Portfolio

В этом чудесном мире...

Владимир Усольцев

В сентябре 1988 года я должен был представлять наше мощное НПО на машиностроительной ярмарке в Брно. Но, прибыв на место, с удивлением обнаружил, что высадившийся здесь заранее многочисленный десант Торгово-промышленной палаты СССР, осуществлявший тотальную заботу о всех советских экспонентах, о моем приезде и не подозревал. Ну и чудеса! Где-то на пути из МЭПа в ТПП - и полкилометра не наберется - потерялись какие-то бумажки, и я оказался в незавидном положении: меня на ярмарке вроде как и не должно было быть, и не положены были мне ни жилье, ни, тем более, инвалютное довольствие на пропитание.

Я поставил ответственных работников ТПП, занимавших солидные кабинеты в административном корпусе, в очень трудное положение. С одной стороны было очевидно, что кто-то должен был представлять наше НПО, смонтировавшее на ярмарке целый автоматический цех - не поручишь же переговоры наладчикам?! С другой стороны, без бумажки в деле - не положено. Переполошившиеся работники ТПП среднего управленческого звена, кишевшие вокруг, даже допустили меня лично на очи главному чину - толстобрюхому любителю пива с красным лицом. Ох, как он меня невзлюбил! Только, понимаешь, человек пльзеньским "Праздроем" разговелся, а тут на тебе, соображай, что делать! И он просто велел мне убираться назад в Минск.

В Минск я не поехал. Наши монтажники-наладчики позволили мне ночевать у них в комнате на диване. Моих личных денег на десяток дней экономного жития должно было бы хватить. Секретарша брюхатого босса в ответ на мою сияющую улыбку и витиеватый комплимент милостиво позволила мне выслать сигнал "СОС" в Минск по телефону, и сложная бюрократическая операция по легализации моего присутствия на ярмарке стартовала. Вскоре обнаружилось, что некоторые полностью легализованные деятели советского машиностроения в Брно ехать не пожелали - не Ганновер все-таки, и мне втихаря от прогнавшего меня толстобрюхого босса предоставили пустующую койку в двухместном номере. В разгар ярмарочной недели из Москвы пришел наконец-то нужный телекс, и я был восстановлен в своих законных правах, получив свои кровные командировочные и избежав осложнений при сдаче финансового отчета перед женой. Но чудеса на этом не кончились...

1. Русское чудо.

Это было волнующее время глобальных перемен. Монополия внешнеторговых объединений МВЭС на торговые отношения с внешним миром была нарушена. Свои внешнеторговые объединения возникли при министерствах, а предприятиям милостиво было позволено искать выгодные контакты среди иноземцев самостоятельно. Начались разброд и шатания, которые сильно злили матерых профессионалов из МВЭС. На той ярмарке в Брно объединения МВЭС еще вовсю доминировали, но и провозвестники нового, такие, как я, тоже попадались.

В гостинице я попал в компанию с одним весельчаком из какого-то ВТО типа "Союзвнешжелезо". Он и в павильоне оказался моим соседом. Его небольшой стендик с парой плакатов и крохотной комнатушкой для переговоров был рядом с нашим автоматом зондового контроля. Сосед был парень хоть-куда! Он знал массу анекдотов, был большим любителем коньяка и пива и любознательным туристом. Все время он проводил в центре города, появившись на своем стенде раза три и затратив на все три визита максимум полчаса, которые провел с большой пользой для меня, одарив меня пачкой добротных свежих анекдотов.

По вечерам вся МВЭС-овская компания собиралась в нашей комнате, и за хмельными разговорами я у них многому научился. Первое, что я усвоил, было сочувствие и сожаление, что я вообще в Брно приехал. Вместо меня должен был бы приехать какой-нибудь профессионал из их круга, вот тогда и можно было бы рассчитывать на успех. И еще я с изумлением узнал, что наша экономика организована лучше всех в мире - нигде нет такой монополизации, к чему стремится каждый концерн на гнилом Западе. Мешает нам только непорядок, который можно было бы запросто устранить, не будь наше руководство таким либеральным. Я не пытался им возражать, видя полную бессмысленность попыток их переубедить. Кто я такой против знатоков маркетинга, конъюнктуры, биржевых котировок и инструкций Инстанции. Чего уж тут сравнивать!?

