось каждый вечер стелить постель на раскладушке.

Семья деда переселилась в эту квартиру в конце 19 века, и до начала 60-х годов прошлого века, т.е. более полувека, мы жили там. В квартире было 6 комнат. После революции в результате произведенных уплотнений появилось ещё 3 новых съёмщика. Таким образом на долю нашей родни оставалось 3 комнаты. Квартира превратилась в типичную коммунальную квартиру сталинских времён. Старший брат моей мамы, дядя Гриша, занимал комнату напротив нашей с окнами, выходящими во двор, а средняя мамина сестра - тётя Зина - комнату рядом с нашей окнами, выходящими на улицу. Они оставались незамужними всю свою жизнь.

Наша комната, разделённая после рождения сестрички на две части, была самой большой и самой лучшей в этой квартире. Её площадь 32 квадратных метра. В комнате были 3 окна, выходившие на ул. Маяковского.

Другая мамина сестра - тётя Аня - жила неподалёку с мужем, дядей Борисом, об огромной роли которого в спасении нашей жизни во время блокады будет сказано далее. Его помощи мы обязаны тем, что нам удалось не умереть с голоду. Тётя Аня была с нами в эвакуации и очень много помогала нам. Своих детей у неё не было. Поблизости жила и самая старшая из маминых родственников - тётя Лена, но она ещё до войны погибла. Попала по трамвай.

Мой отец родился в г. Черкассы (Украина). В 30-х годах он переехал в Ленинград. В это время стремление к знаниям и получению городских профессий было типичным для еврейской молодёжи из Черты Оседлости. Революция сняла многие запреты. Мой отец в начале своей ленинградской жизни работал токарем на машиностроительном заводе. Позже он перешёл на административную работу в торговле. Он был первым из своей семьи, поселившимся в Ленинграде. Затем приехали его мама с четырьмя детьми. Все молодые члены этой семьи учились в техникумах Ленинграда и были, как и многие еврейские молодые люди, активными комсомольцами. Но их активность не переваливала за нормы дозволенного поэтому, а, может быть, и просто волею случая, повторяю, никто из них репрессиям не подвергался.

Судьба 4-х сыновей бабушки со стороны отца во время войны сложилась трагически. Трое из них погибли, а четвёртый - Аркадий - остался в живых потому, что работал в танковой промышленности. После войны он продолжал работать в известном танковом НИИ - 100. Мой папа Исаак и его младший брат Яков погибли на фронте. Старший брат Абрам умер во время блокады, а его сын Изя умер уже в эвакуации. Муж сестры, тёти Сони - Матвей Слободкин - был мобилизован в ВМФ и в начале войны попал в плен. О его судьбе ничего не было известно. Уже после окончания войны он дал о себе знать. Оказалось, что он всю войну провёл в немецком плену. Немцы не знали, что он еврей. После войны он оказался в сталинском лагере, где провёл 2 года. По выходе из лагеря он возвратился в семью и умер от рака через несколько лет.

Муж другой сестры, тёти Жени, Роман Дацковский значительную часть войны воевал в миномётных частях на Ленинградском фронте. Позже за знание немецкого языка его перевели в агитационную команду. Закончил он войну советским комендантом одного из районов города Будапешта. Был награждён многими орденами. После войны он работал в военной приёмке большого обувного предприятия "Скороход" и дожил до глубокой старости.

Перед войной мой отец работал директором магазина культтоваров. Мать подрабатывала надомницей в шляпной артели и вела домашнее хозяйство. Достаток семьи был средний. Помню, что многого мы позволить себе не могли. Например, кондитерские изделия дети получали только по большим праздникам. Тем не менее, каждый год было принято выезжать на дачу, как правило, в один из пригородов Ленинграда, чаще всего в Сестрорецк или Всеволожское. Это было традицией в семьях среднего класса с маленькими детьми.

Начало лета 1941 г. выдалось холодным, и мы собрались на дачу только к концу июня. Снята была небольшая комната в Сестрорецке. Переезд был намечен на воскресенье, 22 июня. На этот день была заказана машина для транспортировки вещей. Предполагалось, что мама с Верочкой и домработница Ксения поедут поездом, а мы с отцом - на грузовой машине с вещами.

Назавтра "началась война, т.е., - как писал Л.Н. Толстой, - совершилось противное человеческому разуму и всей человеческой природе событие". В воскресенье 22 июня 1941 года ночью пришел гонец из военкомата и захватил с собой отца. Ему исполнилось в то время 40 лет. Он был приписан к войскам ПВО, и иногда его вызывали на тренировки. Мы еще не знали о начале войны и считали, что это очередная учёба. Такие случаи раньше бывали. Утром я спокойно отправился в ближайший кинотеатр "Спартак" смотреть кинофильм с популярным в то время клоуном Каран Д'Ашем в главной роли. Возвращаясь из кино, я увидел толпы около уличных репродукторов, которые были установлены на многих углах и использовались обычно во время праздников для передачи музыки и лозунгов. Сразу не придал этому значения, и только придя домой, я узнал о начале войны.

Передавали речь Молотова. Настроение было тревожное, но приподнятое, обо всех ужасах, ожидавших нас впереди, мы не подозревали. Многие, в том числе и я, были абсолютно уверены, что враг будет разбит и война долго не продлится.
Пропаганда о несокрушимой силе Красной Армии и сверхъестественной мудрости руководства страной настолько задурила нам голову, что сомневаться в скорой победе и в голову не приходило. Нам было известно из печати, что немцы легко разбили французскую армию, а англичане еле унесли ноги из Дюнкерка, но мы были уверены, что это произошло потому, как утверждала пропаганда, что "правящие круги" этих стран не желали сопротивляться Гитлеру.

Эти "правящие круги стран Запада" (идеологический штамп широко применявшийся в печати того времени) только якобы и мечтали о том, как бы поскорее сдаться Гитлеру. Газеты писали, что они ("правящие круги") больше всего боялись своего рабочего класса и СССР. В тоне печати проскальзывало даже некоторое злорадство при описании успехов немцев в войне со странами Запада. Гитлеровцы были нашими закадычными друзьями. В тот период исчезли с экранов и полок библиотек все антифашистские произведения.

С началом войны всё переменилось. По радио зазвучали слова Эренбурга, недавно вернувшегося из Франции, где он был свидетелем вступления немцев в Париж. После заключения советско-германского договора он был в опале, и его печатали и передавали редко. Были быстро организованы и выступления других общественных деятелей и деятелей искусства, особенно евреев. В кино появились картины "Профессор Мамлок" и "Семья Оппенгейм", которые в период дружбы с Гитлером находились в спецхране.

С призывом отца в армию положение семьи резко изменилось. Держать домработницу было уже невозможно и, хотя Верочка была ещё маленьким ребёнком, от услуг Ксении пришлось отказаться. Она ушла жить к брату, работавшему дворником недалеко от нас. Как мы потом узнали, во время блокады она умерла. У нас сохранилась светлая память об этой простой женщине, искренне любившей нас, детей, особенно маленькую Верочку.

