| Редакция | Авторы | Форум | Гостевая книга | Текущий номер |

 

 

Экзистенциональный анекдот

Владимир Савич


Они познакомились у общих знакомых на просмотре американского фильма ужасов. Вообще-то Наталья Дмитриевна должна была идти в театр со своим ухажером, многообещающим сценаристом Вороновым: пышные усы, смолянистые волосы, сверкающие глаза - чистый янычар, но в последний момент он заявил:
- Натали, прости, но мне надо быть срочно на студии.
- Послушай, Воронов, мне надоело твое вранье. Два года вешанья лапши - это слишком. "Натали, люблю! Натунчик, завтра развожусь!" Довольно, mon cher! Il suffit, -сказала Наталья Дмитриевна по-французски. - Я и так слишком многим пожертвовала…
- Ох! Ох! -перебил ее сценарист. - Какой пафос! Какие позы! Мы пожертвовали. А я что, по-твоему, не жертвовал? Да я только для тебя жил и живу.
- Для меня, но с другой, - Наталья Дмитриевна разрыдалась.
- Ну, Натали. Ну, не сердись. Ну, право, я не могу смотреть на эту мокротень. Ну, ей Богу, сегодня все решится. Я ухожу из семьи. Клянусь! Решено! Вот смотри, - Воронов стал неистово осенять себя крестами.
- А ты сходи к Крымовым, - закончив, сказал он. У них сегодня просмотр какого- то ужастика. Собирается "бриллиантовая молодежь". Может, с кем, более достойным, чем я, познакомишься. Воронов потрепал Наталью Дмитриевну, как девочку, за щечку.
- И пойду! -заявила сквозь слезы Наталья Дмитриевна. - И познакомлюсь. Ты мне со своими "завтрами" надоел хуже общепитовского винегрета.
- Натали, но как же ты можешь? Ты ведь знаешь, как я неровно на тебя дышу. Ты моя муза, Натали! Я тебе обещаю, что в ближайшие два, ну, максимум, три дня все решится.
Затем последовала жаркая постельная сцена. Наталья Дмитриевна размякла в объятиях и поцелуях искусного любовника и все простила.

Уже в дверях Воронов еще раз коснулся губами мочки ушка Натальи Дмитриевны:
- Два дня. Максимум три, -сказал он и исчез в туманом осеннем дне.
Наталья Дмитриевна повздыхала, побранилась, выпила кофе с коньяком, выкурила хорошую американскую сигарету и подумала: "Может, и впрямь пойти к этим Крымовым? А! Пойду!"
Наталья Дмитриевна подошла к зеркалу. Немножко пудры и крема. Чуть-чуть туши. Облачко парфюма, шелк, капрон…
И вот уже из зеркала смотрит не женщина, а богиня.

Кем была и чем занималась Наталья Дмитриевна? Да ничем особенным. Восхитительная женщина, вращающая в столичной кинотусовке.
А в этот вечер?! Ах! Как она была хороша в этот вечер! Но если бы только в этот! Наталья Дмитриевна была очаровательна всякий день. Изящная женщина. Ночная сказка. В Наталье Дмитриевне, по словам настоящих ценителей женской красоты, удачно сочетались темпераментный восток и холодный запад. Голубые с зеленоватым кошачьим оттенком глаза. Лишающие покоя черные пышные волосы. Большая грудь на осиной талии. А ноги? О, какие у Натальи Дмитриевны были ноги! Обтянутые темным капроном, они являли собой совершеннейшее произведение искусства. Редкий мужчина, проходя мимо Натальи Дмитриевны, не оборачивался ей в след…
- А вот и наша Наталья Дмитриевна пожаловала. Проходите, проходите. А где ваш "черный ворон"? Понимаю, понимаю. Кружит, парит, творит, - приветствовал Наталью Дмитриевну хозяин квартиры.

