Portfolio

Кровные

Глава четвёртая.

Павел Мацкевич

Быстро стихла в глубине переходов тяжкая поступь Туровского князя. Оставшись в одиночестве, Анастас глубоко задумался. Разговор со Святополком, его неровное, то вспыльчивое, то растерянное поведение не понравилось настоятелю. "Горяч князь, а ведь уж не юн, далече за тридцать. Ничему не научили его протекшие роки. В резкости, а тем паче неуравновешенности всегда таится не малая опасность - как для самого его, так и для тех, кто рядом или идет за ним. Покойный Рейнберн пытался, но так и не смог переделать характер князя и, в конце концов, уплатил своей жизнью за ошибки Святополка. Но все-таки и Бруно, и Кольбергский епископ получили главное, к чему стремились: вовлекли Туровского князя в орбиту интересов Болеслава Храброго". Анастас поднялся с кресла и медленно прошелся по келье. Остановился перед образами, привычным движением сотворил крестное знамение, после подошел к окошку. С места, откуда он смотрел, был виден Боричев взвоз, часть Подола* и вдалеке - Днепр-красавец, на котором были заметны несколько ветрил.

Настоятель узрел, как по Боричеву взвозу, направляясь вверх, медленно двигалась вереница груженых возов. Сразу заприметил, как тяжко широкогрудым, крепким лошадям тащить возы, преодолевая крутизну, как они напрягались, но все равно останавливались через каждую, едва осиленную сажень. Рядом копошились люди, и по облику их Анастас наметанным оком определил, что они северяне. "С Чернигова, что ли?"- мелькнула у него мысль. Он даже с некоторым интересом наблюдал, как старались люди облегчить тяжкий труд животных, подталкивая плечами возы, которые косно, рывками проплыли видимое Анастасу расстояние и, наконец, скрылись.

Анастас поглядел вверх, на небо. Тяжелые кучевые облака клубились низко, и мнилось, к ним можно дотянуться десницей. Изредка в разрывах косматых туч проглядывало солнце.

Погоняемые не ощущаемым на земле ветром, темными и светлыми клубами облака стремились в сторону Дикого поля и далее, далее -к родине Анастаса Элладе. Было душно, казалось, вот-вот хлынет ливень, но его все не было, а тяжесть в воздухе сохранялась и, более того, сгущалась.

За спиной настоятеля тихо скрипнула дверь, и он нехотя повернул на звук голову. Вошедший мних поклонился и вопросительно глянул на настоятеля.

- Внемлю тебе, - вялым, безразличным тоном произнес Анастас.
- Отче, прибыли возы из Любеча*.
- Ну и что? - коротко спросил настоятель, непроизвольно досадуя, что к нему обращаются с мелкими делами.
- Накажешь принять?
- А ключник где? - уже откровенно раздраженно кинул Анастас.

Мних поглядел на него с нескрываемым замешательством, не ведая, что ответить. Еще вчера пополудни настоятель сам отправил ключника в Василево. Немного помявшись, мних все же решился освежить память Анастаса:
- Отче, ключник еще не воротился...

Анастас промолчал. До Василево путь не долог, и ключнику пора бы и воротиться. Видать, замешкался не случайно...
- Примите возы. Попотчуйте людей и задайте корм лошадям из наших запасов. Устройте отдохнуть, - отрывисто произнес настоятель.
Сообразив, наконец, что дело с которым он пришел, да и само его присутствие раздражают настоятеля, мних поторопился исчезнуть.

Анастас проводил его взглядом и облегченно вздохнул, когда дверь закрылась; потом прикрыл красноватыми, набрякшими веками очи. Со стороны могло показаться, что он задремал. Но сие было вовсе не так. Мысль настоятеля была остра и продолжала напряженные попытки проникнуть в тайники сердец властолюбивых чад того, кому он верно служил много лет, а ныне находился на смертном одре.

Настоятель храма Богородицы был прекрасно осведомлен о возможностях каждого из тянущихся к Великому княжению и вынужден был признать, что ни в одном не мог узреть будущего государя Руси. Чада Владимира ко всему прочему разнились ярко. Одни были нетерпеливы, жадны и согласны ратитися против всего света, мечтая оторвать кус пожирнее, не замысливаясь о том, что сами станут для соседей лакомой приманкой. Кратко говоря: не ведая и не ища брода, стремились очертя голову ринуться в омут. Иные, в противоположность первым, более походили на святых своим непротивлением злу. Такое существование прекрасно, яркий и необходимый пример христианам, но совершенно бессмысленно для властелина и, что самое страшное, неминуемо приведет к гибели государство. Князь, бредущий путем непротивления, не просто вредит собственному людству, а ведет его самой краткой стезицей* к гибели.

