Portfolio

Язык мой - враг наш.

Александр Левинтов

Зазвучала басовая музыка заключительных титров, и фильм "Собачье сердце" кончился.
- Ну, как? - спросил я студентов, заканчивающих курс через пару недель, а потому уже вооруженных русским до зубов.
- Так-то оно, конечно, все понятно, а вот что говорил профессор и его ассистент, совершенно непонятно.
- Вы хоть поняли, что эти двое говорят на ином, чем Шариков и Швондер, языке?
- Да, но Шарикова и Швондера мы понимаем, а этих нет.
- Потому что мы вас учили языку Шарикова и Швондера, а язык Преображенского и доктора Борменталя погиб вместе с ними.
- Но они же победили!
Во-первых, они победили только Шарикова, а Швондер попросил занести в протокол и занес, и ни от Филиппа Филипповича с его мировой славой, ни от подающего блестящие надежды ассистента не оставил ничего, включая и их язык.
- А это все в фильме - правда или фантазия?
- Конечно, правда. Вы, наверно, слышали про знаменитого русского физиолога Ивана Петровича Павлова.
- Да, что-то слышали.
- По сути он - прототип профессора Преображенского. Он жил в Колтушах, под Ленинградом, имел шикарные помещения для жизни и работы. Ставил бесконечные опыты над собаками по изучению условных и безусловных рефлексов. Сейчас там институт физиологии и установлен памятник - не Павлову, конечно, а Шарикову, то есть собаке.
- Его убили?
- Нет, ему дали спокойно прожить свое и умереть, но главное его открытие большевики присвоили и сильно засекретили.
- А что он открыл?
- Он исследовал роль языка в формировании личности и установил, что, оказывается, русский менталитет, в отличие от всех остальных европейских, доверяет слову гораздо в большей степени, чем реальности.
- Ну, и что? Зачем это надо было засекречивать?
- Сейчас расскажу, но сначала - почему так случилось.
Для европейцев в период великого переселения народов, то есть, начиная с 5 века нашей эры и по полное утверждение христианства в 9-10-ом веках, проблема сохранения себя и своей веры решалась в городах, вокруг святынь и епископов. Самоосознание и самоопределение себя давалось людям в противопоставлении поганистам (язычникам), бесчинствующим за стенами городов.

Славяне, предки русских, все эти века сами оставались в язычестве и потому вынуждены были хранить не веру, но себя и свою свободу от нашественников. И спасались они не в городах, а, наоборот, в укромных лесных чащах. Они вынуждены были уносить с собой в эти дебри не только и не столько скарб и вещи, сколько универсум своих духовных знаний, лишь в 10-ом и последующих столетиях, ставших христианскими. Когда европейцы перешли от отсиживания в городах к экспансии и продвижению на мусульманский восток (крестовые походы), славяне, ставшие к тому времени русскими, все еще укрывались по лесным полянам и речным долинам, храня в этих изгнаниях и укрытиях священные тексты не книгами, а в уме. Европейцы, кстати, лишены были этого до самого Лютера - люди не могли уносить с собой тексты, поскольку в большинстве своем не знали их и не понимали латынь. Духовные знания были уделом не народа, а жречества, священников. Все это привело к тому, что для русских слово оказалось важнейшим и даже единственным средством этнического и религиозного самосохранения.
- Но зачем все это могло понадобиться большевикам?
- Когда они, благодаря открытию Павлова, узнали и поняли это, они поняли, как можно достаточно просто и экономно управлять огромной страной, переделать ее и ее народ под свои цели и нужды. Для этого потребовалась культурная революция во второй половине 20-х годов. Она только называлась культурной, а на самом деле она была образовательной.

