Фаина Петрова
НЕ РОДИСЬ КРАСИВОЙ…

Любимым внучкам - с тревогой и надеждой

Тогда этот акцент не вызывал у москвичей отрицательных эмоций: грузин любили, а грузинами считали чуть ли не всех кавказцев - о других просто мало знали.

…"Филологини" славились своей красотой. Может, им и не хватало стильности и изысканности, какие были у ИнЯзовских девчонок, но в природной привлекательности никто не смог бы им отказать.

Как всегда и везде, как в любой группе, были и самые-самые: самые заметные, самые яркие, самые красивые. Таких было четверо среди, пожалуй, более двухсот человек.

Ляля не раз думала о судьбе этих четверых. Принесла ли им счастье красота? Повлияла ли внешность на их судьбу? Ответы получались не очень определёнными. Ясно было только, что ни у одной из красавиц жизнь не сложилась просто.

По-видимому, тут есть какая-то закономерность. Хотя люди обожествляют красоту, похоже, это - печать судьбы, которая вовсе не предвещает счастья. Скорее наоборот. За настоящую красоту всегда немного страшно: слишком много оказывается желающих прикоснуться к ней, насладиться ею, сделать своей собственностью. Они опутывают её разного рода соблазнами, противиться которым молодой, неопытной душе бывает очень и очень не просто - трудно понять, где истина...

Успех в жизни не всегда сопутствует самым достойным - иной раз он приходит к более нахрапистым, беспринципным и ловким. Красоту они воспринимают как символ успеха, как атрибут его, как награду за победу в борьбе с себе подобными. Красота, как и правда, подчас не может защитить себя. И тогда она гибнет в неумелых, нечестных или грубых руках…

…С двумя из четырёх упомянутых красавиц Ляля была знакома довольно хорошо. О других знала со слов сокурсниц, сама же с большой теплотой и искренней симпатией лишь издали наблюдала за ними.

Номером один была безоговорочно признана Люда И., русская Джина Лоллобриджида, как её называли. Нельзя сказать, чтобы у неё были очень правильные черты лица, и вообще, если рассматривать их по отдельности, было не понятно, чем она, собственно, "берёт": глаза небольшие, правда, яркие, голубые, нос курносый… Но гордая посадка головы в ореоле пышных рыжих волос, убранных в высокую, по моде того времени, причёску, но обворожительная улыбка и… все у её ног.

Борис В., признанный на курсе поэт, писал ей стихи, а девчонки с замиранием сердца читали их в стенгазете, повторяя про себя и мечтая когда-нибудь услышать нечто подобное, посвящённое им.

Номером два… Впрочем, Ляля не могла бы точно сказать, кто из них был второй, а кто третьей и четвёртой. В общем, следующими были: Таня Г., Аллочка П. и Ирина С.

Таня тоже была рыжей. Короткие вьющиеся волосы оттеняли высокий, ясный лоб, карие глаза смотрели спокойно и строго. Черты её лица больше, чем у Люды , соответствовали принятому стандарту красоты, но ей не хватало того пленительного обаяния, которым природа так щедро наделила первую. Про Таню говорили, что она немножко холодна, мраморна - этакая "спящая красавица". Может быть, действительно женщина ещё спала в ней? А может, просто не пришло время проявиться чему-то такому, что волнует даже больше красоты, - яркой индивидуальности, что ли? Но верилось: кто-то появится и расколдует её... Судьба этой девочке многое наобещала…

К несчастью, жизнь обеих очаровательных и милых девушек, какими они запомнились своим однокурсникам и, наверное, не им одним, сложилась трагически: ни Тани, ни Люды давно уже нет в живых.

…Таня успешно работала на телевидении. Её судьбу ещё в начале пятого курса определил знаменитый диктор Юрий Левитан (он был первым в списке тех, кого немцы собирались казнить в случае победы; его торжественно-ликующим голосом звучали радостные сообщения об освобождении городов и населённых пунктов во время Великой Отечественной). Именно он, приехав в институт, выбрал её - чуть ли не единственную - для работы диктором.

Потом Тани не стало. Говорили, её из ревности убил психически ненормальный муж: она утонула, когда они катались на лодке. Что на самом деле произошло, никто точно не знает. Был суд, мужа оправдали. Но сам он себя, видно, не простил: отравился… Ей было не больше тридцати… Остался ребёнок - мальчик.

Люда в первый раз вышла замуж за человека с громкой в литературных кругах России начала века фамилией Арцыбашев. Второй брак связал её с известным писателем. Он, между прочим, был одним из переводчиков на Нюрнбергском процессе.

Инна, самая близкая Лялина подруга, как-то побывала в гостях у этой пары, и её очень удивили отношения между ними. На чём основывался их союз, было не совсем понятно. И дом, и вся обстановка в нём неприятно поразили Инну. Собственно, это был скорее не дом, а какое-то временное пристанище - неуютное, мрачное. И Люда мало напоминала ту живую, подвижную девчонку, какой была в институте. В ней чувствовался какой-то надрыв…

Её муж был большим любителем девочек и, похоже, заставлял её находить ему любовниц… Сама она, если и не сменила окончательно сексуальную ориентацию, по крайней мере, была явно знакома с нетрадиционной.

