| Редакция | Авторы | Гостевая книга | Текущий номер |


"Маргарита Анжуйская" (продолжение)

Павел Мацкевич



Граф Кастор, в обязанности которого входило все, что необходимо было подготовить для успешной охоты, не любил Гутара за крутой нрав и угрюмость, а в глубине души, правда, не признаваясь даже самому себе, побаивался его. От лесника словно веяло дремучей чащей. Под стать внешнему виду был и голос, густой и напоминающий потрескивание сучьев в глубине леса. Если бы король не с такой страстью относился к охоте и не заботился с такой тщательностью о своих лесных угодьях, полностью доверяя в этом Гутару, граф Кастор давно расправился бы со стариком, поскольку имел к этому повод.

Но при малейшей попытке оговорить лесника он неизменно наталкивался на скептическую улыбку короля и был вынужден скрывать свою ненависть, которую, кстати сказать, он питал к Гутару с того самого дня, когда при охоте на кабана сбился со следа и погнался за подсвинком, в результате чего совершенно заблудился. Старик Гутар отыскал графа и привел на место сбора охотников. Именно поэтому слава отличного охотника, раздутая самим о себе графом, рухнула.

Со своей стороны Гутар, видимо, платил графу не меньшей неприязнью, поскольку еще более помрачнел, определив, кто направляется к нему. Но когда граф подъехал, он уже совладал с собой и спокойно, с намеренным достоинством, приветствовал его; не торопясь, сообщил результаты проведенного вчера загона кабана. Похвалил присланных в помощь егерей и сообщил, где находится зверь.

Смотря в сторону с каменным лицом, граф все же не прерывал лесника, затем все так же, не удостаивая лесника взглядом, процедил в ответ:
- Веди, да не задерживайся у каждого куста, - и, не добавив более ни слова, повернул коня и отправился восвояси.

Гутар молча поклонился ему вслед. Повернулся, не торопясь, отдал приказ своим подчиненным. Те тоже склонились вслед удаляющейся фигуре графа и скрылись в лесу. В это время Гутар призывно свистнул. На свист, откуда-то сбоку, из-за горки, выскочила огромная серая собака, по кличке Каро, незаменимая спутница старого лесничего во всех походах. Когда она заняла место возле хозяина, Гутар, сделав знак рукой, приглашая охотников следовать за ним, тоже направился к лесу.

Генрих, сдерживая лошадь, выслушал длинный рассказ графа, перемежаемый поклонами, повернул к лесу и медленно двинулся за шагающим далеко впереди проводником.

Но не суждено было сегодня королю безмятежно отдаться своей страсти. Со стороны только что покинутой дороги раздался резкий звук рога, приковавший к себе внимание всей кавалькады.
Генрих недовольно обернулся и, хоть заметил в отдалении группу всадников, хотел продолжить путь, но, встретившись с тревожным взглядом своей супруги, решил все же узнать, в чем дело.
- Любезный герцог, - окликнул он герцога Трумвика, который находился в его свите, - узнайте, что надо этому нахалу, отрывающему нас от отдыха.

Трумвик поклонился и, отделившись от свиты, помчался к четырем всадникам, четко вырисовывающимся на фоне ярко-голубого неба. Весь маленький отряд замер у кромки леса, ожидая посланца.

Герцог быстро преодолел небольшое пространство и резко осадил лошадь перед группой, в которой выделялся седой рыцарь, сидевший на пегом жеребце. Старый рыцарь, видимо, начальник отряда, приветствовал Трумвика, подняв правую руку в тяжелой латной перчатке и, еле дождавшись ответного приветствия, сказал:
- Я барон Вингфилд, чрезвычайный посол его величества Ричарда Йоркского к Генриху VI. Прошу Вас, сэр, представить меня Генриху. Дело, по которому я приехал, не терпит отлагательства.
- Господин посол, король находится на охоте и в такой обстановке не дает аудиенции, - ответил герцог.
- В таком случае мне придется обойтись без вашего посредничества, - сказал барон и повернувшись к своим спутникам, махнул рукой, приказывая следовать за ним, оставив герцога в замешательстве от столь вопиющего нарушения этикета.

