| Редакция | Авторы | Гостевая книга | Текущий номер |


Вдали от тебя, Петербург

Александр Лейзерович



"Начиная с Пушкина, характернейшей особенностью присутствия Санкт-Петербурга, а потом - Петрограда, Ленинграда, в русской литературе (у Пушкина, Гоголя, Достоевского, Некрасова, Григорьева, Анненского, Саши Чёрного, Блока и так далее - до Шефнера, Кушнера, Бродского) является, пожалуй, то, что он выступает, в первую очередь, не в качестве места действия, как положено приличному топосу, а как полноправный участник совершающихся событий, если только сам не является главным действующим лицом, фигурой, живущей не только в конкретном произведении, но и во всём контексте русской истории, русской литературы, проживая в ней свою роль, свою самостоятельную жизнь. И, опять же - начиная с Пушкина, его строк "Город пышный, город бедный...", отношение к Петербургу всегда было каким-то смешанным, амбивалентным. Это чувство, может быть, наиболее отчётливо было высказано Петром Якубовичем в стихотворении "Сказочный город" (1883):
Ах! любовью болезненно-страстной
Я люблю этот город несчастный.

После наивных пиитических восторгов Василия Тредиаковского - "Похвалы Ижорской земле и царствующему граду Санкт-Петербургу":
Приятный брег! Любезная страна!
Где свой поток Нева стремит к пучине.
О! прежде дебрь, се коль населена!
Мы град в тебе престольный видим ныне, -
тиражировавшихся в различных вариациях в течение столетия, в "Медном всаднике" и "Петербургских повестях" Пушкина возникла трагическая нота восприятия города, породившая послезвучание, реверберацию во всей последующей русской поэзии. В записной книжке Блока мы читаем: ""Медный всадник" - все мы находимся в вибрациях его меди". В свою очередь, Блок дал ещё одну формулу поэтического восприятия Петербурга: "О, город мой неуловимый, зачем над бездной ты возник?.."

Трагедии не имеют сравнительной степени, но среди самых злосчастных лет Питера, наверно, можно назвать послереволюционные годы и начало 1920-х годов, когда Осип Мандельштам писал:
На страшной высоте блуждающий огонь!
Но разве так звезда мерцает?
Прозрачная звезда, блуждающий огонь -
Твой брат, Петрополь умирает!
На страшной высоте земные сны горят,
Зелёная звезда летает,
О, если ты звезда - воды и неба брат,
Твой брат, Петрополь умирает!
Чудовищный корабль на страшной высоте
Несётся, крылья расправляет...
Зелёная звезда - в прекрасной нищете
Твой брат, Петрополь умирает!
Прозрачная весна над чёрною Невой
Сломалась, воск бессмертья тает;
О, если ты - звезда - Петрополь город твой,
Твой брат, Петрополь умирает!

Это было восприятие тех, кто, по словам Анны Ахматовой, "остались дома", тех, о ком она писала:
... город свой любя,
А не крылатую свободу,
Мы сохранили для себя
Его дворцы, огонь и воду.
И дальше:
Иная близится пора,
Уж ветер смерти сердце студит,
Но нам священный град Петра
Невольным памятником будет.

Но были и те, кто волею обстоятельств, собственной волей или волей новой власти оказывались вне родного города, страны. Для них Петроград вновь превращался в Петербург - если Ахматова дала своему стихотворению название "Петроград, 1919", то умышленно или невольно противостоя ей, Владимир Набоков назвал своё - "Петербург, 1921":
Крушенье было. Брошен я
В иные, чуждые края.
Гляжу на зори через воды,
Среди волнующейся тьмы...
Таких, как я, немало. Мы
Блуждаем по миру бессонно
И знаем: город погребённый
Воскреснет вновь: всё будет в нём
Прекрасно, радостно и ново, -
А только прежнего, родного
Мы никогда уж не найдём.

Если Набокова вряд ли надо представлять читателю, то иные имена требуют хотя бы кратких пояснений. В 1910-11 годах в журнале "Аполлон", который издавали Сергей Маковский и Николай Гумилёв, печатались изысканные стихи, подписанные аристократическим именем Черубина де Габриак. Вскоре открылось, что под этим именем скрывалась молодая поэтесса Елизавета Дмитриева, а вдохновителем и организатором розыгрыша был Максимилиан Волошин. В сентябре 1921 года Дмитриева написала стихи памяти Гумилёва, расстрелянного в конце августа, а затем сама была выслана - за "дворянское происхождение". Ей удалось снова вернуться в Петроград, но в 1926 году её снова высылают - в Ташкент, где она и умерла в декабре 1928 года. За полгода до смерти она писала:
Прислушайся к ночному сновиденью,
Не пропусти упавшую звезду...
По улицам моим невидимою тенью
Я за тобой пройду...
Ты посмотри (я так томлюсь в пустыне
Вдали от милых мест...):
Вода в Неве ещё осталась синей?
У Ангела из рук ещё не отнят крест?

Ещё одно имя неразрывно связано с темой "вдали от тебя, Петербург". Собственно говоря, это - название одного из стихотворений Николая Агнивцева из книги "Блистательный Санкт-Петербург", изданной в 1923 году в Берлине. (Любопытно, что самое полное собрание стихотворений Николая Агнивцева было выпущено в Сан Франциско в 1946 году; правда, не без ошибок при описании биографии автора: он, действительно, вернулся в Советский Союз, но не был расстрелян большевиками и умер в 1932 году.) Удивительно, но Евгений Евтушенко в своей антологии русской поэзии ХХ века "Строфы века" даже не счёл необходимым упомянуть эту книгу, представив поэта лишь как автора забавных песенок, хотя уж одно-то стихотворение из неё достойно было бы войти в антологии и хрестоматии:
В Константинополе у турка
Валялся, порван и загажен,
"План города С.-Петербурга"
("В квадратном дюйме - 300 сажен").
И вздрогнули воспоминанья!..
И замер шаг... И взор мой влажен...
В моей тоске, как и на плане:
В квадратном дюйме - триста сажен!..
Или вот это - "Странный город":
Санкт-Петербург - гранитный город,
Взнесённый Словом над Невой,
Где небосвод давно распорот
Адмиралтейскою иглой!
Как явь, вплелись в твои туманы
Виденья двухсотлетних снов,
О, самый призрачный и странный
Из всех российских городов!
Недаром Пушкин и Растрелли,
Сверкнувши молнией в веках,
Так титанически воспели
Тебя - в граните и в стихах!
И майской ночью в белом дыме,
И в завываньях зимних пург
Ты всех прекрасней - несравнимый
Блистательный Санкт-Петербург!

Пожалуй, тут и прибавлять нечего...

 

 

Обсудить этот текст можно здесь