Инне с большим трудом удалось вырваться из их чересчур "гостеприимного"дома…

…Вскоре после этой встречи Люда ушла из жизни - покончила с собой… Дочь от первого брака ещё при жизни матери почему-то жила в интернате; говорили, что она хорошо рисует…

О судьбе Таниного сына и Людиной дочки Ляля ничего не слышала. Несчастные дети несчастных матерей…

…Жизнь двух других самых эффектных на курсе студенток не была столь печальна - по крайней мере, в то время, когда Ляля с ними близко общалась. К сожалению, она не знала, что с ними стало после того, как с одной раньше, а с другой позже, но с обеими более трёх десятков лет назад рассталась. Они обе уехали тогда из страны, и связь с ними оборвалась…

И Ирина, и Аллочка не просто оставили след в жизни Ляли - они достаточно серьёзно повлияли на её судьбу. Чтобы понять, как это произошло, придётся рассказать и о самой Ляле, хотя она, как сама считала, не входила и в первую десятку красавиц. А, впрочем, может, и входила - рейтинг охватывал только четверых: дальше никто не считал. Во всяком случае, упомянутую в начале нашего повествования тираду Шоты она слышала именно в свой адрес.

К тому же автор знает о своих героинях главным образом со слов именно Ляли - вот почему, возможно, и не вполне заслуженно, ей будет уделено больше всего внимания в этом рассказе.

…Однокурсникам Ляли было известно, что она всегда спешит домой. Объяснялось это просто: к моменту окончания занятий девушка еле стояла на ногах от голода - у неё не было даже 5 копеек на пирожок, при том, что она всегда получала стипендию; а когда один раз не получила по глупой случайности, то тут же нашла частную ученицу и ездила к ней на другой конец города, но ничего не сказала родителям, чтобы не выслушивать их нотаций.

Засыпалась Ляля тогда на экзамене по методике преподавания русского языка, который сдали все, даже вечные двоечники, несмотря на то, что никто ничего не знал: ведь невозможно запомнить, как разрабатывать ту или иную тему, пока сам несколько раз это не сделаешь. Но преподаватель был стар, дремал на экзамене, и студенты превосходно списали всё с учебников. Ляля никогда раньше не пользовалась шпаргалками - учёба давалась ей легко, да и лень было тратить время на их изготовление.

Она тоже попыталась вслед за всеми списать ответ на свой билет, но, отвечая, чувствовала себя неуверенно, а тут преподаватель вдруг проснулся и недовольным, неожиданно громким голосом воскликнул: "Что это Вы тут бормочете?" Экзаменуемая смутилась и замолчала.

Так и пролетела стипендия за целый семестр. А ведь это были деньги, на которые она пыталась хоть немножко улучшить свой скромный гардероб. Ляля и так из-за экономии первая в институте снимала - чуть ли не весной - и последняя надевала - чуть ли не зимой - чулки (колготок ещё не придумали).

Стипендия была очень небольшая - на первом курсе 22 рубля, на последнем - 29. Хорошие туфли, к примеру, стоили 35 рублей… Ей, как и всем в её возрасте, хотелось красиво одеваться, но отец так сформулировал своё решение: "Вот скажешь, что выходишь замуж, представишь жениха, тогда тебе всё и купим." А до этого что - голой ходить? Ну, не голой, конечно, но в старье - в сестриных обносках и в маминых сваливавшихся с ног туфлях.

Спорить, требовать, просить она не стала - гордость не позволяла. Девушка была с характером. В доме её звали Зоей Космодемьянской. Как-то родитель чем-то обидел её, и она босиком, в одной ночной рубашке зимой выбежала во двор (они жили на первом этаже) и не вернулась в дом, пока отец, характер у которого тоже был не сахар, не переломил себя и не извинился перед ней.

С девятнадцати Лялиных лет (как только была выдана замуж старшая дочь) родители стали настаивать, чтобы Ляля, как они говорили, освободила их. В семье был ещё один ребёнок, требовавший их внимания, -младшая Лялина сестра. Старший брат жил отдельно. Он единственный, как мог, поддерживал Лялю. Порой родители так изводили её разговорами о замужестве, что хоть выходи на улицу и кричи: "Эй, кто-нибудь, возьмите меня замуж, пожалуйста!" Сказать, что желающих жениться на ней совсем не находилось, было бы не верно: таких как раз хватало. По мнению родителей, женихов было даже чересчур много - это-то как раз их и сердило: "Закопалась," - говорили они.

…Среди лялиных знакомых был, например, один тридцатилетний доктор филологических наук - для этого звания человек молодой, а для своего возраста какой-то старообразный. Он был американофилом - редкое по тому времени увлечение: старался одеваться во всё американское, собирал пластинки американских джазовых групп, читал всё, что мог достать, об Америке…

Ухаживал он очень красиво: приглашал только на те спектакли, концерты и фильмы, на которые трудно было достать билеты. Он всегда заезжал за ней на такси - даже зимой она выходила к нему в туфельках и без головного убора: он так просил. Потом вёз её в хороший ресторан, а затем они отправлялись на намеченное мероприятие. Иногда порядок менялся: сначала мероприятие, а потом ресторан. Но вкусовые пристрастия этого персонажа оставались неизменными: куда бы они ни приходили, он всегда заказывал себе одно и то же - отбивные, которые называл стейками.