С отцом нам удалось в тот же день увидеться. Его часть ПВО находилась недалеко от нас - на ул. Чехова, и мы имели возможность туда ходить и встречаться с ним.

Сводки с фронтов не отражали действительного катастрофического положения наших войск. Людям, которых события не коснулись непосредственно, об этом долго не было известно. На стенах домов были расклеены плакаты: "Болтун - находка для шпиона!" и другие с подобными же призывами. Шпиономания захватила нас, подростков. В находившейся неподалёку от нашей школы Спасской церкви с первых дней войны было необычно много народу. Естественно, что религиозные люди обращались к Богу, молясь за своих близких. Но мы воспитывались атеистами и воспринимали верующих как потенциальных врагов.

Среди граждан страны оказалось некоторое число поклонников Гитлера, встречавших немецкие войска с хоругвями в руках, но это особая тема. Верующие, как и зажиточные слои населения, притеснялись советской властью и поэтому некоторые из них ожидали от гитлеровских войск освобождения. Лидеры белого движения за границей, как я узнал потом, с энтузиазмом поддержали Гитлера в войне против СССР. Они участвовали в боях против Красной Армии. Из военнопленных была создана власовская Русская освободительная армия, а из представителей украинцев, литовцев, латышей и эстонцев формировались эсэсовские части. Встречали немцев с энтузиазмом и в некоторых республиках Крыма и Кавказа. Но об этом мы узнали гораздо позже.

Гитлеровский террор и ограбление оккупированных территорий озлобили большинство населения СССР. Уже после освобождения западных районов страны мы узнали, что действительность оказалась даже страшнее пропаганды. Вся правда о делах и намерениях гитлеровцев стала ясной только после войны. Да и то не сразу.

О направлении немецкой политики свидетельствует рапорт Восточного Экономического штаба от 23 мая 1941 г. Он был одобрен высшим руководством и полностью соответствовал проводимой политике. В нём говорится: "Населению северных районов России, особенно городскому, придётся страдать от жесточайшего голода. Они должны будут или умереть, или мигрировать в Сибирь. …Следствием такой политики будет угасание промышленности и вымирание большого количества человеческих существ ( так в тексте! - И.К.) и в без того многолюдных районах России."

Некоторое время после начала войны в очередях за продуктами можно было слышать и такие высказывания, что немцы церкви бомбить не будут и нужно укрываться именно там. Некоторые вспоминали, что во время Первой мировой войны немецкие войска не применяли массовый террор. Говорилось и то, что немцы культурные люди. В одной из очередей за хлебом я услышал даже антисемитские высказывания.

По радио звучали оглушающие победные марши, заменявшие сообщения о действительном положении на фронтах. О нём мы не знали и никаких дурных предчувствий в то время не испытывали. Истинные масштабы потерь Красной Армии даже не приходили нам в голову. Они стали известны лишь через много лет после войны. Пропаганда и тоталитаризм делали своё дело. О том, что угрожало нашим соплеменникам-евреям, мы в то время не могли даже вообразить.

Вдумываясь сейчас в эту ситуацию, я не могу вынести окончательного суждения о том, всегда ли пропаганда является отрицательным явлением для устойчивости государства. Приходит в голову мысль, что, если бы советский народ знал всю правду о поражении Красной Армии в первый период войны, это сильно подорвало бы его способность к сопротивлению и могло окончиться поражением. Напрашивается аналогия между пропагандой и анестезией при хирургической операции. И та и другая позволяют избежать опасной реакции организма, как человеческого, так и общественного.

О том, что действительно происходило на фронте в это время, мне довелось узнать через десятки лет после начала Великой Отечественной войны. Вот как описывает первые дни войны генерал П. Собенников, командовавший 8-й армией Прибалтийского военного округа, оказавшейся в зоне первого удара немецких войск. "Никакого чёткого плана обороны границы не было. Войска главным образом находились на строительстве в укрепленных районах, на строительстве аэродромов. Части не были укомплектованы. Долговременные сооружения не были готовы. Уже утром почти вся авиация Прибалтийского военного округа была сожжена на аэродромах. Например, из смешанной авиадивизии, которая должна была поддерживать 8-ю армию к 15 часам 22 июня осталось 5 - 6 самолётов."

Тем не менее, в первой сводке Генерального штаба говорилось: "С подходом передовых частей полевых войск Красной Армии атаки немецких войск на преобладающем протяжении нашей границы отбиты с большими потерями для противника."

Страшные репрессии и последовавшая за ними обстановка страха, подхалимажа и вранья сбивали с толку не только простых людей, но и дезориентировали само руководство страны. Широко распространено мнение, что олигархия власти Сталина не позволяла военному руководству принимать разумные решения по обеспечению обороны страны. Но, как известно, насколько "разумны и правильны решения", знают только историки через много лет после происшедших событий. Сталин был кровавым тираном, но неразумным его считать нельзя, и это проявилось в течение всего хода войны. Однако, даже он не мог представить себе к чему приводит олигархия власти.

Через несколько дней нас, детей, вызвали в школу и сообщили, что вынесено решение об эвакуации всех детей школьного возраста в сельскую местность. В качестве причины называлась возможная бомбардировка города. Где расположена эта местность, никто толком не знал. Помню, что были колебания у моих родителей - отпускать ли меня, но я искренне хотел ехать со всеми ребятами и стыдился возможных обвинений в принадлежности к "маменькиным сынкам". Да и слепая вера в разумность решений руководства запудривала мозги. После долгих разговоров было решено отпустить меня. Как вскоре выяснилось, эта оболваненность стоила здоровья и иногда жизни миллионам людей нашей страны. Пострадали от неё и ленинградские дети.

Перед глазами проходит картина, отстоящая от времени написания этих строк на 60 лет, но от этого яркость видения очень мало поблекла в моём мозгу. Мы с рюкзачками, именуемыми в народе "сидорами", собрались на школьном дворе на улице Пестеля (Пантилеймоновской). Стояла прекрасная солнечная погода. На трамваях мы отправились на Витебский вокзал. С Витебского вокзала нас повезли в Псковскую область. За сотни километров от Ленинграда, как раз навстречу наступавшему врагу. Кому могла прийти в голову мысль отправить детей за сотни километров от родителей? Сейчас не могу сказать, была ли это "вредительская акция", как было принято считать в то время, или просто недомыслие наркомпросовских деятелей, но то, что это могло обернуться трагедией для меня и других еврейских детей, а их в то время в ленинградских школах было немало, факт неоспоримый.

