Portfolio

Герой и святой

Александр Левинтов

Эти два слова вызывают обычно благоговейную реакцию и имеют безусловно позитивное значение практически в любом контексте.
И это мешает увидеть и понять их по существу.

Мы, например, никогда не задумываемся о том, что оба они всегда неправы. Они неправы, поскольку являются
носителями истины и стремятся к истине, их истинность делает их не от мира сего, несоответствующими правам,
правилам и правде жизни, социально-культурной жизни. Они принадлежат иному, универсумально-духовному
миру, где, собственно, и обретаются идеи и истины.

И сколько б Понтий Пилат ни вопрошал Иисуса: "Что есть истина?", - он никогда не получит вразумительного и
доступного ответа, вообще никакого ответа, потому что Вопрошаемый им не понимает, о чем Его, Истинного,
спрашивают. "Когда же Он еще говорил к народу, Матерь и братья Его стояли вне дома, желая говорить с Ним. И
некто сказал Ему: вот, Матерь Твоя и братья Твои стоят вне, желая говорить с Тобою. Он же сказал в ответ
говорившему: кто матерь Моя, и кто братья Мои? И указав рукою Своею на учеников Своих, сказал: вот матерь Моя
и братья Мои; ибо кто будет исполнять волю Отца Моего Небесного, тот Мне брат и сестра и матерь" (Мтф.
12.46-50).

Нет в этом ничего правильного и правдивого, и, скорей всего, такой ответ изумил вопрошавшего и изумляет
читающих поныне: ка же так - ведь один из братьев - ученик и апостол Христа, а Богоматерь для Него уже и не
матерь? Здесь явно все не по правде - но ведь истинно.

И никогда духовное не будет совпадать с людским и плотским, и никогда истинность не будет повторять собою
правильность и правдивость, она всегда будет из ряда вон и поперек сложившихся и устойчивых норм и правил,
ломая и нарушая их.

И это вовсе не значит, что что-то здесь неверно, а другое верно, что-то позитивно, а другое - негативно.
Просто они разные, по природе своей разные.
Быть правым и вместе с тем быть святым или героем - возможно ли такое? Ведь правота-то - это согласие с
большинством или с опытом, с законом большинства и с опытом большинства, святой же и герой - не среди людей,
а между ними и Богом, он уже вне людей и их доморощенной правды.

Как бы мы ни восхищались героем и святым, мы всегда помним и знаем - они другие, они не такие, как мы. Нам
это не дано, а сами они даны нам не в подражание, а в назидание.

Разница между святым и героем, по В. Лефевру, в том, что герой не испытывает никаких сомнений по дороге к
истине, святой же сомневается и в истинности своего пути, и в самом себе.

Воспитание героизма и героев как технология впервые описано Ксенофонтом в "Анабасисе": банда греческих
негодяев и наймитов армии Креза возвращается кружным путем на родину, преодолевая трудности пути и самое
серьезное сопротивление малоазиатских полисов и посадов. Их возвращение превращается в анабасис, в подъем
духа до героического.

Уникальна социальная технология героизации целого народа, разработанная в СССР. Эта технология зиждется на
трех идеях:

1) необходимо низвержение человека до состояния и осознания им себя незаметным винтиком
огромной машины, ничтожным и ничего не стоящим;

2) необходима строжайшая и высочайшая, малодоступная и недостижимая мораль;

3) необходима бисквитно-кремовая культура, задающая нормы и образцы нечеловеческого
великолепия: фонтан "Дружба народов", метро "Маяковская", здание МГУ на Ленгорах, фильмы "Кубанские
казаки" и "Светлый путь", роман "Кавалер Золотой Звезды", орден Победы, скульптура "Рабочий и Колхозница" и т.п.

Многомиллионные армии героев составляли слабовооруженную Красную гвардию, трудармии, полчища зэков,
полчища пушечного мяса под названием Советская армия. Миллионы героев поднимали целину и строили ГЭСы и
БАМы, голубые города и песочные каналы.

Штамповка героев предполагает, что некоторые из них станут святыми, то есть теми кто, верша героическое,
сомневается в себе и в том, что делаемое им героично: Павка Корчагин, дед Щукарь - были бы герои, а святые
между ними всегда найдутся.

Героизм и святость не только персонифицированы. Они могут относиться к другим единичностям и общностям,
например, к России, о которой я никогда, наверно, не смогу писать и говорить в третьем лице.
Как долго жила она с зажатым ртом - и никто не знал, не видел и не понимал ее страданий и мук, и все строили самые нелепые и глупые представления о ней, и никто не знал о ней ни правды, ни истины, а сама она давилась землей или криком в ночные подушки, боясь выдать свои мучения и гордо неся себя по миру - первой, неповторимой, непобедимой.

Весь народ ее, если брать не по персоналиям, а по духу - герой Советского Союза, хотя и вынужденный. Это было самым тяжелым и трудным - быть героем по принуждению и следовать за истинами, сомневаться в которых нельзя было под страхом смерти и потому требовало еще большего героизма?.

А потом героизм рухнул - в одночасье и безвозвратно - оплеванный, ошиканный, освистанный… И вдруг не осталось ничего, кроме сомнений в самой себе и своем пути. И стала нарождаться новая Россия, в муках саморождения. И хотя страна наша бабская, как сказал Василий Васильевич Розанов, сам жуткая баба, но роды-то пока идут сугубо мужские, а вы, наверно, знаете, как тяжело мужикам и мужчинам даются роды, особенно потому, что бесплодны изначально и, скорей всего, кончатся ничем, одними потугами.

И мы слышим теперь непрерывный ор этих родов вот уж пятнадцать лет. И самые слышимые в этом оре - истошные вопли и повизгивания своры не имеющих никакого отношения ни к святости, ни к героизму - всех этих кохов, гайдаров, чубайсов, алл борисовн, киркоровых, путиных, военных, штатских и православных генералов и паханов - сила темная, непутевая, наглая, захлебывающаяся в своем обжорстве и блевотине лжи.

Столько молчавшая, она орет теперь благим и нецензурным матом во все горло, на весь мир, оплакивая и свое недавнее величие и свое давнишнее, многодавнее и непреходящее унижение, потерю своих идеалов и их низкопробную мерзость. И в этом захлебывающемся плаче, в этой разноголосице на все лады даже в пошлейшем визге сатаноидов и жириноидов мне слышится одно: подспудный гул и рокот покаяния, таким оно и должно быть, наверное - совершенно в духе папашки Карамазова. Тут тебе и искренняя боль, и нахальное глумление над всем святым, ерничание и паясничание, и петрушечный балаган, и затаенная и потаенная слеза обиды.

Бесконечны споры и суждения о России - о святой и затрапезной, зряшной, неумытой, зашиканной, не имеющей будущего, кипучей, сонной, заблудшей и затерявшейся во зле и грехах. И ведь все они и мы немного правы. Ибо - откуда смотреть. Если с точки зрения обывательской и лицемерной, с точки зрения правды и нормального социо-культурного "здравого смысла" - то никчемнейшая страна, достойная уничтожения, исчезновения и самого низкого прозябания на обочине всемирной истории, а если по истинности, по святости и героизму, то - на Голгофу!

Обсудить этот текст можно здесь