Portfolio

"Зрительная" терминология в познании и общении

Олег Орлов

Зрение больше всех других чувств содействует нашему познанию.

Аристотель

Зрению принадлежит ведущее место среди чувств в активной деятельности человека и в познании окружающего мира. "Лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать, " - гласит народная мудрость. Важность зрения становится особенно очевидной при его потере: слепота - один из самых тяжелых недугов, одна из самых тяжелых потерь, которые могут постичь человека при жизни. Принадлежа к приматам с дневным образом жизни, человек плохо видит в ночной темноте, откуда происходят сентенции типа "ученье - свет, неученье - тьма", связывание сил зла с ночной темнотой и т.п.
Вот что писал Аристотель в первых строках своей "Метафизики" - науки о человеческом познании:
"Все люди от природы стремятся к знанию. Доказательство тому - влечение к чувственным восприятиям: ведь независимо от того, есть от них польза или нет, их ценят ради них самих, и больше всех зрительные восприятия, ибо видение, можно сказать, мы предпочитаем всем остальным восприятиям, не только ради того, чтобы действовать, но и тогда, когда мы не собираемся что-либо делать. И причина этого в том, что зрение больше всех других чувств содействует нашему познанию".
Современный философ скажет то же, хотя чуть иными словами:
"Первоначальной формой знания является непосредственное усмотрение истины при помощи чувств: зрения, слуха, обоняния. Так как из всех внешних чувств наиболее важным для познания является зрение, то всякое прямое, или непосредственное, усмотрение истины получило название интуиции - от латинского слова intuitus, буквально означающего "созерцание, усмотрение, видение", т.е. усмотрение с помощью зрения" (Асмус, с. 3-4).
Обратим специальное внимание: Аристотель, каснувшись места зрения в нашем познании, находит нужным не упустить упомянуть его роль в активном действии: не только ради действия, но даже и тогда, когда его не планируем.

Между тем, совершенно очевидно, что источником знаний наряду с органами чувств служит язык, а во многих случаях ему принадлежит ведущее место: со многим, о чём можно услышать или прочесть, нет возможности соприкоснуться иным способом.
Интересуясь зрением в разных его аспектах, мы имеем достаточно оснований, чтобы рассмотреть, как ведущая роль зрения отражается в языке, т.е. как зрение накладывает свой отпечаток на словарный материал, который вовлекается в процессы построения и осмысления сообщения. Задавшись этим вопрососм, мы вскоре обнаружим, что имеем дело с фрагментом проблемы человеческого интеллекта, то есть с тем, как связаны между собой следующие три предмета: мышление, язык и зрение. Вкратце, речь идёт о следующем.

Язык содержит определённую долю образных оборотов речи и слов, используемых в "переносном смысле" (иносказательно, фигурально). Речь идёт не только об идиомах (напритмер, собака на сене), но и о заметной части нашего словаря, без которой мы затрудняемся изложить мысль даже в режиме самого строгого академического языка: те же речь идёт, что касается, на мой взгляд, и тому подобное. На примере таких слов и оборотов речи видно, как прямая связь смысла с корневой компонентой слова рвётся без ущерба для понятности сообщения. Мы говорим: очевидно, ясно, блестящий доклад, порой не замечая даже некоторой абсурдности словосочетаний типа "красные чернила". Образно говоря, мы скользим по поверхности текста, не задаваясь проблемами этимологии (т.е. происхождением) тех слов, которыми успешно манипулируем, - совершенно подобно тому, как разговариваем, ходим и так далее, не имея ни малейшего понятия ни о том, какими мышцами это достигается, ни как всем этим управляет наш мозг.
Наш язык пестрит красочными оборотами речи (я намеренно набрал слова этой фразы разными шрифтами: только слово "наш" в ней не имеет отношения к сказанному выше). Все они апеллируют к неявно выраженным ассоциациям, которые в скрытой форме принимают участие в понимании речи, во всём том, что есть осмысление сообщения, - в его интерпретации с учётом незримо присутствующего контекста. Нет оснований настаивать на исключительном месте зрения в лексике, пока не проделана такая же инвентаризация слов и оборотов речи, апеллирующих к другим средствам восприятия (на мой вкус, что касается, и т.п.). Однако сейчас нас интересует то, как в нашем языке представлена терминология, адресующаяся к параллелям и ассоциациям, связанным к опыту именно зрительных впечатлений.

