Александр Левинтов
(Монтерей)

К вопросу о некоторых проблемах географического мышления

На столе - сковородка с дымящимися и еще шипящими первыми маслятками, мелкой кропотливой нарезки, в проблесках золотистого лука, на натуральном подсолнечном. Взбитые со сметаной неженки сами отлетают и с собой уносят наши души на пентхаузы блаженства. А еще на скупом мужском столе в ожидании своей участи разместились малохольные, немецкая копченая селедка, крутого засола помидоры с треснувшей от натуги шкурой, рыбий жир для взрослых под названием "Печень трески в масле", какая-то свиная копченость, а к ней - собственного изобретения смесь из маслин, вяленых помидоров, базилика, бальзамического уксуса и неочищенного оливкого масла (рекомендую), чего-то еще, рядовое и обычное, ну, и, разумеется...

- Хорошо пошла. Правильно мы сделали, что не стали у этих малышей шляпки чистить, с ними ядреней и время для дела сэкономили.
- Вот ты все: географическое мышление, географическое мышление... а что ты имеешь в виду?
- Давай сначала отделим его от исторического. Живущий в историческом мышлении, во-первых, считает, что изначальное - идеально и истинно, во-вторых, что культура - закрепившаяся нормами и ценностями история и история только для этого и существует, а, в третьих, он может свободно перемещаться в истории как по времени, так и по другим направлениям.
- По каким еще направлениям?
- По профессиональным, например, по историям отдельных стран, народов, отдельных семей и родов, по историям религий и любых деятельностей.
- Ага, понял. Это, стало быть, предприниматели по принципу - выпавшие из исторического мышления.
- Не понял.
- Предпринимателю, чтоб решиться на свое предприятие, должно не хватать ума и образования: знал бы, во что вбякивается, ни за что не решился бы. А у кого отсутствует историческое мышление (в твоем понимании) возникает ресурс риска, который по сути своей - продукт невежества. Так, по моему, Шумпетер определял предпринимателя.
- Возможно, не знаю, мы ведь не о том. Мы - о географическом мышлении, если ты помнишь.
- Ну, тогда давай за географическое мышление. Мы не частим?
- Ничего страшного, потом все равно обороты сбавим.
- Так что там про географическое мышление?
- Оно тоже имеет свои институции и конституции, устои, так сказать.
- Например?
- Например,... ты чего поросятину не берешь? Вот с этой смесью попробуй: заграничная штучка! Сам в Италии придумал, пока в гондоле плыл...
- Моя на диету всю семью посадила, какого-то Майкельсона купила. Копченое мясо и водовку вместе нельзя.
- Ну, всюду эти евреи! Майкельсон... Да знаю я этого Майкельсона, он Мовшовичем начинал в Первой Градской. Не помнишь, почем покупали эту диету?
- 19.95 плюс такс.
- Во! Смотри: тот же Майкельсон, он же?
- Оно.
- Но эта книга за 45.95. И по этой книге можно и мясо копченое и ее родимую, и вместе и порознь. Никогда не пользуйся дешевыми советами и рекомендациями. 45.95 - продвинутый курс диеты. А мы с тобой - продвинутые. Ведь так?
- Ну, уговорил: за продвинутых!

Водовка на чесноке - это такой продукт, который идет сам собой и совершенно незаметно для окружающей среды. И даже утром среда и даже самый распоследний понедельник, выглядит не как обычно (обычно, если есть силы, встанешь - и одна только мысль: "убил бы!").

- 99 процентов людей, когда пытаются объяснить дорогу, почему-то рисуют план и расположение сверху, с птичьего полета какой-нибудь вороны, то есть с такого ракурса, где ни он, ни тот, кому он объясняет, никогда и ни разу не бывал.
- Но мы же понимаем!
- Потому что входим в эти 99 процентов. А человек простой и негеографический не понимает эти квадратики и линии: "магазин". "почта". "аптека", "школа", "улица Пушкина" по осевой. Он напременно спросит: а зачем у вас названия улиц по осевой написаны, ведь опасно же? И зачем вы вывески на крышах пишете?
- А как же он рисует план?
- Как Джамбул Джабаев - фронтально: сначала будет магазин справа, потом аптека слева, прямо - школа, а что дальше, отсюда не видно. Это и есть ничем неприкрытый географический идиотизм, неспособность воспарить над реальностью в эмпиреи действительности.
- Это и все?
- Если не нальешь - все.
- Тогда под горяченькое.

Тут как раз в духовке приспел грибной супчик из первых маслят: сюда пошли самые меленькие, а потому целенькие, нерезанные, в шляпках серого мрамора, девственно чистые. Супчик разлит по горшочкам, небольшим, полулитровеньким. Лук в такой супчик кладется не обжаренный, а колечками, сверху насыпается тертый сыр, но вами тертый, а не на химфармзаводе имени Абрама Линкольна неизвестно где и когда. Вместо крышки суп накрывается крутонами или, по-нашему, жареными гренками. Супчик этот настолько горяч и духовит, что первые три-четыре рюмки им не заедаются, а занюхиваются.

