Portfolio

О лицах петербургской национальности: вчера, сегодня, завтра

Андрей Керзум

Четыре с половиной миллиона колонистов Невской дельты только что отпраздновали трехсотлетнюю годовщину своего перворопоселения. И надеются, что это не последняя годовщина. Хотя прогнозы бывали разные и обстоятельства тоже. Кто же такие эти колонисты, зачем появились, как выглядели раньше и на что (или кого) будут похожи в будущем? Мудрый председатель Мао Дзэдун говаривал: если хочешь что-либо начать - начинай с начала. Последуем этому совету.

Откуда что взялось. Буйство стихий и "корона мира"

Всем известно, что Петербург - окно в Европу. Известно также, что по определению некоего Альгаротти, растиражированному А.С. Пушкиным, прорубил это окно царь-плотник Петр I, он же первый петербуржец. Однако никакого окна не было бы, не было бы никаких петербуржцев, если бы матушка-природа не прорубила бы Неву.

Случилось данное событие не столь давно - около 2000 лет назад, во времена Юлия Цезаря и царицы Клеопатры. Переполнившаяся чаша Ладожского озера опрокинулась на перемычку, разделявшую две скромные речки Тосну и Мгу (Бог знает, как их тогда называли), стекавшие соответственно в Финский залив и Ладогу. На глазах у изумленной води и ижоры, "печальных пасынков природы", огромный водный поток в течение нескольких дней прорвался из озера к морю, неся с собой (как бы претворяя многотрудные подвиги современных строителей дамбы) миллионы тонн грунта, соорудил острова Невской дельты и создал удобнейшую по тем временам дорогу для проникновения европейской заразы (или благодати - кто что любит) на просторы глубинной Евразии.

Природный фактор был первый "строитель чудотворный" площадки для взращивания будущих петербуржцев и, конечно, окна в Европу. Не прошло и тысячи лет, как в это окно полезли буйные викинги, которые не в состоянии были видеть водного пути , чтобы по нему не пройтись. Предваряя современные события, они немедленно вышеуказанным путем добрались до Багдада (или подвластных ему территорий), грабежом или иным цивилизованным способом набили свою тару арабскими деньгами и, возвращаясь домой, часть этих денег оставили в виде кладов на территории будущего Василеостровского района будущего Петербурга.

Добровольно они их оставили, или "угрюмые пасынки природы" (первые постоянные обитатели невской дельты) помогли им - история умалчивает. Каким бы способом ни были приобретены и перераспределены эти дирхемы и фельсы, очевидно, что на невских берегах "процесс пошел" задолго до Тамбовской ПГ и других рыночных и административных структур нынешнего Петербурга.
Сказать правду, горделивые викинги (варяги тож) и призвавшие их однажды для наведения внутреннего "наряда" недавние мигранты с запада - словене и кривичи (это движение "о порядке" далее на юго-восток мы наблюдаем и сегодня) - не стремились "ногою твердой стать при море", проскакивая невское устье, по возможности, без задержек Они все отчетливо предпочитали тихую речку Волхов, не мешая подлинным хозяевам невских островов - ижоре и води - продолжать свой этнографический образ жизни в неласковой природной среде.

Лишь в 1300 г. уже вполне цивилизованные шведы заложили здесь крепость с красивым названием Ландскрона (корона мира), но через год склонные к республиканской неуправляемости новгородцы сожгли ее дотла. Ландскрона возродилась лишь в 1990 х гг. в виде питерского ресторана и, в отличие от своей предшественницы, успешно противостоит превратностям судьбы.
Господин же Великий Новгород и оккупировавшие его со временем "лица московской национальности" не озаботились оформить как-либо свое "европейское окно". За дело пришлось взяться соседям. После отъема у московитов шведом Делагарди вышеуказанного окна появился, наконец, в низовьях Невы шведский же городок Ниеншанц - прямой предшественник петербуржцев по части колонизации.
Шведы привели с собой финнов - настоящих суоми, цивилизованных лютеран, не чета православным (а в душе язычникам, склонным к экологическому равновесию) - ижоре и води. Потомки этих финнов позже влились в многонациональный Петербург, и в наше время имеют свою организацию "Инкери литто" и свое периодическое издание, украшая город национальной автономией.
К сожалению, шведы Ниеншанца не вплели свою ленточку в этнический ковер Петербурга (некоторые считают, что и вплели) и отъехали за море после того, как пушки царя-плотника разбили стены их опрятного и уютного города. "Славный народ свейский", конечно, стал потом дополнительным украшением Северной Пальмиры. Достаточно вспомнить семейство Нобелей или зачинателя питерского модерна архитектора Ф. Лидваля, но это уж были совсем другие шведы. Ныне этим этническим украшением Петербург похвастаться не может. Что же касается "ниеншанцев", то их в современном Петербурге, как минимум, пять, все они почтенные юридические лица и занимаются разными делами.

