| Редакция | Авторы | Гостевая книга | Текущий номер |


Судьба

Александр Левинтов

 


От автора: статья опубликована в сокращенном виде в 1996 г. и включена в книгу "Метанойя" (1999). В настоящем виде "Судьба" помещена вместо предисловия в книгу "Скитальцы", которая только начата.

Физика, физиология и метафизика нашего бытия

На поверхности любого явления находится физика этого явления. Физикой нашего бытия является наша биография, простое жизнеописание: родился-женился-развелся-окончил-работал-помер. Биографии большинства людей умирают вместе с ними, биографии немногих зубрят и изучают. Но это так неинтересно!
Физиологией нашего бытия является наша жизнь во всех ее физиологических подробностях: страстях, скандалах, трепете и взрывах чувств и мыслей, эмоциях и потаенных сантиментах. Жизнь укромно и интимно прячется за нашими биографиями, не любит вторжений извне, даже у великих и замечательных людей.

Под подкладкой физиологии - метафизика. Метафизикой нашего бытия является наша судьба, если мы верим в существование метафизики и в судьбу, потому что можно и не верить и потому не иметь судьбы. Судьба - это миф, создаваемый не о нашей жизни, а о нас самих, миф, создаваемый нами и не нами - неважно кем. Судьба - это роль, которую мы играем в этой жизни и даже за ее пределами. Наша судьба - это урок, преподаваемый непонятно кому, но это несомненное назидание и даже указание: научиться бы понимать эти указания!

Человечество - это такое странное множество, каждый член которого равен всему множеству. Поэтому можно говорить о физике народов, стран и всего человечества в целом, то есть, о физике (хронологии), а также о физиологии (истории) и метафизике (судьбе) стран, народов и человечества.

Когда приходят мысли о судьбе

Чем слабей человек и сильней государственная или общественная, например, родовая или фамильная, структура, тем больше мы зависим от наших жертв и судьбы.
Шумер и ветхий человек были буквально опутаны судьбой и необходимостью ежедневных жертв бесчисленным богам. Их жизнь для нас, однако, - экзотика, покрытая порой тяжелым слоем монотонного небытия и забвения. Мы их не знаем и слабо помним.

Но у многих на памяти советский строй и лагерь социализма. Мы обязаны были жертвовать собой и в героическом самопожертвовании воспитывались. У нас был пантеон богов и героев, требовавших поклонения и пребывавших "живее всех живых". У нас была единая на всех и данная этими богами судьба - "нынешнее поколение советских людей будет жить при коммунизме", а все остальное - несущественные детальки и декорации.

В "Записках из Мертвого Дома" Ф.М. Достоевский подметил, что именно в тюрьме и неволе, когда общество и государство не просто довлеют - диктуют волю и определяют всю жизнь человека, у людей появляется особая тяга и вера в судьбу. В те времена даже существовал тюремно-каторжный обычай в пересыльных тюрьмах "менять судьбу" - имя, преступление и меру наказания. Люди за почти символическую плату брали на себя гораздо более серьезное преступление (и наказание) в наивной надежде тем самым изменить, преодолеть судьбу, пусть даже за счет увеличения суровости - ведь теперь он сидит не за себя и выправляет не свое. Татуировки, амулеты, талисманы, обереги - все это особенно распространено в тюрьмах и в армии, там где индивидуальность и личность низводятся до места на нарах или в строю.

Современный человек (со времен Христа, по крайней мере) в целом отметает для себя идею и понятие судьбы и не видит в ней ничего, кроме досады или романтики. Лишь в самое последнее время, благодаря усилиям хиромантов, гадателей, прорицателей, астрологов, а, скорей всего, просто из-за потерь духовной и религиозной устойчивости большинства из нас, судьба вновь заинтересовала многих.
По большей части судьба оценивается нами, как внешняя сила.