К чему в том, либо ином случае придет Русь? Опять к хаосу? Икогда уже не останется ни государства, ни права, лишь тогда возобладает здравый смысл и вновь, как встарь, придется звать настоящих владетелей? Так не лучше ли сразу, отвергая неразумный путь, выйти Руси на верную стезю? Великая страна в угоду кучке неспособных ни к чему, бездарных правителей должна прийти в упадок? Нешто все стремления его, Анастаса, и последнего Настоящего князя пойдут прахом? Ну, нет, такого допустить не просто неразумно - преступно. На Руси должен быть государь, который будет править дальновидно и разумно. И посколь чада Владимира не годны для сего, то остается лише одна стезя - призвать нового правителя. Свершить сие проще всего поддержав Святополка. Он, впрочем, как и все другие чада, только себя видит единственно достойным сесть в кресло Великого князя.

Опальчив и вместе с тем недоверчив; советам ничьим не желает внимать, пытается все вершить собственным разумением. Но более сильных откровенно побаивается - таких, к примеру, как отца, либо тестя.

В дверь постучали. Анастас нехотя прервал мысль, повернул голову и искоса взглянул на вошедшего. Мних высокого роста ибогатырского телосложения, плечами заслонив весь дверной проем, головой касался притолоки. Огромная шапка седых, спутанных волос падала ему на очи, сверкавшие грозным весельем. Под стать богатырю был и его голос - густой звучный бас.
- Слушаю тебя, Георгий, - против воли улыбаясь, произнес Анастас.
- Отче, вести очень срочные есть,- прогудел Георгий, тщетно пытаясь приглушить переливы своего баса.
Анастас вопросительно приподнял брови.
- Дщерь Великого князя, Предслава, изъявила желание навестить тебя.
- Да ну? - с хорошо разыгранным удивлением произнес Анастас. -До днесь тако не бывало*. А не ведаешь, что княжне надобно?
- О том не ведаю, отче, но мыслю: неспроста она едет сюда.
- Сюда едет? Сего действительно не бывало до нынешнего дня. Выходит, не Великий князь меня зовет, а она сама желает зреть мя, грешного. Как мыслишь, Георгий?

- Истину глаголишь,- прогудел Георгий,- только не по нраву мне сие.
- Ну, Георгий, далеко не все слагается так, как нам нравится, -улыбнулся Анастас, но тут же несколько построжев, добавил: "Ступай. Когда княжна прибудет, оказать ей особый почет и немедля провести ко мне. Отговоришься, что не встречаю сам оттого, что хвораю. Погоди, - вдруг остановил Георгия настоятель, когда мних повернулся, собираясь идти, - ключник с ней прибудет?

- Так, отче. Да, окромя всех, - мних с Печерска,- и добавил тихо, но так, что настоятель услыхал,- только в толк не возьму: его-то отчего с собой возит?
- Ступай, ступай. Исполни, что наказано,- прервал Георгия Анастас.
Мних повиновался, продолжая, однако, что-то бурчать под нос шепотом, походившим со стороны на глухое рокотание грома. Оставшись наедине с самим собой, настоятель несколько раз пересек келью - к двери и обратно, после вновь задержался у оконницы.

Огромные, но уже не серые, а черно-лиловые, с ядовито-оранжевыми рваными краями тучи покрывали небосвод и терялись за горизонтом. Но все же дождя не было. Анастас взглянул вниз, на Подол. Его взгляд рассеянно блуждал по бесчисленным лачугам ремесленников. С большого расстояния они мнились вовсе крошечными и в большинстве своем сливались в сплошную серо-бурую массу. Домишки, одни выше, иные ниже, и одно только можно было заметить: все они жмутся друг к дружке в неописуемом беспорядке.

"Древо, древо, - с внезапно вспыхнувшей неприязнью подумал Анастас,- гниет, рассыпается, горит. Миг - нет града. Но тотчас и на том же месте вырастают, подобно грибам после дождя, бесчисленные клети, подклети, лабазы и сараи... Не желают тут возводить даже и хоромы из камня, да и не умеют. Посему и привносит сей град тоскливое ощущение временности, текучести и непредсказуемости перемен."

Анастас тяжело вздохнул и принялся глядеть на Днепр, несущий свои свинцовые, под стать небу, волны. Настоятель старался ни о чем не мыслить, однако вид могучей реки настраивал на это.

"Борисфен, Славутич, Днепр - все также, как тьму лет назад, несешь ты свои воды в Понт Эвксинский*. И нет, и не было смертного, что смог бы остановить твой стремительный бег. И хоть бы князь - он так же бессилен, как бессилен смерд. Все равны пред судьбой. Только глупцы уверены в том, что человек, а тем паче князь, управляет своим будущим. Судьба, лишь судьба властвует над нами и нашими действиями. Разве что силой ума и знаний можем, да и то лишь домысливать, что предначертано нам..."

Анастас вздохнул, грустная улыбка скользнула по его устам. "В сущности, - подумал он, - мы, люди, все - герои. Ведь каждый ведает, что неизбежно наступит миг, после которого он уйдет в небытие. И все мы - князь, смерд и я, грешный, - будем то ли сожжены, то ли съедены червями. Истина в словах: "Жизнь -приготовление к смерти". Но, тем не менее, стараясь не мыслить о грядущем, поступаем так, словно уверены, что нам уготовлено бессмертие. Где ныне герои Эллады? Там, откуда нет возврата. И мы, одни ранее, иные позже, но уйдем туда, в небытие. Лишь душа наша бессмертна.