Стенд моего соседа привлек внимание одного бизнесмена с кавказской внешностью. Он несколько раз приходил на соседний стенд и всякий раз находил его пустым. Отчаявшись, он обратился ко мне. Обрадовавшись, что я свободно говорю на его родном немецком языке - посетитель оказался австрийцем армянского происхождения, он попросил меня помочь разыскать моего соседа, чтобы купить у него десяток эшелонов железяк, которые посетителю срочно понадобились. Я обещал помочь, порадовав посетителя сообщением, что разделяю с этим торговцем скобяными товарами жилье в гостинице.

Сосед-весельчак, живо интересовавшийся организацией пивоснабжения города Брно, вовсе не возрадовался от моего рассказа о наклевывающейся сделке. "Вот тебе визитка. Когда он снова придет, скажи ему, пусть меня разыскивает по телексу в Москве после ярмарки. Сейчас мне некогда, ты же видишь".

Господин Шустер - так звали симпатичного австрийца армянского разлива - был в полном остолбенении, услышав из моих уст привет от соседа. Таких купцов он в своей буржуйской жизни в безмонопольном бардаке, не имеющем понятия об Инстанции, еще не встречал. Положив с тяжким вздохом переданную визитку в свою визитницу, господин Шустер, оставаясь в состоянии грогги, сам не зная зачем, расспросил меня о наших симпатичных автоматах. Я с воодушевлением расписал прелести нашей техники, которая и в самом деле была лучше, чем у любых конкурентов из Америки, Японии и Швейцарии. Так он и ушел, потрясенный оригинальной торговой стратегией моего соседа и поразительным превосходством наших автоматов на хитроумном приводе с линейными шаговыми двигателями. Оба этих несовместимых феномена происходили из одной диковинной страны, и их комбинация представляла собой несомненное русское чудо.

2. Чудо чешское.

На второй день наш стенд посетило начальство из оргкомитета ярмарки, сопровождаемое большой группой наших чиновников из ТПП. Когда эта вельможная группа подходила к нашему стенду, я бойко объяснял одному любопытствующему немцу, на что способны наши чудо-автоматы. Старший из чешских чиновников оказался в немецком докой и с явным удовольствием заговорил со мной по-немецки. Мы с ним хорощо пообщались, предоставив остальным посетителям возможность похлопать глазами и ушами. Брюхатый чин, отправивший меня на Родину, был сильно недоволен моей партизанщиной, но в присутствии чешских товарищей разгона мне учинять не стал.
То ли мое красноречие и ловкость в немецком, то ли благодушное настроение чешского начальника, то ли вмешательство нечистой силы назло брюхатому стало причиной еще одного чуда. Наше НПО, точнее наш самый сложный автомат для сварки выводов интегральных схем алюминием был награжден золотой медалью ярмарки без подачи заявки на медаль - мы не успели оформить необходимые документы вовремя все по той же причине многоэтапного хождения бумаг в крупнейшей в мире монополии. Ну, а чехи - известные на весь мир машиностроители - смогли по-достоинству оценить нашу превосходную технику, оставить которую без медали показалось им кощунством. Вот и отчудили они с незаявленной медалью. Второго такого прецедента в истории ярмарочного движения не было ни до, ни после.

Мой сосед - торговец скобяными товарами - не мог поверить, когда я за день до конца ярмарки привез медаль, полученную мной в ратуше Брно под звон бокала с шампанским, что заявку на медаль мы не подавали. На всю жизнь я остался бы в его глазах отчаянным вралем, если бы он не получил подтверждение этого невероятного факта из уст ошалевших от такого беспредела дружков из ТПП.

Мои просвещенные собутыльники из МВЭС вечером того же дня авторитетно разъяснили мне, каких невиданно больших успехов достиг бы кто-нибудь из них на моем месте, если даже я, не зная инструкций Инстанции, умудрился достичь некоторого пустякового успеха.

3. Идеологически незрелое чудо.