Ляля любила разнообразие и предпочитала знакомиться с фирменными блюдами каждого заведения... Свидание заканчивалось у подъезда её дома: он целовал ей руку, благодарил за приятный вечер и уходил.

По-видимому, он был неплохим человеком, но уж очень некрасивым. И эта его приверженность к ритуалам, нелепая любовь ко всему американскому… Нет, Ляля не могла заставить себя полюбить его.

Что такое любовь, она уже испытала: некоторое время назад она была полна исключительно сильным чувством к одному молодому человеку. Их роман с перерывами продолжался с 16 лет - тогда он впервые поцеловал её. Вновь они увиделись, когда им исполнилось по 19. Стоило ему дотронуться до неё, взять за руку, и она испытывала неведомое ранее блаженство. Они часто ссорились, но примирение было так сладостно, так будоражило и волновало душу и кровь… Если бы в такую минуту от неё потребовали отдать жизнь за любимого, она, не задумываясь, сделала бы это…

И всё же Ляля сама порвала с ним, как только почувствовала, что он любит её меньше, чем она его. Перенести этого она не могла - если он до женитьбы таков, что будет после? Жизнь женщины в России тяжелее жизни мужчины. Если муж не будет сильно любить жену, жалеть её, ей придётся несладко. Ляля насмотрелась на подобные браки, такая судьба её не привлекала…

А произошёл разрыв так: как-то она написала ему (он жил в другом городе) страстное письмо в стихах. Ситуация с этим посланием напоминала хрестоматийную лишь отчасти - общими, пожалуй, были только искренность и сила чувств обеих героинь. В остальном наблюдалась принципиальная разница: у наших действующих лиц, в отличие от пушкинских, к описываемому времени всё уже было решено: он закончит курс, приедет в Москву, и они поженятся.

Но второй Онегин, как и первый, не сумел оценить дар, посланный ему небесами. Ответ пришёл на день позже, чем мог бы, и начинался словами: "Лежу на крыше, загораю и пишу тебе письмо".

Дальше читать она не стала. Не давая пролиться подступившим слезам, с горящим, как от пощёчины, лицом, Ляля тут же собрала все его письма, порвала на мелкие кусочки и бросила в огонь. Такой муж ей не нужен - она не собиралась довольствоваться малым. "Всё или ничего" - был её принцип. "Я выйду замуж только за того, кто будет по-настоящему любить меня," - твёрдо пообещала себе девушка.

…Одним из её давнишних ухажёров был некто Илья - двадцативосьмилетний товаровед из мехового магазина в центре Москвы. На Соколе у него была однокомнатная квартира, а в Малаховке - родительская дача. Ляля однажды была на ней, и мама Ильи показала ей лучшую комнату, которая предназначалась будущей семье единственного сына. В общем, по тем временам жених он был завидный. Илья не один раз уже делал ей предложение, но она говорила, что ещё не готова к замужеству, и тогда они на время переставали встречаться. А потом он снова звонил и приглашал куда-нибудь. Если Ляля была свободна и предложение казалось ей интересным, она соглашалась.

…В тот раз она опять поссорилась с отцом. На душе было так тоскливо и пусто, как бывает иной раз промозглой дождливой осенью, с той только разницей, что в такую погоду обычно бывает приятно сидеть дома, в тепле, а ей, напротив, хотелось поскорее убежать куда-нибудь. Ляля позвонила Илье и без всяких обиняков, очень деловито спросила: "Ты ещё не передумал жениться на мне?" -"Нет!" - боясь поверить своему счастью, ответил он.

-"Тогда давай встретимся, надо всё обсудить". Когда они встретились, она каким-то не своим, циничным голосом стала говорить ему, что хочет быть на свадьбе не в белых, а голубых платье и туфлях. После свадьбы - сразу в свадебное путешествие на Кавказ. Да, и поскольку будет богатой, хочет сделать приятное своей любимой подруге, Инке, - подарить ей свою библиотеку (в покупке книг родители Ляле не отказывали).

Подсознательно Ляля понимала, что продаёт себя, и хотелось, видимо, запросить так несуразно дорого, чтобы он обиделся и сам отказался от неё. Он же без всяких возражений слушал её бред и на всё соглашался, считая, возможно, что эти глупости уйдут сами собой, а сейчас главное, что она готова выйти за него. Или он полагал обсуждение таких вопросов накануне свадьбы нормой?...

Замечаний было два. Первое касалось сроков: "Надо всё оформить до конца этого месяца, чтобы успеть воспользоваться льготами для молодожёнов, потому что с первого числа следующего,- пояснил он, - ожидается повышение цен на мебель. А в отношении шубы (Ляля потребовала цигейковую) - зачем мутоновая? Сделаю норковую."

О существовании таковой Ляля знала из популярной шансонетки "Мари - шубка норковая" в исполнении Эдит Пиаф: бедная французская девушка Мари мечтала о норковой шубке и всю свою жизнь подчинила этой мечте, а когда последняя, наконец, осуществилась, оказалось... Как бы покороче и поточней выразить суть незамысловатой истории? В общем, получалось, что приоритеты девушка определила катастрофически неправильно…

Вот и с Лялей происходило тоже что-то явно неправильное: ночью ей снились кошмары - кто-то холодными липкими руками пытался дотронуться до неё. В невыразимом ужасе и тоске она просыпалась: "Господи, что я наделала?" Может, припомнившаяся песенка и эти ночные видения были последними предостережениями заботливой судьбы?...