После "глотка" красного "Бордо" собравшиеся уселись у телевизора.
Фильм Натальи Дмитриевне не понравился. Крики, кровь, вой бензопилы, хруст ломающихся конечностей. Женская половина ежилась, вскрикивала, пряталась за спины спутников, одним словом, выказывала страх. А Наталью Дмитриевну все эта "кинохренотень" только раздражала и злила. И не столько еще фильм, как сидевший подле нее молодой субъект, постоянно выкрикивавший: "Прекрасный ракурс", "Разноплановый монтаж","Смазанный передний план". Наталью Дмитриевну так и подмывало опустить на его умную голову что нибудь тяжелое.

Но вот гнусавый переводчик прочел список участников фильма. Кассета остановилась. Телевизор замельтешил.
- Высокий класс!
- Умеют же делать!
- Да, это вам не "Сын земли"!
Понеслось послесеансовое обсуждение картины.
- А по мне, ерунда ерундой. Хуже порнографии, - вынесла свое заключение Наталья Дмитриевна.
- Ну, Наталья Дмитриевна, у вас и сравнения. Порнография - это порнография, а это, как ни крути, художественное кино.
- Оно такое же художественное, как я искусственная.
- Господа! Господа, прошу к столу. Так сказать, на "petit fourchette", -позвала с кухни хозяйка квартиры.

Гости, забыв об эстетических спорах и вкусах, дружно устремились к столу. Фуршет состоял из черной икорки, ржаного свежего хлеба, финского сервиладика, крабового салатика и легких напитков в виде шведской водочки "Абсолют"- для джентльменов и "Советского шампанского" - дамам. От шампанского у Натальи Дмитриевны разболелась голова, и она засобиралась домой.
- Ну куда же вы в такую ночь, Натали? Нет, нет и нет. Без провожатого мы вас не отпустим.
В провожатые был выделен Юрий Михайлович Бойков - будущее светило отечественного кинематографа, как представила его хозяйка. Наталья Дмитриевна узнала в нем раздражавшего ее своими репликами субъекта.

Юрий Михайлович, белокурый, пухлый, толстогубый молодой человек, разом напоминал и ангела с рождественской открытки, и героя повести Астрид Линдгрен Карлсона.
-Вам что, действительно, не понравилось? - поинтересовался Юрий Михайлович, выходя из подъезда.
- В смысле? - непонимающе посмотрела на него Наталья Дмитриевна.
- В смысле - фильм? - уточнил Юрий Михайлович.
- Ааа… - Наталья Дмитриевна забавно повела бровью. - Чепуха.
Я не люблю такие ленты, - натягивая на изящные пальчики лайковые перчатки, ответила Наталья Дмитриевна.
- И, тем не менее, вы их…
- Чистейшей воды случайность, - упредила вопрос Наталья Дмитриевна.
- Случайность суть закономерность. Вам в какую сторону? - поинтересовался Юрий Михайлович.

Наталья Дмитриевна пробежала оценивающим взглядом по провожатому: дорогой кожаный плащ, светлое кашне, очки в модной оправе, элегантный зонт, добротная обувь, импортный пюрфюм, правда, с каким-то неприятным сладковатым привкусом формалина. "Словно трупом пахнет," - отметила Наталья Дмитриевна и махнула ручкой в направлении таксомоторной стоянки.
- Значит, не нравятся такие фильмы, - заговорил Юрий Михайлович, когда они вошли в небольшой скверик, ведущий к центральной городской магистрали.
- Решительно нет, - резко ответила Наталья Дмитриевна. - По мне, так порнография и то смотрибельней и куда реалистичней.
- Не буду спорить! Порнография и впрямь самый реалистичный из всех жанров кино. Но вы посмотрите на триллер с другой стороны. Кровь. Насилие. Террор. Все это присуще и, я бы даже сказал, необходимо человеческой жизни.