Бомбардировка поездов могла создать опасность и для всех остальных детей, что, впрочем, вскоре и подтвердилось. Через некоторое время ленинградских детей из посёлка Молвотицы Лычковского района Новгородской области пришлось срочно эвакуировать на Урал, поскольку враг приближался с непостижимой скоростью. Но я в то время уже находился в Ленинграде. Районный центр Лычково и местность вокруг него оказались впоследствии в области ожесточённых боёв. Потом, уже в Ленинграде, мы узнали, что на одном из перегонов поезд с детьми попал под бомбёжку, и насколько детей было убито. Ранена была ученица нашего класса Регина Большакова.

После выгрузки на железнодорожной станции, название её выветрилось из памяти (по-видимому это была станция Лычково), нас погрузили на подводы, запряженные лошадьми, и в течение двух дней по пыльным сельским дорогам в сильную жару везли в посёлок Молвотицы. Сам по себе переезд в жару на подводах, запряжённых лошадьми, без пищи и воды, был довольно утомителен для детей 10 - 13 летнего возраста. У некоторых, в том числе и у меня, появились галлюцинации. Придорожные камни казались страшными скелетами и т.д. Но романтическое чувство свободы от родительского надзора, путешествие с ребятами, своими сверстниками, спасало нас от уныния. Тем более, что мы были уверены, это лишь временное путешествие, война скоро закончится, и мы приедем домой. Ходили слухи, не знаю кем порождённые, что немцы разбиты и отступают...

Во время этого двухдневного перехода я впервые почувствовал зловещее дыхание антисемитизма из уст своих сверстников, как потом оказалось - глубоко сидевшего в некоторых представителях простого народа, несмотря на все запреты властей и разговоры об интернационализме.

Остановлюсь на этом эпизоде несколько подробнее. Среди нас была группа ребят, более старших, чем я, отличавшихся от других своей "хулиганистостью". Это слово более точно отражает их поведение. Они старались подражать внешнему виду и замашкам шпаны. Заводила, как сейчас помню, носил фамилию Богданов. Это были весьма энергичные и сильные ребята, выходцы из деревенских семей, что было видно из того, что во время отдыха они садились на распряженных наших лошадей и гоняли на них. Вот от них я и услышал впервые боевой клич русских черносотенцев "Бей жидов, спасай Россию, Россия гибнет от жидов." Помню, что это ошеломило нас, еврейских детей, из благополучных интеллигентных семей, короче - "маменькиных сынков и дочек", воспитанных на лозунгах интернационализма.

Говорили не только это. Не таясь рассказывали различные прибаутки и анекдоты, за которые в довоенное время можно было угодить в "места не столь отдалённые", но которые тайно в большом количестве циркулировали в народе. Признаюсь, нас до войны это не слишком касалось, т.к. у нас был другой круг. Мысль о возможных трагических последствиях всего этого даже не приходила в голову. Советская власть была сильна в наших глазах, а её интернациональная политика не вызывала у нас сомнений. Впоследствии я узнал, что между идеологией и практикой - "дистанция огромного размера".

После прибытия в Молвотицы нас разместили в здании местной школы, регулярно кормили и в остальном давали нам полную свободу. Мы могли заниматься чем угодно, лишь приходя в столовую 3 раза в день. Радио в Молвотицах по-прежнему оглушало победными бравурными маршами. Всё оставшееся время мы проводили на реке. Кстати, там я впервые научился плавать.

Но события развивались стремительно. Через неделю трагическая обстановка на фронтах стала проясняться, и за мной приехала наша самая энергичная, лишенная всякого страха родственница, - тётя Зина. За моим другом Толей Шульманом тоже приехал его дедушка. Стали приезжать взрослые и за другими детьми. По-видимому родители, понимая положение на фронтах, забеспокоились о нашей судьбе. Тётя Зина взяла меня и ещё одну еврейскую девочку - Женю Вайнруб, и мы стали пробираться в Ленинград. Двигались на автобусе и на открытых платформах поездов до станции Бологое. Оттуда на одним из последних поездов Москва-Ленинград - домой. Как я узнал позже, вскоре дорога была перерезана немцами. Кругом ж.д. полотна виднелись свежие воронки от бомб, однако на наш поезд нападений не было.

В конце июля мы благополучно прибыли в Ленинград. Это был первый случай, когда моей жизни угрожала реальная опасность. Если бы я попал в руки немцев, вероятность гибели не вызывала сомнений. Но угрожали и воздушные налёты на поезда.

Начало войны вызвало большой патриотический подъём в Ленинграде. Многие представители интеллигенции и рьяные комсомольцы обращались в военкоматы с просьбой о мобилизации. Люди не могли представить себе, что советское руководство, несмотря на крики о бдительности и готовности, оказалось абсолютно не готовым к такому вполне вероятному событию, как столкновение с Германией. А сила и непобедимость Красной Армии, о которой нам прожужжали уши, при первых же столкновениях оказалась мифом. Подавляющее большинство не знало масштабов первых поражений. У многих людей, особенно евреев, смутно представлявших себе пути гитлеровской политики, была уверенность, что советская военная машина является хорошо отлаженной системой, которая сможет дать в руки солдат всё необходимое, чтобы проучить зарвавшегося врага.

Стадность, как это иногда бывает, отодвигала на задний план чувство самосохранения и люди шли в военкоматы записываться добровольцами. Среди добровольцев были композиторы, писатели, артисты - Дмитрий Шостакович, Николай Черкасов, Всеволод Рождественский, Евгений Шварц, Михаил Зощенко, Лев Канторович и другие известные люди. Многие студенты, получившие отсрочки от призыва, подавали заявление в Народное ополчение. Среди них 2500 студентов Университета, 900 студентов Железнодорожного института, большое количество студентов других учебных заведений города. Об их дальнейшей судьбе у меня сведений нет. По-видимому, большинство из них погибло. В газетах того времени писали даже о формировании партизанских отрядов.

Советская печать и радио продолжали передавать сообщения о подвигах отдельных бойцов и мелких подразделений, сознательно скрывая действительное положение на фронтах. 3 июля выступил Сталин и как всегда кратко, логично и чётко изложил положение и задачи. В его выступлении действительная ситуация была тщательно подлакирована. Он говорил лишь о временном отходе, объясняя это внезапностью нападения.

Положение на фронтах было иным. Немецкие войска продолжали стремительное наступление обходя очаги сопротивления и окружая наши войска. Оказавшиеся в окружении части либо уничтожались, либо попадали в плен, где евреи и "комиссары" немедленно расстреливались. Успешное сопротивление войск сильно затруднялось нарушенной системой связи. Часто связь между частями и руководством была потеряна. Самим немцам и многим на Западе казалось, что война Советским Союзом безоговорочно проиграна. Ходили слухи о том, что назначен бал в гостинице Астория в ознаменовании взятия Петербурга.