Когда бедная советская девушка Ляля пришла на следующий день в институт, на ней не была лица… И вот тут на сцене появляется Ирина С. - неожиданное спасение пришло именно от неё. Поняв, что с подругой что-то случилось, она стала расспрашивать её, и та всё рассказала.

- Понимаешь, я не смогу с ним даже поцеловаться. Как я стану с ним жить? - А он это знает? - спросила Ирина. - Ты говорила ему, что не любишь? - По крайней мере, никогда не говорила, что люблю, - ответила несчастная. - Да он и не спрашивал меня никогда об этом! - Ну, тогда так, - решительно взяла дело в свои руки Ирина. - Давай его телефон, пойдём позвоним. - Что я ему скажу? Как объясню - ведь только вчера сама предложила себя в жёны. - А это уж моя забота, - ответила подруга и набрала номер.

Илья, к счастью, был на месте и взял трубку. Ляля не верила своим ушам: Ирина сумела всё перевернуть с ног на голову, и теперь во всём оказывался виноват Илья: как он смеет жениться на девушке, которая (и он знает это!) его не любит?!

- Вы же просто покупаете её! Вас не интересуют ее чувства! Вы воспользовались её отчаянным положением! - гневно выговаривала новоявленный адвокат, а незадачливый жених, упав внезапно с небес, на которых счастливо пребывал со вчерашнего вечера, был, по-видимому, до такой степени раздавлен свалившейся на него новостью и напором Ирины, что совсем растерялся и не находил слов для ответа.

Тем всё и кончилось. Ляля была безмерно благодарна подруге. Не говоря уже о том, что помешала ей сделать ложный шаг, Ирина, сама, вероятно, того не сознавая, преподала Ляле важный жизенный урок: истина не всегда бывает одной-единственной.

Много позже Ляля натолкнулась на замечательное по мудрости и тонкой наблюдательности высказывание Нильса Бора на эту тему: "Есть истины ясные и глубокие, - сказал он. - Ясной истине противостоит ложь. Глубокой истине противостоит другая истина - тоже глубокая".

Корившая за случившееся всецело себя одну, Ляля увидела, что жизнь не укладывается в прокрустово ложе классицизма: амплуа жертвы не полностью определяет одного из персонажей очередной человеческой комедии, как не исчерпывает сущность другого маска злодея. - Ты прав. - И ты прав. - И ты тоже прав. У каждого своя правда. И всё же… Почему так скверно было на душе? Человек должен отвечать за свои поступки? Ничья вина не оправдывает и не отменяет собственную? К этим мыслям Ляля не раз ещё будет возвращаться в своей жизни…

…У Ирины жизнь тоже сложилась не сразу. Она была дочерью военного, преподавателя Академии имени Жуковского. Они и жили в доме сотрудников Академии на "Динамо". Между прочим, работа отца помогала Ирине иметь очень удобные шпаргалки. Во всех учебных заведениях на экзаменах для подготовки ответа тогда выдавали листы бумаги для пишущих машинок. Имея эту бумагу дома (её, кажется, не было в открытой продаже), Ирина очень аккуратно писала на ней ответы на все билеты. Половину этих листов подкладывала за резинку на одной ноге, половину - на другой.

Получив билет на экзамене, она некоторое время делала вид, что пишет ответ, затем, отсчитав нужное число, незаметно вынимала листок и просто заучивала его содержание - благодаря правильной бумаге, ничего переписывать ей не требовалось. Конечно, дополнительный вопрос мог застать её врасплох, но, как правило, свою четвёрку она всегда имела, а это обеспечивало стипендию.

Ещё на первом курсе Ирина влюбилась в весьма неординарного молодого человека по имени Орлин. Это имя не только прекрасно сочеталось с весьма запоминающимся обликом юноши, но и невольно переносилось на его внутреннюю сущность. Так судьба изначально вполне явственно озаботилась его будущим. Другие немаловажные обстоятельства тоже чуть ли не с пелёнок предопределили его жизнь. Орлин был болгарином. Его погибший на войне отец почитался на родине как национальный герой, в честь него был даже назван город. Тётка Орлина в описываемое время была министром культуры страны…

…Ирина привлекала взгляды многих. Высокая, стройная, длинноногая, с яркими синими глазами, аккуратным носиком и нежными, красивого рисунка губами, с высокой прической из каштановых волос, она действительно была упоительно хороша. Лялю поражало, какое маленькое расстояние было у Ирины между спиной и животом: казалось у неё нет ребер. Но это отнюдь не портило, а скорее украшало её. Через полгода учёбы в педагогическом Орлин перевёлся в МГУ. Они продолжали встречаться. После второго курса Орлин уехал на каникулы в Болгарию, а вернуться назад не смог - ему отказали во въездной визе. Тётя не хотела или не могла ему помочь.