Сквер, по которому они шли, весьма гармонировал с определениями, коими ловко жонглировал Юрий Михайлович: триллер, ужас, террор.
Темный, сырой, пустой, продуваемый холодным ветром, он здорово походил на киноплощадку для Хeлоувинского ужастика.
Цветом больной печени светили редкие фонари. Квадратные невысокие скамейки напоминали могильные надгробия. Мусорные баки походили на раззявивших рты монстров. Сквозь легкий туман и дым лиственных куч пробивалась синюшная луна. Зловеще скрипели деревья. Их голые тонкие ветки, точно пальцы скелетов, тянулись навстречу путникам.

- Уф - уфффф, - филином ухала оторванная ветром реклама прохладительных напитков…
- Современное общество практически лишено острых ощущений. Жизнь размеренна и пресна. Дом, работа. Работа, дом. Подобные фильмы дают человеку побыть убийцей, насильником, маньяком и насладиться страданиями. Ведь страдания - это разновидность красоты. Возможно, той, которая и спасет мир? Другое дело, что настоящих фильмов ужасов нет. Уверяю вас, нет! Так, суррогат. Но дайте время, и я совершу революцию в области так называемых, "horror films," - без доли смущения заявил Юрий Михайлович Бойков.
- А у нас и снимать ничего не надо. Выйди ночью на улицу, вот тебе и готовый фильм ужасов. Вы посмотрите вокруг. Бррр, - Наталья Дмитриевна зябко поддернула плечами.
- Вообще-то вы правы. Ужасов у нас в жизни предостаточно. И им у нас всегда найдется, как и подвигам, достойное место! - игриво произнес Юрий Михайлович. И уже серьезным тоном добавил:
"Может, именно потому, что их так много, у нас нет подобного кино? -д обавил он.
- Да нет, тут дело не в кино, а в чем-то другом, - возразила Наталья Дмитриевна. - Наше кино воспитывает, воспитывает новую породу людей, а получаются какие-то монстры: пьянь, рвань, бескультурщина.
- Да какое наше кино!? Кинематографическая отрыжка это, а не кино! - воскликнул Юрий Михайлович. - Да и откуда ему взяться, если у нас нет мало-мальски приличных режиссеров?
- Ну, отчего же? Один Тарковский чего стоит! - возразила Наталья Дмитриевна.
- Тарковский! Вы еще Александрова с Пырьевым назовите. Да что ваш Тарковский!? Все вокруг только и делают, что кричат. О! Тарковский! Ах, Андрей! Первосвященник! Кинематографический мессия! А по мне, так он вторичен. И вся эта Тарковщина - бред и пошлятина. Ну, скажите мне, что он сказал нового в искусстве? Какие новые режиссерские ходы открыл? Ну, скажите?
Наталья Дмитриевна неопределенно пожала плечами и подумала:
"Пристал, как банный лист к причинному месту".
-Да ничего он не сказал! - ответил за нее Юрий Михайлович. Муссирует набившие искомину дилеммы: добро - зло, преступление - наказание. А этого ничего не существует. Ибо человеческая жизнь суть экзистенциональный анекдот. Я уж не говорю о чисто технической стороне его картин. В них масса провисаний, пустот и несущественных деталей. А как он опаскудил Лемма? Как опустил он "Солярис"!

Юрий Михайлович разошелся. В эти минуты он был хорош. Глаза сверкали. Руки порхали. Голос звучал торжественно и где-то даже эротично. Во всем облике будущего режиссера было что- то чарующее и пугающее. Придет время и я…
Но тут подошел таксомотор, и Наталья Дмитриевна так и не узнала, что такое собирался свершить Юрий Михайлович.
Ни номера телефона, ни координат Наталья Дмитриевна не оставила.
Ю. М. Бойков, увы, не подходил Натальи Дмитриевне ни к ее плащу, ни к ее шляпе.

