Александр Покровский

Сказочки на Новый Год

Пираты

- Пират Федя и корсар Вася!
Оба моряка, услышав свои имена, тут же подтянулись. У них даже взгляд затуманился, а сердца охватила серьезная морская тоска.

- Тысяча чертей! - воскликнул пират Федя. - Скажи мне секунду назад, что я попаду на борт этой, страдающей ревматизмом, старой лохани, и я хохотал бы безумно, и всякий честный пират сделал бы то же самое!

- Это уж точно! - отозвался корсар Вася. - Где у нее фок-мачта? Где брамсели? И где, я вас спрашиваю, бом-брам-стеньга?

- Тысяча косых головастиков! - поддержал его пират Федя. - А корма? Где вообще, с вашего позволения, корма? А нос? Покажите мне нос! А борта? Это борта? Где я, по-вашему, размещу свои пушки? Тухлая кадушка больше похожа на славный бриг, чем этот сын гладильной доски на корабль! А где трюм? Где кубрик, я вас спрашиваю, где капитанский мостик? Это, что ли, мостик? А тут что такое, хромые хромосомы? Палуба покрыта тюфяком? А это что, подушка? Пресвятая богородица, одеяло?

- Спокойно, ребята! - раздался голос, и моряки обернулись: перед ними стоял высокий человек.

- Все, что вы говорили - верно. Это не корабль, а просто кровать. А вы, хоть и отчаянные моряки, все же сделаны из того, из чего делают кукол.
Вы назначены сюда и будите здесь нести свою вахту, пока малыш будет спать.
А когда ему станет страшно и одиноко, он вас обнимет, положит под щеку и наговорит вам всяческих слов, а вы его согреете.

Скоро мальчик вырастет, но он вас никогда не забудет. Не забудет ваших историй, в которых плещется море, пахнет водорослями и кричат чайки.
Вы сделаете его настоящим моряком, и однажды он раскроет чемодан в корабельной каюте, и достанет вас из него.
И тогда вы увидите море. Оно будет совсем не таким, как в ваших рассказах, но, все-таки, оно будет близким, понятным, родным.
Он поставит вас в изголовье, и вы снова будите его охранять.
Нет для моряка лучше защиты, чем защита далекого детства. Клянусь огнями Карибского моря, это настоящая жизнь!
Ничего не ответили ему моряки. Они заняли свои места и замерли по обеим сторонам от подушки.

А мальчик им очень обрадовался. Каждый раз, засыпая, он обнимал их и клал их под щечку, и шептал им смешные слова.

 

Солнце и зайчики

У Солнца много детей. И зовут их - солнечные зайчики.
Их столько, что бедное Солнце не может запомнить всех по именам. Оно просто зовет:
- Зайчики! Идите домой, пора кушать!
И все зайчики бегут к Солнцу, а на земле без них становится темно и сыро даже днем.
Солнце спохватывается. Оно быстро кормит галдящую мелюзгу и отправляет их назад:
- Скорей назад, к людям!
Зайчики любят приходить к людям. Особенно по утрам. Они залезают в окна и поднимают лежебок.

- Эй, лежебока! - садятся они ему на нос. - Там снаружи вовсю летают стрекозы! Сколько можно спать? Давно же уже утро! Пахнет листьями и землей. Вставай скорей! Смотри сколько воздуха! Послушай море у скал. Загляни в небо. Какие там мягкие облака!

А лежебока гонит зайчиков и переворачивается.
- Ну, нет! - говорят ему зайчики. - Мы не отстанем! Ну-ка, держи его за уши, я подергаю за нос и открою ему глаза - во-от, та-ак! Сказали же, что поднимем!
- Как вы мне надоели! - говорит лежебока и садится на кровати. - Когда же я высплюсь? Я так мало в жизни спал! Не пойду умываться! Вот!
На зайчиков охотится жадная тяжелая тучка. Когда она их ловит, то, отшлепав, отсылает назад, приговаривая:

- Беспутная у вас мать! Скоро всех растеряет! Беспризорные дети! Я бы этим людям ничего не давала! Наоборот! У них нужно все отнять! Они все пачкают! Ломают!

Зайчики бояться жадную, старую тучку. И бегут на нее жаловаться Солнцу.
- Она нас не пускает на землю! - кричат они издалека. - Она жадная!
- Она не жадная, - говорит им на это Солнце. - Она старенькая и ворчливая. Она ворчит на вас, на меня, на людей, на весь свет. Подождите, пока она уснет. Тогда все, что она собрала себе, выскочит у нее из рук и упадет на землю. Туча несет и людям, и букашкам много добра. Только она никогда это не показывает. Она считает, что нельзя их баловать. Может, она и права. Она проснется, раскричится, разгремится на весь мир, забросает его молниями и ливнями, и уйдет, недовольно ворча, так ничего и не оставив для себя. Я подарю ей радугу.
- Зачем ей радуга? - кричали наперебой солнечные зайчики. - Она ее не любит! Не дари ей ничего! Она плохая! Все равно плохая!
- Даже злюка- зной от радуги становится немного добрее. Радуга красивая, а рядом с красотой все становится лучше. Смотрите, как мы заболтались. Туча давно ушла. Вам пора лететь и дарить людям утро! Быстрей малыши!
И зайчики снова залезают в окна и тормошат лежебок:
- Эй, лежебока! А ну, вставай! Тучи давно уже нет! Мы ее прогнали!


Чертенок

На чертовой кухне не было никакого покоя: летало, визжало, стукалось и разбивалось вдребезги!

В адском котле густо кипела всякая мерзость, в трубе - гудело, в углу - шипело, по столам - скакало и квакало!