А произошло следующее: однажды он сбежал с практики, чтобы повидаться с Ириной. Из-за этого группа пострадала - как-то была наказана. Комсорг или староста сказал Орлину что-то очень оскорбительное насчёт русских "девок", из-за которых некоторые недоумки готовы потерять голову. Обидчик получил пощёчину. Это-то и стало причиной, по которой бедного болгарина отказались пустить в страну. Так, по крайней мере, рассказывала Ляле Ирина.

Почти три года она преданно и терпеливо ждала своего любимого, который всё обещал уговорить тётку похлопотать об его возвращении, но этого почему-то не происходило.

Меж тем предстояло распределение. Институт готовил кадры не для Москвы, а для страны - в столице практически никого не оставляли. Можно было оказаться в весьма неожиданном и не всегда приятном месте. Многие срочно становились замужними дамами. Это ли явилось причиной или Ирина просто отчаялась увидеть жениха, но однажды, прийдя в институт, она сказала Ляле:

- Поздравь меня - я вышла замуж. - За кого? А как же Орлин? - Орлину я, видно, не нужна, он всё придумывает отговорки, чтобы не приезжать сюда. А мой муж - артист, - и она назвала фамилию, которую знали все любители балета в мире. - Он танцует в театре Станиславского и Немировича- Данченко.

Ирина что-то не выглядела так, как должна бы выглядеть счастливая новобрачная. Неожиданно для самой себя Ляля сказала: "Я поздравлю тебя, когда ты разведёшься с ним." Ирина обиделась, но слова подруги запали в душу, а, может, она и сама поняла, что совершила ужасную ошибку. Ирина послала Орлину отчаянное письмо: она умоляла любимого приехать и забрать её. Тут ему удалось преодолеть все преграды, и он приехал. Потом она развелась, Орлин приехал ещё раз, они поженились и уехали в Болгарию.

Там со временем Орлин стал главным редактором главной газеты страны - болгарского аналога советской "Правды". Как-то они приезжали в Москву навестить родителей, и Ирина пришла в гости к Ляле. Ляля была уже замужем. В честь подруги она назвала свою дочь Иринкой.

Большая Ирина говорила, что живут они материально трудно и поэтому не могут позволить себе иметь детей. Ляле, вышедшей замуж за студента, слышать это было странно. Позабавили её и другие высказывания этой четы. - Ну, а вообще как тебе живётся в Болгарии? - спросила она подругу. - Ничего, - ответила та. - Правда, раньше (заканчивался 64 год, уже сняли Хрущёва) к русским относились лучше. Я на улице стараюсь не говорить по-русски, благо болгарский уже свободный. А так болгары - неплохой народ. Только вот грязные уж очень: "То ли этих отмыть, то ли других родить?"

Не успела за Ириной закрыться дверь, как позвонил Орлин, чтобы справиться о жене, и Ляля, между прочим, спросила его, любит ли он приезжать в Россию или делает это по обязанности. Он ответил, что страна ему нравится, особенно он любит русскую литературу и музыку. "Единственное, что отталкивает, - добавил он, - это ужасающая неопрятность русских".

С тех пор Ляля никогда больше не видела эту пару и ничего не слышала о ней. Была ли Ирина счастлива со своим супругом, которого ей пришлось так долго ждать? Последняя встреча вовсе не свидетельствовала о том, что положительный ответ на этот вопрос является столь уж абсолютно бесспорным.

…С Ириной Ляля училась в одной группе, а вот с Аллочкой П. - в разных. Она и не помнила, как получилось, что они подружились, - кажется, через Инну. Интересно: Люду и Таню звали именно так, а не иначе - Людой и Таней. Ирину никто не называл Ирой, а тем более Иркой - она просто не откликалась на такое обращение. А Аллочку все звали Аллочкой.

Была она сероглазой, со светлыми пепельными кудряшками. Сложена божественно. При взгляде на Аллочку на память приходила фарфоровая статуэтка: её тонкое изящество и миниатюрность были тому причиной. Исключительно хороша была походка; да и каждое движение этой маленькой волшебницы отличалось врождённой грацией. "Так и съел бы вместе с каблучками, "- с непередаваемой интонацией произнёс как-то один большой любитель и ценитель женщин, задумчиво глядя вслед неторопливо удаляющейся пикантной прелестнице… Чуть-чуть, самую малость, портил Аллочку не совсем свежий, не очень здоровый цвет лица.

Аллочка, как Мерилин Монро, любила одежду сильно в обтяжку и не изменила себе, когда пошла работать в школу, чем, естественно, вызвала неприязнь старых дев, которых там всегда хватало. Возможно, это повлияло на её решение: проработав год или два в школе, она вышла замуж за уже не молодого дипломата и уехала с ним куда-то в Европу, на место его тогдашней службы. Решение было вполне осознанным - замуж она выходила не в первый раз (это был третий брак) и твёрдо знала, чего хочет: приятной, красивой жизни. Нашла ли её Аллочка или нет, Ляля так и не узнала. Но, вспоминая её весьма невзрачного мужа, о любви к которому та и не заикалась, и будучи несколько наслышанной об обстановке в советских дипломатических колониях за границей, завидовать подруге она, естественно, не могла…

…До конца учёбы в институте Аллочка успела побывать замужем дважды - кажется, в этом она переплюнула всех. Первым её мужем был какой-то прибалт, с которым она познакомилась во время отдыха. Он был значительно старше её. Собираясь ехать жить к нему, она немножко волновалась и советовалась с подружками, как следует вести себя в первую брачную ночь.