Прошел день. Прошел и "максимум второй" Воронов не звонил. На третий раздался звонок. У аппарата был Юрий Михайлович Бойков.
-Как вы узнали номер моего телефона? - удивилась Наталья Дмитриевна.
- Выцыганил у Крымовых, - сознался будущий режиссер.
- Для чего?
- Хочу угостить вас отличным, прекраснейшим кофе в одном маленьком восточном кафе. Кофе там фантастический. На уровне лучших кинематографических шедевров. С пеночкой. С фисташками. С восточными сладостями. Поедемте, Наталья Дмитриевна! Ей Богу, не пожалеете.
А что, почему бы и не пойти? Век, что ли, Воронова ждать? "Натали, завтра. Натанька, послезавтра". Так и жизнь пройдет.
- А что? И пойдемте, - согласилась она.
- Тогда я за вами заеду.
- Но вы же не знаете адреса?
- Миль пардон, выклянчил у тех же Крымовых.
- Ну, получат они у меня! -шутливо пригрозила Наталья Дмитриевна…

Кафе было маленьким и уютным. Мягкая музыка. Удобные кресла.
- А ну-ка, сооруди нам, братец ты мой, кофе. Да смотри, чтоб с пеночкой. И ликер тащи, - по-барски потребовал Юрий Михайлович.
- Какой пожелаете? - услужливо- лакейским тоном поинтересовался официант.
-А тот, что прошлый раз, - с вишневой горчинкой. И фисташки неси, да смотри у меня, чтоб поджаристые были.
- Бусде, - и официант, любезно прогнув спину, принес и терпкий, дурманящий кофе , и сладкий, тягучий, с горчинкой ликер, и шипучую "Славяновскую" и, наконец, жаренные хрустящие фисташки. Кофе обжигал нёбо. Ликер дурманил голову. И при условии, что на месте бы Юрий Михайловича сидел Воронов, жизнь могла бы казаться сладкой и воздушной, точно свежее заварное пирожное, что притащил вне заказа услужливый официант.

Юрий Михайлович интересно говорил о кино, сыпал терминами и определениями. Крупный план. Видовая съемка. Монтаж. Антрашабия механики. Феллиниевский неореализм. Антониониевский эротизм. Хичкоковский психологизм.
- Кстати, вы смотрели фильмы Хичкока? -поинтересовался он у собеседницы.
Наталья Дмитриевна отрицательно покачала головой.
- Да вы что? -удивился Юрий Михайлович. - Да как же так?
- Вот так как-то, знаете ли, - Наталья Дмитриевна забавно повела плечиком.
- Так этот пробел надо немедленно восполнить. Тотчас же! Поедем ко мне - у меня отличная подборка его фильмов. Поедем!
- Эй, человек, -крикнул Юрий Михайлович официанту. - Давай-ка нам, брат, с собой шампанского да конфет. Что там у вас… Птичье молоко есть?
- Есть, а еще трюфеля свежие имеются.
- Давай-ка нам, братец, "молоко" и "трюфеля" давай. Шампанского неси пару бутылочек, да торт "Киевский". Только смотри у меня, чтоб свежий!
И тут же бармену:
- Федорыч, оттелефонируй-ка в таксопарк.
- Айн минута, - крикнул из-за стойки Федорыч.
- Нет, нет. Я же вас не знаю. Нет, нет и нет.
- Да что вы, Наталья Дмитриевна? Это пустое - бояться меня. Тем более, что и будем-то мы не одни.
- Как это не одни?
- Да родители мои сейчас дома, но, я уверяю вас, они мешать не станут.
- Ну, хорошо, -согласилась Наталья Дмитриевна. - Поедем…

Так Наталья Дмитриевна попала в пятикомнатную квартиру улучшенной планировки, расположенную на тихой городской улице. Родители Юрия Михайловича, люди с породистыми аристократическими лицами, были ответственными работниками аппарата ЦК.
Дом - полная чаша: хрусталь, фарфор, бронза, антиквариат. Приняли Наталью Дмитриевну по высшей категории, да нельзя было иначе: уж больно она была хороша.
"Шоколадный торт, а не девушка," - назвал после ухода Наталью Дмитриевну отец семейства.