В стране была создана единая система образования, в результате чего все последующие генерации получали совершенно одинаковое, монотонное по всей стране базовое образование. Все стали говорить на одном языке и думать очень похожими мыслями. Даже в системе высшего образования новые поколения интеллигентов, технической и гуманитарной интеллигенции имели много общего, независимо от характера и направления образования. Все: и врачи, и инженеры, и филологи, и физики, и офицеры, все без исключения изучали марксистко-ленинскую философию, политэкономию Маркса, научный атеизм и другие идеологические и пропагандисткие предметы. В совокупности, эти общие и обязательные дисциплины составляли как минимум треть всего высшего образования, и лишь две трети этого образования имели специальный характер. Более того, потом, в течение всей своей жизни люди вынуждены были
учиться в системе политпросвещения единому, очень политизированному, идеологизированному и потому обессмысленному языку, языку Шариковых.

Этот язык и формировал советское общество и советских людей, слепо и свято верящих любому слову, написанному в газете или сказанному по радио и телевидению.

Сталин был необычайно косноязычен, но это не мешало ему судить о любой теме - совсем как Шариков. Еще косноязычней были Хрущев, Брежнев, Горбачев, Черномырдин - но они не только судили обо всем на свете, они подавали образцы косноязычия. И, будь они менее косноязычны, вряд ли бы они достигли вершин власти. Эксплуатация языка для формирования специфического советского народа и словесного (весьма экономного и простого) средства управления этим народом, начатая еще Лениным и Троцким, двумя великими Швондерами, привела к созданию огромной и весьма эффективной идеологической машины.

Когда СССР распался, эта машина была приватизирована, но не целиком, а по частям и кускам, различными политическими группами, партиями и группировками. Самый жирный кусок достался, естественно, Кремлю, лично тов. Ельцину, а затем по наследству Путину, но цельной машины более нет, она распалась на множество социально-политических технологий. Идеологическая монолитика превратилась в идеологическую политику.

- Но ведь теперь нет ни Швондера, ни Шарикова.
- Многих швондеров пострелял великий шариков Сталин, но он же создал и систему непрерывного воспроизводства швондеров: в СССР существовала система партийного образования, существовали профессиональные швондеры во всех сферах общественной жизни, включая армию. Что же касается Шариковых, то - послушайте, что случилось со мной в связи с фильмом "Собачье сердце". Хотите?
- Конечно!
- Это было глубокой осенью 1988 года, в самый разгар перестройки и гласности. Фильм "Собачье сердце" только что вышел на экраны кинотеатров и был показан по телевидению. Я жил тогда в общежитии для лимиты и моим соседом был милиционер. В отличие от меня, у него был телевизор. Я вернулся домой, когда фильм уже кончился и, распаленный им, мент вышел из своей комнаты мне навстречу.
- Привет, классный фильм сейчас показали.
- Какой?
- "Собачье сердце". Представляешь, он уже почти совсем человеком стал, а они опять его в собаку превратили!

И я понял, что передо мной - Шариков, что никакая перестройка не сделает из него человека, что он скоро наплодит маленьких Шариковых, а мне здесь делать нечего.
- А как же знаменитая русская культура?
- Шариковы и особенно Шводеры прекрасно могут говорить о ней, правда, чаще всего, с ненавистью и руганью, как тот Шариков, которого вы только что имели удовольствие лицезреть. Но делают культуру все-таки не они, а загнанные в подполье и под ковер Преображенские, Булгаковы и другие никому неизвестные и безвестные, постоянно затаптываемые толпой, мастера. Имена Шариковых и Швондеров увековечены. На иконах же не ставится имя иконописца по той простой причине, что каждый иконописец считает автором своего произведения не себя, а Бога.
Ну, вот, урок окончен, до завтра.
- До завтра...
- Через неделю начинаются выпускные экзамены, готовьтесь к сдаче шарикового языка, желаю всяческих успехов. Надо обладать большим мужеством, чтобы говорить на этом языке о любви, надо уметь иметь любовь и милосердие, владея таким языком, мы сами только начали учиться этому в сердце своем.

Обсудить этот текст можно здесь