Парадиз на болоте.

Зачем был основан шведами тот первый Ниеншанц - понятно: брать с проезжающих дань, что и помогло ему вырасти чуть не в 10 раз за 70 лет. Но то, что задумал отец-основатель, он же царь-плотник, было деянием иного пошиба. Он сам коротко и емко определил то, что собирался создать - Парадиз, в просторечьи, рай! И никакого окна. "Европа нам нужна на несколько десятков лет, а потом мы повернемся к ней задом," - говаривал он. А вот Парадиз - другое дело.

Достаточно посмотреть на первый перспективный план "Питербурха", составленный образованным французом Леблоном и становится ясно: Атлантида! В полном соответствии с описанием Платона. И с полным переиначиванием конфигурации берегов. С радиально-концентрической сеткой каналов. Совпадения можно перечислять долго. Петр несколько переделал этот слишком смелый даже для него "прожект", но и его план таков, что только сейчас городская территория выходит за пределы предначертанного. В считанные дни образовавшейся дельте Невы предстояло в считанные годы превратиться в рай. Приходит в голову "воспоминание о будущем": Воркута, Норильск и прочие чудеса тоталитаризма. Здесь, вероятно, один из истоков национального характера лиц петербургской национальности - чувство рая на болоте и человеческих костях.

Царь-плотник любил, чтобы сказано - сделано. И Петербург состоялся. Обнаружилась еще одна местная игра природы - сверху болото, а под ним крепчайшие глины. И если сквозь болото вколачивать сваи - получается весьма надежно. Зыбко и твердо одновременно. Смахивает на характер петербуржцев. Вместе со сваями, как известно, забили в болото и неучтенное количество человеческих жизней, укрепив тем самым не только плоть, но и дух невских берегов. Такое вколачивание жизней совершалось и позже - и в более грандиозных масштабах. Забегая вперед, можно отметить, что из двух миллионов 1917 года к 1920-му осталось 600 тысяч, после знаменитой блокады 1941-1944 гг. из 3-х млн. обнаружилось лишь полтора. Да и за последние годы убыток питерского народа составил тысяч 500. Питерская поэтесса Елена Шварц справедливо отметила эту особенность здешних мест: "Отсюда близко царство мертвых. Оттого земля здесь столь духовна".

Петровский Парадиз надо было заселить. Естественно, в эту болотную Атлантиду никто добровольно переселяться не собирался, поэтому как дворяне, купцы, так и прочий люд до середины XYIII были награждены почетным крепостным правом быть столичными жителями "на вечное житье" на зависть лимитчикам 60-80 гг. века двадцатого. Тащили отовсюду, поэтому изначальный состав петербургского народа более чем пестрый. Сейчас о первопоселенцах напоминают лишь топонимы - как существующие, так и смытые временем: "Коломна", "Смоленское кладбище", "Немецкая слобода", "Татарская слобода", "Английский проспект".

Этническая мешанина - одна из характерных черт местного городского населения. При этом по численности город был вполне русским. Никогда процент инородцев, начиная с самых первыx лет и до сегонешнего дня, не был менее 10, а большей частью составлял 15-20 %. Изменялось и изменяется только содержание этих процентов. Сначала голландцы, англичане и немцы, потом немцы и финны, за ними балты и белорусы, позже евреи и украинцы и, наконец, кавказцы и таджики. Д.С. Лихачев говаривал, что детище Петра - самый европейский из русских городов и самый русский из европейских. Теперь он становится вполне евразийским.

