Portfolio

Окружное предвыборное собрание

Владимир Усольцев

Пасмурным слякотным вечером, когда грязно-снежная каша смачно чавкает под колёсами и вызывает у каждого автовладельца жалость к своему коню и одновременно ощущение счастливого превосходства над горемычными пешеходами, вынужденными чапать по этой холодной мерзости, я подрулил на своём самоуверенном "Запорожце" к просторной площади перед Дворцом культуры текстильщиков. Площадь была очищена от свежевыпавшего раскисшего снега, и я с сухими ногами добрался до вестибюля дворца. Дворец был уже полон. Строгие молодые люди в чёрных костюмах с красными повязками придирчиво изучили мой паспорт и, удивившись совпадению моих паспортных данных с данными в отпечатанном списке, неохотно пропустили меня внутрь просторного зала.

В зале стояло семьсот кресел и ровно семьсот человек содержал аккуратно отпечатанный список строго отобранных "представителей трудовых коллективов" и "представителей общественности по местам жительства". И тех, и других представителей было примерно поровну. Предприятия были представлены пятёрками: директор, партийный и комсомольский секретари, председатель профкома и председатель нового странного образования - "совета трудового коллектива". От мест жительства делегированы были закалённые пенсионеры, преимущественно персональные, коих в Минске было немало: номенклатурные партийные ветераны, ветераны органов КГБ и бравые вояки, не ниже полковника в отставке.

Исключения были сделаны для предприятий, делегировавших своих кандидатов в депутаты, и потому от нашего НПО в зале оказалось человек десять - за счёт доверенных лиц и самого кандидата - Александра Добромыслова. Оказалось, что вся наша команда доверенных лиц и сам кандидат показались строгим джентльменам с красными повязками чужеродными элементами в однородной массе присутствующих. Выражали наши лица что-то чуждое и незнакомое. Собравшись кучкой на своих местах, мы со смехом обсудили именно этот бросившийся всем нам в глаза психофизиономический нюанс.
Наш секретарь парткома, неодобрительно относившийся к нашему политклубу, посмевшему лихо одолеть подготовленного им по согласованию с райкомом пожилого фрезеровщика третьего цеха на стадии выдвижения кандидатов на собраниях трудовых коллективов, держался с нами всё-таки приветливо. Он сообщил нам заговорщицки, что есть установка дать добро на дальнейшее продвижение в кандидаты в народные депутаты СССР прядильщице ткацкого комбината и токарю станкостроительного завода. Хитро сощурившись, наш партийный вожак продолжил, что есть и дополнительная установочка ни в коем случае не пропустить нашего Добромыслова и народного поэта Белоруссии Нила Гилевича. Так что нам лучше всего расслабиться и не упустить момент полакомиться в буфете в перерыве: "Там полно дефицита!".

Мы и сами отдавали себе отчёт, что пробить эту серую дисциплинированную массу просто невозможно. Но сдаваться без боя мы не намеревались...

И вот собрание началось. Комплектация президиума прошла без проблем. А комплектация счётной комиссии вызвала задержку. Дружная команда родственного нам НПО"Интеграл", ведомая своим фрондирующим и авторитетным генеральным директором, устроила обструкцию кандидатам от местной власти, которую неожиданно поддержали и некоторые другие предприятия. Атмосфера в зале накалилась. Потом обнаружилось, что не работают микрофоны в зале. Это новшество демократии полюбилось народу и очень не нравилось начальству. Атмосфера накалилась ещё сильнее, когда какой-то недисциплинированный работник дворца сообщил во весь голос, что микрофоны в порядке, их просто отключил прездиум. Микрофоны пришлось с явной неохотой включить. Обстановка в зале явно уходила из- под контроля президима. Но в конце концов собрание потекло своим чередом.

Выступления кандидатов были скучными и нудными. Лишь Нил Гилевич своим замечательным белорусским языком разбудил аудиторию. Говорил он очень красиво, чувствовался опыт публичных выступлений и мастерское владение речью. Но политическое содержание его заявления к нашему облегчению и даже разочарованию оказалось никчёмным. Мы побаивались этого соперника, но теперь нам стало ясно, что мы его переигрываем. Но поможет ли нам это в такой-то аудитории?