Судьба как внешняя сила

Рок

Рок - неумолимое и неизбежное зло. Злодейство, совершенное Атреем над женой, братом и его детьми, не рассеялось после смерти неистового царя. Его сын Агамемнон, герой Троянской войны, зарезан собственной женой Клитеместрой, сестрой прекрасной Елены, из-за которой, собственно, и началась эта первая в истории империалистическая война, Клитеместру зарезает ее собственный сын Орест, побуждаемый к матереубийству сестрой Электрой. Сам Орест чуть не оказывается ритуальной жертвой Артемиде от руки родной сестры Ифигении, чудом спасшейся в Крыму, после того, как Агамемнон, плывя к Ахиллу на Змеиный остров, что напротив устья Дуная, выбрасывает за борт несчастную свою дочь в качестве ритуального жертвоприношения Посейдону. Эта бесконечная и бессмысленная череда кровавых убийств, жертв, гонений и преследований неумолимым роком висела над родом Атридов, пока Афина и афинский суд не вынесли знаменитого вердикта, покончившего с матриархатом: убийство матери оправдывает убийство ею мужа (кровное родство важнее брачного союза; только, ради Бога, не показывайте это место американским феминисткам - я хотел бы умереть на воле).

Рок преследует злодеяния и злодейства в трагедиях Шекспира, где Макбет, Ричард Ш, зятья и старшие дочери Лира и другие головорезы караются непобедимым роком с математической и нравственной безошибочностью.
Рок преследует целый род ("на роду написано"), порой веками, потрясая генерации одним и тем же негенетическим недугом или чертой характера, принимая обличье семейных и замковых легенд и привидений, что почему-то очень распространено в Англии (и как там эти призраки не сыреют?). Род Медичи породил такое количество коварных злодеев, каким не может похвастать средняя по размерам и политической активности европейская страна. Читая родословие и биографию Достоевского, непрестанно удивляешься постоянству рока над людьми его рода.

Фрейдизм и по сути вся современная традиция и практика психоанализа строится на некоторых идеях, за которыми маячит грозной тенью рок. Выведенное из-под нашего сознания и влияния супер-эго, бессознательное, либидо и другие фантомы - не просто фундаментальные допущения психологов, а их интерпретация рока как внешней стихийной силы.
Современные технологии и инфраструктуры порой также выступают в качестве рока. Куда ни кинешься - всюду неумолимый Макдональдс…или памятник Ленину…или Интернет…или Майкл Джексон…

Фортуна

Фортуна - неизбывное или необычайное везение. Есть люди, которым постоянно выпадают счастливые билеты в лотерею, которым везет в карты (вообще, все карточные и азартные игроки верят только в фортуну, в ее рулеточное колесо и не менее суеверны и подобострастны к фортуне, нежели тюремный люд). Фортуна переменчива и легка на измену не хуже Кармен. Она всегда нам представляется взбалмошной и веселой девчонкой, шаловливой и кокетливой, немного пугливой, ветреной и задорно смеющейся над копошащимися в трудах и мытарствах муравьями. Фортуна - порочное и сладкое дитя.

В "Трудах и днях" Гесиода, современника Гомера, описываются нравы морских разбойников тех времен. Поучительность этого рассказа заставляет меня слегка отвлечься от темы.
Финикийцы плавали в те далекие времена на круглых судах-корзинах, неуклюжих и гонимых скорее течениями и ветрами, нежели волей человека. Греки же придумали пятидесятивесельные длинные суда с косым парусом - пентакантеры. На этих быстрых и управляемых судах греки грабили все прибрежные города, в том числе финикийские Тир и Сидон.

На корме рядом с рулевым стоял кормчий - "эмпорос" (отсюда - "император", "империя"). На веслах сидели гребцы-воины, державшие щит и меч наготове, и, по команде эмпороса, поднимавшие и опускавшие тяжелые весла в воду.
Так греки научились четко соединять слово (команду) и дело (греблю). Но гребцы видели - после набега львиная доля добычи остается у эмпороса. На пентакантерах стали возникать бунты. Большинство из них заканчивалось печально. Однако, в тех случаях, когда бунт предварялся заговором, гребцы, сбросив за борт эмпороса, не гибли: в ходе заговора обсуждались не только детали захвата власти, но и навигационные и военные знания эмпороса.

И чем свободней и независимей от гребли и команд был заговор, тем больше шансов на успех был у заговорщиков, многие из которых стали понимать - мысль должна быть свободна от слова и дела и что единственная стоящая свобода у человека - это мысль.
Гесиод называл удачливых заговорщиков на пентакантерах фортунеями.
И это совсем не вяжется с нашими обычными представлениями: "дуракам и клад", "везет только дуракам и пьяницам". Фортуна, оказывается, изначально, улыбалась не дуракам, а людям думающим, осторожным и осмотрительным - ее чутью и вкусу можно только позавидовать. Это теперь ей, видать, все равно, кому улыбаться: и боги стареют.