Лексический инвентарь. Список того, что дают наблюдения на материале русского языка, представлен в конце. Он не претендует на полноту, и для удобства поиска и дополнения составлен в алфавитном порядке. Список условно разделён на две части: в первую включены слова и выражения, восходящие по корневому составу к самому зрению и глазам; во вторую - слова, относящиеся к зримым, зрительно-воспринимаемым объектам или свойствам объектов. Иными словами, первая включает слова, связанные с тем, чем и как мы видим, глядим и смотрим, а вторая - с тем, как видится, как выглядит и смотрится то, на что мы смотрим. К некоторым словам даны примеры их употребления в устойчивых сочетаниях, комментарии и параллели из английского, немецкого и французского, доступные неспециалисту.
Списку предпосланы некоторые общие рассуждения, выходящие за рамки собственно лексикологической тематики, но поясняющие позицию автора, которому предмет наблюдений интересен в уже упомянутой вначале связи между зрением, языком и интеллектом.

Чтение алфавитного списка может оказаться скучным, подобно чтению всякого словаря. Алфавитный порядок плохо сочетается с классификацией слов по их смысловому содержанию, т.е. с их упорядочением по той роли, которую они играют в высказывании (например, ввиду и несмотря характеризуют степень взаимной зависимости неких событий; по-видимому и очевидно служат параметром вероятности чего-то.). Смысловое упорядочение слов представляют самостоятельную задачу, которая пока едва затронута:

Семантическая классификация слов. Даже при беглом знакомстве с приведённым в списке материалом можно наметить несколько семантических групп, которые объединяют слова по их смысловой роли, независимо от различия их этимологии.
- Объект внимания и анализа (представления, концепции и пр.): воззрения, взгляды, видение, точка зрения, иметь в виду.
- Аттестация носителя мысли: светлый ум, яркая (тёмная) личность, обскурант, исследователь.
- Источник мысли: прозрение, инсайт, блеснула (мысль), явствовать, следовать, доказательство.
- Понятность мысли или её изложения: ясно, очевидно, открытие, прозрачно, туманно, явно, умозрительно, наглядно, see.
- Процесс анализа или изложения: рассмотрение, разъяснение, показывать, исследование, подчеркнуть, оттенить.
- Вероятность чего-то: видимо, кажется, похоже что, просматривается.
- Зависимость, условие чего-то: ввиду, невзирая на, несмотря на…, смотря….
- Социально значимая лексика: завидовать, зазрение, лицемерие, ненавидеть, подозревать, улика.
- "Междометия" (в широком смысле слова): глядь, смотри-ка, видишь ли.
- Чередование (употребление в одинаковом знечении) слов глаза и лицо.
Можно думать, что построение подобной рубрикации будет полезным для направленного поиска параллелей (или выявления их отсутствия) в других языках.