Прошел месяц. Прошел и второй. Минули полгода. Промчался и год. Воронов не звонил. На звонки не отвечал. И вообще Наталья Дмитриевна узнала, что он уехал в другой город, где работал сценаристом на тамошней киностудии. Иногда Наталья Дмитриевна встречала его имя в титрах фильмов.
Весь этот год Наталья Дмитриевна убивалась, страдала, хоронила жизнь, посматривая на люминал.
И тут Юрий Михайлович Бойков сделал ей предложение.
- Наталья Дмитриевна, а знаете что? Выходите-ка за меня замуж. Вы мне положительно нравитесь. Я без пяти минут режиссер. Выходите.
- Надо па - па - падумать, -грустно ответила Наталья Дмитриевна.
- Да чего там думать.?Я вас люблю и готов перевернуть для вас горы. Я вам такой фильм посвящу. Ахнете! Я же без пяти минут русский Хичкок…

-Темноватый он какой-то, - высказал свое мнение о будущем зяте Дмитрий Антонович. - С ним о чем ни станешь говорить, все к ужастикам сводит. Смотри дочка, как бы он и твою жизнь в ужастик не превратил. Или еще чего хуже. Как он там говорит? - Дмитрий Антонович поправил очки - Экзистенциональный анекдот! Надо ж такое придумать!
- Да брось, папа. Он ведь талант. Почти гений, а они ведь все немного со странностями. Все не так страшно. Посмотришь, я еще с ним и в Канны отъеду, и в Голливуд отскочу.
- Режиссер! Кино! Кому оно надо сегодня твое кино!? Хлеб и водка по карточкам. До муз ли теперь? Но, коль решила, я перечить не стану. Так уж и быть - женитесь.
И родители благословили Наталью Дмитриевну…

Три дня. Три ночи. Пела и плясала свадьба Натальи Дмитриевны.
- Горько, - кричали гости и ухали об пол хрустальные рюмки.
- Бзинь-ли-линь, бзинь-блин-бли- линь: будь счастлива, Наталья Дмитриевна, - радостно звенел хрусталь.
"Уп-ца-ца, уп-ца -ца: любовь да совет вам, молодожены…", - гремел свадебный оркестр.
В белом подвенечном платье, в кружевах и оборках, Наталья Дмитриевна напоминала белую майскую розу. Но чувствовала она себя, словно на чужой свадьбе.

Молодые поселись в личной трехкомнатной квартирке улучшенной планировки на той же тихой родительской улице. После окончания курса Юрий Михайлович по протекции ЦК получил место на крупнейшей киностудии страны.
Фильмов не снимал, но и мух от аппарата не отгонял.
- Через год обещают дать снять собственную "фильму", - заверял он своих знакомых. - И добавлял, многозначительно подмигивая:
- Ну, я им заделаю. Я такое сниму…

Однако "фильму" дать не успели. Хотя все, вроде бы, было подмазано и согласованно. Развалилась страна. Задышала на ладан киностудия. Родители, вроде, попали в струю, однако в ту, что вынесла их и из аппарата ЦК и из пятикомнатной квартиры улучшенной планировки.
В новой общественной среде фильмы, которые мог и хотел снимать Ю.М. Бойков, были, казалось бы, и востребованы, и любимы зрителями. Страна, затаив дыхание, ждала своего Хичкока. И Юрий Михайлович был готов и, главное, мог им стать, да только где взять деньги под такой дорогостоящий проект, как психологический триллер? Режиссер Бойков, назанимав кое-каких грошей, снял некоторые сцены будущего фильма - в морге и на кладбище. Но деньги закончились.