Сейчас, вспоминая события прошлого и будучи уже знакомым с массой документов и свидетельств участников событий, я прихожу к выводу, что железная воля и огромная энергия Сталина сыграли важную роль и позволили СССР выйти из почти безнадёжного положения. О его довоенных преступлениях знал тогда лишь ограниченный круг людей. Многие верили, что он не в курсе творящихся в стране беззаконий. Его просчёты в подготовке страны к войне находили логическое объяснение в широковещательных миролюбивых лозунгах и международных инициативах. Не поддавшись панике перед лицом тяжелейших поражений, означающих почти полный разгром, он многократно преобразует состав командования, не щадя посылает людей на верную смерть, организует эвакуацию промышленности на восток, создаёт резервы, ведёт дипломатические переговоры с западными странами о помощи, сохраняет веру в победу в, казалось бы, уже безвыходной ситуации. По свидетельству очевидцев, он в это время работал по 16 - 18 часов сутки.

Известно из свидетельств и подтверждено документально, что каждый день ему докладывали десятки важнейших государственных документов и почти непрерывно в его кабинете проходили важнейшие совещания. Большинство важных решений основывались на его указаниях или было следствием их. Все эти решения попадали под контроль нескольких верных ему людей: Молотова, Жданова, Вознесенского, Хрущёва, Кагановича, Микояна, Жукова, Тимошенко, Василевского и других, каждый из которых ведал определённым направлением, и которые старались неукоснительно провести их в жизнь. Мои юношеские воспоминания подтверждаются воспоминаниями современников, в том числе и героя войны маршала Г.К. Жукова, и ставшими известными документами тех времён. Возникла ситуация, когда отрицательные качества Сталина могли найти наилучшее применение.

У него было универсальное мышление, органически связанное с широким кругом невоенных знаний. Он с самого начала войны был причастен к невиданным до того времени формам стратегии, возникшим в процессе войны, - операциям групп фронтов, в которых участвовали от 100 до 150 дивизий, десятки тысяч орудий, 3 - 5 тысяч танков, 5 -7 тысяч самолётов. Полоса боёв в этих операциях достигала 500 - 700 километров, а глубина 300 - 500 километров. В первом периоде войны во многих из этих операций советские войска были жестоко разгромлены. Немцы были хорошо подготовлены к новой тактике маневренной войны, с применением подвижных соединений. Красная Армия, потерявшая в результате сталинских репрессий лучшие командные кадры, и совершенно неготовая к новым формам войны не могла оказать в первый период серьёзного сопротивления. В этом была и значительная доля его вины. Но опыт первых дней не прошёл даром. В последующем при его участии были подготовлены и осуществлены блестящие наступательные операции, приведшие к разгрому врага и его безоговорочной капитуляции.

Наряду со всем этим Сталин держал под неусыпным контролем всю промышленность, особенно оборонную. Кроме того, все важнейшие переговоры с союзниками происходили под непосредственным руководством Сталина. Перечисленное здесь это не стремление обелить или возвеличить Сталина. По масштабу преступлений, совершенных при его правлении, он может соперничать лишь с Гитлером. И это не следует забывать. Но историк тем и отличается от пропагандиста, что старается описать и объяснить события исходя из реальных фактов, а не принятых идеологических догм и симпатий или антипатий.

Война быстро приближалась непосредственно к стенам города. Начались бомбёжки - правда, не сразу. Первая попытка бомбардировки города была 18 июля. Она стоила немцам, по данным советской печати, 19 самолётов. Замечу, кстати, что Москву начали бомбить примерно в это же время. Воздушные тревоги в городе были, но в первый месяц, не знаю по какой причине, самолёты противника до города не долетали. Об этом писалось в "Ленинградской Правде". Несколько раз в газете сообщалось, что летевшие к городу самолёты были отогнаны.

Первый серьёзный налёт на город был 8 сентября. После отбоя воздушной тревоги мы, выглянув из подъезда дома, увидели чёрный дым, застилавший почти половину неба. Это горели Бадаевские продовольственные склады, содержавшие весь основной запас продовольствия в городе. Странно, что никому в голову не приходило в военное время рассредоточить продовольственные запасы. Сделать это в то время было нелегко. Требовалось много транспорта, людей и подготовленных складских помещений. Гитлеровцам это было, вероятно, хорошо известно.

С этого момента начались регулярные налёты на город. Каждый вечер мы проводили в подвале дома, оборудованном под бомбоубежище, которое реально бомбоубежищем не являлось. Справедливости ради отмечу, что бомбоубежища оборудовались из подвалов домов ещё до войны. Это было видно по металлическим крышкам окон подвалов. Но фактически эта подготовка оставалась лишь на бумаге. При попадании бомбы недостаточно укреплённые подвалы не спасали людей.

Ещё в начале войны началась организация команд местной противовоздушной обороны. (МПВО). Из жильцов домов были сформированы группы самозащиты. Они были расписаны по постам на всех уязвимых местах домов. В основном на чердаках и в подъездах зданий. Автор не располагает данными об эффективности этого мероприятия, но он сам видел, что им удавалось спасать здания от пожара. У фасадов домов и не чердаках были установлены бочки с водой и ящики с песком, а также необходимый инструмент: клещи, лопаты, кирки. Всё это располагалось на деревянных щитах. Чердаки домов были выкрашены белой негорючей краской (насколько помнится - суперфосфатом.) Эти мероприятия давали некоторую пользу. Противник впоследствии бросал на город множество зажигательных бомб, но мне не известно ни одного случая крупного пожара в нашей округе (кроме пожара Бадаевских складов и, пожалуй, Американских гор на Петроградской стороне), возникавшего в жилых домах от зажигательных бомб.

Пламя от этих двух пожаров, хорошо видимое с чердака нашего дома, поднималось выше шпиля Петропавловского собора. Однако в нашем жилом районе почти всегда дежурные команды ПВО сбрасывали зажигалки с крыши и с помощью специальных клещей отправляли их в бочку с водой. Я лично видел несколько таких случаев. Помню, что вода в бочке после этого становилась чёрной, напоминавшей смолу.

Некоторые "зажигалки" не загорались, и папа передал мне одну из найденных им зажигательных бомб, которую я долго хранил в своей коллекции военных реликвий вместе с собранными номерными осколками снарядов зенитной артиллерии.

Между тем, фронт приближался непосредственно к городу. Об этом не писали в газетах. Если и писали, то о потере городов сообщалось с большим опозданием. Предпочитали писать о боях на определённом направлении. Так, сообщалось о боях на Псковском направлении и было неизвестно, с какой же стороны и насколько далеко от Пскова находятся наши войска. Но слухи о приближении фронта доходили до нас от женщин, возвращавшихся с рытья окопов на готовящихся линиях обороны. Как писал впоследствии временный командующий фронтом генерал П.П. Собенников, потери Северо-Западного фронта были огромны: за три недели войны были полностью разгромлены 30 дивизий, а другие 70 потеряли более 50% личного состава, потеряно около 3,5 тысяч самолётов, половина складов горючего и боеприпасов. Но и войска фронта нанесли немцам существенные потери. Немцы на этом участке фронта потеряли около 150 тысяч военнослужащих, около 1000 самолётов, несколько сот танков.