Все так, но при жизни на земле мы о ней много говорим, но мало мыслим. Больше занимают нас, смертных, думы о теле. Бессмысленно, но именно на сием построена наша жизнь, вернее краткое пребывание среди себе подобных. И по сему мириады душ, еще при земном существовании, не ведая о том, уже находятся в когтях сатаны! И сколь действительно великих людей, пытаясь спасти обманутые задолго до рождения души, на много ранее, чем могли бы, оставили нас, уплатив за свои же старания самым ценным, что имели, - жизнью.

Только здесь - Адальберт*, Бруно, Рейнберн, да всех и не перечтешь. Они несли слово Христово заблудшим душам, сеяли семена веры, надеясь на буйные всходы. И пошли в объятия вечности, поскольку не обманывались внешним благополучием распространения веры. Они узрели и осмыслили то, что скрыто от взоров большинства.

Нешто Владимир, крестившись, стал христианином? Силой крестив Русь, стал править христианским народом? Нет, сие все видимость, вернее желание выдать черное за белое. Сие даже намного хуже схизмы*. Внешне благопристойные христиане - в душе закоренелые, непоколебные язычники. Дьявол неплохо поработал здесь. И вот по грехам грядет расплата. Со смертью Владимира нынешняя Русь неизбежно рухнет. На ее обломках не счесть добычи сатаны!"

Анастас вдруг почувствовал, как холодный пот выступил у него на челе, а по телу пробежал озноб. Он резко отпрянул от окна и, повернувшись к святым образам, с лихорадочной поспешностью трижды сотворил крестное знамение. Некоторое время стоял неподвижно, ощущая лишь пустоту в душе, потом сгорбившись, медленной, шаркающей походкой прошел к креслу, где сидел ранее и опустился в него. " Что сие? - без испуга подумал он. - Неужели давно ведомое могло вдруг так расстроить меня? Что сие со мной?"

По мере того, как он рассуждал о себе, внезапная слабость проходила, и к настоятелю возвращалась обычная бодрость мысли. Через несколько мгновений ничто уже не напоминало о происшедшем. Он глубоко вздохнул, и в сие время в дверь громче и увереннее, чем ранее, постучали.
- Кто там? - глухо спросил настоятель и добавил погромче: "Входи!"

Дверь, не скрипнув, отворилась, и на порог вступил ключник Десятинной церкви, к слову сказать, единственный человек, которому Анастас, в общем-то, доверял. Очень худой, что не могла скрыть даже мешковато сидевшая на нем поношенная ряса, с изборожденным глубокими морщинами ликом и провалами глазниц, откуда сверкали маленькими угольками удивительно цепкие зрачки, мних переступил порог кельи настоятеля. Войдя, он первым делом быстрым, привычным движением осенил себя крестом и тотчас обратился к Анастасу, да так, словно они продолжали разговор, прерванный несколько мгновений назад.

- Приехала Предслава. Князь совсем уже плох. Без памяти со вчерашнего дня.
- Ты зрел его?
- Да. И потому уверен: ему не долго ждать встречи с Всевышним.
Анастас внимательно вгляделся в лик ключника, немного помолчал, после спросил:
- И нет надежды?
- Никакой, - твердо, с совершенным спокойствием ответил мних и добавил: "Я опоздал, отче. Его состояние мне знакомо, и лечение бесполезно. Впрочем, Предслава никого не допускала к нему, когда можно было бы попытаться что-либо содеять. Когда же княжна смилостивилась, и я вошел к князю, ему уже ничего не было нужно. О сием я стал догадываться, едва узрев княжну, а с первого же взгляда на Великого князя уразумел, что жить его бренному телу осталось не более трех дней."
- - Может быть, еще возможно хоть на краткое время вернуть ему сознание? Ежели он обречен, сие тем паче важно.
Ключник покачал головой.
- Нет, не надейся. Ничего совершенно нельзя свершить.
- И все же я мыслю, надо бы еще попытаться, - словно не слыша или не желая слышать последних слов мниха, проговорил Анастас.

Собеседник с нескрываемым удивлением посмотрел на него.
- Ты мне не веришь? Я не говорил тебе, но я пытался. То, что я дал ему, может, наверно, поднять и почти усопшего. Но он хоть и внешне еще жив, но на самом деле уже мертв и давно мертв.
В келье наступила тишина. Анастас, словно действительно не веря ключнику, лихорадочно перебирал в уме все известные ему способы, дабы еще попытаться, хоть на краткий миг привести Владимира в сознание.
- Не пытайся, - поняв о чем мыслит настоятель, сказал пришедший, -его уже не вернуть.

Анастас какое-то время молча смотрел в очи собеседника, потом вздохнул и медленно произнес:
- Добро. Запомним и сие, Симеон, - впервые назвал он ключника по имени, - недолог час расплаты.