Генрих стоял, окруженный свитой, глядя вслед Трумвику. Какое-то тяжелое предчувствие постепенно охватывало его. Он повернулся, посмотрел на сбившуюся возле него свиту и, встретившись взглядом с герольдом, пригласил его подъехать ближе.
- Господин герольд, - обратился к нему король, - отсюда хорошо видны девизы на щитах рыцарей. Напрягите свою память и сообщите нам, кому они принадлежат.
Герольд поклонился, приподнялся в стременах и прикрыв глаза рукой от слепящих лучей солнца, несколько мгновений пристально всматривался и наконец промолвил:
- Ваше Величество, мне кажется, я узнаю герб вассала Ричарда Йоркского - барона Вингфилда.
При этих словах легкий шум пронесся среди свиты короля и тотчас смолк.
Генрих мрачно усмехнулся про себя и чуть слышно пробормотал:
- Ну, так что готовит мой любезный брат и друг Ричард? Барон Винфилд, пожалуй, самый преданный Йорку вассал. Как же, помню то время, когда он снимал передо мною шлем только тогда, когда видел, что Ричард тянется к нему. Он повернулся к Сомерсету и, заметив, что тот уже знает, кто перед ними, закончил свою мысль вслух: "Если он едет как посол, значит - война. Хотя, может, мне просто кажется", - натянуто рассмеялся он коротким смешком. Между тем, в его глазах мелькала тревога.

- Посмотрим, посмотрим, - отвернувшись прошептал он, о чем-то задумавшись, не спуская взгляда с представителей своего врага.

Всадники, переговорив с герцогом, двинулись к королю. Впереди ехал, видимо, старший, если судить по его мощному виду. Он был при полном вооружении, только копье вез сзади оруженосец.

С ног до головы покрытый черными доспехами, в шлеме с открытым забралом, он, медленно приближаясь, создавал впечатляющее представление о неведомой самоуверенной силе, пославшей его. В левой руке он держал щит с начертанным на нем девизом, а правой управлял конем, тоже закованным в стальную броню. На боку рыцаря висел тяжелый испанский меч и мизеркордия. Слева от рыцаря, чуть отставая, двигался оруженосец, несший копье своего господина с развевающимся на нем флажком, на котором тоже был начертан девиз Вингфилда - оскаленная морда тигра, а под ней золотая цепь. Такой же девиз находился и на флажке второго копья, который нес другой оруженосец.

Рядом с бароном, с правой стороны, ехал молодой рыцарь при полном вооружении. На его щите тоже скалился тигр и, свернувшись, лежала золотая цепь. На обоих оруженосцах были простые, но достаточно крепкие латы. Вооружение их составляли одни мизеркордии.

Когда до места, где стоял король оставалось совсем немного, барон остановил своих спутников. Сам он подъехал ближе, медленно снял шлем и, отвесив поклон королю, сказал:
- Сударь, я явился сюда не для мирных переговоров. Я явился для того, чтобы сообщить Вам о решении моего государя начать священную войну против Вас, за освобождение святой короны, кою Вы держите в своих руках, недостойных такой высокой чести. От имени своего государя я заявляю, что Вам не будет пощады, как не будет пощады всем Вашим приспешникам. Государь предлагает Вам все-таки избежать кровопролития. Вы должны выдать герцога Сомерсета, распустить армию и признать свои владения вассальными по отношению к владениям моего государя. В противном случае пощады не будет никому, кто носит этот презренный герб, - указал он на щит одного из оруженосцев из свиты короля, на котором была изображена алая роза.

Закончив свою речь, Вингфилд взмахнул рукой, подозвал своего оруженосца, не глядя, взял у него копье и, как бы в подтверждение только что произнесенных слов, вонзил его в землю, перед копытами лошади Генриха, которая, было, отпрыгнула, но яростно сжатая рука удержала ее на месте.

Все это время свита короля и даже Сомерсет с Маргаритой находились в каком-то оцепенении, словно завороженные этими безмерно наглыми словами, которые так и дышали самоуверенностью и презрением Йорка и самого барона к ним.

Лицо короля во время речи Вингфилда медленно наливалось краской. Багровые пятна проступили на щеках. Кровь, ударившая в голову, требовала выхода. Рука Генриха сжала в неописуемой ярости уздечку. Он хотел что-то сказать, но не мог выговорить ни слова.

Его состояние заметила вся свита. И первой - пришедшая в себя Маргарита. В тот момент, когда копье барона вонзилось в землю перед копытами коня ее супруга, ей показалось, что копье пронзило и власть Генриха. Что-то жестокое блеснуло сталью в ее глазах, тонкие ноздри слегка расширились. Она чуть приподнялась в стременах и резко бросила:
- Взять его!

Только замер звук ее голоса, и еще большинство придворных не успело осмыслить приказ королевы, как герцог Сомерсет, выхватив меч, заставил своего коня прыгнуть и ударить грудью лошадь барона. Тот покачнулся в седле, а Сомерсет наотмашь ударил его рукоятью меча по голове. Вингфилд, оглушенный рухнул на землю.

Второй рыцарь не успел схватить оружие, как был выбит из седла герцогом Трумвиком, стоящим возле него. Тут же наземь были повергнуты оба оруженосца.