В конце второго дня все советские участники ярмарки были собраны в административном корпусе на совещание. За тщательно закрытыми дверями к нам обратился невзрачный чиновник с призывом обеспечить советскую науку и промышленность новейшей научно-технической информацией. Под этим интригующим словосочетанием он понимал всего-навсего проспекты западных фирм, доминировавших на ярмарке. Со слов не очень сильного в родном языке чиновника выходило, что агрессивно настроенные империалисты никак не хотят содействовать научно-техническому прогрессу нашей страны и преодолеть их нехотение - наша патриотическая задача. Надо правдами или неправдами раздобыть их проспекты. При благоприятной обстановке можно и украсть - Родина простит такое правонарушение в патриотических целях.
Вместо того, чтобы, как и все, принять четкую и ясную команду к исполнению, я, как последний идиот, высунулся и заметил, что проспекты для того и издаются, чтобы их раздавать всем заинтересованным, причем бесплатно. Эх, как тому чиновнику было меня жалко! Он даже спросил меня, откуда я такой наивный объявился. Как же, жди от этих буржуев проспекта! Они же только и делают все, чтобы лишить нас науно-технической информации. Здесь оратор оглянулся, понизил голос и почти шепотом сообщил, что у него в таких делах большой опыт и он очень хорошо знает, как встречают империалисты нашего советского брата на своих стендах. Что удастся слямзить, тому и будешь рад.

Мне бы на этом успокоиться, а я снова высунулся: "Вот уж не знаю, почему Вам не дают проспекты на стендах, раздавать их они просто обязаны". Возмущенный гул чиновничьей братии и многих экспонентов встретил такое мое незрелое заявление. Я почувствовал себя загнанным в угол. Если я сейчас заткнусь - стану просто достойным осмеяния пижоном. Если полезу в бутылку, придется мне завалить всю ТПП проспектами. Второе мне показалось намного приемлимее. "Хорошо, я Вам доставлю центнер проспектов, помяните мое слово". Мое бахвальство вызвало общий смех. Ответственный за информационное обеспечение советского промышленного потенциала даже великодушно пошутил: "Ну, если сможете принести хотя бы двести грамм, и то скажу спасибо. Главное - постарайтесь".

В следующие два дня я обошел почти все немецкие, швейцарские и английские стенды. На всех стендах я как пономарь, объяснял, что представляю торгово-промышленную палату СССР и предлагаю самый эффективный способ ознакомить всю советскую промышленность от Бреста до Владивостока с их чудо-машинами - обеспечьте мне только пару десятков экземпляров проспектов, а ТПП уж сама их размножит и разошлет во все углы моей необъятной Родины. Моя история была воспринята на "ура". Мне совали проспекты тут же, но я быстро сообразил, что надрываться мне ни к чему: "Я заеду за ними утром последнего дня, Вы их только для меня отложите".

В нескольких местах мне посоветовали навестить стенды немецких земельных торгово-промышленных палат, которые предлагали посредничество в установлении контактов со всеми фирмами в своих землях. Я зашел лишь на один такой стенд, где была представлена ТПП земли Северный Рейн-Вестфалия. Услышав мое повествование, немцы с улыбкой показали мне гору проспектов отсутствующих на ярмарке фирм, от которой они с удовольствием бы избавились. Я пообещал эту гору у них вывезти.

Вечером я отловил одного ТПП-шника и потребовал от него на завтра автомобиль для подвоза проспектов. Всю многочисленную делегацию ТПП обслуживало несколько машин, в том числе и представительская "Татра". Я был встречен с откровенным недоверием, но наученный историей с упавшей с неба медалью, он призадумался. Получив мое самое честное слово, что я раздобыл не меньше полутонны проспектов, чиновник с восхищением заявил: "Ну ты даешь! Переходи к нам на работу - нам такие во как нужны!".

Машину он раздобыл, и к обеду последнего дня я стал супергероем ТПП. Информационно-воровских дел мастер был вне себя от изумления, когда, придя с очередного налета на империалистическую фирму с жидким трофеем под мышкой, увидел меня за разгрузкой моих центнеров, которые удалось завезти лишь в два приема. Он никак не мог поверить своим глазам. Империалисты вместе со мной девальвировали его рискованный труд до полного нуля, учинив это идеологически незрелое чудо.

4. Чудо невозможное.