Зрительный контакт и коммуникация. Человек - существо глубоко социальное, и для отражения этой стороны существует свой словарный материал. Между тем, арсенал средств общения не ограничивается речевыми; в мире межличностных отношений в социуме, где мы не найдём чётких границ между речью, мимикой и жестикуляцией - включая поцелуй, дружеские объятья, похлопывание по спине, толчок в плечо или привычное нам рукопожатие, - особая роль принадлежит глазам. Жесты и мимика и воспринимаются зрительно, и сами включают глаза, а также лицо как выразительный материал мимики, в качестве своего важного элемента (напомним, что у многих животных, особенно наших родичей - приматов, взгляд тоже играет важную роль в их общении). Всё это находит своё отражение в языке, и такие слова и оборот речи, как подозрение, завидовать, с глазу на глаз и т. п., явно восходят к участию глаз и зрения в той сфере, которую можно называть социальной. Это даёт основания для выделения той смысловой группы, которая обозначена выше как социально значимая лексика: слова и обороты речи, причастные к сфере социальных контактов, к невербальным средствам коммуникации, к участию глаз и лица в человеческой мимике - важном средстве коммуникации, адресуемой зрительному восприятию..
Нет сомнений, что многие аспекты социального поведения человека уходят корнями в седую древность. Не касаясь самостоятельного вопроса о том, как живая ткань языка впитывает новые элементы и утрачивает старое, можно тем не менее предполагать, что эта часть словарного материала может быть сходной в далёких, неродственных языках: действительно, уж раз мы то и дело упоминаем даже приматов, то чем таким должен русский язык отличаться от других? Действительно, есть в русском языке слово подозревать, и в английском - тоже "suspect"; буквально то, что называется "калька". Эта часть нашей лексики, предположительно несущая черты архаики, представляется особенно интересной для сравнительного исследования на материале разных языков,

"Глаза - зеркало души человека", - гласит поговорка. Надо ли говорить, что глаза и взгляд, как элемент мимики, обладают огромным эмоциональным богатством. "Какая сила во взгляде!" - писал Чернышевский, имея в виду встретившихся взорами влюблённых. Художественная литература и фолклор полны неисчислимых описаний глаз возлюбленных, от "Ну взгляни ж на меня…" до "У тебя глаза как нож: Если прямо ты взглянёшь…". Беллетристика пестрит "художественными" штампами, вроде сомнительного по своей документальности "его глаза налились кровью".
Ряд оборотов речи, как вышедших из повседневного употребления, так и бытующих, включает описание значимых, весьма важных нюансов участия глаз в мимике при межличностном контакте.
Опустив очи долу (т.е. вниз), выражение, означающее (или описывающее) мимическую составляющую демонстрации своей покорности, подчинённости и т.п.
Отводить глаза.
- Только не отведи,
Только не отведи,
Только не отведи глаз! -
- страстно умоляет возлюбленную Ободзинский. Здесь "отвести глаза" значит, среди прочего, приблизительно "уйти от ответа". Совсем другой смысл у ходячего выражения "для отвода глаз": это значит "чтобы отвлечь внимание" чем-то показным, демонстративным, от истинного положения дела., т.е. "для показухи".
Как отмечает Шибутани, нюансы мимического поведения, касающиеся зрительного контакта, обнаруживают зависимость от принятых в этносе правил.
"Это становится ясно, когда встречаются люди, выросшие в различных культурах. Китайцы привыкли выражать свое неудовольствие, широко раскрывая глаза, и некоторые из них не могут понять, почему европейцы постоянно сердиты. Подмигивание почти не имеет значения вне западной культуры; там люди удивляются, когда человек вдруг закрывает один глаз, и могут даже предложить помощь для удаления соринки, которая, видимо, его беспокоит".

