Portfolio

Фильм"Пианист", или цивилизания,
которой не стало

Эрвин Скорецкий

Фильм "The pianist", получивший золотую пальму на кинофестивале в Каннах, вышел недавно на американский экран. Фильм показывает историю польского еврея, пережившего Варшавское гетто. Он основан на воспоминаниях одаренного концертного пианиста и композитора Владислава Шпилмана.

Эти воспоминания, изданные в 1946 году на свежую память, были превращены в фильм, снятый в реальных Варшавских руинах под первоначальным названием "Варшавский Робинзон". Вскоре, однако, как книга, так и фильм подверглись жесткой обработке коммунистической цензуры и в изувеченном виде появились под титулом "Разрушенный город". Только в конце 90-х, но еще при жизни Владислава Шпильмана, появилась восстановленная первоначальная версия книги под названием "Пианист".

Экранизацию этой версии осуществил Роман Полянский, знаменитый режисер, испытавший ребенком на себе ужасы гетто в польском городе Краков.

Фильм, естественно, вызывает ассоциацию с подобной по тематике картиной Стива Спилбега "Список Шиндлера". Кстати, именно Спилберг предлагал Полянскому возглавить работу над своей картиной, но Полянский, имея более личное видение тех страшных лет, отказался.

Идея создания исчерпывающего видения Холокоста, соответствующего переживаниям самого Полянского, себя оправдала. Несомненно, "Пианист" оставляет более сильное впечатление, чем, по-своему, тоже замечательная и глубокая картина Спильберга. "Пианист" сделан без сентиментов и приукрашиваний и звучит исключительно правдоподобно. Сказался не только талант, но и личный опыт.

Правдоподобности картины не противоречит факт, что описанный случай чудесного избавления героя от смерти является совершенно нетипичным. Громадное большинство жертв немецкого геноцида, в числе их и вся семья Шпильмана, не имело никаких шансов сохранить свою жизнь. Типичным еврейским опытом Европы 40-х оставалась только смерть.

Поэтому, когда автор фильма трактует спасение в условиях поголовной гибели не с характерной для такого избавления некоторой сентиментальностью, а, наоборот, намеренно сухо, изображаемое на экране воспринимается как абсурд.

Такая абсурдность сопутствует почти всему происходящему на экране. Разве не абсурд, что немецкий солдат сталкивает с тротуара отца Шпильмана, заставляя его шагать только по мостовой? А расстрелы людей без всякого повода? А каприз немецкого офицера помочь Шпильману спастись до прихода советской армии? Когда из-за уроненной к ногам немца консервной банки, выпавшей из рук доведенного до предела человеческих возможностей беглеца, он был обнаружен, что помешало этому офицеру убить его? Ответа на это нет. Абсурдны убийства, абсурдна, нелогична помощь, даже забота о загнанном, как зверь, человеке. Именно абсурд руководил действиями расы господ.

И Полянский утверждает это своим фильмом спокойно и весомо. Он имеет на это право.

С помощью истории отдельного человека Полянскому удалось создать художественный фильм об еврейской жизни и смерти при нацистах. На примере нескольких характерных событий он схватывает общую картину жизни еврейского гетто. Не менее убедителен он, показывая одиночество личности в условиях, когда у неё отнято все, за исключением инстикта самосохранения.

Полянский воссоздаёт в картине не только ежесекундный страх и ужас несчастных обитателей гетто, но также ритм жизни в нем. Зритель может наблюдать, в основном, интуитивные и практически бесполезные попытки справиться с ситуацией путем распространения подпольной прессы, контрабанды продуктов и даже вооружения.

Жизнь в гетто являлась зеркальным отображением жизни вне гетто, только гораздо более страшным. Пока семья Шпильманов цепляется за остатки своего буржуазного, стабильного прошлого и богатые еще развлекаются в эксклюзивных кафе, городская беднота умирает на улицах от истощения.

Но Полянский на этом свое внимание не задерживает. Он не желает останавливаться на таких моментах, как попытка Шпильмана спасти ребенка - контрабандиста или на зрелище изморенного голодом нищего, слизывающего остатки жидкой каши с мостовой. Зритель не должен отвлекаться на эмоции. Наши слезы, считает Полянский, не должны стоять на пути нашего понимания.

Это позволяет Полянскому не терять из вида основного ущерба, причиненного Холокостом в сознании как жертв, так и преследователей, и показать присущий ему сюрреализм. "Это же полный абсурд", - горестно замечает одна из польских подруг Шпильмана, наблюдая за шествием евреев в гетто. "Немцы никогда не позволят себе траты такого количества рабочей силы", - говорит зрелый мужчина на мгновение перед тем, как его увозят в лагерь смерти.

Фильм заставляет задуматься над степенью опустошительного эффекта, к которому привел нацистский механизм смерти и его полная иррациональность. Недаром немецкие послевоенные аналитики, рассуждая о причинах поражения Германии во Второй мировой войне, в качестве одного из главных факторов приводят политику Холокоста.

Фильм "Пианист" западает в душу и вызывает глубокие раздумья. В фильме не было необходимости особыми средствами доказывать, почему герой картины (тонко сыгранный Адрианом Броди) подвержен непреодолимым чувствам одиночества и страха и почему на исходе лет гонений и укрывательства он превращается в полсумасшедшего - это логическое следствие нечеловеческой политики немецких нацистов.

Нобелевский лауреат, писатель Имре Керт'еш в своей Нобелевской речи сказал, что Холокост не был одномоментной исторической ошибкой или случайным событием, а составной частью истории Европы, конечным проявлением человеческой деградации. "Холокост, - сказал Керт'еш, - катастрофа всей европейской цивилизации."

Если это действительно так, то сегодняшная политика стран Европейского континента по отношению к тираническим режимам - последователям нацизма, угрожающим всему цивилизованному миру, очень напоминает Мюнхен 1938 года. И если эта политика одержит верх, то под угрозой уже вся Западная цивилизация.

Обсудить этот текст можно здесь