Король вонзил шпоры в коня. Тот, было, взвился на дыбы, но сжатый удилами, скрутившими его голову назад, смирился. Генрих отъехал в сторону, к опушке. Совсем рядом он вдруг увидел Гутара. Старик медленно отошел в сторону и стал поодаль, в тени деревьев. Он понял, взглянув в лицо государя, что начинается что-то страшное, неподвластное ему. Его удел - охота, и он не знал, что присутствует при начале самой жестокой из междоусобных войн, когда-либо потрясавших Англию.

Маргарита со всей свитой подъехала к опушке, где находился король. Туда же привели и пленников. Старший рыцарь уже пришел в себя. Тоненькая струйка крови от удара Сомерсета запеклась; казалось, что по лицу барона пролегла бурая тесьма. Со второго рыцаря сняли шлем.

Теперь стразу стало ясно, что это отец и сын. Старший, уже умудренный в жизни воин, спокойно и презрительно смотрел прямо перед собой. Младший, весь покрытый румянцем, напрягал мускулы, стараясь сбросить позорные оковы.

Ему на вид было лет восемнадцать. Отец и сын стояли перед Генрихом и Маргаритой, ожидая своей участи.
Ярость продолжала душить Генриха. Он с ненавистью разглядывал своих первых врагов и, наконец, сказал дрожащим еще голосом:
- Всегда и во всех странах чтили парламентеров, пусть даже объявлявших войны. Я слушал вас как гонцов от подлого герцога Ричарда. Но ты повел себя не как рыцарь и герольд, а как мужик, пытающийся устрашить своего врага. Угрожая оружием, ты нарушил свои полномочия. Твой спутник выполнит свою миссию до конца - передаст наш ответ твоему господину.
- И каков же будет этот ответ? - насмешливо улыбнулся старший пленник, - который даже в эти минуты не терял присутствия духа, - что отвезет мой сын? Может быть, тебя самого?
- Нет, - свистящим шепотом ответил Генрих, - ответ, который отвезет твой сын будет без слов. Он повезет твою голову и руку оскорбившую нас.

Ни один мускул не шевельнулся на лице рыцаря. Он твердо выдержал взгляд Генриха, полный лютой ненависти и спокойно произнес в ответ на свой страшный приговор:
- Я ожидал встретить прием у Генриха, похожий на такой, но не ожидал встретить людей, убивающих не своей рукой, а рукой палача. Видно, мало у твоих рыцарей смелости поднять мою перчатку, - кивнул он головой в ту строну, где пленников связали и где лежала упавшая у барона тяжелая латная рукавица.

Он замолчал. Весь его вид выражал удовлетворение, что он совершил свою миссию, и он с высокомерным превосходством небрежно окинул взглядом окружавших короля рыцарей.

Десяток придворных, услыхав этот презрительный ответ, опешили на мгновение, но, тут же придя в себя, направили было коней к перчатке барона, но движением руки Генрих остановил их. Казалось, он колебался. Графы и герцоги, чье положение позволяло им принять этот вызов, заспорили: кто должен поднять перчатку и надо ли вообще обращать внимание на слова этого наглого барона.

В это время всеобщего легкого замешательства герцог Сомерсет вдруг пришпорил коня, молнией промчался к перчатке, нагнулся и, мгновение помедлив, поднял ее.

Почему он так поступил? Сомерсет, пожалуй, не смог бы ответить. Может, потому, что он уловил быстрый взгляд Маргариты?

Герцог, задумчиво поигрывая перчаткой, не спеша вернулся к свите. При виде залога дуэли в его руке, разговоры смолкли. Стало так тихо, что было слышно, как шумит листва на деревьях, да потрескивает в глубине леса валежник.

Генрих, немного придя в себя, с удивлением смотрел на своего начальника войск.
- Герцог Сомерсет, - после некоторой паузы обратился он к своему фавориту, - ты, кажется, желаешь отменить мой приговор?
- Нет, Ваше Величество. Я просто хочу выступить в роли палача. Развяжите его, - приказал герцог оруженосцам. Те повиновались.

Поняв, что его вызов принят Сомерсетом, Вингфилд, впервые за все время слегка побледнел, но мгновенно справился со своими чувствами. Убедившись, что барон свободен, Сомерсет с силой швырнул в лицо Вингфилда перчатку и сказал громко и отчетливо - так, что эхом в глубине леса отдалась фраза:
- Раб, целующий ноги своему господину, возьми свое оружие и постой за него до конца.

Сказав это, Сомерсет круто повернул коня, отъехал в сторону и принялся готовиться к поединку.

Барон тоже отошел на другой конец опушки, куда привели его коня и где к нему подошли его слуги и сын. Он, не говоря ни слова, долго осматривал свое вооружение, подтянул подпругу и, наконец, закончив все приготовления, обернулся к сыну, безмолвной статуей стоящему за его спиной.
- Ну, сын мой, - сказал он, - попрощаемся. Я чувствую, что назад не вернусь. Когда ты прибудешь домой, скажи всем, что твой отец исполнил свой долг до конца.
- Не говори так, - горячо зашептал сын. - Ты победишь Сомерсета.
- Нет, - усмехнулся барон, - даже если так и случится, то они один за другим выйдут со мной на бой. Мне уже не вернуться домой. Но постараюсь на тот свет прихватить с собою еще кого-нибудь из них.