- Ну, где твой знаменитый шедевр? Где твой многообещающий триллер? - ругала мужа Наталья Дмитриевна.
- Ты, что, не видишь, что творится? - возмущенно отвечал Юрий Михайлович. - Какие триллеры, когда вокруг памперсы, прокладки, прохладительные напитки? Снимают дешевку, а на мой проект нужны немалые деньги. Кто их даст?
- Да тебе дай, не дай, ты ведь все равно ничего толком не сделаешь. Ты лампочки не вкрутишь, да и одеяло из тебя нулевое.
- Какое одеяло? Причем тут лампочки? Я не электрик. Я режиссер!
- Из тебя режиссер, как с детородного органа молоток.
- Как тебе не стыдно нести похабщину, да еще при детях ? возмущался Юрий Михайлович.
- А что мне остается нести, если ты не несешь домой хлеба?
- Не хлебом… - восклицал Юрий Михайлович.
- Но и не твоими пустыми обещаниями.
- Натали, я тебя прошу. Ты унижаешь меня перед детьми.
- А что тебя унижать?. Они и так знают, что их отец - нуль, мнящий себя Феллини. Ах! Ах! Режиссер Бойков, который осчастливит мир визуальным оргазмам. Ну и где же он?
- Натали, я тебя прошу.
- Не проси меня, бездарь и ничтожество, поломавшее мне жизнь, -требовала Наталья Дмитриевна. - Другая бы на мое месте давно бы тебя в шею, да пинком по зад!

Скандалы носили системный и динамический характер.
- Ну, погоди, Натали. Я уже почти у цели.
- У какой цели!? Твои сокурсники все давно уже живут в собственных коттеджах и возят жен на Ривьеру. А мы существуем черт знает в каких условиях, - Наталья Дмитриевна презрительным взглядом обводила квартиру.
- Но это же квартира улучшенной планировки! - урезонивал Наталью Дмитриевну супруг.
- Этой улучшенной планировке сто лет в обед. Ты хоть видел современную планировку? Впрочем, где тебе видеть, когда по кладбищам да моргам отираешься.
- Я тебя попрошу быть тактичней. Я не отираюсь, я творю. Дай мне время, и мир заговорит обо мне.
- Да-да, заговорит. Поздно, Юрий Михайлович. Поздно, мосье Бойков. В вашем возрасте уже не снимают, а почивают на лаврах.
К вашим годам режиссера иначе, как мэтром, уже не называют, а вы из Юрия Михайловича уже давно превратились в Юрка. С явным намеком на творческий и умственный дебелизм. Ах, я не могу снимать это! Ах, я не способен опуститься до этого! Ты вечно жалуешься на судьбу и неумолимые обстоятельства. Ты считаешь себя жертвой обстоятельств, не замечая, что сам давно стал мешающим обстоятельством. Ты лузер, проигравший и свою, и мою, и жизни наших детей.
- Что ты несешь? Ведь я занимаюсь делом. Я снимаю свою "фильму". И сниму! Разобьюсь, но сниму. Кроме того, я, как и обещал когда-то, посвящу ее тебе!
- Посвящу ее тебе! Ты посмотри, на что я стала за тобой похожа! Меня уже в ужастик и гримировать не надо. Настоящее привидение. О Боже, как был прав папа!
Юрий Михайлович хлопнул дверью.

Наталья Михайловна расплакалась, рассопливилась и, чтобы как- то успокоиться, взялась перетряхивать квартиру на предмет уборки. В телевизионной полке ей попался фотографический альбом, из которого вылетел снимок. С него на Наталью Дмитриевну с улыбкой победителя взирал сценарист Воронов: "Дорогой Натали от вечной пропажи"
Наталья Дмитриевна вновь разрыдалась.
- Разбросали тут, - Наталья Дмитриевна шлепнула младшую дочь по ягодице.
- Что у тебя творится в столе? - получил подзатыльник старший сын.
Дети притихли, спрятавшись от матери в своей комнате.
Наталья Дмитриевна прошла на кухню. Пила холодную водку. Курила дешевые сигареты. "Гори. Гори. Моя звезда. Гори. Синим пламенем," -
сжигая в глубокой медной пепельнице фотографию сценариста, приговаривала Наталья Дмитриевна. Крупные слезы падали на пузырящийся пепел сгоревшей любви.

А назавтра из пепла восстал Феникс. В белых одеждах и апофеозе известности в столицу ворвался сценарист Воронов. Все зашаталось, затрещало, заходило ходуном и полетело кубарем в шатком доме режиссера Ю.М. Бойкова.