Симеон согласно, но с совершенно безразличным выражением лика наклонил голову. Вновь в келье наступила тишина, на сей раз продолжавшаяся довольно длительное время. Наконец, Анастас, закончив что-то обдумывать, нарушил ее:
- Ступай, Симеон, пригласи княжну. Я мыслю, она не станет отдыхать с дороги.
- Да, сие так. Задержалась лишь переоблачиться, но даже не располагается в княжьем тереме.
- А что за мних с ней? - вскользь поинтересовался настоятель.
- С Печерска? Как все они - обычный соглядатай. Но нынче он будет не опасен. Мои челядники заведут с ним беседу и будут говорить ровно столь, сколь княжна будет тут. Более он ни с кем не встретится и ничего не пронюхает.

Анастас согласно кивнул головой. Ключник все продумал, беспокоится незачем.
- Ну что ж, когда княжна пожелает говорить со мной, пусть приходит. Сам не могу ее встречать. Неможется.
Симеон понимающе наклонил голову и вышел.

Оставшись в одиночестве, Анастас некоторое время так и просидел в кресле - недвижимо, с полузакрытыми очами. О чем он мыслил? Какие думы роились в его голове? О сием только можно было догадываться по редким, тяжким вздохам и побледневшим, крепко сжатым устам.

Но настоятель прекрасно умел владеть своими страстями. Через некоторое время он поднялся, еще раз тяжко вздохнул, словно сбрасывая с плеч не малый груз, троекратно осенил себя крестным знамением, потом прошел к небольшому столику в углу кельи. С него он взял, не выбирая, одну из книг и вернулся к креслу.
Опустившись в него, устроился поудобнее и раскрыл книгу в месте, заложенном тонкой полоской кожи.

Однако Анастас не успел углубиться в чтение. Отворилась дверь и перед ним предстал молодой инок, один из находящихся на искусе*. Перекрестившись на иконы и поклонившись земно, инок звучно провозгласил:
- Дщерь Великого князя, пресветлая княжна Предслава Владимировна! - и отступил в сторону, всем своим видом показывая, как он горд и счастлив порученным делом.

Анастас поднялся, но не сотворил ни единого шага навстречу дщери Великого князя. Предслава молча подошла под благословение.
Осенив княжну крестным знамением, настоятель учтивым жестом указал на кресло, в котором еще недавно располагался Святополк.
Предслава, принимая приглашение, с достоинством наклонила голову.

Она была ещё паче лепотна, чем обычно. Княжеский наряд - белое платье из тончайшего шелка, расшитое затейливым узором из серебра, с широкой темной каймой по низу подола - как нельзя лучше подчеркивало ее стать. Трехрядное, царьградской работы обедно из латырь-камня мерно вздымалось на высокой груди. И хотя было жарко, она все же накинула поверх платья золототканную приволоку*.

Анастас против своего желания залюбовался ею: "Удивительно прелепотна*, - мыслил он, - но, Господи,- тут же оборвал сам себя, - что скрывается в ее сердце!"
- Приветствую тебя, княжна, в моей скромной обители, - начал неспешно настоятель и продолжил без паузы: "Дозволь изведать, как здравие Великого князя?"

- Какое уж, отче, здравие при хоробе? - с тоской в голосе и скорбным вздохом ответила Предслава. - Огневица* тяжкая у него. Потому и пришла.
- Я внемлю тебе, княжна.
- Отец другой день не приходит в себя. Думала посоветоваться с тобой, может, пора оповестить братьев о его хоробе?
- Бог не покинет Русскую землю и не оставит нас сиротами.
- Отче, но все же...
- Нынче мы должны уповать лишь на Бога, - намеренно уклончиво произнес Анастас, прикрывая очи и сотворяя крестное знамение.

Предславу сразу раздражил ответ настоятеля. И хоть княжна ведала прекрасно, что именно с ним, человеком проницательным, особо тщательно следует сдерживать себя, довольно резко сказала:
- Отче, не заметно, дабы моления облегчили муки отца. Господь не глядит в нашу сторону.
- Господь всегда прав, и мы, грешники, в руке его! - последовал четким и жестким тоном невозмутимый ответ. - Неверие в его силу или хоть сомнение - тяжкий грех, усугубляющий несчастья, ниспосланные нам.
Предслава еле сдержалась, дабы со злостью не прикусить губу.

Наступило напряженное молчание. Его прервал Анастас, в расчеты которого не входило доводить княжну до откровенного гнева.
- Я мыслю,- произнес он вкрадчиво,- Великий князь, вероятно, позаботился, дабы, по крайности, в то время, покуда он не во здравии, Русская земля не осталась без пастыря...
- Не ведаю, что мыслил отец, не слыхала от него никаких наказов. Вот и пришла к тебе изведать сие...
Анастас искусно выразив на лике недоумение, пожал плечами.
- Когда Великий князь столь нежданно-негаданно (он особо выделил последние слова) занемог, я был тут, а когда изведал о его хоробе, он уже, к нашему прискорбию, редко приходил в себя. Посему мне ведомо еще менее, чем тебе, княжна.