Тут, как сказал в подобном случае Набоков, автору нужно сделать сальто-мортале, чтобы рассказать о вещах довольно пикантных. Собственно вопрос состоял в том, как правильно одеться или, наоборот, правильно раздеться. Подружки отнеслись к проблеме со всей серьёзностью, но мнения разошлись кардинальным образом. Одна считала, что надо, конечно, переодеться в ночную рубашку, но обязательно роскошную, нейлоновую. Другая уточняла, что должны быть ещё и красивые трусики, и вызывалась собрать деньги, чтобы купить нужное великолепие. Третья говорила, что всё это глупости: не надо вообще самостоятельно снимать свадебное платье - пусть это сделает муж. Были и другие мнения… Мужчины, наверное, и не подозревают, что глупые девчонки, какими они были в 18 лет, способны серьёзно обсуждать такие вещи.

…Через год Аллочка оставила своего прибалта, вернулась в Москву и восстановилась в институте. Говоря о своей интимной жизни, она туманно намекала на нечто такое, что совсем не укладывалось в девчоночьих головах. Тут как раз по рукам стали ходить трактаты об индийской любви, точнее о технике секса. Становилось несколько более понятным, что имела в виду Аллочка.

…Таким образом, оглядываясь назад, сейчас уже можно уверенно сказать, что даже в те доисторические времена, по крайней мере, в одной, отдельно взятой части Советского Союза секс всё же наличествовал… Вскоре у Аллочки появился возлюбленный - давно обожающий её ровесник. Когда выяснилось, что она ждёт ребёнка, Аллочка развелась с первым мужем и вышла замуж за Гая - так звали её нового избранника. У них родилась красавица-дочь, заботу о которой целиком взяли на себя аллочкины родители. У Гая что-то не клеилось с учёбой - он никак не мог закончить какой-то захудалый институт. Аллочка билась-билась с ним, устала и отступилась.

Но в коротком промежутке между вторым и третьим браком (с раннее упомянутым дипломатом) у неё вспыхнул мимолётный роман, свидетелем бурного развития которого Ляля невольно оказалась. Вот тогда-то Ляле и открылось что-то в ней самой и в "искусстве обольщения", с которым её познакомила Аллочка. А было так.

Перед последним курсом института они втроём - Ляля, Аллочка и Инна - поехали отдыхать на Кавказ, в Хосту. С Лялей был её брат и двоюродная сестра со своими друзьями. Среди них был чей-то молодой муж, приехавший с отцом и братом своей жены, что придало особую остроту возникшей ситуации, - этот молодой мужчина вдруг без памяти влюбился в Аллочку. Всем было неловко - не знали, как вести себя, как реагировать. Эти же двое не могли, казалось, оторваться друг от друга…

…Как правило, вся большая разновозрастная московская компания с утра занимала места под навесом для своих, а в середине дня уходила с пляжа. Рядом с ними постоянно брали лежаки две подруги - жёны журналистов-международников. Одна была из Москвы, другая - из Киева. У той, что из Киева, был любовник. Его практически никто не видел, потому что он обычно приходил тогда, когда московская компания уже уходила. Тем не менее о существовании некоего Гиви подружки знали. До поры до времени эта информация оставалась невостребованной…

Жёны журналистов очень кичились тем, что их мужья занимали положение, позволяющее им ездить по заграницам, отдыхать на курортах, небрежно швырять деньгами. Однажды они задели неприятным замечанием одну из подруг, затем другую и, наконец, третью. Тогда Аллочка созвала "военный совет".

- Надо им отомстить! - решительно заявила она. - Да, но как? - неуверенно отозвались Ляля и Инна. - Отбить Гиви! - чётко определила задачу Аллочка и озабоченно добавила: - Сама я занята, придётся кому-нибудь из вас. - Я не умею, - мгновенно отреагировала одна. - И я, - откликнулась другая. - Придётся научиться. Руководить операцией буду я. Нужно лишь выполнять мои указания. Посовещавшись, они решили, что больше шансов понравиться Гиви есть у Ляли. Инна и Аллочка сказали, что видели, как он заинтересованно поглядывал на неё. Скорей всего, это была святая ложь, сказанная для поддержки духа подруги: вряд ли он вообще видел её.

Ляле вовсе не хотелось заигрывать с каким-то чужим мужчиной, но, когда киевлянка в очередной раз изрекла что-то весьма недружелюбное по поводу одной из подружек, она фактически подписала себе приговор: ей больше уже никогда не довелось увидеть своего бывшего возлюбленного возле себя. С некоторых пор он, как приклеенный, стал ходить за Лялей, которая запретила ему и близко подходить к ненавистнице.

Это произошло после того, как однажды Ляля дождалась, когда молодой человек подойдёт к их навесу, скользнула по нему равнодушным взглядом, убедилась, что попала в поле его зрения, медленно повернулась к подружкам и достаточно громко, чтобы он слышал, произнесла: "Ну, кто купаться?" Когда вдоволь нанырявшись и наплававшись, она вышла на берег, он уже ждал её. Она увидела это давно, но выйти не спешила - пусть полюбуется: в воде Ляля была в своей стихии.