Не принято давать повод для подозрений, что вы рассматриваете лицо чужого человека. Обратите внимание, как ведут себя в этом плане пассажиры при вынужденной физической близости в тесноте общественного транспорта или в лифте. Только близкие или хорошо знакомые люди обращены друг к другу лицом, и как правило, только при разговоре (если это не влюблённая пара, которой вербальная составляющая диалога не обязательна); случайные же соседи стремятся избегать этого, и ориентируют свои лица под некоторым углом, избегая пресловутого "face-to-face position". Обратное, т.е. поза лицом к лицу с незнакомым человеком - демонстрация активного намерения (заигрывание с женщиной, агрессивность), либо пренебрежения принятыми нормами (например, пьяным), и может трактоваться как наглость. Оттенок нелестной оценки подобных вариантов "зрительного поведения" мы слышим в словах пялить глаза, таращиться (таращить глаза) и тому подобное.
Ряд оттенков конфиденциальности, либо, наоборот, прилюдности межличностных контактов и форм общения выражается привычными словосочетаниями с глазу на глаз (фр.: vis-a-vis), за глаза, заочно, на виду (на глазах) у всех. Глаза - важнейший элемент лица, лика, облика, и целое семейство родственных ему слов апеллируют к социальной сфере, к межличностным отношениям и взаимным оценкам: лицо (персона), лично, отлично, приличие, неприлично, не к лицу. Смысловая близость глаз и лица отражается в том, как русское "говорить в глаза" переводится в английское "…to one's face", так же как наше "смотреть опрасности (смерти) в глаза"переводится английским "look danger in the face" (ср. "говорить правду в глаза", но "бросать упрёк в лицо"). К проявлению своей оценки, к осуждению, которое может быть выражено с помощью взора (глаз, взгляда) принадлежат истоки таких оборотов речи, как "бросать косые взгляды", "косо смотреть" (отсюда "коситься"). Вспомним такие эмоциональные разговорные конструкции:
- Глаза б мои не смотрели, как она...
- Не могу видеть, как ты ешь грязными руками!
В таких выражениях точного смысла слов смотреть и видеть не больше, чем в эмоционально богатом "Чтоб мне сквозь землю провалиться!". А можно ли кратко описать тот комплекс ассоциаций, которые содержатся (и адресуются слушателю) в таких разговорных угрозах:
- Ну-ну. Посмотрим. Но смотри, чтобы больше никогда!
- Ты у меня смотри! Я не посмотрю, я сам вижу: за такими - глаз да глаз!
Здесь то посмотрим значит "будем ждать результатов", то смотри значит "предупреждаю" или даже "если что, я тебе задам!"
И уже нет сомнения в социальной значимости выражений вроде:
- Полюбуйтесь на него! Нет, вы только посмотрите! Ему, видите ли, некогда!
Нет, вы видели?
- Нашёлся! Видали мы таких!.
- Прискорбно, прискорбно. Всё это, признаться, не смотрится.
Такие обороты речи в скрытой форме содержат явную апелляции к общественному мнению, призыв к осуждению, напоминание о том, как на это посмотрят окружающие и "что станет говорить княгиня Марья Алексевна" (Грибоедов). Они приближают нас к пониманию происхождения тоже эмоционально насыщенных (и социально значимых) слов:
завидовать - зависть - завистливый,
(без) зазрения (совести); зазорно (-ый),
ненавидеть - ненависть - ненавистный,
подозревать - подозрение - подозрительный (англ.: suspect),
презрение - презрительный,
позор - позорить - позорный.
Нет сомнения, что эти слова, как и выражения "сглазить" и "дурной глаз", восходят к седой древности и тому первобытному мышлению, для которого свойственно видеть причину всевозможных несчастий в злых намерениях реальных фигур и воображаемых злых сил. Вместе с тем несомненно, что не только в первобытном обществе, но и в современной деревне, в деревенской общине (в отличие от "проходного двора" цивилизованного города), гораздо более значим фактор общественного мнения, сдерживающий антисоциальные поступки, не позволяющий действовать неосмотрительно, без оглядки на позицию социума, на его возможное обсуждение или осуждение - на возможный обмен мнениями и циркуляцию разговоров (сплетен). Не это ли стоит за привычным для нас (по использованию в современном языке) оборотом "без зазрения совести", происхождение и первичное значение слов которого (за-зрение? со-весть?), изначальный смысл (с-мысл?..) которых, то есть ансамбль ассоциаций, некогда порождавшихся каждым из них, нам ныне неведом? И среди слов для выражения общественного порицания находися снова нечто, связанное с ликом, с лицом: говорить нелицеприятное, обличать, обличение, (иногда равное обвинению!), уличать, улика, двуличность, лицемерие. Наш казённый суконный язык приютил дорогое начальству "поставить на вид" (предварительно вызвав на ковёр).
Касательно бессовестного поступка говорят: не моргнув глазом. (Более прямой смысл слова "глаз" в пословице "Стыд не дым, глаза не выест!")
["Связь существительного "обида" с глаголом "видеть" становится понятной при учёте возможности выпадения "-в-" после префикса "об-", ср. "обод", "оборот"." - БСЭ, т. 49, стр. 244 (1957)]
Занятно, что приведённые выше русские слова (зависть - позорный и др.) имеют общий негативный оттенок (осуждения, что ли). А вот одобрительно ориентированного русского аналога английскому respect, respectable (уважать, уважаемый), однокоренного с привычными нам европейскими словами спектр, спектакль (зрелище, зрелищное мероприятие), перспектива (видимое в удалении), проспект (нечто для просмотра и ознакомления) и английским spectacles (очки), мы среди русских "зрительных" не находим!
Случай с английским respect - один из наглядных примеров того, как может быть утрачена этимологическая составляющая ансамбля ассоциаций, порождаемых текстом, при переводе с языка (тут английского) на язык. Другой пример, и на ту же тему (межличностных отношений, выражаемых через взгляд): в тюркском каракалпакском языке (не знаю, как в других тюркских) наше "любить" (напр. девушку) звучит как "джаксы корy", буквально - "хорошо смотреть". В русском же - наоборот: смотреть и получать удовольствие (~ "хорошо смотреть", т.е засматриваться, когда глаз радуется, глаз не оторвать или не отвести) звучит "любоваться"!