- Но, отче, нешто отец не держал совет с тобой, не делился мыслями о будущности Руси? - не оставляла своих попыток хоть что-нибудь выяснить у всеведущего собеседника Предслава.
- Великий князь Владимир Святославич мыслил о грядущих временах многострадальной Руси денно и нощно. Но об одном запамятовал - о том, что мы все можем быть немощны и даже князья смертны, - внутренне усмехнувшись потугам собеседницы и с одновременным глубоким вздохом жалости и скорби, изрек настоятель, при сем медленно и особо значительно вновь сотворил крестное знамение.

- Отец никогда не баял с тобой, кто должен наследовать ему? -недоверчиво и вместе с тем уже несколько растерянно спросила Предслава, обманываясь горестным видом Анастаса.
Он же, внимательно следя за княжной, отметил про себя, что гостья до белизны косточек сжимает тонкие персты. Немного помолчав,показывая сим, что собирается с мыслями, он произнес участливым тоном, с оттенком доверительности:

- Видишь ли, Предслава Владимировна, последние события, -Анастас как бы случайно запнулся и тут же продолжил, успев уловить ожидаемый им настороженный сполох в очах княжны, - я имею в виду события последних роков, не могли настроить Великого князя на твердое и окончательное решение. Предслава напряженно молчала, прикладывая немалые старания для того, дабы внешне ничем не выдать себя. Настоятель продолжил участливым тоном, в котором, однако, просквозила то ли неясная угроза, то ли насмешка:
- Мыслю все же, ныне, прийдя в себя, Великий князь назовет своего воспреемника.

При сих словах Предслава встрепенулась и, будто очнувшись, пытливо заглянула в очи настоятеля пронзительным взглядом, в глубине которого бушевало едва сдерживаемое пламя.
- Отче, - быстро заговорила она, - мало ли что может случиться.
Мы все в руках Божьих. Но уже ныне, кто должен защитить землю Русскую, ежели ненароком настанет лихое время?
- И ныне вовсе не легкие времена, нынче вот дружина бьется с пацинаками. Борис ее ведет.

- Нешто то, что дружиной в походе управляет Борис, указывает волю князя? - попыталась было поймать собеседника на неосторожном ответе Предслава.
- Княжна, в том положении, в коем пребывает Русь ныне, многое зависит от того, как Борис, находясь на челе дружины, да и сама рать истолкуют волю князя.
- Борис - младший, - вырвалось у Предславы.

- Конечно, - улыбнулся Анастас и несколько насмешливо добавил: "Но ведь и Ярослав - младший, однако, отказавшись платить узаконенную дань, он уже, что всем ведомо и как посчитал сам Великий князь, восстал против отца. Может, сие, к слову говоря, и послужило причиной столь внезапной хоробы Владимира Святославича?

При сих словах он внезапно метнул в очи Предславе свой взгляд, которым, как ей на миг помнилось, пробил самообладание и почти достиг глубин замыслов. Но княжна была клинком не простого закала. Она приняла вызов. Взоры их столкнулись, подобно мечам смертельных поединщиков, но тотчас разошлись, - оба ведали, что решающая схватка преждевременна.

- Не ведаю, отче, что могло послужить причиной хоробы, - мгновенно овладев собой, спокойно ответила Предслава ничего не значащей фразой, - не время мыслю, волхвовать* о сием.

- Ты права, княжна, - про себя усмехнувшись, согласился Анастас, -я лишь хочу напомнить, что первородство тогда признается за право, когда младшие его принимают добровольно, либо когда не могут ему противиться.
- Ты мыслишь, что Борис...
- Нет, княжна, я ничего не стану говорить о Борисе, - прервав собеседницу, предостерегающе поднял десницу настоятель, - только вполне свежа память о событиях, предшествующих вокняжению Владимира Святославича.

- Отец покарал Ярополка за убиение брата! - вспыхнув, быстро ответила Предслава. - Он и отца умертвил бы.
- Ведаю, княжна, ведаю, но тем не менее, не почитание старшинства было главным, - строгим голосом, но с откровенной насмешкой в словах, парировал Анастас.
Предслава вздохнула, заставив себя промолчать.
- Нынче можно лишь Бога молить, дабы Великий князь побыстрее покинул одр хоробы, - который раз внимательно вглядываясь в мраморный лик княжны, продолжил Анастас, - и вселюдно объявил свою волю.

Издевательско-торжествующая искра вдруг промелькнула в очах Предславы, но она постаралась мгновенно погасить ее, ведая, что настоятель внимательно наблюдает за ней.
- Да, отче, будем молить Бога, - смиренно потупившись, согласилась она.
- А когда Владимир Святославич опамятуется, он ничего не говорит? Может, звал кого?
- Нет, отец лишь опамятуется, только просит пить, - голос княжны зазвучал ровно и бесстрастно.

Она столь явно владела собой, что настоятель уразумел - более откровений от собеседницы ждать напрасно. Разговор прервался. Выждав паузу, Предслава поднялась.
- Пойду, отче. К отцу надо.
- Прощай княжна, - не делая попыток продолжить более не нужный разговор, ответил Анастас, - здравия тебе и Великому князю. Денно и нощно молю и буду молить о сием Заступника нашего.

