Александр Левинтов

Кто кого метит

"Бог шельму метит", -- говорим мы.

Этому выражению всего около трехсот лет в нашем языке. Пришло оно вместе с петровским онемечиванием. Немецкое der Schelm означает "плут", и для русского человека немец - не только немец, немтырь, неспособный говорить по-русски, но и еще, по понятной неприязни к новым господам и порядкам, плут, шельмец, существо скользкое, алчное и вороватое. Здоровый крестьянский и континентальный дух русских городов, в сущности, больших деревень, делал жителей ядреными, с чистыми лицами, в противовес угрям, прыщам и прочим отметинам болотно-промозглого балтийского климата на телах и лицах немчуры.

На каком шемякином суде Божья отметина и метка дьявола совпали в человеческом сознании, трудно теперь сказать. Уже в Древней Греции гений, владеющий человеком, назывался "дайменом", демоном. В старые добрые времена инквизиция эти же, собственно, Божьи отметины приписывала дьяволу. Родинки, пигментные пятна, "дикое мясо" - вообще любые неточности и шероховатости служили для инквизиторов вполне добросовестными доказательствами "печати дьявола" в ходе сговора с ним.

Со времен инквизиции всякий подозрительный и из ряда вон выходящий тщательно обыскивался и обозревался на предмет печатей дьявола. Под подозрения подпадали и шибко умные, и чересчур красивые, и особо умелые, и даже явно невинные младенцы (тут Бого- и судобоязненные мамаши могли в религиозном рвении или по другим темным мотивам сдать свое чадо).Виновные в опасных связях новорожденные и более чем невинные младенцы шли вместе с матерями (если те сами не сдавали своих детей) на казнь или иное наказание.

Вопрос об отмеченности, сегодня кажущийся несерьезным (но только сегодня и совсем недавно!), если речь идет об отметинах на коже, но становящийся сразу же витальным, когда мы переходим к другим измерениям человека. Отмеченный способностями, талантом, гениальностью - несет это и как дар и как наказание, прилюдно расплачиваясь за свой талант - непониманием, улюлюканьем, завистью, а наедине с самим собой - снедаемый недовольством, неудовлетворенностью, страданиями, честолюбием и неудобствами характера.

Серость, эта пыль истории, не отмечена ничем, она приходит и уходит незаметная и незамеченная. Для серости существуют маленькие удобства жизни и понятная кашица удовольствий. Например, американская массовая культура, полностью воплотившая серые мечты серого большинства человечества: пластиковое серебро и бумажный фарфор в доме, бетонные ангелочки во дворе и на могиле, многоразового пользования поликонфессиональный Бог. Все это не имеет дефектов и различий, без которых серо-монотонная одноразовая жизнь безопасна и неутомительна.

Человеческая серость, кроме того, - материал и продукт статистической психологии (столь любимой в Америке): тебя тестируют сотней вопросов типа: "В какой руке вы обычно держите туалетную бумагу?", после чего заносят в классификацию и могут с точностью до одного квадратного дюйма предсказать твое поведение и предугадывают твои действия в самых неожиданных ситуациях, вплоть до (но не включая, конечно) ситуации отсутствия туалетной бумаги, и дают тебе полновесные характеристики, диагнозы и рекомендации: "Вы склонны к суициду, но вы можете избавиться от этой мании хирургически, вот вам направление" или "Вы законченный алкоголик, мы рекомендуем вашей жене бросить вас, а детям - оформить отказ от вас, вам рекомендуется небольшая хирургическая операция - вот направление".

Меченый - всегда из ряда вон и потому для окружающих его и
обделенных отметиной его присутствие оскорбительно и несправедливо (но только для окружающих, для дальних же по времени и расстоянию это суждение отсутствует): "как же так - ведь мы с ним с одной грядки и на одном горшке в детском саду сидели, и по химии у него был трояк, а у меня - твердая четверка, и на доске почета я три раза висел, а он - ни разу, а теперь - ему Нобелевскую, а мне что?"

Справедливость, согласно Платону и Сократу, - высшая добродетель, что... сомнительно. Требование справедливости чаще всего - изнанка зависти, а точнее - зависть - исподнее этого требования. Но пусть так, пусть справедливость и впрямь - то, что делает людей равными перед Богом. Но тогда я вот, что скажу: отмеченный, в отличие от неотмеченного, вдобавок к своему гению, одержим демоном самопознания, он мучительно и настоятельно зовет самого себя к анализу, рассмотрению, ответу и на казнь самопознания, на аутодафе изложения себя в словах, звуках, красках или еще каким-нибудь причудливым образом. Да это вообще - одно и то же: быть отмеченным талантом и быть наказанным вхождением в себя. И это подлинно справедливо, потому что человек неволен в своем таланте, но не имеет права зарывать его в землю и обязан, нравственно обязан напряженно звать самого себя и страдать, и мучиться от самопрозекции.

Все доступное, нормальное, стандартное, шаблонное - как китайские проститутки и их любовь - не отмечены ничем, даже венерическими заболеваниями, которые к ним не пристают.

Меченый старается быть последним - то есть, с одной стороны,
выстраивает перед собой как можно более длинный и долгий
культурно-исторический ряд своих предшественников, предтеч и истоков, а, с другой, -- берет на себя ответственность быть последним, завершающим, а, стало быть, лучшим (вот истоки вечной неудовлетворенности собой и своими результатами у отмеченных) в этом долгом ряду культурных феноменов, в строгом соответствии с нравственным императивом Канта.

Неотмеченный, наоборот, стремится быть первым - в спорте, на работе, в семье и просто так - именно поэтому, не обладая ничем выдающимся и заметным, он испытывает страсть к слухам и сплетням, стараясь быть первым услышавшим или услышанным. Для серого приоритет престижнее всего. И ни ради чего, а лишь ради приоритета и престижа, они рвут когти быть первыми: при раздаче слонов, на целине и БАМе, при покупке лотерейного билетика и новых прокладок. На этом, кстати, вовсю играет реклама…

Тяжело и опасно быть отмеченным. Меченный отмечен,
заметен и даже замечателен - но сам он не всегда это замечает либо замечает лишь свое уродство, ощущает себя гадким утенком, выбивающимся из стаи серых уток и гусей.

Вольготно и привольно быть ничем и никак не отмеченным, быть в толпе и из толпы, поглотителем новостей и прочей информационной дряни, иметь ногу, шею и костюм одного, сорок второго размера, - и спать спокойно по этому поводу.

Но вот, что удивительно: отмеченный несет свои отметины - от Бога ли, от дьявола - и, в общем-то не ропщет, понимая, что все равно от них, этих меток, не избавишься и шельмовать тебя все равно будут.

Неотмеченный же все угрызается отсутствием своей заметности и из кожи вон желает, сохраняя безопасность своей серости, слыть отмеченным, и, желательно, официально, с вручением в Кремле, фотографией на первой полосе и в витиеватой рамочке на стене.