После Гилевича на трибуне оказался наш Саша. Он говорил, как мы и условились, без бумажки. Начал он хорошо, но как-то внезапно стушевался и ... начались импровизации. Мы похолодели. Но Саша выправился и искренне, своими словами, уклонившись от заготовленной схемы, всё увереннее говорил о необходимости радикальных перемен в обществе, чтобы включить в общественную жизнь весь огромный потенциал нашей богатющей на людские таланты страны, которые пока в жёсткой регламентирующей всё и вся системе отключаются от жизни, как микрофоны в зале. Закончил Саша на подъёме, и зал оценил это хорошим гулом аплодисментов. Саша явно понравился, да и не мудрено: обаятельный и толковый Саша подкупал искренностью, в которой ощущалась моральная чистота, ставшая в обществе невиданным раритетом.

Тревожно забились наши сердца, когда выступал кандидат от "Интеграла", наладчик по-профессии. Это был небезопасный соперник, ловкий риторик. и программа его была явно не согласована с райкомом, хотя он и постоянно подчёркивал ведущую роль партии. Его выступление было встречено шквалом аплодисментов. Остальные кандидаты в кандидаты, в том числе ставленники партии, отбубнили свои одобренные в райкомах тексты без запинки и без сколь-нибудь заметной реакции зала. Был объявлен перерыв, все хлынули по буфетам, лишь наша команда осталась в зале в тревожном ожидании. Явно одобрительные аплодисменты после выступления Саши зародили огонёк надежды на успех...

* * *

После перерыва опять началась буза из-за регламента. Президиум предложил дать слово лишь одному доверенному лицу от каждого кандидата вместо предполагавшихся трёх. Почувствовав по реакции зала на выступления кандидатов, что не всё идёт гладко, президиум начал принимать меры. И меры были поддержаны дисциплинированной аудиторией. Мы быстро провели совещание и решили, что единым выступающим буду я. Я быстро перекроил свою заготовку с учётом изменившейся ситуации и ждал своей очереди. Три выступления передо мной меня порадовали. Доверенные лица соперников не подкачали: максимально нудно они прочитали биографии своих кандидатов, не потрудившись подкрепить хоть как-нибудь идею, что носитель такой-то биографии лучше других кандидатов. И зал равнодушно реагировал на эту нуду приглушённым шушуканьем: кто что урвал в буфете и когда же можно будет поехать на подлёдную рыбалку.
И вот я на трибуне. Мне хорошо слышен равномерный приглушённый гул от беседующего полушёпотом скучающего зала. Включаю средний регистр и с удовлетворением вижу, что зал вздрогнул. "Что ожидаем мы от сегодняшнего собрания? Что ожидаем мы от предстоящего съезда народных депутатов?" - этими вопросами, заданными поставленным басом в тональности, где слышен максимальный "металл", я и заставил зал вздрогнуть. Такого никто не ожидал, и зал затих, словно кто-то щёлкнул рубильником. "Будет ли этот съезд очередным "одобрям-с" или он станет переломным моментом в нашей истории, чтобы мы, облечённые доверием отобрать своих кандидатов, могли с гордостью вспоминать, что наша гражданская позиция на этом собрании позволила дать дорогу достойным кандидатам со своими головами на плечах, а не пономарям, согласным со всем и не научившимся читать по бумажке с выражением?". В зале наступила звенящая тишина, только президиум справа от меня явно заёрзал и начал какие-то консультации между собой.