- Приезжай, отче. Бог даст, отцу получше станет.
- Непременно, княжна. На днях, - он сделал паузу, - вот чрез три дня и приеду, - при сих словах настоятель в последний раз прямо глянул в лик Предславы.
И хоть она постаралась отвернуться в иную сторону, от него не укрылось затаенное злорадство в очах, однако, голос не выдал ее.
- Да, отче. Отец, когда опомятуется, конечно, тебя сразу призовет. Так что приезжай. Ну, а мне пора.
- Ночевать не будешь, княжна? Скоро вечер.
- Нет, отче, не хочу отца на ночь одного оставлять. Надо проследить, дабы ему удобно было.

- Разумею, княжна, разумею. Ну, дай Бог тебе счастья и доброй стези, - сколь мог приветливо, произнес настоятель.
Предслава ничего не ответила и тихо вышла.
Анастас некоторое время сидел неподвижно, о чем-то напряженно мысля, наконец, поднялся, сотворил крестное знамение. Постоял еще немного, похоже, в некоторой нерешительности, потом хлопнул в длани и вступившему в келью иноку повелел покликать Симеона.

Через краткое время ключник Десятинной церкви вновь находился в келье настоятеля. Устроясь в том самом кресле, в коем поочередно восседали Святополк и Предслава, он внимал Анастасу:
- По всему стало ясно, что княжна превзмогла колебания и ныне готова и, более того, уже вступила в борьбу,- начал Анастас.
Ключник согласно наклонил голову.
- Теперь также ведомо, что Предслава погнала гонца к Ярославу, и Новгородский князь не ныне-завтра двинется к Киеву. Ты что-то хочешь сказать, Симеон? - осведомился настоятель, заметив, что его собеседник при последних словах чуть пошевелился.

- По моему разумению, Новгородский князь не бросится очертя главу, на Киев по первому зову сестры,- спокойно ответил тот.
- Но сие далеко не первый зов, - заметил настоятель.
- Тем паче. Ярослав потому лишь и сидит в Новгороде, что не может найти достаточно веские доводы для оправдания борьбы за власть.
- Так оно и есть,- согласился Анастас,- хромец умен и желает сесть в Киеве крепко, с полным правом. Но ныне, - настоятель сделал паузу,- не использует ли он смерть отца?
- Не мыслю, что сие будет так, - ответил Симеон,- он не сможет в ней кого-либо обвинить. Святополк у всех на виду, иных княжичей в Киеве нет, а кто пожелает поверить, что Предслава взяла столь тяжкий грех на душу? Не против нее он двинет рать. А раз все ведают, что Предслава отличает Новгородского князя, то Ярославу надо искать вовсе иной повод. Более того, он вовсе не может выказать своих намерений, ибо любые действия приведут к его обвинению, опять же из-за сношений с Предславой.

- Все так,- согласился Анастас, - но, тем не менее, княжна решилась убыстрить события.
- Да. И что-то подтолкнуло ее к сему.
В келье наступило молчание. Собеседники погрузились в раздумья.
Наконец, Анастас поднял голову и произнес:
- С какого бока не глядеть, то, кроме, как княжна проведала о завещании, данном Борису, и, убоявшись скорого прихода того в Киев, свершила сие.

- Если все так и есть, - медленно, продолжая что-то обдумывать, ответил Симеон, - то надо признать, что княжна избрала едину стезю, коей можно прийти к власти.
Анастас, несмотря на серьезность разговора, улыбнулся.
- Можно прийти к власти, - повторил он и нежданно добавил: "Но кому?"
- Ей,- последовал лаконичный ответ.

В келье вновь наступило молчание. На сей раз прервал его Симеон, произнеся то ли вопросительно, то ли утверждающе:
- Княжна замыслила взять власть чужими руками.
- Да,- соглашаясь, кивнул утвердительно Анастас, - о сием и ранее можно было домысливаться, но нынче я сполна уверен.
- По сему пришла пора пресечь сии попытки.
- Возможно, возможно,- задумчиво проговорил настоятель, - она мыслит, что Ярослав расчистит ей стезицу.
- В сем нет сомнения, отче...

- Добро,- поднял настоятель очи на собеседника,- ты прав - пришла пора вмешаться. Но поначалу все ж хочу дождаться вестей с Полонии. Все ли там ладно?
- Ты говоришь о стычках Генриха и Болеслава*?
- Да. И пока они не прекратятся, трудно направить внимание Болеслава полностью в сторону Киева.
- Сие будет зависеть от крепости Любуш*...
- Дался им обоим тот Любуш,- с досадой произнес Анастас,- поди, сами не ведают, как с ним поступить. Оставлять жалко, а ратитися не гоже.
- У Генриха пылает желанием возвернуть Любуш епископ Мейзенбургский - Титмар*. Ты ведаешь о сием? - поинтересовался Симеон.
- Ведаю,- отозвался настоятель, - Болеслав ранее в одном из походов разорил его епархию*, и епископ открыто пытается мстить за сие. Но, если в прекращение споров за Любуш и в поход Болеслава на Русь вмешается папский нунций*, а тем паче папа, он не помешает. Много хуже, что Болеславов слуга - князь Мазовии* Конрад, подстрекает своего сеньора* ратитися с немцами и сам только то и деет, что задирает имперские полки*.