События вокруг Ленинграда развивались следующим образом. 21 августа немцы подошли к ближним подступам города. Были перерезаны шоссе и ж.д. на Лугу. В районе Гатчины оборонялась 42 армия. Оставшиеся после прорыва из портов Прибалтики корабли Балтийского флота сосредоточились в Неве и Невской губе. Уже 30 августа немцы вышли к Неве и перерезали железные дороги, связывающие город со страной...

Эвакуация населения и предприятий из города проводилась с первых дней войны. Примерно 2/3 эвакуируемых были беженцами из пригородов Ленинграда. В августе за месяц до начала блокады из города было эвакуировано более 600 000 человек. Была организована и эвакуация предприятий оборонной промышленности, но многие предприятия эвакуировались частично. Часть производств оставалась в городе. Они впоследствии использовались для ремонта военной техники.

Сведений с фронтов мало. Но чувствовалось, что немцы застряли, сбавили темп наступления под Москвой. Да и Ленинград оказался им не по зубам. Началом 900- дневной блокады города считается 8-е сентября, когда немцы захватили Шлиссельбург в устье Невы. Однако, уже 12 сентября в город прибыл конвой судов, доставивший 800 кг. зерна. В этот день была вновь снижена норма продуктов, выдаваемая по карточкам. Расчётные запасы в это время составили: хлеба, крупы и мяса на 35 суток, жиров - на 45, сахара и кондитерских изделий - на 60.

Немцы продолжали атаковать город. В это время командующим Ленинградским фронтом был назначен Г.К.Жуков. Враг был остановлен перед самым городом на рубежах Лигово, Кайрово, Пулково. Ещё 9 дней ожесточённых попыток ворваться в город - и фронт надолго стабилизировался на этой линии. Гибнет много людей, но город держится. Два дня, 16 и 17 сентября 1941 года, были критическими в обороне города. Но город выдержал, а 18 сентября одна бронетанковая и одна моторизованная дивизии немцев были переброшены из-под Ленинграда в помощь войскам группы армий Центр, наступавшим на Москву.

Большие работы велись по укреплению рубежей города. В сентябре "на окопах" работали около 100 000 ленинградцев. Было вырыто много траншей и окопов, построено много огневых точек, установлено много километров проволочных заграждений и противотанковых ежей. Конечно, не все укрепления были использованы, но определённую роль в обороне города они сыграли.

Первое время перебоев с продуктами почти не наблюдалось. Свежий и очень вкусный белый хлеб продавали в киоске прямо под нашим окном. Были в необходимом количестве и остальные продукты. Помню, как люди выстраивались в огромные очереди за свежим хлебом. Стояли в этих очередях и мы. Набирали, резали и сушили сухари, которые через некоторое время оказались небольшим подспорьем, но, к сожалению, очень скоро иссякли. Помню, что сухарей мы заготовили несколько наволочек от подушек. Но их, конечно, было недостаточно. Если память не изменяет мне, уже в октябре их у нас не было. Выдаваемый по карточкам хлеб наполовину состоял из ржаной муки. Остальной состав - овёс, ячмень, соевая мука, солод. В ноябре стали добавлять в него жмыхи и отруби.

Карточная система была введена в конце июля. Карточки обычно распределял управдом. В довоенное время и первый месяц войны управдомом работал Яков Креймерман, контора которого совмещалась с жилым помещением во дворе нашего дома, где он жил с женой и двумя детьми: сыном и дочерью. После его ухода в армию управдомом стал плотный высокий человек по фамилии Смарыго, живший с семьей в квартире, расположенной на нашей лестнице. Он производил впечатление крепкого, сытого хозяина, способного приспособляться к любой власти. Он и ведал распределением карточек всё время блокады.

Наступило 7 ноября, день революции, всегда с большой помпой отмечаемый в стране. Несколько ободрило выступление Сталина на Красной площади на параде войск. Это был блестящий пропагандистский ход Сталина, оказавший сильное действие.

Почти все попытки советских войск остановить противника заканчивались крупными поражениями с сотнями тысяч пленных. Военная обстановка под Москвой в это время была близка к трагедии. Советские войска были окружены и разгромлены под Киевом. На центральном фронте под Брянском и Вязьмой также были окружены и разгромлены значительные резервы советских войск. Началась паника в Москве, превратившаяся в бегство. Была проведена эвакуация всех правительственных учреждений и дипломатического корпуса. Сам Сталин остался в Москве. Ударная группировка из 51 дивизий хорошо вооруженных и полных победного энтузиазма фашистских войск рвалась к городу.

Любопытно привести разговор у Сталина, состоявшийся в это время с Молотовым и Берия. О нём стало известно через много лет после войны. Сталин спросил незадолго перед 7 ноября: "Как будем проводить военный парад? Может быть на час-два раньше обычного." И, словно не замечая удивления своих собеседников, он продолжал: "Войска противовоздушной обороны следует усилить. Военачальники основные на фронтах. Принимать парад будет Будённый, а командовать генерал Артемьев. Если во время парада будет бомбёжка, прорвутся немецкие самолёты - убитых и раненых быстро убрать, но парад завершить. Пусть кинохроника снимет документальные журналы, которые быстро размножить и разослать по всей стране… Газеты должны отразить парад шире. Я сделаю доклад на торжественном собрании и произнесу речь на параде. - он повернулся к Берии: - Отдайте необходимые распоряжения, но до последнего момента, кроме Артемьева, Будённого и ещё нескольких особо доверенных лиц, никто не должен знать о готовящемся параде."

У нас в это время гостил дядя Боря, приехавший с фронта на киностудию документальных фильмов с отснятым киноматериалом. Все были ободрены сообщениями о прошедшем параде на Красной площади. Он привез так необходимые нам продукты. Для малютки Веры - 100 г. настоящего сливочного масла. Тогда это представлялось совершенно недоступным лакомством. 17 сентября было объявлено второе снижение норм продовольствия. Рабочим и ИТР - 500 г. хлеба в день, служащим и детям - 300 г., иждивенцам - 250г.

1-го октября произошло 3-е снижение норм: Рабочим и ИТР 400 г. хлеба в день, остальным по 200 г. 13 ноября было 4-е снижение норм питания: рабочим и ИТР 300 гр. в день, остальным - 150, 20-го ноября произведено 5-е снижение норм: рабочим 250 гр, остальным 125 гр. хлеба в день. Это была самая низкая блокадная норма.

Ходим на Мальцевский рынок продавать вещи. Как ни странно, там народу много - торговля идёт. Стоимость продуктов: Хлеб -500 руб. килограмм, масло - 1500 руб. килограмм. Остальные не помню. Но устойчивая шкала цен существовала. Это притом, что номинальная цена хлеба около 1 рубля, масла примерно 3 рубля. Но деньги вначале брали неохотно, т.к. считали, что в случае падения города они потеряют ценность.