- 98 процентов людей, пытаясь нарисовать пейзаж, непременно обозначат горизонт. Совершенно неважно, морской это пейзаж, горный или просто степь на лужайке. А ведь больше половины видимого нами не в интерьере помещений (я об этом вообще молчу) лишено горизонта и заслонено: деревьями, домами, машинами, толпой, камнями, заборами. Но нам непременно надо, когда мы изображаем природу, прочертить более или менее линейно горизонт, нам надо ограничить видимый нами мир до некоего замкнутого объема.
- А что делают остальные два процента?
- А они просто выделяют из пейзажа существенное и значимое для них и размещают их - в вакууме и внемасштабно: вот корова, а это дерево, а это "цыточек аленькой" (для верности они еще подписывают на корове "корова", а на кроне "дерево", если не уверены, что мы в состоянии правильно понять их живопись).
- Так давай за эти два процента.
- Это не повод, но принять надо.

Хронология событий любого сугубо мужского симпозиума носит неравномерный характер: сначала быстро-быстро исчезает закуска, а потом столь же интенсивно - напитки при стабилизации и полном невнимании к закусыванию. Что губит многих, кто не боец.

- Примерно пятьдесят процентов человек при вскрытии оказываются все-таки географическими идиотами.
- А если без вскрытия?
- Можно и без вскрытия. Тебе как легче сказать: "такой долгий длинный путь" или "такой длинный долгий путь"?
- Первое.
- Ну, значит, и ты географический идиот. Мы не частим?
- А какая разница... в смысле частоты?
- Тогда наливаем за твой врожденный. Понимаешь, кому время дороже и родней пространства, тот, конечно, скажет, как ты. А кто не географический идиот, тот "длинный" на первое место поставит. Супчику не осталось?
- Нет. Смотрю я на тебя. Уже года три смотрю. Не меняешься. Я, чисто внешне, имею в виду, не меняешься.
- Так я никого и меня ничто - вот и сохраняюсь.
- Сам к этому пришел или бывшая надоумила?
- Слушай, давай эту тему закроем, тут всего-то не больше поллитра от пол-галлона осталось, а мы еще про географическе мышление не договорили.

По столу поползла первая муха - верный признак, что скоро надо будет начинать кончать, а брать следующую производную, пожалуй, не стоит: ни столбы, ни полиция этого не поймут и не оценят.

- Я однажды исследование проводил: кто что в детстве рисует. Ходил по детским садам и начальным школам, просил детские рисунки показать, большую статистику набрал. Убедительно получилось.
- Это когда было?
- 1992-й год, Горный Алтай. Тут идея Пиаже есть одна: человек в своей жизни переживает всю историю человечества. В Горном Алтае население смешанное. Русские дети, в которых христианство заложено практически на генном уровне, начинают рисовать пейзажи с солнышком, которое улыбается, а в 7-8 лет переходят на безличное солнце, имея в себе христианский образ безликого и невидимого Бога.
- А алтайцы?
- Алтайцы - язычники. Они улыбающееся солнце начинают рисовать только в 7-8 лет.
- А до того?
- А до того солнце вообще не рисуют. Им даже непонятно, как такое нарисовать можно. Хотя, должен сказать, и алтайцы и вообще все малые народы Севера (Алтай - то же мне Север! С Китаем граничит!) - прирожденные художники, потому что не менее прирожденные охотники: и глаз меток, и рука тверда.
- И все-таки, мне непонятно, на чем держится географическое мышление, хотя я, кажется, теперь готов согласиться, что оно немного существует.
- Ну, это просто. На разделении всех географических объектов на аналоги, гомологи и уникумы.
- Что это такое?
- Гомологи - это то, что есть везде. Николай Николаевич Баранский одну из своих лекций начинал так: "На Цейлоне все люди дышат воздухом", потом делал долгую паузу и добавлял: "но географам это неинтересно". География держится на аналогах, на том, что одно можно сравнивать с другим. А гомологами пусть занимаются Макдональдс и Билл Гейтс, флаг им в руки. Уникумы же - для краеведов и туристов: первые хвалятся тем, что у них есть такое, чего никто не видал, а вторые тем, что все-таки увидели это.

По столу, подбирая крошки, поползла вторая муха, скоро появятся мураши. Поневоле приходится уступать поле боя, наливать по последней, раз предпоследняя уже кончилась. Да и на работу пора. После короткого замыкания и отключки.

- Если честно, настоящие географы - только в России. Все остальные - художники и дилетанты. Даже китайцы. У нас географическое мышление в язык впечатано.
- Как это?
- В географии, как нигде, существует непреодолимая разница между естественным, природным миром и гуманитарным, техническим, искусственным.
- А при чем здесь русский язык?
- Попробуй использовать глагол "класть" как совершенный? Не получится - это всегда технический, искусственный, а, следовательно, несовершенный процесс. Даже когда тебя кладут в гроб и несут на кладбище, ты и несущие тебя понимают, что это еще не окончательное решение твоих проблем. А вот несовершенной формы "положить" не существует: природа в своих деяния совершенна. Поэтому положение, местоположение - понятия описывающие уже нечто свершившееся. И что тебе положено, то положено - и не тебе менять. "Ложить, ложат, положь" -- это все из лексикона учеников комбайнера, людей не в своих санях и пользующихся не русским языком, а его суррогатом.

Как всегда, все опять свелось к политике, то есть речи совершенно нечленораздельной, а потому и неинтересной.