С уханьем раздувались меха, и адский пламень плясал по чертовым рожам.
Дело в том, что на уроке общей гадости, который вел сам Сатана, лучший ученик дьявольской школы предложил отныне и навсегда делать гнусности только руками самих же людей.

- Нужна первая, первейшая пакость, совсем маленький толчок, - говорил он с лукавой усмешкой, - а уж люди ею поделятся, и она, множась, поползет по земле. Вот, к примеру, что если подбросить кому-нибудь чертенка и ….
- Гениальная гадость! - воскликнул сам Сатана. - Спойте ему!
И чертята спели ему гимн: "Гадость, гадость - наша радость!" - а Сатана вручил ему раньше времени копыта и хвост. Осталось только ждать удобного случая.
- Матерь Божья! Пошли мне ребеночка, ангелочка маленького и всего-всего в розовых складочках. Как я хочу ребеночка. На днях от соседки зашла девочка. Матерь Божья! Как она меня обнимала и целовала. Мне не хотелось жить.
Слышите? Это молится вдова пономаря. Она стоит в углу на коленях и просит у Бога ребенка. Нельзя просить слишком громко. Нельзя кричать на весь мир. И еще нельзя вслух мечтать и радоваться, иначе раньше Бога тебя может услышать лукавый, или судьба-завистница все перепутает.

Ой! Вон в печке мелькнул чей-то хвост! Нет, показалось.
- Что это? Мне чудится чей-то плач!.. Не чудится, Господи!.. - вдова бросилась за дверь и вскоре внесла в дом большое лукошко.

Ветер за окнами превратился в вихрь. Он гнал траву волнами, связывал верхушки деревьев и с хохотом бросал на землю стволы, а потом поднимал их на воздух и куролесил, куролесил, куролесил, ломая вокруг все.
Только домик вдовы оставался невредим. Казалось, вихрь облетает его. Внутри мягко горела волшебница свечка, и было очень тепло, может быть потому, что их стало двое.

В лукошке лежал маленький мальчик. Он так глядел на вдову, как будто бы все понимал и его черные волосики топорщились, словно рожки.

По щекам у вдовы текли слезы, но она их совсем не замечала. Она смотрела и не могла насмотреться, а потом она тихо смеялась и снова, счастливая, плакала.
Мальчик рос, как на дрожжах. Вся улица звала его чертенком. Он носился по ней, как угорелый, а если и останавливался, так только тогда, когда находил лужу, чтобы в ней до конца извозиться, или для того, чтобы, скривившись, высунуть свой длиннющий язык и сказать во все стороны: "Ме-е-е!"

Это он побрил ленивца-кота, а потом влез на крышу к соседке, богомольной старушке, и опустил его ей в трубу.

Дом вздрогнул. Старушка чуть не умерла на месте, и тут же совершенно излечилась от паралича, которым за что-то когда-то давно наградил ее Бог.
Она черной птицей вылетела в окошко и помчалась по улице, а когда остановилась, то всем рассказала, как во время молитвы ей явился черт.
Это он мазал стены домов в свой любимый сизый цвет и учил собак правильно выть на луну, а если он только попадал на рынок, земляника сама исчезала с лотков - ягода за ягодой, - и каждое яблоко оказывалось надкушенным.
А в прошлый раз яйца у жадной торговки грохнулись наземь и, пока она собралась сказать: "Ай!" - там еще кто-то на них сверху попрыгал.
Лицо у торговки сразу стало длинным-длинным, и синим-синим, как слива.
Только вдова в нем души не чаяла.

Она, конечно же, сильно расстраивалась, когда к ней приходили с жалобой, и даже не раз плакала, но стоило ей только увидеть его лукавую мордочку, как от слез не оставалось и следа, все ее беды казались такими небедами.
Лишь одно ее очень печалило: мальчик никогда не называл ее матерью и еще никогда не ласкался.

А вот она снова стоит на коленях, что-то просит у Бога. Нехорошо подслушивать, но мы же совсем чуточку:

- Нет, Господи, нет! Это соседка наговорила. Ты ей не больно-то верь. Люди не все добрые. Иные и очень злые. Это она сказала моему мальчику, что я ему вовсе не мать. От того-то он так и дичится. Но ты же знаешь, Господи, как все было. Я уже и не ждала совсем, и вдруг - такое чудо.

Нет, он хороший мальчик. Только немного шалун. Ой! Он спустил ей в трубу кота. Но я его тут же отшлепала. Ну, и испугалась же она! До смерти! Болтовни, как ни бывало. И это на целый день.

А ты же знаешь, Господи, какой он у меня умненький! Ему бы учиться! Я все продам, только бы он был ученый, хороший человек! А когда он выучится и вырастет, мы уедем отсюда. Он возьмет меня к себе. Да! Я тогда буду старенькая и не смогу так много работать. И он будет обо мне заботиться. Он меня никогда не бросит. Что ты, Господи, и думать тут нечего! А потом у него будут дети. Много детей. И я их всех буду нянчить. Вот счастье-то, Господи!..
Тут вдова немного поплакала. Ну, совсем, чуточку.

А чертенок тихо-тихо подобрался к ней - он давно стоял сзади и слушал, - и обнял ее, и прижался - теплый, мягкий и сладкий комочек. Вдова так и замерла.
А потом еще он сидел у нее на коленях.

Они долго смотрели друг в друга. Прямо в глаза.
У него глаза большие и чистые, и совсем не черные.
Вдова прижималась к ним, что-то шептала.
Оставим их. Им сейчас не до нас.
Ох, и переполох был на чертовой кухне!



Обсудить этот текст можно здесь

Подписаться на рассылку альманаха "Порт-фолио"




| Редакция | Авторы | Гостевая книга | Текущий номер | Архив |
Russian America Top Russian Network USA Rambler's Top100