Первой жертвой среди жильцов нашего дома оказалась молодая девушка Рыскина, стоявшая у парадного подъезда и убитая осколками бомбы в одну из октябрьских бомбардировок. Произошло это так. Воздушная тревога, вроде бы, кончалась, ни самолётов, ни взрывов не было слышно, и мы вышли на улицу смотреть, как на доме, стоящем на ул. Кирочной, напротив ул. Маяковского, горят 2 зажигательные бомбы, хорошо видные на низкой, покатой крыше. Перед парадным входом нашего дома стояли мы с дядей Гришей и ещё несколько человек. Говорили о том, что тревога кончилась, а горящие на крыше бомбы никто не тушит. Всё произошло неожиданно. Я решил пойти домой, чтобы сообщить, что тревога кончилась. Как только я вошёл в подъезд, раздался сильнейший взрыв. Было первое впечатление, что всё рушится. Я бросился домой, т.к. на этот раз я знал, что мама и Верочка в убежище не пошли. Я не сразу понял, что бомба в дом не попала. Прибежав домой, я увидел, что все наши живы. Через некоторое время сообщили, что убита Рыскина. Она оказалась единственной жертвой бомбардировок среди жильцов нашего дома. Мать её осталась одна. Уже было известно, что сын погиб на фронте, но вскоре и сама мать умерла от голода.

Это уже второй случай, когда моя жизнь подверглась непосредственной опасности. Меньше минуты отделяли меня от возможного поражения осколками. Говорили, что это были осколочные бомбы. Возможно, т.к. воронок от них не было видно. Дяде Грише тоже повезло - он успел зайти в дом.

В дневное время бомбёжек почти не было, и мы с ребятами из соседнего дома ходили в Таврический сад смотреть, как тренируются ополченцы. Обучали их в основном приёмом штыкового боя. Вспоминается известная поговорка - "генералы всегда готовятся к прошлой войне". Уже после войны ветераны говорили, что эти плохо подготовленные ополченцы стали просто пушечным мясом. Утверждали также, что гибель этих людей задержала гитлеровские войска до холодов, когда проявились преимущества Красной Армии. Но всё это доказать невозможно. Ясно лишь то, что люди были безжалостно брошены в мясорубку войны. Вечная им память и благодарность потомков.

В СССР принято было утверждать, что важен результат. Везде говорилось, что для победы "мы за ценой не постоим". В демократической стране США, где волею судеб мне выпало счастье жить, так не говорят. В этом и сила и, одновременно, слабость демократии. В условиях демократии бывают случаи, когда руководитель принимает решение пожертвовать кем-то для спасения других. Примером может служить решение сбивать самолёты, захваченные террористами и летящие на важные объекты. Но общественность демократических стран тщательно следит за действиями своих правительств и не прощает им больших потерь. Слабость же в том, что демократическое руководство не может принимать решений без оглядки на общественное мнение. Это иногда тормозит дело.

Всю осень беспокоили нас еженощные бомбёжки. Потом к ним прибавились артиллерийские обстрелы, но ущерб от обстрелов был сравнительно небольшим, если снаряды не попадали непосредственно в группу людей. Разрушения, причинённые первым снарядом, которые я увидел, представляли собой пролом стенки нижнего этажа дома на Кирочной ул. рядом с кино "Спартак". Пострадала одна - может, две квартиры. В других местах такие же результаты. Крепко же были построены петербургские дома! В здании НКВД, печально знаменитом доме №4 на Литейном, снаряд даже не пробил бетонную стенку. Чаще всего разрушались одна - две квартиры, тогда как попадание авиабомбы разрушало часть многоэтажного дома полностью. Кроме того, было много участков, куда, согласно предполагаемой траектории полёта, снаряды попасть не могли. В частности, в такой "недоступной" зоне располагалась комната дяди Гриши, в которой мы поселились после его отъезда.

На стенах домов появились надписи: "Граждане, при артобстреле эта сторона улицы наиболее опасна." До декабря месяца на город были обрушены тысячи снарядов и фугасных авиабомб, десятки тысяч зажигательных бомб. Наибольшая доля их была обрушена на город осенью 1941 года. Не знаю, как взрослых, но нас, детей не покидала уверенность, что враг будет разгромлен и отогнан от города.

Некоторое время работали школы. Вспоминаю одну из бомбардировок, когда я был на занятиях в школе № 182 на ул. Пестеля и услышал сигнал воздушной тревоги. Все дети побежали в подвал, а я пустился домой. Когда я бежал через садик у Спасской церкви, прогремели два взрыва бомб, которые упали в дом на расстоянии меньше полукилометра от меня. В этом доме на месте разрушенной части потом была оформлена мемориальная доска в память советских защитников острова Ханко. Попала бомба и в дом рядом. Но об этом я узнал позже. Слышал я лишь два взрыва.

В город стали просачиваться слухи о зверствах фашистов, особенно по отношению к евреям. Рассказывали об этом беженцы из западных областей. Мы начали паковать вещи. Это сделал отец, который специально пришел из своей части. Вещи были сложены в 12 компактных пакетов и перевязаны верёвками. Но, время для эвакуации было упущено. 8-е сентября считается началом полной блокады города. В этот день немцы заняли Шлиссельбург. Тюки с вещами так и остались лежать в углу нашей комнаты до лучших времён. Они потребовались почти через год, когда все-таки пришлось уехать из города, т.е. осенью 1942 г.

Не могу сейчас не восхищаться прозорливостью некоторых евреев, которые во время бежали от гитлеровцев из Западных областей СССР. У них для принятия решений были дни, а подчас даже часы. Своевременные решения спасали целые семьи. Наши же взрослые, увы, прозорливостью не отличались. Лишь случайно всё окончилось для членов нашей семьи, оставшихся в городе, сравнительно благополучно.

Как мальчишка в сознательном возрасте, я весьма интересовался оборонными мероприятиями, которые проводились в городе. Сам с первого дня войны участвовал в рытье щелей (окопов) в садах и парках города, которые по мысли организаторов обороны должны были восполнить недостаток в настоящих бомбоубежищах. Помню, как в первые дни войны мы рыли щели в садике вблизи Зимнего дворца. Видел, как рыли водоёмы для тушения пожаров в разных частях города, наблюдал за установкой аэростатов заграждения, видел тренировку бойцов Народного ополчения. Она проходили в Таврическом саду. Как стало известно, в Ленинграде было создано около 60 дивизий народного ополчения и 200 отдельных полков. Многие женщины и люди пожилого возраста участвовали в строительстве оборонительных сооружений. Часть из них не вернулась живыми, т.к. немцы бомбили скопления людей и обстреливали их из пулемётов. Вечная память этим людям, своими жизнями спасшим многих жителей города и внёсшим большой вклад в Победу.