Характерно, что не прошло и пятидесяти лет, как петербуржцы к своему "раю" привыкли, и им даже понравилось, несмотря на болото, сырость, наводнения. Особенно наводнения понравились. Еще А.Д. Меньшиков писал Петру по этому поводу: "И зело было утешно смотреть, что люди по кровлям и деревьям, бутто во время потопа сидели". До сегоднешнего дня неизвестно, чего больше в восприятии наводнения петербуржцами - ужаса или праздника?. Не зря дамба многим очень не нравится. На вспучивание Невы бегут смотреть быстрее, чем на пивной фестиваль

Кстати, недавно Александру Даниловичу, первому документально зафиксированному любителю наводнений и первому губернатору города, воздвигли памятняк, несмотря на его дурную славу казнокрада. Стали, естественно, проводить параллели. Дело обычное. Но замечательно то, что некоторые современные питерские историки принялись доказывать абсолютную честность покойного Меньшикова. В Петербурге и для петербуржцев сила истории - большая сила.

Так или иначе, население новоиспеченной столицы росло, даже когда "вольная" вышла. 75 тысяч было к 1725 г. (другие, правда, насчитывали сорок). В 1727 г. вышла заминка: чуть все не разбежались после кончины отца-основателя и переезда столицы в первопрестольную. Это была попытка реализовать народный лозунг: "Петербургу быть пусту!", но немцы Анны Ивановны орднунг восстановили. Немцы в сложении петербургского характера значительно преуспели до такой степени, что в позапрошлом веке москвичи вообще всех петербуржцев считали холодными, эгоистичными, деловыми - в общем, немцами. О немцах и прочих иностранцах, их вкладе в петербургский портрет можно говорить долго и со вкусом, сейчас об этом написана куча книг, сегодняшний же факт тот, что становой хребет питерской науки XYIII в., зкономики и администрации века XIX - немцы - более не украшают этническую палитру Петербурга.

Ко времени кончины А. С. Пушкина петербуржцев стало 468 тысяч, к 1869 г. - 615 тысяч, в 1900 перевалило за миллион, а к февралю 1917 - два миллиона с лишним. И вся эта толпа была - приезжие, теперь уже добровольно. Смертность превышала рождаемость, а рост населения шел вышеуказанными темпами. На каждую женщину приходилось двое мужчин. К началу ХХ в. не более 40% жителей имели родителями петербуржцев. Все питерские знаменитости - Пушкин, Лермонтов, Тургенев, Достоевский, Некрасов - родом из Москвы или иной провинции.

Петербургский миф

В блестящем "осьмнадцатом" столетии непетербургские жители не ощущали своеобразия Петербурга, не противопоставляли города Москве и России и, вероятно, воспринимали его как пограничную крепость или загородную резиденцию, вроде Коломенского, тем более что подавляющее население составляли крепостные крестьяне, солдаты и служивые дворяне, у которых для подобных мыслей не было ни желания, ни времени. Оcмысление пришло позже, когда завелись в городе неслужилые дворяне, вроде Обломова и литературно одаренные "разночинцы". К тому же раздразнили москвичей.

А. С. Пушкин ("наше все") среди прочих своих начинаний одним из первых "погнал" и московско-петербургскую тему. В 40-х гг. 19-го века только ленивый не писал об особенностях петербургского и московского характеров. Герцен и Белинский, Аполлон Григорьев и Хомяков, братья Аксаковы и т.д. - вот создатели мифа о Петербурге и петербуржцах, к которым присоединились москвичи Ф.М. Достоевский и Андрей Белый. Были и другие мифотворцы вроде питерского уроженца Александра Блока. Процесс создания мифа о Петербурге продолжается и сегодня.

Часть этого мифа - сравнение Петербурга и Москвы, двух столиц отечества, что и фиксирует пророчески наш герб. "России истина двуглава," - писал питерский поэт С.Г. Стратановский. Итог же мифотворчества выглядит примерно так: между Москвой и Петербургом все годы шла вражда. Петербуржцы высмеивали "Собачью площадку" и "Сивцев Вражек", москвичи попрекали питерцев холодностью и педантизмом, не свойственными русской душе. После кровавого воскресения 1905 г. питерский дворник сказал поэту М Волошину: "Царь - изменник. Он в Москве присягал". Враждовали не только обыватели, но и деятели культуры обеих столиц.