Наконец, о связи между смотрением и обращением к слушателю. Переключая зрительное внимание, мы обычно не только "переводим взгляд" благодаря подвижности глаз в орбитах, но также поворачиваем голову с помощью подвижной шеи. "Мы не замечаем важной роли подвижности нашей шеи для смотрения до тех пор, пока из-за простуженного горла не замотаем шею компрессом" - пишет Уоллс. Отсюда "обратим внимание", "обратимся к..." (на самом деле повернём лицо с расположенными на нем глазами, которыми после этого воспользуемся!), "лицом к лицу" (напр., со смертельной опасностью) и "обращаться, обращение". Занятно, что мы обратимся к президенту или милиционеру, но в милицию или иную контору.
Мы уже говорили выше об оттенках позы, включающих взаимную ориентацию участников беседы. Для нас привычно, что в формальных ситуациях (при разговоре с начальством, особенно среди военных) недопустимо разговаривать, отвернувшись ("…не повернув головы кочан…" - Маяковский). Другая характерная взаимная ориентация (поза) участников диалога, которую возможно рассматривать даже как проявление врождённого стереотипа поведения, неосознаваемого и потому практически непроизвольного (как этограмму), сопровождает эмоционально напряжённую ситуацию "выяснения" испорченных отношений между любовниками. Вам случалось видеть эти сцены в кино, а быть может и на улице: он - лицом к ней, она - взглядом через его плечо.

Зрение и знание. Обратимся к тому, какой лексический материал мы привлекаем, когда речь идёт о проблемах, касающихся отношения зрения к познанию, исследованию и тому подобным вещам.
…Рассмотрим этот вопрос так, как рассматривают другие предметы, например, стакан, который можно взять, повертеть в руках, поставить на стол: рассмотрим этот вопрос с разных сторон, это будет всестороннее рассмотрение предмета нашего интереса. На первый взгляд, совершенно ясно, что вопрос нельзя поставить на стол, но его можно поставить в другой плоскости: как наш зрительный чувственный опыт формирует наш язык.
…Мы стремимся прояснять возникающие вопросы, и поступаем подобно тому, как видя на столе что-то аккуратно накрытое салфеткой: мы убираем её, мы открываем нечто, чтобы увидеть нечто до того скрытое при поверхностном подходе. Многие замечательные открытия состоят в том, что мы обнаруживаем, т.е. делаем доступным нашему взору, нечто до того скрытое от глаз. Откровенно говоря, не очевидно, насколько нова предлагаемая точка зрения, но несмотря на это, подчеркнём главное: по-видимому, нет никаких сомнений, что в своих языковых построениях мы широко пользуемся образными выражениями, имея в виду некие аналогии с тем, что и нам, и нашему адресату знакомо из другого опыта.