Наталья Дмитриевна вновь превратилась в очаровательную женщину. Ночную сказку. Летала, порхала, пропадала из дома. Сценарист Воронов, как и прежде, обманывал и кормил "завтрами"
"Я увезу тебя к теплому океану, Натали. Завтра, ну, максимум, послезавтра" И Наталья Дмитриевна верила, прощала обманы и бежала из дому по первому зову сценариста…
- Натали, что ты делаешь? Ну, ладно тебе наплевать на меня и мое дело. Но вспомни о детях. Подумай, какой ты зафиксируешься в их памяти.
- Ты лучше побеспокойся о том, каким в их памяти останешься ты. Лузер! Нуль! Бездарь! -задиристо отвечала Наталья Дмитриевна. -
И потом кто сказал, что это твои дети?
- Что ты хочешь этим сказать?
- Ничего. Так, информация к размышлению. Если хочешь, то Центр - Юстасу, - усмехнулась, исчезая из постылого дома, Наталья Дмитриевна.
- Ты еще об этом пожалеешь, - прокричал ей с лестницы Юрий Михайлович.
- Не надо меня жалеть. Лучше снимай свою "фильму, - засмеялась в ответ Наталья Дмитриевна. - Бай-бай, Хичкок.
- И сниму. И даже сегодня. И посвящу ее, как и обещал, вам, дорогая Наталья Дмитриевна. О! …
Входная дверь захлопнулась, и Наталья Дмитриевна так и не узнала, что следовало за этим пафосным и фальшивым "О!"

В полночь, после того, как они отужинали и сбили приступ сексуальной активности на гостиничной кровати, в кармане пиджака сценариста Воронов заиграл В.А. Моцарт.
- Какого дьявола? - выругался сценарист, вытягивая на свет мобильник.
- У аппарата, - развязно сказал он в трубку. - Кого? Наталью Дмитриевну? Какую Наталью Дмитриевну.
Наталья Дмитриевна приподнялась на локтях.
- А с кем имею честь. Кто? Бойков. Какой такой Бойков? Ты, что ли, Юрок? Так, а я откуда знаю, где она? Да? Серьезно. Ну, хорошо я сейчас посмотрю. Где-то она тут пробегала. Ты же знаешь, у меня сегодня презентация моей новой "фильмы". Народу прорва.
- Танюша. Танюша, -сценарист Воронов принялся играть роль. -Танечка, одну секундочку. Вы не видели Наталью Дмитриевну?Где? Отлично. Будьте добры, скажите ей, что звонит ее супруг. Минутку, Юрок. Сейчас она подойдет.
- Твой, -закрывая микрофон, сообщил Воронов. - Говорит, что-то с детьми.

Наталья Дмитриевна змеей соскользнула с кровати. Набросила на изящные плечи тяжелый халат.
- Да, да, Юрок. Вот и она. Как говорится, на ловца…
Но договорить Воронов не успел, Наталья Дмитриевна выхватила трубку.
- Что случилось? -взволнованным голосом спросила она у мужа.
- Что с детьми?
- Дети? Какие дети? -переспросил Бойков. - А дети! Дети давно спят.
- Так что ж ты звонишь? Что ты все шпионишь?
- Я шпионю? С чего ты взяла. Просто я хочу, чтобы ты приняла участие в финальных кадрах моего триллера. Помнишь, ты говорила, что мне никогда ничего не снять. Ты ошибалась. У меня все получилось. И фильм, как и обещал, посвящен тебе. Уверен, что он тебе понравится. "Фильма"-исповедь. "Фильма"-покаяние. Фильм-"резонанс" Причем, никакой мистики. Никаких технических наворотов. Никаких визуальных обманов. Голый натурализм.
- Что за бред ты несешь. Какие кадры? Какой триллер? Ты, что, пьян?
- Напротив, кристально трезв, - заверил супругу Юрий Михайлович. - А финальные кадры? Так я тебе сейчас обрисую долю твоего участия в них. Ничего сложного. Уверен, ты справишься.
- Нет, ты я явно не в себе. Ложись спать, я тотчас же еду домой.
- Не надо спешить. Это уже ни к чему. Ты лучше послушай свою роль. Она маленькая, но очень значительная и требует предельной собранности исполнителя. Теперь внимательно слушай и внятно, четко отвечай. Наш разговор записывается на автоответчик и станет частью фильма. Ты готова? Да? Ну, тогда у меня к тебе вопрос, -
Юрий Николаевич свободной рукой извлек из кармана семизарядный пистолет "Макарова"
- Скажи мне, кого для тебя предпочтительней застрелить первого - сына или дочь?