Удача и фарт

Удача - особенность национальной фортуны. Удача близка фортуне, но есть в ней сугубо русская изюминка: она ласкова с дураками и бездельникам, вроде Иванушки и Емели. Удача - не то сестра, не то мать авося и всего нашего рассейского разгильдяйства. Подлинной же калькой фортуны у нас является фарт, достающийся золотишникам. Во всех остальных сферах жизни мы продолжаем надеяться на свое дурашливое лотерейное счастье по билетику, не прикладая ни рук, ни ума. Особенно это распространено среди наших женщин, далеко не Золушек, но почему-то сильно расчитывающих на богатого, молодого и красивого прынца: "удачно выйти замуж" - формула гораздо более распространенная, чем "удачно жениться" Последнее кажется вообще ныне невероятным.

Фатум

Неведомая и всесильная власть над всем живым и неживым, смертным и бессмертным. Вспомним, как Зевс боялся носителей знания о своей жизни и своей смерти - Прометея, Ананке, парок.
Фатум не только неведом - он невнятен. По Геродоту, к Дельфийскому оракулу обратилось более девяносто знаменитых и великих людей - героев, воинов, вождей. Каждый раз Пифия давала точно оправдывавшееся предсказание. Однако только дважды оно было понято правильно. Знаменитый Крез, например, прежде, чем начать войну против Кира, спросил у оракула, что из этого выйдет. И получил ответ: "погубишь великую империю". Почему он решил, что речь идет об империи Кира, а не о его собственной, нам теперь уже не понять…

Фатум призрачен, неявен, но каждый раз, после фатального случая, мы восклицаем: ведь это было так очевидно, я видел это своими глазами - почему я был слеп? И, действительно, непонятно: то ли фатум - это мираж, морок и призрак, принимаемый нами за реальность, то ли на реальность наброшена дымка, наволок нашего сознания, скрывающий от нас эту реальность.

Для англичан, по преимуществу протестантов, судьба именно такова - fate. Это очень характерно для протестантского сознания и мировоззрения. Кальвинисты, например, довели идею фатума до образа жизни и поведенческих правил: чтобы ты ни делал - судьба твоя уже суждена и решена, но неведома тебе. Этот крайний фатализм, как ни странно, делает человека трудолюбивым, успокоенным и даже радостным. Помню, меня потряс услышанный однажды протестантский гимн, где радостным рефреном звучало:
Господи, благодарю Тебя за то, что мне неведомы Твои пути.
Человек предается вышней воле и силе и перестает беспокоиться и суетиться по поводу собственной судьбы как будущего.

Один из лидеров современного либерализма фон Хайек, продолжая ту же мысль о неисповедимости путей Господних, утверждает, что нормальный (или что то же самое - культурный) человек должен знать прошедшую историю, но ему не дана предстоящая.
Запрет на знание грядущего характерно для большинства религий: христианства, иудаизма, ислама, буддизма, даже полуязыческий горноалтайский бурханизм имеет запрет на это знание ("балун"). Русское "будет день и будет пища" имеет, безусловно, христианские основания: "Итак, не заботьтесь о завтрашнем дне, ибо завтрашний сам будет заботиться о своем: довольно для каждого дня своей заботы" (Мтф.6.34).
Это - не более, чем моя реконструкция и догадка, но тем не менее…
В "Божественной комедии" Данте утверждается, что мертвые не помнят прошлого, но знают будущее. Мне кажется, это замечательная мысль великого поэта.

В пещере троглодитов кто-то сидел у самого костра, кто-то - чуть далее, в пляшущих тенях, а кто-то маялся в темноте у входа, не ожидая себе ничего от общего пира и лишь трясясь от мысли стать ужином саблезубого тигра или пещерного медведя. Что делало людей вождями? Не думаю, что физическая сила или охотничья удача. Я думаю, что они лучше других видели будущее, что они были не только людьми, но и представителями царства мертвых.