В то славное время всем командирам советской индустрии казалось панацеей создание совместных предприятий с империалистическими фирмами, которые из заклятых недругов быстро превращались в желанных союзников. Вот и я имел главное задание на ярмарку от нашего генерального - подцепить какую-нибудь западную фирму на создание СП, и плевать на наш режимный характер. Если я кого-нибудь подцеплю, то генеральный пробьет все остальное, надеясь на свой вес члена ЦК. Когда я по причине легкого захмеления признался своим внешнеторговым менторам, что мечтаю совратить какого-нибудь буржуя на СП, был я так осмеян, как редко бывало на моем не усыпанном розами жизненном пути.

- Ты в самом деле об этом думаешь!?
- Угу
- Забудь, святая ты простота!
- А почему?
- Да знаешь ли ты, что весь наш МВЭС над этим уже год целый бьется без толку, а ты из белорусского колхоза (извини, но Минск ваш - самый настоящий колхоз) хочешь сразу и в СП!?.
- Хочу.
- Ну и хоти. С меня - бутылка "Метаксы", если в самом деле найдешь какого дурака. Я, заметь, при этом ничуть не рискую. Хочешь - ящик пообещаю.
- Хочу.
- Все, заметано. Обещаю ящик "Метаксы", если ты мне покажешь протокол о намерениях.

Это был нечестный спор. Я вообще ничем не рисковал, а мой самоуверенный сосед формально риску подвергался. Но он эту несправедливость не замечал. Он мог бы пообещать и вагон "Метаксы".

В один из его приходов в павильон, когда он весело травил мне свежий анекдот на тему антиалкогольной борьбы, на мой стенд влетел громадных размеров пузатый старик с седой львиной гривой. Если бы его лицо не было выбрито, то его запросто можно было бы принять за Карабаса-Барабаса на пенсии. Он перебил моего соседа, коротко бросив "sorry", и обратился ко мне на немецком с сильным акцентом: "Доктор Усольцев?". Я вздрогнул и робко признался, что да, так меня звать.

- Уважаемый доктор. Я - босс "Морены". Я приехал из Вены по рекомендации моей жены. Я хочу поговорить с Вами о создании совместного предприятия в Швейцарии. У меня всего полчаса, нам надо срочно обо всем договориться. Моя жена готовит протокол о намерениях, а Вас я приглашаю на мой стенд.

Я едва не потерял сознание. В мозгу роилась пестрая мозаика моих походов по западным стендам. Из этой калейдоскопической пестроты начала выстраиваться связная картина. "Морена" выставлялась в одном павильоне с нами. Это был самый большой стенд на ярмарке. Смутно припомнил я, что там со мной очень уж мило и как-то назойливо-въедливо беседовала какая-то бабушка с польским акцентом и несколько раз повторила, что я сильно похож на ее безвременно умершего сына. Очень импонировало бабушке и мое свободное владение немецким. Эта бабушка в сопровождении свиты из нескольких человек, один из которых был профессор, посетила наш стенд. Свита явно была изумлена нашими автоматами, примерно в полтора-два раза более производительными, чем самые лучшие американские и швейцарские аналоги. Я никак не мог понять, какую роль на фирме играет эта бабушка. То, что она может быть хозяйкой этой богатющей фирмы, занявшей четверть самого большого павильона, мне в голову вовсе не приходило.
Я быстро шепнул своему соседу: "Беги за "Метаксой", иду подписывать протокол о намерениях". Мой сосед, не зная немецкого, все-таки уловил, что речь идет о "джойнт вентче" - о вожделенном СП. Он остался сидеть с открытым ртом и таращился на загадочного гостя, который мог поразить своим видом кого угодно. При весе не менее двухсот килограммов он был подвижен, как ртуть. Огромное круглое лицо с носом картошкой и глубоко посаженными умными глазами выражало неодолимую волю. Он говорил мощным басом и живо жестикулировал гигантскими ручищами. Его мизинец был толще моего большого пальца. На нем было легкое черное пальто почти до пола, и когда мы пошли, точнее полетели в сторону его стенда, фалды его закручивались мощными вихрями воздуха. Угнаться за этим стариком было невозможно. Он не ходил, а именно летал.