"Видеть" и "ведать" не просто близки по звучанию. То, что "ведать" значит "знать", не вызывает сомнений. Так, "не ведать" и "не знать" почти эквивалентны, хотя есть некий нюанс, малозаметный оттенок, не сразу бросающееся в глаза различие, между "не ведает, что творит…" (~ не желает думать о последствиях) и "не ведает, что творится" - (~ не видит, не слышит, и не желает знать). Далее, малознающий, несведущий (не ведающий) человек называется невеждой, т.е. человеком невежественным, а невежество (как и невежливое поведение), осуждается. Но то, что знание ("вежество") и глаза (орган видения) могут быть сведены в однокоренную группу слов, прямо явствует из старорусского "вежды" (=глаза):
…Но на слова мои в ответ
Ты опустила вежды…
- поётся в романсе Чайковского на слова Ротгауза.
К этим "ведать" и "вежды" явно очень близко слово "вещий": мудрый, знающий - ведающий (опять-таки с тем же самым различием нюансов! Сравним два Пушкинских стиха: "Как ныне сбирается вещий Олег…" и "Открылись вещие зеницы…". Нужно ли доказывать, что вещий князь - это умудрённый жизненным опытом муж, тогда как вещие зеницы - это обладающий даром прозрения взор, взгляд, это глаза, способные смотреть и видеть, видеть и понимать!)
А от "вещий" рукой подать до извещение, оповещение и т. п., вплоть до радио- и телевещания - т.е. распространения (передачи) вестей (сведений, информации). Так что и старинная газета "Ведомости", и наши сегодняшние "Известия", как и телевизионная программа "Вести", тоже не Бог весть как далеки от нашей темы… Словом, похоже что нет необходимости обращаться к древнеиндийским Ведам и санскриту, чтобы убедиться, что не только повeдать и повидaть, не только повесть и совесть, но и телевизор и медведь - слова не просто родственные, а почти одного корня.

Интеллект и язык. Мышление по своей природе ассоциативно: это динамический процесс, по ходу которого мы активно манипулируем нужными нам образами и ассоциациями (В.Ф.Турчин даже полагает, что именно способность произвольной манипуляции ассоциациями "отличает человека от животных"). Ментальный процесс может вовлекать язык, языковые конструкции, как средство построения и фиксации нужных ассоциативных комбинаций. Хотя роль языка и внутренней речи иногда переоценивается (якобы "без речи нет мышления"; вот что читаем, например, в Биологическом энциклопедическом словаре: "…поступающая информация сопоставляется с хранящимися в памяти образами, происходит её узнавание, а у человека, кроме того, она может отражаться в речи, т.е. осознаваться" - БЭС, 1989, "Восприятие"), нет сомнения в кардинальной роли языка не только как средства коммуникации, но и как инструмента мышления: "Большинство людей и в большинстве случаев думает словами, а не образами" (И.М.Сеченов). "Мышление в значительной мере представляет собой лингвистическую коммуникацию" (Шибутани). Ассоциации и образы, порождаемые языковым сообщением, могут быть зрительными, звуковыми, сюжетными, эмоциональными, какими угодно. Кажется, М.Горький, вспоминая свои юношеские впечатления от "Мадам Бовари" Флобера, писал, что был так поражён яркостью картин, встававших при чтении, что в изумлении рассматривал страницы на просвет!