- Можете научить меня плавать, как Вы? - обратился он к ней. - Да, если Вы в свою очередь поделитесь со мной Вашими знаниями по истории джаза, - она слышала, как одна из врагинь рассказывала другой, какой он замечательный знаток этого вида искусства. Он приступил к лекции немедленно…

Итак, первый этап операции проведён удачно. Ляле даже не пришлось обращаться за советом к Аллочке - всё получилось само собой: просто и естественно. Теперь следовало перейти к следующему пункту - закрепить успех. Аллочка объяснила, что для этого необходимо произвести впечатление эрудированной и тонкой, лиричной девушки. Легче всего этого добиться с помощью стихов. Конечно, не всяких, а только самых изысканных, возвышенных - Бодлера, Элюара , Рембо… Можно что-нибудь и из наших, "серебряных" : "И солнце ангелы потушат, // Как утром - лишнюю свечу", " Ты - женщина, и этим ты права…"

- Стой! - осенило подружек. - Так вот чем ты охмуряешь бедного мужичонка! А мы тут голову ломаем, что ты ему всё время поёшь, соловьём разливаешься?" - Да, - охотно призналась та, - читаю стихи. Вечером учу, а утром "вспоминаю". Надо уметь подать себя, -улыбаясь, заключила она. - Мы не можем ждать милостей от природы. Взять их у неё - наша задача".

- Стихи? - удивилась Ляля. Ну, со стихами у неё проблем не будет, ей специально и учить не надо: она их знает превеликое множество.

…Этот Аллочкин метод - не упускать из вида, но и не полагаться всецело на зрительные рецепторы "противника" и широко использовать богатый опыт сладкоголосых сирен (заменяя в случае затруднений с голосом и слухом поменять пение на мело- и просто декламацию) - в дальнейшем был опробован Лялей неоднократно и всегда с неизменным успехом. Особенно легко ловились на него мальчики с запросами из хороших, интеллигентных семей.

Возникающий при этом имидж высокодуховной особы имел ещё один неожиданный и весьма полезный побочный эффект - он помогал держать молодых людей на расстоянии: даже Гиви вынужден был взять на себя совершенно не свойственную ему роль рыцаря при прекрасной даме. С российскими мужчинами проблем и вовсе не возникало: в этом плане Ляля всегда оставалась хозяйкой положения.

…Между прочим, будущий лялин супруг в своё время тоже не избежал причитающейся ему порции стихов - она и его вначале покоряла этим привычным ей способом… …Однажды, спустя некоторое время после свадьбы, Ляля рассказала своему избраннику об Аллочкиных уроках, и они вместе весело посмеялись над милыми и забавным девичьими уловками. Для них уже совершенно не важно было, кто кого и как покорял: главное - они нашли друг друга.