На стенде мы зашли в уютный закуток с очень дорогой - совсем не стендовой - кожаной мягкой мебелью. Тут же возник поднос с аппетитными многокомпонентными бутербродиками и кофе. Загадочный человек-гора молча подал мне визитку. На ней были помимо адреса, телефонов, факсов и телекса написаны всего три слова: "Морена" - название фирмы - и Штефан Леонеску. Вот откуда у него акцент! Этот львиноподобный босс был румын с очень подходящим именем, производным от льва - лео.

- Через час с небольшим мне надо быть снова в Вене, - начал хозяин стенда, а я лихорадочно соображал, как это он так быстро туда доберется?
- У вас что, есть личный самолет?
- Зачем мне самолет, я езжу только на машине.

Тут я сразу понял, что передо мной сидит отчаянный лгунишка. Не знал я тогда, что Вена от Брно совсем недалеко, что ведет туда автобан, что австро-чешская граница сильно отличается от советских границ, и что этот старикан на своем кораблеподобном "мерседесище" меньше двухсот километров в час не ездит. Но этот пустяк я быстро забыл под гипнозом монолога господина Леонеску:

- Господин доктор, Вы очаровали мою жену. Вы - совсем не похожи на русского чиновника. Горбачеву, кажется, удалось взбаламутить гадюшник в сфере внешней торговли, и вот результат. На ярмарках появились нормальные люди. Я хочу сделать СП с Вами, чтобы быть в числе первых в новом бизнесе с Россией. Я вас заберу в Швейцарию, Вы пройдете стажировку в Цюрихе, Вы будете моим окном в Россию. Скажите, что нужно сделать, чтобы Вас отпустили. Я знаю, что в Швейцарию захотят поехать все Ваши начальники. Ради Вас я готов напоить, накормить, одарить и отправить назад пяток дармоедов. Лишь бы они не ставили Вам палки в колеса. Мне надо спешить. Мне уже семьдесят лет, и я хочу успеть развернуть бизнес с Россией.

Я слушал его, не веря своим ушам. О таком подарке судьбы и мечтать-то было невозможно, потому что так не бывает. Я был на грани беспамятства. А в уши мои влетали четкие торопливые фразы:

- Господин доктор! Вам это кажется невероятным, я это вижу и хорошо Вас понимаю. Я сам начинал после войны в дырявых штанах. А теперь я сказочно богат. Деньги для меня ничего не значат. Мне интересно жить, строить планы и реализовывать их. Я хочу помочь России, которую полюбил во время войны. Я дезертировал еще в сорок втором году, и меня прятали русские женщины в крымских пещерах. У меня был сын, а Вы на него невероятно похожи, это правда. Короче, нас свела сама судьба.

В этот миг появилась та самая бабушка с торжествующей улыбкой: "Ну, что я говорила!? Доктор Усольцев ведь и вправду - находка. Ты за пятьдесят лет по-немецки так и не научился толком говорить, а какой "хохдойч" у этого сибиряка, а? Посмотри-ка, разве он - не вылитый Мартин?". Тут глаза у бабушки увлажнились, а мне стало вовсе не по себе. На меня обрушилось сразу слишком много: я не успевал отреагировать на одно, как меня оглушало уже другое. Я понял, что виной всей этой фантастике стала невероятная случайность: я оказался двойником наследника "Морены" и попался на глаза его матери. Как всегда в острых ситуациях, в голове молнией мелькнула вовсе не подходящая к месту мысль: мой двойник оказался сыном румына и полячки, тогда как я - чуваш. Вот где можно поразмышлять ученому-антропологу!

Бабушка положила распечатанный текст, заголовок которого звучал словно гимн: "Absichtserklarung - протокол о намерениях". Это был стандартный текст, который можно было получить в каждом советском посольстве. Все в нем соответствовало букве и духу соответствующей инструкции. Отличие было только в том, что СП предполагалось создать не в СССР, а в Швейцарии в кантоне Аппенцелль. Господин Леонеску размашисто подписал протокол с одной стороны и подсунул подписанные экземпляры мне. Я долго не колебался и, зажмурившись от неправдоподобности ситуации, подписался с другой стороны. Шеф "Морены" деловито посмотрел на часы и продолжил свой торопливый монолог:

- Вам необходимо выбить почву из под ног у всех недоброжелателей. Вы должны вернуться с ярмарки с успехом. Я Вам успех обеспечу. Что может Вам лучше всего послужить?