Бомбёжки и обстрелы города происходили ежедневно. В один из вечеров пришёл папа и рассказал, что он чудом уцелел во время попадания бомбы в наблюдательный пункт ПВО. Его спасла каска. Воздушные налёты хотя и были каждый вечер, но они не были массированными. Обычно в них участвовало несколько самолётов. Это я знал от папы. Конечно, всё оценивается в сравнении. По сравнению с бомбардировками германских городов, проводимыми союзниками, в которых участвовали тысячи самолётов, бомбардировки Ленинграда не были столь интенсивными. Рассматривая разрушения немецких городов на послевоенных снимках, где не оставалось ни одного целого дома, я вижу, что Ленинград, слава Богу, таким сильным бомбёжкам не подвергался. Напомню, что за один налёт союзной авиации на Дрезден перед концом войны там погибло свыше 30 000 человек.

По-видимому, немцы считали, что город и так обречён и незачем тратить на него бомбы, которые нужны на других фронтах, а, может быть, и не имели такого количества бомбардировщиков. К зиме бомбёжки почти прекратились. Как выяснилось потом из исторических материалов войны, немецкая авиация по указанию Гитлера была переброшена на Украину и под Москву. По официальным данным, за 900 дней блокады города от бомбардировок и обстрелов погибло 17 тысяч жителей города и около 34 тысяч были ранены. Полностью разрушено свыше 3 тысяч зданий, повреждено свыше 2 тысяч, разобрано на топливо 9 тыс. деревянных домов. Среди погибших был и мальчик из нашего класса, Олег Фёдоров.

В речи от 9 ноября 1941 года Гитлер сказал: "Под Ленинградом мы ровно столько времени наступали, сколько нужно было, чтобы окружить город. Теперь мы там в обороне, а противник должен делать попытки вырваться, но он в Ленинграде умрёт с голоду. Если бы была сила, которая угрожала бы снять нашу осаду, то я бы приказал взять город штурмом. Но город крепко окружён, и его обитатели все окажутся в наших руках." Однако, история распорядилась иначе.

С наступлением зимы трамвайное и троллейбусное движение в городе прекратилось. Перед отправлением отца на фронт он отпросился из части и мы с ним пешком пошли через Кировский мост на Петроградскую сторону чтобы посетить наших родственников. Был пасмурный день, шел мокрый снег, и многочисленные жители города двигались в обе стороны по Кировскому проспекту и по мосту через Неву. На трамвайных линиях и проспектах города в произвольных местах были брошены трамваи и троллейбусы. Электроэнергия для бытовых и транспортных нужд была отключена. Голод уже начинался.

Октябрь и ноябрь 1941 г. были критическим временем для судеб страны и, соответственно, Ленинграда. Хотя первый штурм города был отбит под руководством тогдашнего командующего Ленфронтом Г.К. Жукова, положение оставалось очень тяжелым. После отъезда Жукова в Москву в качестве командующего фронтом был оставлен генерал Федюнинский. Несмотря на страшную опасность непосредственно для Москвы, Сталин не ослаблял своего внимания и к Ленинграду. В особенности его волновала судьба войск, обороняющих город. Вот его телеграмма: "Федюнинскому, Жданову, Кузнецову. Судя по вашим медлительным действиям, можно прийти к выводу, что вы все ещё не осознали критического положения, в котором находятся войска Ленфронта. Если вы в течение нескольких ближайших дней не прорвёте фронта и не восстановите прочной связи с 54-й армией, которая вас связывает с тылом страны, все ваши войска будут взяты в плен. Восстановление этой связи необходимо не только для того. чтобы снабжать войска Ленфронта, но и, особенно, чтобы дать выход войскам Ленфронта для отхода на восток для избежания плена в случае если необходимость заставит сдать Ленинград. Имейте ввиду, что Москва находится в критическом положении и она не в состоянии помочь вам новыми силами. Либо вы в эти два-три дня прорвёте фронт и дадите возможность нашим войскам отойти на восток в случае невозможности удержать Ленинград, либо вы попадёте в плен. Мы требуем от вас решительных и быстрых действий. Сосредоточьте дивизий восемь или десять и прорвитесь на восток. Это необходимо на случай, если Ленинград будет удержан и на случай сдачи Ленинграда. Для нас армия важней. Требуем от вас решительных действий. 23.10. 3 ч. 35 мин. Сталин."

Аналогичный приказ был отдан командующему 54-й армией Волховского фронта генералу М.С. Козину, части которого находились на внешней стороне кольца.
Несмотря на большие потери эта операция решающего успеха не принесла. Город продолжал оставаться в осаде. Но усилия по организации снабжения города по Ладожскому озеру начались. 12 сентября в порт Осиновец прибыл первый конвой судов с продуктами. Начала действовать водная "трасса жизни" из двух портов Нижняя Ладога и Кобона. На восточном берегу Ладоги были сосредоточены большие запасы продуктов питания и боеприпасов. Подавляющее большинство ленинградцев не знало всей обстановки и продолжало верить в возможность освобождения. Средства массовой информации были своеобразным наркотиком, поддерживающим дух жителей и армии.

В октябре (или ноябре - точно не помню) уехал дядя Гриша. Он летел самолётом через линию фронта. От него мы получали письма из г. Буй и в дальнейшем из Новосибирска. Так же по личному указанию наркома танковой промышленности выехал и дядя Аркадий, работавший на Кировском заводе. Впоследствии он принимал активное участие в развёртывании танкового производства в Челябинске. Ввиду отсутствия в то время совершенных радаров такие полёты через линию фронта часто проходили благополучно. Перед вылетом дядя Аркадий ночевал у нас, т.к. ему было удобнее от нас добираться до аэродрома Смольного. Идти туда нужно было пешком. Помню, что в ту ночь как раз была сильная бомбёжка. Выглянув в окно, я увидел ослепительно яркий свет. Это на улице Маяковского перед нашим домом горели 3 зажигательные бомбы. По-видимому они были сброшены с крыш дежурными МПВО.

Ещё одно воспоминание, связанное с непосредственной опасностью для меня. Вечером в конце октября после сигнала тревоги я оказался на улице. Вдруг раздался оглушительный грохот. Я инстинктивно бросился на землю. Над домами с большим шумом пролетел огромный горящий немецкий самолёт. Как мы узнали на следующий день, он упал в Таврическом саду. Это оказался самолёт, который таранил Севастьянов, получивший за этот подвиг звание Героя Советского Союза. Через несколько дней мы со школьным приятелем уже были на месте падения самолёта. Он лежал на берегу речки внутри Таврического сада. Там уже здорово поработали другие ребята, и все ценные трофеи были сняты. Нам достались лишь цветные проводнички от электросистемы самолёта.