- Но, с Божьей помощью, пока там покойно. Когда король и император договорятся о Любуше, то последнее препятствие будет
устранено.
- То-то и оно, что когда договорятся, - вздохнул Анастас,- впрочем,- добавил он,- я получил весть, весьма и весьма обнадеживающую: в Гнезно* направлен папский нунций. Мыслю, что с его помощью все уладится.
- Сие добрая весть,- отозвался Симеон, - если так будет, то достойно увенчает твои усилия.

- Иначе не должно быть. Смеху достойно равнять Любуш и Русь. Все дело лишь в том, дабы именно к началу действий сей проклятый Любуш не вмешался. Впрочем, - прервал сам себя настоятель,- пока мы содеяли все возможное, дабы сие не свершилось. И по сему пора оборотиться к делам насущным.
- Да, пора,- словно эхо повторил его собеседник и продолжил: "Я уже кое-что предпринял."

- В Василево? - поинтересовался Анастас.
- Так. Я наказал Марфе и иже с ней, удвоить и утроить внимание. Особливо в том, что касается Бориса.
- Добро, - кивнул головой настоятель.
- Строго наказал Марфе изведать, о чем шепчут меж собой дружники*.
- Сие ты о княжне и Яне? - осведомился Анастас.
- Так. И немедля донести, когда что важное вызнает.

Симеон умолк. и настоятель погрузился в глубокое раздумье. О том, что княжна любодействует с простым гриднем, он ведал достаточно давно. Ныне он размышлял о том, не пора ли прервать сию связь, упрятав Яна в поруб. Но его удерживало то, что он еще не совсем был уверен в чувствах княжны. Можно ли повлиять на нее и ее замыслы, разлучив с любовником? Сие было еще не ясно, а Анастас не желал рисковать.

- Надо увериться в том, что княжна без памяти от своего гридня, -произнес он, наконец.
- Добро, - отозвался Симеон, - ты намерен взять их вселюдно?
- Нет, нет, - покачал головой настоятель, - хочу знать, насколь она изменит свои планы, ежели за сие получит его жизнь.

Симеон открыто пожал плечами.
- Кохание* или власть? Ты мыслишь, что княжна может отказаться ради простого гридня от княжеского кресла?
- Симеон! - Анастас усмехнулся. - Ты многое разумеешь, но женщиныдля тебя, увы, - тайна. Я говорю тебе, что ради самого вонючего пастуха царевны и царицы, бывало, шли на костер и плаху! Тебе сего не уразуметь.
- Ты прав,- ответил Симеон, - я признаю, что никогда не уразумею такого кохания, да и не желаю разуметь. Тем не менее уверен, что и княжна одной мысли со мною.

- Почто? - поинтересовался Анастас.
Его собеседник не замедлил с ответом.
- Княжна не лишь ныне приглядывается к Великокняжескому креслу. Ее сближение с братией печерского проповедника никак не связано с его проповедями. И самое главное: княжна отвергла руку Болеслава Храброго, а сей поступок она могла свершить, лишь уверившись в иной своей будущности. А ее непрерывные сношения с Ярославом? В более раннем возрасте, княжна его не отличала. Нынче мы знаем, что меж ними есть сговор и деяния княжны, не взирая на ее связь с Яном, ни в чем не претерпели ни изменений, ни тем паче своего устремления.

- Все, что ты говоришь, мне ведомо,- отозвался Анастас,- но тогда объясни, почто княжна ни разу не использовала Яна ни как гонца, ни как исполнителя замыслов? Мы ведаем, что он вовсе в стороне от ее дел.
Настоятель помолчал, но Симеон ничего не ответил. Тогда Анастас продолжил:
- По моему разумению, сие все оттого, что княжна, невзирая на свои поступки, особо дорожит дружником и тщится оградить его от возможных напастей. Согласись, что сие кое о чем говорит.
- Но все одно, княжна не будет равнять Великий стол и гридня,- отозвался Симеон, и даже по облику ключника было заметно, что Анастас его не убедил.

- Но разве княжна не может пытаться пойти по стопам императоров Византии? В их ряду были и рабы, а у иных, из лучших родов, жены - былые куртизанки. Вспомни, к примеру, хотя бы Юстинианина или Феофано, жену Никифора Фоки*.
- Русь не Византия,- с непоколебимым упорством парировал Симеон.
- Сам Владимир - сын рабыни*,- продолжал настаивать Анастас.
- Малка была рабыня - не жена и не стала ею.
- Пусть так, - не оставлял попыток убедить собеседника настоятель, - но иначе, как влюбленностью не объяснить ее поступки, а именно то, что от своих замыслов держит Яна в отдалении.

- Почто? - отозвался ключник. - А ты не допускаешь, что Предслава не очень доверяет ему, и нет у нее надежд на его голову, а тем паче язык.
- Не мыслю так, - ответил Анастас. - Если было бы так, то княжна не сблизилась бы с ним. Хотя бы страх разоблачения постыдной связи сделал бы недопустимым первый шаг. За Яном следят его же соратники-гридни. Так вот - они ничего не ведают о его связи. И Карислав и Тур не могут ничего вызнать. Обо всем мы ведаем лишь от Марфы. Никак нельзя сказать, что оба гридня худо нам служат, но, тем не менее, сведения о Яне от них скупы и неинтересны. Конечно, ведая все от Марфы, мы иначе истолковываем их вести.