Я вообще не затронул биографию нашего кандидата, а рассказал, что лидер нашего политклуба - замечательный человек, завоевавший огромный авторитет в нашем прославленном коллективе, несмотря на молодость. "Тридцать лет, это много или мало? Мы считаем, что это самый золотой возраст, и наш кандидат это ярко демонстрирует", - вот и всё, что касалось биографии нашего кандидата в моём выступлении. Я не только слышал напряжённую тишину зала, но и сквозь полумрак неяркого освещения воочию видел сияние напряжённо следивших за мною глаз. Никто не смотрел по сторонам, все смотрели на меня, готовые впасть в гипноз. А я от всей души злоупотрблял своим преимуществом в голосе - никто из моих конкурентов не имел певческого опыта - и эффектно модулировал тональность и силу звука, удерживая насыщенность тембра.

Президиум, видя складывающуюся ситуацию, пошёл на коварный шаг. Меня попытались оборвать под предлогом истечения времени. И тут я рявкнул во всю мощь: "Я закончил, но у меня ещё есть минута, и я хочу посвятить её нашему президиуму. Мы собрались для решения судьбоносного для всех нас дела, но президиум оказался явно не на высоте этой задачи и заслуживает нашего порицания!". Такого грома оваций мне редко приходилось слышать и на концертах нашей капеллы. Зал неистовствовал и долго не мог успокоиться. Моя команда встретила меня с выставленными вверх большими пальцами. В душе моей зародились проблески уверенности, что мы прорвёмся сквозь указание партии не пускать нашего Сашу на очередной этап выборной компании. Реакция зала показалась мне удивительной, мне явно одобрительно внимали и железобетонные бойцы партии - пенсионеры. Это и радовало и сбивало с толку.

Выступавшие за мной доверенные лица других кандидатов были заметно сконфужены, но выпрыгнуть из заготовленных текстов с перечислением годов учёбы, комсомольства, мест работы и почётных грамот уже не могли, бубня с убитым видом выхолощенные от здравого смысла тексты. Лишь один из них предварил своё выступление ремаркой под смешок зала: "Я конечно не могу так здорово говорить, как доверенное лицо Добромыслова, но наш кандидат тоже хороший". Далее он начал чтение той же кальки "... родился. ... поступил...".

* * *

Второй перерыв. Едва я вышел в вестибюль, как меня окружила плотная толпа пенсионеров. Мне пожимали руки, подмигивали: "Молодец!". Я ничего не понимал - это же наши главные противники. И тут ситуацию прояснил один ветеран с огромным иконостасом орденов на пиджаке: "Они нас проинструктировали не пропускать Вашего кандидата. А мы видим, что парень он и вправду хороший, самостоятельный и умный. Хватит из нас попок делать, по команде руки заставлять поднимать, мы и сами своё соображение имеем". Тут он подмигнул: "Наше дело стариковское, с пенсии нас никто не снимет, бояться нам нечего. Верно я говорю?". Стоящие вокруг ветераны дружно поддержали орденоносца. Я возликовал. Вот оно в чём дело! Мы фактически тогда уже победили, если эта гвардия так настроена. Да, не учли в райкомах свободу пенсионеров, которым и вправду терять нечего, а поступок совершить, которым гордиться будет можно, хоть и под конец жизни, всё равно приятно. Подошёл Саша. Ветераны с восторгом смотрели на него сблизи и оставались очень довольными - Саша наш был красив не только душой, но и внешне он мог бы посрамить многих кинокрасавцев. И Саша начал говорить, собрав вокруг себя большую толпу, проигнорировавшую дефицитные апельсины в буфете.

* * *

Голосование длилось долго, ещё дольше длился подсчёт голосов, мы уже предчувствовали победу, но и волновались изрядно. И вот выступление секретаря счётной комиссии. Судя по лицам членов президиума, партию нашу постигло фиаско. Раздражённым голосом, перемежаемым вздохами, бедолага на трибуне зачитывает, что более 50% голосов в поддержку получили три кандидата из семи: на
ладчик с "Интеграла", Нил Гилевич и наш Саша. Ура! Вот тут уже можно не сдерживаться!

Когда мы расходились, подморозило, и я осторожно ехал по заледенелым улицам Минска, чтобы не разбить свой "Запорожец", которому предстояло стать главным транспортным средством нашего избирательного штаба: мы не собирались останавливаться на достигнутом…

Обсудить этот текст можно здесь