Что же послужило причиной такой враждебности? Что в петербуржцах так "мозолило глаза" москвичам? До революции питерцы были энергичные, бесчеловечные немцы или склонные качать права рабочие, а потом стали выпендрежники с пустым карманом. "В Москве хорошо, а в Питере лучше," - так говорят многие питерцы, хотя не все и бывали в нашей белокаменной. - Москвичи - они такие… хамоватые, бесцеремонные, лезущие вперед других люди, с жадными глазами и пухлыми кошельками. Питерцы совсем другие - интеллигентные, скромные, уважающие не только себя, но и других, всегда открытые и готовые помочь - даже в том случае, если это доставляет неудобство".

Есть символическая разница и в самоназвании. "Петербуржцы" и "ленинградцы" не просто поколения, а два разных народа. У тех и других взаимное отторжение по причине несовпадения менталитета. Но это отторжение пропадает, когда начинается обсуждение москвичей: которые тем-то и плохи, что на ментальности не делятся. Кстати, сейчас для 70 процентов питерцов (или питеряков на тверском наречии) город называется" Питер", "Петербург" и в отдельных случаях "Санкт-Петербург". Для 30 процентов горожан (ленинградских коммунистов), а также москвичей и зарубежной питерской диаспоры - "Ленинград"

Петербуржцы более требовательны к себе и другим - не раз известные певцы и музыканты признавались, что приезжая с гастролями на берега Невы они очень боятся - не отсутствия сборов или неприятия критики, как в Москве и других городах, - а именно того, как встретит их питерская аудитория. Многие отмечают, что после провала постановки или концерта в Петербурге трудно решиться заново повторить этот "подвиг", которым оказывается каждое новое общение с петербуржцами. Как одну из черт жителей Петербурга, можно назвать почти полное отсутствие национальной вражды. В воспоминаниях Полетики о 20-х гг. прошлого столетия особо отмечалось, что "шовинизм не составляет отличительной черты русских петроградцев, в отличие, например, от москвичей, которые при каждом удобном случае подчеркивали собственную уникальную русскость"

Иными словами, Москва биологична, как любой нормальный город, Питер же - обиталище сплошных лимитчиков или их потомков. Единственый стержень жизни местных обитателй, если помягче выразиться, - культурная, архитектурная, производственная инфраструктура Петербурга. Город перерабатывал человека и формировал из него петербуржца. Однажды он не смог этого сделать, покачнулся и выблевал революцию после того, как за 17 лет население города увеличилось вдвое за счет переселенцев из деревень, ставших низкооплачиваемыми рабочими, жильцами фабричных казарм - предшественников советских общаг или "углов" - чудовищных прообразов советских коммуналок.

Без статуса.

В. И. Ленин был не первым, кому не нравился столичный статус Петербурга. Еще Петр II вернул матушке-Москве ее прежнее величие, правда, ненадолго, о чем уже рассказано. Император Павел I говорил венесуэльцу Миранде: "В существовании Кронштадта есть свой резон, но в существовании Петербурга - никакого" Главарь декабристов питерский немец (коренной!) П.И. Пестель намеревался сделать стоицей Нижний Новгород. Любопытно, что все эти персонажи были неблагополучны по родственникам, кто по отцу, кто по старшему брату. Но это уже другая, не питерская тема.

Так или иначе, однажды ночью петербуржцы лишились своей столичности и были предоставлены самим себе. Все равно, как если бы с фельдмаршала Кутузова (одного из питерских губернаторов - их полная портретная галерея, похожая на портретную галерею 1812 года, стараниями нынешнего губернатора размещена теперь в Смольном) сорвали эполеты и отправили добывать хлеб с помощью тяжелого физического труда.

Однако, основные тенденции формирования горожан сохранились. После вымаривания 1,5 млн. бывших петербуржцев в 1917-1920 гг эта лакуна была заполнена приезжим людом. Так же поступили после расстрельной убыли 1934-39 гг. и полуторамиллионной блокадной недостачи. Короче, коренной петербуржец - такой же курьез, как живой Ленин. Однако с середины 1950-х гг ленинградский народ, наконец, устаканился (говорят, это слово сугубо ленинградское), и теперь, вероятно, больше половины местных жителей имеют свидетельство о рождении на берегах Невы. Таким образом, петербуржец - существо не генетическое, а исключительно продукт культурной среды (прямо по Лысенко).