Он вскочил на лошадь, взял копье, еще раз долгим взглядом посмотрел на сына и опустил забрало. Потом, видимо, вспомнив что-то, вновь повернулся. В его голосе зазвучали стальные нотки.
- Обещай мне, что как бы ни сложился бой, ты не сдвинешься с этого места и на подашь повод для насмешек со стороны этой своры, - он строго, приподняв забрало, посмотрел в лицо сыну.
- Обещаю, - угасшим голосом прошептал юный рыцарь, покоренный суровым голосом отца и его горящим взглядом.

Барон Вингфилд тронул шпорами коня и подъехал к краю опушки, на то место, с которого он должен был начинать бой.

Через несколько мгновений напротив появился Сомерсет. Тяжелых боевых лат на охоте у него не было, но герцог не очень огорчался, полагаясь на своего коня, не обремененного железом, а более всего на свою меткую руку.

Маргарита взмахнула платком и рыцари бросились навстречу друг другу.
Сомерсет целился копьем в шлем Вингфилда, но в последний момент переменил направление удара. Вингфилд же, решив любой ценой убить Сомерсета, направил свой удар на лошадь герцога.

Мгновение всадники неслись друг на друга. Но вот они сшиблись. Копье Сомерсета ударило в самый центр щита барона. Тот покачнулся в седле. Но Вингфилд своим копьем пронзил лошадь герцога чуть впереди седла.
Лошадь Сомерсета упала, смятая броней лошади барона, но и та не устояла на ногах. Оба противника свалились на землю и скрылись в клубах пыли.

Выпутать ноги из стремян и вскочить было делом одной минуты. Через мгновение оба были вновь готовы к бою.
- Проклятый пес, - прошипел Сомерсте сквозь забрало. Ты бьешь, как мужик, а не рыцарь, убивая благородное животное. Но и твоя лошадь больше не понесет тебя, - сказал он, заметив, что конь барона бьется на земле, сломав ногу.

Они скрестили мечи. Более легкие латы давали герцогу преимущество в подвижности, но и увеличивали опасность. Сомерсет надеялся утомить Вингфилда. Опытный боец, он следил за дыханием своим и соперника. Видел и замечал, что меч и щит в руках барона ходят все тяжелее и тяжелее. И хоть самому пот заливал глаза, он все более и более увеличивал темп поединка. Герцог кружил вокруг своего противника, кружил и, наконец, стало ясно, что барон устает.

Тогда Сомерсет бросился в наступление. Он теснил соперника и тот, с трудом отбивая удары мечущегося, как молния, меча, отступал в помятых латах к центру поляны.

Ловким ударом Сомерсет сбил шлем с головы барона, который уже не мог наступать, а только защищался. Покатился по земле наплечник с уже окровавленным ремешком.

Еще удар, еще - барон с трудом ворочал мечом, защищая лишь грудь от ударов. Бац-бац-бац - словно пощечины бил Сомерсет по латам Вингфилда.

Сын барона, наблюдая за схваткой, прошептал про себя: "Марш к смерти" и, чтобы скрыть слабость, оперся о луку седла. Радостный крик подтвердил его мысли. Он, словно в обмороке, прислонился к коню. Сквозь густую пелену, застилавшую его сознание, он слышал топот скачущих коней и без сил опустился на землю.

Только ночью он пришел в себя, окропленный водой принесенной слугами… .

Когда Сомерсет, подойдя к королю, поклонился и указал на распростертого барона, то, не скрывая свой радости, обнял его со слезами на глазах. Сомерсет посмотрел на королеву. Она нежно улыбнулась ему.
- Пусть передадут молодому барону голову и руку, - сказал герцог, отводя глаза.
- Оставайтесь тут, - приказал король графу Райсбергу, начальнику охраны, - и передайте голову и руку этому щенку, который, по-моему, потерял сознание, - указал он на Вингфилда, прислонившегося к лошади. - А мы, господа, домой!

Кавалькада умчалась обратно в замок. К трупу подошли солдаты во главе с графом Райсбергом.

Старый Гутар стоял на том самом месте, где остановился, когда отошел от короля. При виде воина, вытащившего меч и наклонившегося над трупом барона, Гутар отвернулся.
- Идем Каро, - пробормотал он и, не огладываясь, быстро двинулся в чащу леса. Услышав сзади звук, похожий на издаваемый топором, когда рубят дрова, лесник втянул голову в плечи и зашагал быстрее… .

 

 

Обсудить этот текст можно здесь