- А, может, сие лишь заслуга княжны? - позволил себе усмехнуться Симеон.
- Не отрицаю, - ответил Анастас, - более того, уверен в сием. Но, тем не менее, Ян послушен, осторожен и самое важное - не болтлив.
- Не мыслю, что в сием много его заслуг. Ведь вполне вероятно и то, что тут замешан страх.
- Возможно, возможно, в чем-то ты и прав,- задумчиво и оттого медленно проговорил Анастас, - но все же он ведет себя настоль осторожно и скрытно, что не просто дознаться об их связи.
- Сие тем паче подозрительно. Кохание не застит княжне очи.
- Именно сие меня малость смущает, - отозвался настоятель. - И по сему мыслю, что пока мы не будем уверены в замыслах Предславы насчет Яна, не стоит их разлучать.

Симеон хотел было что-то сказать, но Анастас опередил его:
- Нет, нет, птичка не упорхнет. Я тотчас дам наказ воеводе Волчьему Хвосту*.
- А где он? - вставил Симеон.
- Отирается подле Василево и получает известия от Марфы. Когда он что-либо от нее изведает, немедля схватит Яна.
- Княжна не сможет помешать? - поинтересовался Симеон.
- Его возьмут в то время, когда он по указу княжны покинет Василево, куда бы она его не послала. А ежели она его будет прятать, то он попросту умрет. Но сие есть последнее средство, и именно к нему мне менее всего хочется прибегать.

- Что ты сим желаешь сказать? - поинтересовался Симеон.
- Уверен, что княжна будет податливей, изведав, что ее дружник у нас в руках. А ежели он к тому же посвящен в ее замыслы -тем паче. К сему прибавь страх разоблачения...

Симеон пожал плечами с недоверчивым видом. Заметив сие, Анастас счел необходимым пояснить.
- Как мы ведаем, замыслы княжны простираются очень далеко. Но пока она все одно должна выжидать и действовать исподволь. Зная, что Ян у нас в руках, она постережется свершать опрометчивые шаги. Где-то промедлит, где-то боясь, поосторожничает.
- Княжна и так достаточно осторожна, - вставил Симеон.
- Не спорю, - чуть поморщился Анастас, и ключник уразумел, что его реплики начинают раздражать настоятеля, - потому и хочу дождаться того мига, когда кохание заставит ее приоткрыться. Если же сие не произойдет, тогда ее саму, но чуть позднее, надо будет брать под стражу.

Ключник шевельнулся, словно хотел что-то сказать, но только вздохнул и промолчал. Анастас продолжил:
- Нынче, однако, никак нельзя действовать подобным образом.
Нельзя давать ни Борису, ни Ярославу повод для оправдания борьбы за власть.

Ключник согласно кивнул. Анастас умолк, погрузившись в думы.
Некоторое время в келье царила тишина. Наконец, настоятель поднял голову и произнес:
- Теперь о насущном. Займись, Симеон, приготовлениями к отпеванию Великого князя. Сие одно. Иное - готовь гонца к Болеславу. Я займусь Святополком и Предславой. Да, вот еще что: проследи за Антониевыми мнихами. Тут, в Киеве, остерегайся их трогать, но лишь кто из них отправится в Новгород, либо в Царьград, либо еще куда - пусть исчезнет навеки.

Ключник вновь понимающе кивнул. После краткого молчания Анастас сказал:
- Ну, Симеон, пора браться за дела. Ступай и действуй, как порешили.
Ключник поднялся и, уже стоя, спросил:
- А не время ли сразу взять в железа печерских гадюк?
- Нет, еще рано. Может возникнуть замятня*. После, в неразберихе, мы их уберем.
- Добро, но не лишнее ли предупредить их тем, что пустить слух о порче Великого князя?

- Сие можно, - подумав, согласился Анастас, - но слух пусть идет от незаметных людишек - таких, что никоим образом не связаны с нашим храмом.
Ключник вдруг усмехнулся.
- Чему смеешься? - недовольно глянул на него Анастас.
- Я мыслю, что неплохо бы пустить мутить народ, одного, иного из волхвов*.
- А, - в свою очередь улыбнулся Анастас, - из тех, что у нас в порубе?
- Так. Я уже давно уверен, что за свое освобождение они многосвершат для нас. Взяли их по обличению Антония, да им у нас не шибко худо. Ныне дело забылось людом, да не забылось ими. Вот пусть и послужат нашему делу.
- Добро, - ответил Анастас, - так и сверши.

На сием собеседники прервали беседу и расстались, спеша исполнить намеченное. Время они даром не теряли, так как вскоре один гонец уже вез наказ Волчьему Хвосту, а иной к тому, кому надлежало заняться печерскими монахами.

Обсудить этот текст можно здесь