Поведала ему Ляля и о судьбах красавиц-сокурсниц. "Коллективная народная мудрость, - пародируя учительский тон, продекларировала она, - не может не быть истиной: вот и у нас не самая красивая девушка оказалась наиболее счастливой."
Алик не совсем разделял высказанную точку зрения: у него на этот счёт было своё мнение. Он вообще меньше всего склонен был думать о каких-то неведомых девицах, о которых рассказывала ему Ляля. Из них всех он видел одну только Ирину, и та не произвела на него сильного впечатления: "Нет мысли в глазах", - сказал он.
Для Алика красавицей была собственная жена. Он долго не мог поверить, что она действительно предпочла его другим. Чуть ли не до конца своей рано прервавшейся жизни, он всё ждал с тревогой, что настанет день, когда она с присущей ей прямолинейностью и определённостью скажет: "Прости, но это было ошибкой, и я жалею, что вышла за тебя замуж".
Может быть, именно эта неуверенность придавала его чувству какую-то особую, дополнительную силу и остроту… Он видел, как на неё заглядывались мужчины в тот год, когда он встретил её на юге, и в последующие, когда сначала с одним ребёнком, а потом с двумя они ездили отдыхать на море. Когда она, всё такая же худенькая и стройная, с копной вьющихся волос шла по пляжу, все, казалось ему, только на неё и смотрели. Он любовался и гордился своей женщиной, а душа его замирала от нежности и страха потерять её.
Алик от природы был наделён очень богатым воображением и, так как ждал от жизни не пирогов и пышек, а скорее синяков и шишек, и уж какого-нибудь подвоха - обязательно, то вообразить себе картины, одну мрачней другой, ему ничего не стоило.
Ляля и не догадывалась о свирепо терзавших его муках, пока он, много позже, не рассказал ей о них. Она посмеялась над его фантазиями, но не была уверена, что до конца развеяла их.
"А, может, и не надо, чтобы он был слишком уверен?" - подумалось тогда.
Саму её, правда, тоже иногда посещали страхи, но это бывало ночью, во сне: долгие годы она вновь и вновь решала, за кого ей выйти замуж, и мучилась, не находя выхода. Проснувшись, Ляля счастливо улыбалась: "Слава Богу, я всё-таки дождалась ЕГО".
Большую часть своей замужней жизни Ляля была так погружена в бесконечные заботы о детях, доме, работе, что ничего и никого вокруг себя не замечала. Не раз он думал и даже говорил ей, что её всегдашняя напряжённая жизнь учительницы - лучшая защита семейного очага: некогда думать о глупостях, столько надо всего сделать, что успевай только поворачиваться…
Если она всё-таки и натыкалась порой на заинтересованные, а то и восторженные взгляды, или даже кто-то давал ей понять и
более определённым образом, что она нравится, это не меняло и ничего не могло изменить в её мире: жизнь была так насыщена и полна, что воспринять ещё что-либо другое она была просто не в состоянии.
И дело было не только в действительно сумасшедшем ритме, в котором она жила. Другая, более значительная, причина состояла в том, что ей и не хотелось ничего менять: своего мужа Ляля чуть ли не боготворила.
Алик был человеком необыкновенной, крайне редкой породы. Почти каждый, кто узнавал его, сразу же подпадал под его неотразимое обаяние. Когда его не стало, некоторые друзья и знакомые задались вопросом, какова была природа этого явления, как ему удавалось моментально и всецело пленять людей - что делало его, как теперь говорят, харизматической личностью?
Может быть, привлекала непрекращающаяся, постоянная работа ума, глубокого и парадоксального, при том, что, в отличие от многих других, тоже весьма умных людей, он не подавлял никого своим величием, не носился с собой? Напротив, как раз к себе он относился с изрядной долей иронии, в то время, как с другими был удивительно тёплым, искренним и доброжелательным.
Как бы то ни было, Ляля нашла в нём совершенство, о котором и не помышляла, как о возможном. Что она могла ещё хотеть? О чём мечтать? Жизнь дала ей больше, чем она ждала… Она понимала, помнила и ценила это всегда: с самого первого мгновения, как только осознала (в первые дни знакомства), и до последней их совместной минуты, когда его повезли в глубь реанимационного отделения, и она не решилась попрощаться с ним, чтобы не испугать его или, не дай Бог, не "накаркать" чего-либо…
Эта какая-то незавершённость их отношений, как и не выплаканные, загнанные вглубь слёзы годами мучили её: из-за, возможно, странной, ей самой не совсем понятной гордости и чувства сопротивления (она не смогла бы точно сказать - чему?) Ляля не позволила себе ни на похоронах, ни на поминках проронить и слезинки. И эти накопившиеся слёзы то бились в ней волнами, не находя выхода, то прорывались, казалось бы, беспричиными потоками.
Но и тогда чувство благодарности судьбе за подаренное ослепительное счастье не покидало её.
…Время от времени Лялины подружки - Инна и другие, с кем она училась в институте, - болтая по телефону или встречаясь, что они делали не часто, но регулярно, обменивались информацией о том, как сложилась жизнь бывших сокурсниц, что стало с ними после того, как, закончив учёбу, разлетелись в разные стороны.
Об одной было известно, что она, так и не выйдя замуж, годам к 40 взяла себе девочку из Дома ребёнка и теперь, надрываясь, тащила её. О другой - что, расставшись с тремя официальными и неизвестным количеством неофициальных мужей, сделав несколько абортов, тоже оказалась сейчас одна, но полна надежд и планов и ещё не собирается сдаваться.
Большинство же приятельниц и знакомых по инерции тянуло лямку с одним, часто - опостылевшим - мужем, не имея сил
что-либо изменить в своей жизни. Трудной, если не вообще не разрешимой, бывала, как правило, проблема с жильём. И потом: как оставить детей без отца? "Вот подрастут - тогда", - успокаивали себя женщины.
Но, когда дети подрастали, менять что-либо в худо-бедно налаженной жизни тоже было не просто, и они - кто тихо и мирно, а кто, бурно ссорясь, - оставались доживать отпущенный судьбою срок в параллельных мирах со своими благоверными. Хорошо, если комнат было больше одной…
Но это как раз не удивляло: так жили почти все вокруг.
Своих же красавиц-однокурсниц они очень жалели и не раз сокрушались о том, что и у этих очаровательных девушек, кому "на пороге дней", казалось, сама жизнь улыбалась и распахивала свои объятья, тоже всё сложилось не так, как мечталось.
Вообще выходило, что счастливый билет вытащила только одна Ляля. С этим соглашались все. Но потом кто-нибудь непременно добавлял: "Какая Лялька всё-таки молодец: сумела в незаметном, скромном мальчишке разглядеть будущее! Я бы лично прошла и не увидела". "И не только разглядела, но и помогла состояться", - уточняла, как правило, другая…
"Так что же, - слушая девчонок, какими они оставались друг для друга и через многие годы, думала Ляля, - просто повезло или сама сотворила своё счастье?.
И вообще, что такое счастье: везение или каждодневная работа души? Может быть, для счастья нужно и то, и другое?
И правы ли те, кто считает, что жизнь всем предоставляет, по крайней мере, один шанс, но не все умеют разглядеть его и воспользоваться? А получив - удержать?
Как объяснить бесконечные "адюльтерчики" и семейные неудачи друзей и знакомых? Неужели все они ошиблись в выборе? Не слишком ли большой процент?
Интересно: за долгие годы совместной жизни Ляля и Алик переговорили, кажется, обо всём на свете, но вот именно под таким углом эту тему как-то не обсуждали… Просто радовались своему счастью… А теперь она уже никогда не сможет узнать, что бы он сказал по этому поводу, если бы она его спросила… Если бы могла спросить…