Как справедливо писал В.Кривулин - один из представителей новопетербургской поэтичекой школы (сертификат качества школе выдал Нобелевский комитет) - жизнь поколения 50-70 гг была вывернута наизнанку. Жили в дворцах, музеях, театрах (все добротно и почти даром) и приходили ночевать в переполненные лежбища коммуналок. Есть еще один аспект. Существует феномен опальных столиц. Таковы, например, Толедо в Испании, Киото в Японии. Для их жителей характерно ощущение, что уже все было - счастье, богатство, слава. И все это не нужно. Нужно только то, чего никогда и никто не отнимет.

Итак, совместное существование лиц, ранее никогда вместе не живших в устье Невы, образут удивительное единство, а традиции бывшего имперского центра добавляют этому социуму качества, не присущие жителям других городов.

В городах провинции петербуржцы (а особенно жители центра и "высоток" на окраинах) узнаются местными жителями на удивление быстро. Причин тому несколько. Одна из основных - (некий) судорожный жест рукою, когда раздавшийся по какой-либо причине около полудня удар или грохот заставляет питерцев смотреть на часы. Или же раздражающая многих особенность ко всем вопросам заходить издалека: "Не могли бы вы, если Вам не трудно, сказать…" и т.п.

Вообще, насколько недоверчиво и с опаскою в провинции относятся к москвичам, настолько же открыто - к петербуржцам. Не раз случалось мне на стандартный вопрос: "Как пройти туда-то?" выслушивать опасливое: "А Вы сами-то откуда - из Москвы или из Ленинграда" (причем "Петербург" в данном случае не употребляется - только "Ленинград") и только узнав, что "из Ленинграда", следует ответ на поставленный вопрос. Каюсь, я никогда не пытался назваться москвичом, чтобы посмотреть, чем же таким отличаются москвичи от петербуржцев. Хотя… Однажды довелось мне участвовать в следующем диалоге (дело было в Ярославле в 1998 г.): "Вы из Москвы или из Ленинграда? Подождите, не отвечайте, сам догадаюсь… Вы - из Ленинграда!" - "Верно, как Вы узнали?" - "Не могу сказать… Ленинградцы - они другие…" - "Какие именно?" - "Не похожие на москвичей. Вежливые какие-то, открытые, что ли…"

В сущности, такое поведение жителей Петербурга напрямую зависит от среды обитания. Разделяя горожан на петербуржцев и ленинградцев, провинциал не задумывается над тем, что и те, и другие - жители одного города. Он чувствует лишь некую разобщенность между ними: в его глазах это не один народ, а, по крайней мере, два. Первые состоят из "коренных", живущих в Питере не одно поколение (см. выше), вторые - из "пришлых", не знающих родства.

Что завтра

Сегодня петербуржцы опять в недоумении. То ли снова столица, то ли нет. От бизнеса отучились. От интеллектуальности ушли. Миллион работяг с военных заводов дисквалифицировался. Есть также миллион пенсионеров. Эти еще работают. Кто пошустрей, тот в Америку уехал или в Москву, что еще дальше, поскольку из Америки некоторые возвращаются, из Москвы же пока только одна.

Питерский современный очень злой критик М. Золотоносов так видит свой родной город и его обитателей: "Хвастаться нечем. Ощущение такое, что "толпой угрюмою и скоро позабытой" пройдем мы отпущенный нам период жизни, как написал некогда один поручик. Художественный его (Петербурга - АК) потенциал крайне невысок. Практически не осталось прозаиков, способных полноценно отражать реальную современную жизнь, есть несколько поэтов, которыми интересуется несколько знатоков; достижения музыкальной жизни ограничены исполнительством, хотя и здесь дело идет с переменным успехом; театр не смог справиться с ситуацией и в целом ведет себя, как продажная женщина; живопись стала инструментом арт-рынка и как искусство завершилась; в области монументальной скульптуры один провал за другим; архитектура стала служанкой нуворишей, старые дома рубят, как лес; облик города трансформируется..." Вот так.

Но есть и другое мнение, что интересно - молодежное: "Теперь, кажется, настало время собирать камни. Частично утраченные традиции и ответственность нуждаются в возрождении. И возникшая инициатива санкт-петербургского гражданства, опираясь на твердое духовное основание, заложенное нашими предками, должна привести к той гармонии между человеком и средой его обитания, человеком и социумом, что и является бытием реальным, самоценным и достойным славы великого города".

Обсудить этот текст можно здесь