Зрение и интеллект. По справедливому замечанию многих, от Аристотеля (и раньше), человек - существо преимущественно зрячее, лучше сказать зрящее, т.е. очень зависимое от зрения, и мир его ментальных событий в значительной мере зрительный. Поэтому и для их вербализации, для их словесного выражения идут в ход слова, прямо адресующиеся к зрению, вроде "умозрительное", "рассмотрение" и т.д. даже когда имеются в виду события чисто ментальные.
"Постижение ума не тождественно с чувственным "видением", "созерцанием". Ум, конечно, ничего не "видит", не "созерцает" в прямом смысле слова. "Интеллектуальное созерцание" есть образное выражение" (Асмус, там же, с.5).
Как бы ни была велика роль языка в мышлении, нет оснований для того, чтобы отказываться квалифицировать как "мышление" ту работу, которую выполняем, например, когда продумываем дизайн новой конструкции, или мысленно выбираем свой маршрут на автомобиле к месту назначения, или перебираем россыпь винтиков (пуговиц и т.п.), отыскивая нужное по размеру и внешнему виду. Мы манипулируем при этом зрительными образами элементов конструкции, улиц, отдельных участков города и т.д., рассматривая возможные варианты (даже буквально с разных точек зрения, т.е. в разных проекциях), сравнивая их, сопоставляя их со стоящей перед нами целью и принимая решение. Участие языка, даже "внутреннего проговаривания, может быть при этом ничтожным.

Язык, зрение и письменность. Членораздельная речь, воспринимаемая слухом, намного старше, чем письменность, адресующаяся к зрительному восприятию. Когда мы говорим о языке, то отвлекаемся от того, что отличает устную речь от письменного сообщения: мы рассматриваем то общее, что их объединяет. Но есть особенности, связанные с тем, каким именно путём достигают нашего сознания воспринимаемые сообщения. Хотя в конечном счёте и письменное, и устное сообщения могут быть эквивалентными для их получателя, есть существенное различие между тем, что адресуется зрительному либо слуховому каналам восприятия - в письменной и в устной формах. Это различие интересно в той мере, в какой различны те ментальные процедуры, которые вовлекаются в осмысление сообщения: те ассоциации, которые порождаются сообщением.
У истоков письменности лежит пиктограмма (как в древнем египетском письме), имеющая черты сходства с изображаемым объектом, т.е. прямо адресующаяся к представлению о нём (другими словами, к ансамблю связанных с ним ассоциаций); например перо, глаз и т.д. Пока речь идёт о достаточно изобразительных по своему начертанию пиктограммах и иероглифах, мы можем распространять на них некоторые общие моменты, присущие восприятию изображений.
Изображение может иметь множество очевидных, совершенно явных отличий от оригинала, оставаясь правильно узнаваемым. Другими словами, от рисунка требуется очень малого совпадения с оригиналом, чтобы он годился для узнавания того, что изображено; даже небрежного наброска бывает достаточно, чтобы адресоваться к нужному ансамблю связанных с оригиналом ассоциаций. (Было бы неверно говорить, что рисунок может отличаться от оригинала "сколь угодно", оставаясь узнаваемым: некоторый уровень совпадения черт рисунка и оригинала необходим; однако диапазон допустимых отступлений столь велик, что для использования в качестве сообщения годится даже весьма условный эскиз). Таковы предпосылки появления как пиктограмм в древности, так и разных "иконок" на мониторе современного компьютера, направляющих интерактивный диалог пользователя с программой. (Кстати, эти иконки позволяют оценить, насколько обязательно внутреннее проговаривание для их осмысления, которое проявляется в их правильном использовании).
В противоположность письменности, речь почти лишена изобразительности. Доля звукоподражательных слов, напоминающих своим акустическим обликом означаемый объект, составляет ничтожную часть словаря (см. ниже). Другими словами, практически все слова - чистая условность, символ, что совершенно очевидно уже из того, насколько различаются в разных языках слова, имеющие один и тот же смысл. Акустический облик большинства слов произволен; вот в отношении него действительно можно говорить: "сколь угодно отличен от оригинала", и то же самое можно сказать о слове, написанном буквами: в привычной нам форме письменности (когда буквами передаётся звучание слов), - и зрение, и слух имеют дело с миром символов, подлежащих осмыслению несколько иным образом, нежели узнавание изображения материальных предметов.