Я захлопал глазами. Только что подписанный протокол был для меня уже грандиозным успехом. Тут меня осенило. Наши конструктора истекали слюной, разглядывая проспекты западных "персоналок". "Морена" же компьютеры предлагала на любой вкус. Я едва заикнулся, нельзя ли оснастить наши конструкторские подразделения "персоналками", как мой благодетель тут же распорядился кого-то пригласить. В комнату зашел тот самый профессор, понимавший толк в наших автоматах.

- Срочно подготовьте спецификации на конструкторские рабочие станции, не забудьте весь пакет программ и подготовьте заявку на двадцать комплектов на Токийский завод, и пусть операционка будет русифицирована!
- Э-э, так ведь это же огромные деньги...
- Это не Ваша забота. Действуйте!

Я не знаю, что чувствует человек, накурившись опиума, но мне кажется, что я испытывал в тот момент то же состояние. Я отчетливо почувствовал, что я летаю над своим кожаным креслом. Рабочие станции! Это вовсе не худосочные персоналки! Боже, неужели это не сон!?

Господин Леонеску заявил, что к Новому Году я могу рассчитывать на царский подарок - сделать наше КБ самым компьютеризованным в стране. Это должно обезвредить всех прихлебателей, которые будут норовить воспользоваться моим протоколом и втереться в состав СП вместо меня, доказывая, что от меня толку - как от козла молока. Я снова удивился, насколько хорошо этот буржуй знает обстановку в наших коридорах власти. "Рад был с Вами познакомиться, господин доктор. Мы еще увидимся. А теперь мне пора". Господин Леонеску решительно встал, пожал мне руку и улетел черной бурей, оставив меня с бабушкой и с вожделенным протоколом.

Вечером в гостинице сосед с тревогой спросил меня: "Ну как?". Я, потеряв все нервные силы, рухнул на койку. "Про спор забудь, мне жалко твою семью, но бутылочка "Метаксы" на троих была бы сейчас кстати".

* * *

С ярмарки я возвращался сам не свой и ничего перед собой не видел. Такое везение может быть очень опасным. В Праге я несколько раз чуть не попал под колеса. "Морена" виделась мне всюду, словно наваждение. Усилием воли я убедился, что никакого наваждения нет. По улицам Праги шли толпы молодых людей в модных рубашечках с логотипом "Морены", на остановках трамваев стояли кассовые аппараты "Морена", Огромная реклама над Вацлавской площадью принадлежала "Морене". Кассовые аппараты в магазинах произведены были тоже "Мореной". В витринах магазинов стояли бытовые швейные машины "Морена".

Я все подробно доложил своему генеральному, и он не сразу мне поверил. Но не успел он направиться в ЦК с подписанным мной протоколом, как я получил телекс из Швейцарии: "С сожалением сообщаем, что господин Леонеску госпитализирован после инфаркта и вынужден отойти от дел. Протокол, подписанный в Брно, реализован быть пока не может". Вот она, ирония судьбы!

Но СП я все-таки создал! Через месяц неожиданно мне позвонил господин Шустер - тот самый австриец с армянскими корнями. Он сообщил, что, загипнотизированный моим рассказом о наших чудо-автоматах, он пригласил экспертов, и те подтвердили, что я ему на стенде лапшу на уши не вешал. А раз так, он предлагает создать СП в Минске. После почти годовой кутерьмы, от которой Тони Шустер, с кем я стал давно на "ты", едва не заболел, возникло-таки СП "Семилайн". Судьба же моя, коварная, и здесь сыграла со мной, а заодно и с Тони, злую шутку. За слишком буквальное понимание перестройки и неподобающую активность в поддержке не того кандидата в депутаты, я вылетел с работы в нашем мощном НПО. И Тони, недолго думая, из "Семилайна" вышел тоже, дабы не подвергать дальнейшей опасности свое пошатнувшееся здоровье.

Обсудить этот текст можно здесь