Я даже ставил такой эксперимент (речь идет о сотнях или даже тысячах, прошедших разные мои предпринимательские курсы и школы): я поднимал из колоды наугад 20 карт, а участники эксперимента перед каждой новой картой писали "к" (красная) и "ч" (черная). Кто-то регулярно угадывал 13 и более раз, кто-то - 7 и менее, кто-то укладывался в норму 8-12 карт. На втором этапе эксперимента надо было ответить, какое мясо предпочтительнее: на крупных костях, на мелких или без костей. Наконец, на третьем этапе я просил всех построиться в три колонны (это обычно проходило спокойно), затем разделял каждую колонну на три части и просил передних построиться в отдельную колонну, средних - в отдельную и последних - в отдельную (здесь дело нередко доходило до драк и психодрам)..

Корреляция между угадывающими 13 и более раз, любителями мяса на крупных костях и лидерами лидеров была очевидной и несомненной, также как и в двух других группах.
Тогда для меня стало ясно, что признанные лидеры и вожаки, власть имущие суть представители царства мертвых, которым дано знать будущее.
И тогда я, и сам оказавшийся в этой группе, разочаровался в будущем и сказал себе прочно и навсегда: никогда не быть лидером.
Христианство неоднородно - для католиков судьба имеет большую определенность, чем фатум. Наиболее распространенным испанским словом, означающим судьбу, является destine - назначение, предназначение, которое человеку надо знать, чтобы исполнять.

Благодаря романтизму и выпекшемуся из него романизму понятие "фатум" приобрело в русском и некоторых других (например. французском) языках несколько мрачный характер ("Фаталист" Лермонтова, кстати).

Участь

Пожалуй, в этом русском варианте понятия судьбы более всего отражается соборность русского мировосприятия. Разумеется, речь идет не о церковной соборности - русские православные иерархи, несмотря на взаимную договоренность и обязательства перед Константинополем устраивать соборы каждые полгода, не собирались по двести лет кряду (нам все кажется, что жизнь в России разболталась то ли при коммунистах, то ли в перестройку, то ли при Ельцине - да она всегда была разболтанной и неогранизованной, беспорядочной, а порой и просто непорядочной). Соборным было и остается мировосприятие, воображение - включение себя в образ мира и Бога. Вспомним героев Достоевского: Дмитрия Карамазова, не соглашавшегося с общечеловеческим счастьем, построенном на слезинке одно замученного ребенка, Кириллова, застрелившегося, чтобы доказать Богу, что и он, Кириллов, не лыком шит. Вспомним лермонтовское:
тогда смиряется души моей тревога,
тогда расходятся морщины на челе,
и счастье я могу постигнуть на земле,
и в небесах я вижу Бога.

А как доказывает существование Бога о. Павел Флоренский? - "Троицей" Андрея Рублева: такое можно создать только при наличии Бога (если быть последовательным этой идее, то совершенство "Порше-Турбо" или Мерилин Монро являются такими же доказательствами существования Божия).

Русская соборность мировосприятия допускает "участь" и как "часть" (например, участь "как у Христа за пазухой") и как "соучастие" - не то Бога в человеке, не то человека в делах Божьих. В любом случае участь предполагает нечто целое и цельное, соборное, от чего на долю каждого приходится свое.

Русское "участливость" не есть просто сочувствие - это прежде всего готовность разделить чужую судьбу. Участливость традиционно приписывается русским женщинам - верным теням своих мужей. Современные феминистки, обладая, может быть, фейерверком доблестей и добродетелей, напрочь лишены участливости.

Индивидуализм западного - католического и особенно протестантского сознания - не принимает идеи участи и участия в чужой судьбе, здесь помыслить такое даже невозможно и нелепо. "Все люди - братья" здесь только потому, что все они - Божьи дети, мы же готовы увидеть своего соборного брата по любому поводу: от признания его Божественности до пьяной солидарности.

Наша участь - наедине с Богом, почти наравне с ним, но мы допускаем, более того - мы жаждем участия. Особенно в бесконечном одиночестве эмиграции. Мне вообще представляется, что эмиграция - это ползание по дереву ногами вверх: и сложно, и глаза застит с натуги и никто понять не может, зачем ты так, а потому и не может быть искренне участливым. Ну, ничего, зато не там.