Я пишу о случаях непосредственной опасности для себя, но такая опасность в осаждённом городе подстерегала всех постоянно. Мама и Верочка уходили в подвал нашего дома, который бомбоубежищем не являлся. По обе стенки подвала располагались скамьи, на которых сидели женщины и дети. Я же под разными предлогами старался выйти на поверхность. Они же меньше бывали на улицах, но и само пребывание в городе было смертельно опасным. Голод представлял непосредственную опасность фактически для всех ленинградцев.

Надо сказать, что, несмотря на тяжелое положение страны в то время, почта работала довольно регулярно - естественно, по тем временам. Военные и другие письма доставлялись даже в блокированный Ленинград. Все получаемые нами письма имели штамп: "Проверено военной цензурой". Некоторые строчки были вычеркнуты - это свидетельствовало о том, что проверка была неформальной. Мы получали письма с Большой Земли и с фронта от папы.

После отъезда дяди Гриши мы, как я уже упоминал, переселились в его комнату, окна которой выходили на двор, и поэтому пребывание там считалось более безопасным при артиллерийском обстреле и, кроме того, окна в ней уцелели после бомбёжек. В нашей же комнате, окна в которой выходили на ул. Маяковского, окна частично были забиты фанерой. Температура там была почти такой же, как и на улице. В комнате разместились: мама, Верочка (3 года), я (11 лет), тётя Аня. Тётя Зина ночевала в своей прежней комнате, выходящей окнами на улицу.

Изредка с фронта приезжал дядя Боря (Борис Самуилович Лифшиц) и жил с нами по несколько дней. Он работал фронтовым кинооператором и был награждён боевыми орденами. Как у любого офицера, у него было и личное оружие. Но главным его оружием была кинокамера. Впоследствии его кадры, снятые в городе и на фронте, вошли в известный документальный фильм "Ленинград в борьбе". Благодаря ему и его продовольственному пайку нам удалось выжить в этих тяжелейших условиях. Спас нас и большой кусок мяса убитого коня, который дядя Боря привез на машине киногруппы. В условиях холодной зимы мясо могло хранится долго. Делился с нами и своим военным пайком и папа в те дни, когда ему удавалось приходить из части домой.

Для обогрева и приготовления пищи использовалась печь "буржуйка". Это название сохранилось со времён Гражданской войны, когда тоже в стране был голод и холод. Такие самодельные универсальные печи, изготовленные кустарным способом из листового железа, стали почему-то называть "буржуйками". Печь приобрела мама у городского умельца. Она представляла собой параллелепипед на ножках с дверцей, выполненный из миллиметрового железа. В нижней части была металлическая решётка, на которой располагались дрова. Под ней металлический противень для угля. Верхняя стенка печи использовалась для приготовления пищи. Никаких конфорок не было, и пища готовилась на раскалённой докрасна верхней стенке "буржуйки". Труба от неё была выведена в дымоход штатной изразцовой печи. Топилась такая печь чем угодно. Чаще всего для этого в то время использовались мебель и книги. Для освещения использовалось другое народное изобретение - "коптилка". Она представляла собой стеклянную бутылочку с пробкой, в которую вставлялась металлическая трубка. В неё наливался керосин или другое горючее масло и просовывался фитиль. Он зажигался и служил источником света.

В питание употреблялось всё съедобное, что можно было достать. В первые месяцы можно было купить съедобные вещи, которые в нормальных условиях человеком в пищу не употреблялись. В некоторых специализированных магазинах для сельского хозяйства иногда продавали жмыхи (дуранду). Это была плотная масса в виде плитки, состоящая из отходов после отжатия масла из подсолнухов и льна, иногда употреблявшаяся для корма скота. Мы её размачивали и ели. Что-то покупалось на рынке. Кое-что добывалось и на разбитых складах. Однажды папа после посещения разрушенных Бадаевских складов принёс "патоку" (расплавленный сахар), который он набрал при посещении этого места. В городе не стало домашних животных. Они тоже пошли в пищу.

При наступлении первых холодов водопроводная сеть вышла из строя. За водой приходилось ездить с вёдрами, укреплёнными на детских саночках на Неву. Эти детские саночки являлись единственным "средством передвижения". На них и отвозили в импровизированные морги тела умерших ленинградцев. Канализации не было, и все отходы выбрасывались из окна на кухне во двор дома, где к концу зимы выросла огромная куча. Практически с наступлением зимы мы выходили из дома только за водой, порцией хлеба и на заготовку дров. Иногда в сильные морозы пилили и кололи дрова прямо в комнате. Очень редко в хорошую тихую погоду я выходил ненадолго прогуляться в нашей округе.

Мама и тётя Аня всё время были заняты хозяйственными делами. Даже за продуктами, полагающимися по карточкам, приходилось стоять в очередях. Где и что "дают", узнавали с помощью "сарафанного радио". Так распространялась информация, передаваемая женщинами друг другу. Я тоже был задействован в процессах поисков и приготовления пищи (в широком смысле этого слова), и в мои обязанности входила заготовка дров из старой мебели и книг и растопка "буржуйки". Однако свободного времени у меня было больше. И это позволяло иногда выходить на улицу погулять.

В одном из писем от папы было написано, что его часть временно располагается у мельницы им. Ленина (за Старым Невским). Мы отправились с мамой на свидание с ним, но не нашли. Подойдя к этой мельнице, стоящей на берегу Невы, мы услышали пулемётную очередь. Кто стрелял и где стреляли, мы не знали, очень устали и дальше не пошли. Телефоны не работали, и надеяться можно было только на почту.

Зима в том году выдалась очень суровой. Были сильные морозы, и выпало много снега. Дороги и тротуары расчищались или, чаще, вытаптывались. Часто они разделялись такими сугробами, из-за которых проезжавших автомашин не было видно. Нам казалось, да об этом говорилось и в печати, что зима - противник немцев и наш союзник. Действительно, в зимние месяцы почти прекратились бомбардировки и происходили лишь редкие обстрелы города. Представляется, что если не это, то переносить блокаду было бы куда тяжелее.

Активность "спекулянтов" в городе продолжала расти. В самых тяжёлых условиях блокады находились люди, стремящиеся и способные использовать ситуацию, а, подчас, и просто выжить. В городе были люди, обменивающие на продукты уникальные, ценные вещи. Были, конечно, и посредники. У военных интендантов, работников магазинов, госпиталей всегда что-нибудь "прилипало к рукам". Никто был не в состоянии учесть умиравших. Это и использовали некоторые предприимчивые люди, ведавшие распределением продуктов. Они были непрочь обогатиться. Обмен на продукты помогал нам выжить, правда, ценой потери ценных и дорогих вещей. Но самое главное - помощь дяди Бори. Он получал фронтовой офицерский паёк, который был достаточен для выживания.


Обсудить этот текст можно здесь

Подписаться на рассылку альманаха "Порт-фолио"




| Редакция | Авторы | Гостевая книга | Текущий номер | Архив |
Russian America Top Russian Network USA Rambler's Top100