Лицо у Натальи Дмитриевны сделалось белее гостиничного потолка, а вместо слов, выходили какие-то нечленораздельные звуки.
- Т -ы - т- мы с у- у - ма.
- Ты волнуешься, я понимаю. Это действительно психологически трудная роль. Но ты соберись, настройся.
- Я те б - я про ш у - у, -заикающимся голосом умоляла Наталья Дмитриевна. - Послушай-ййй ме ееее - ня. Ты не дол жееее ннн это гоооо де - лааа - тььььь. Ты не имеее ешьььь на это пра ваааа. Ты ве дьььь не Бог.
- Я режиссер, а значит, в некотором роде и Бог. А зачем им жизнь? Жизнь есть экзистенциональный анекдот. В котором мама -бб@@дь, а папа - лузер. Разве ради этого стоит жить? Да, они еще меня и благодарить станут. Потом, исходя из твоего заявления, я вовсе и не их отец.
- Ну, неужели ты не понимаешь, что я сказала это в сердцах? Послушай, Юрий. Иди на кухню, выпей водочки, выкури сигарету, а я через полчаса приеду. Максимум минут через сорок. Мы с тобой посидим, поболтаем. Помнишь, как тогда в кафе? Крупный план. Видеоряд. Антониониевский эротизм. Мы все забудем и начнем все сначала. С нуля. Ты обязательно снимешь свою "фильму".
Я в тебя верю.
- Не путай мои планы. Я не люблю, когда вмешиваются в творческий процесс.

Юрий Михайлович накрыл лицо сына подушкой и выстрелил. Послышался хлопок, словно взорвали новогоднюю хлопушку. Тело дернулось и, вытянувшись, замерло. В комнате запахло порохом.
- Ну, вот у тебя и нет сына.
В трубке раздался нечеловеческий вопль. Ни в одном триллере Юрий Михайлович не слышал подобного крика.
- Ничего, ничего. Искусство требует определенных жертв и самопожертвований, - сказал Юрий Михайлович в трубку и направил пистолет на соседнюю кровать.
-А сейчас у тебя не станет и дочери, -режиссер Бойков набросил на голову дочери подушку и выстрелил. Тело дернулось и замерло. Из разряженного пистолета истекала струйка синеватого дыма. Запах пороха усилился.
- Тяжело? - спросил он в воющую трубку. - Я понимаю. Роль действительно не из легких, но дальше будет чуть легче. Сейчас ты услышишь, как умру я. Пусть это будет тебе наградой. Оскаром за лучшую роль второго плана.
И в ту же минуту Наталья Дмитриевна услышала хлопок, словно кто- то проткнул праздничный надувной шарик.
Юрия Михайловича чуть дернуло вправо. Чуть повело влево. Пистолет выпал. Тело, зацепив стол, рухнуло на пол. На обратной стороне послышался нудный несмолкаемый гудок…

В детской было тихо. Если бы не тиканье настенных часов и ноющий звук оборванной телефонной связи, то можно было подумать, что наступил вечный покой. Ни времени, ни звуков и ни страстей. Ни прошлого. Ни настоящего. Ни будущего. На полу, у окна, со стекающей из виска струйкой крови лежал режиссер Юрий Михайлович Бойков. На кроватях, накрытые простреленными подушками, покоились дети. На штативе бесшумно работала кинокамера. Разило порохом и свежей кровью…


 

Обсудить этот текст можно здесь