Доля (юдоль, удел)

Это - та же участь, но, обычно в страдательном, пассивном, жалостном залоге. Трудно представить себе радостную юдоль, гораздо чаще - юдоль печали. Во фразе "нам выпала редкая и счастливая доля быть строителями коммунизма" не знаешь, где больше тоски и скуки - в первой или второй части этой фразы. Доля нелегка, тяжела, она кажется увесистей участи, во всяком случае, она более ее отделена от общего груза, вроде бы.

Юдоль предполагает свое продолжение: ныне - юдоль в этом дольнем мире, завтра - воссияние в славе вышнего мира. Потому и вкладываем мы в "юдоль" и "долю" все свое смирение или призыв к смирению.

В уделе заключена, по большей части, материальная сторона судьбы, доля в наследстве, например, в царской России было даже целое министерство - Уделов, ведавшее недвижимостью и прочей собственностью Романовых.
В нашем сознании всякий удел имеет свой предел - и речь идет не только о территориальных и иных границах собственности, но и границах судьбы, таланта, везения. Обычно это выражается фразой: "Ну, не дано больше…".

Суд

Судьба в старой русской речи отождествлялась с судом, расправой (выбором правого среди виноватых или "левых" - в русском языке до сих пор "левый" означает "неправильный", "ненормальный", а не только сторону - мы, вот, например, устраиваем расправу над левшами - дома и в школе). Главное же, что объединяет суд и судьбу - "суждение", "обсуждение". В отличие от рока, фортуны и фатума судьба как суд интерпретируется, взвешивается, осмысливается, подвергается сомнению, а некоторыми отчаянными головами - и испытанию (например, тем, что эти отчаянные головы не страхуются; впрочем, не меньшим испытаниям другие подвергают судьбу самим страхованием: многолетние статистические наблюдения в разных странах мира показывают, что страхующие жизнь чаще оказываются в страховых случаях, чем не страхующиеся, зато страхующиеся на дожитие и участвующие в пенсионных фондах живут дольше обычного и остальных, из жадности, наверно).

Роднит все эти четыре формы (рок, фатум, юдоль, суд) эсхатологическое ожидание Страшного Суда, суда последнего и окончательного. И жизнь каждого из нас проходит в эсхатологическом страхе посмертного суда - уже не над нами, а над нашей сокровенной сущностью - душой.
В Средневековье было одно мощное, а потому редко употреблявшееся средство воздействия на судьбу - суд. "Обычных" великих грешников церковь отлучала от себя и объявляла "анафему" как пожизненное проклятье. Но была для сверх-великих грешников и святотатцев еще и матафема. Чреда священников под грозные звуки хора опускала в воду горящие факелы, символизируя нечто противоположное крещению и рождению и вслед затем произносилась матафема: проклятье не воссстать во время Страшного Суда и не быть судимым на нем. Матафема зачеркивала и рождение человека и его смерть как ожидание Суда. К стыду человеческому надо сказать, что матафеме церковь подвергала обычно не носителей идей или сверхзлодеев, а покушавшихся на церковную собственность или боровшихся за материальную свободу людей. Чаще всех ими оказывались эшевены - гласные присяжные городских коммун, те, благодаря кому мы сохранили чуть было не потерянную идею свободы.

Судьба как суд составляла сердцевину учения коптов.
По представлениям коптов бессмертная душа вгоняется в бренное тело буквально гвоздями, она стенает и ропщет, не желая покидать небеса и ввергаться в мерзость плотской жизни, в соблазны и грехи, в это непосильное для нее испытание, заканчивающееся судом и оценкой - так пребывать ли ей в вечном блаженстве Духа или быть вновь ввергнутой в воплощение?
Индуисткое и буддисткое учение о карме, несомненно, имело влияние на коптов. Разрыв кармы, прорыв сквозь нее, сквозь неизменное "гуны вращаются в гунах" - высшая и почти недостижимая цель человека. По одной из буддистких притч, для того, чтобы Будда изменил свою судьбу, свою карму, перешел из касты кшартиев в касту брахманов, понадобилось затопить земли морем, разрушить одни горы и вздыбить другие, потрясти видимый и невидимый мир.
Надо заметить, что индуистко-буддисткое учение о карме очень богато, не укладывается в понятие судьбы-суда и захватывает рок, фатум, призвание, назначение и другие стороны судьбы.

 

Обсудить этот текст можно здесь