Звукоподражательные слова. Почти весь наш словарный арсенал состоит из слов-символов, для каждого языка устоявшихся, но вообще говоря произвольных. Исключение составляют слова - звукоподражания. Но много ли их в нашем языке?
Звукоподражательны заимствованные из младенческого лепета мама и няня. То же верно в отношении многих глаголов, означающих само звучание либо порождение звуков: бреньчать, брякать, гавкать, гоготать, грохотать, жужжать, каркать, квакать, крякать, кудахтать, кукарекать, мяукать, мычать, пищать, пыхтеть, рычать, скрипеть, сипеть, тарахтеть, тренькать, фыркать, хлопать, хохотать, храпеть, хрипеть, шипеть, шуршать и т.п., а также всех производных от этих глаголов, аналогичных английскому герундию: краяканье, кваканье и так далее, то есть действий по извлечению (порождению, генерации) соответствующих звуков. Быть может, сюда же относятся скрежетать, скрести, царапать и др., близкие по звучанию с обозначаемым. Но уже с именами существительными, точнее с источниками или авторами этих звуков, наблюдаются корневые замены. Хотя кукует кукушка, но и квакает, как правило, не только квакша, и крякает не только кряква; гавкает собака, гогочет гусь, кудахчет курица (правда, в древнерусском она звалась кокоша, откуда, вроде бы происходит и кокошник), кукарекает петух, мычит корова, мяукает кошка и так далее. Несомненно звукоподражательны барабан и гонг, возможно, даже металл и колокол или деньги и чугун, но при всём желании этих слов в нашем языке вряд ли наберётся больше чем на одну страницу.

Осмысление слова. Итак, язык практически целиком построен на словах-символах; он не содержит напоминаний о реальных объектах нашего чувственного опыта, не адресуется к иным хранящимся в памяти акустическим образам, кроме слов и тех ассоциаций, которые порождаются словами в сознании того, кто их услышал или прочитал. Лёгкость, с которой мы понимаем речь на родном языке, маскирует ту сложную работу, которая незаметно от нашего внимания выполняется при этом нашим сознанием.
"Сложнейшая структура, которую вынужден выстроить в своём мозгу "пониматель" … со всеми ее деловыми, эмоциональными, логическими, ассоциативными и многими другими компонентами, это и есть то, что можно назвать смыслом, вызываемым текстом (но, конечно, не содержащимся в тексте, как принято считать)…" (В.С.Файн).
Построение в сознании читателя или слушателя упомянутой выше структуры - ансамбля ассоциаций - это и есть процесс осмысления сообщения, и этот активный процесс связан с вовлечением неопределённо обширных внутренних ресурсов сознания и огромного, незаметного массива того, что "само собой разумеется":
"Любое высказывание неизбежно апеллирует к подсознательному жизненному опыту… Нет возможности оценить объем информации, который содержится в том, что "разумеется само собой"… Без того, что само собой разумеется, невозможно понимание никакого высказывания" (Н.Д.Нюберг).

Изложенные представления заслуживают специального внимания по той причине, что в них речь идёт о предпосылках широкого использования в языке предмета нашего интереса - многочисленных образных выражений, использующих слова в переносном смысле слова. Для нас настолько привычно такое словоупотребление, что мы его не замечаем, как не привлекает нашего внимания и происхождение используемых нами слов (их этимология), их корневая близость с теми объектами, ассоциативная связь с которыми эти слова породила.

Обсудить этот текст можно здесь