Анатолий
Клёсов
...Надо сказать, что тестированием на себе мы зашли за грань допустимого, во всяком случае в США. Это была наша с китайцем тайна. Если бы об этом узнали, нам и директору лаборатории грозили бы немалые неприятности. Мы ведь не получили разрешение FDA на испытания на людях, и даже пока не подавали. Нужны были добровольцы, но не в США. Подвернулся случай. Точнее, это был не случай,
а осознанная закономерность, базирующаяся на цепочке случайностей. Мы связались с Пабло и рассказали ему о нашем желании испытать потенциальное лекарство от алкоголизма. Как, говорим, насчет того, чтобы у вас? - Сделаем, - сказал Пабло. - Дело хорошее и нужное. Первая мысль была испытать на заключенных-алкоголиках, естественно, с их полного и добровольного согласия. Само собой, заключенных свеженьких, только что прибывших. Откуда в тюрьме хронические алкоголики? Мысль высказал Пабло, но сам же и передумал. Потенциальный скандал. Хоть дело и хорошее - смягчить переход алкоголика с воли в в тюрьму, но, говорит, тут же найдутся тьма активистов заклеймить "пособника гринго" за желание "поиздеваться над заключенными". Пошли другим путем. Действительно, правила испытания кандидатов в лекарства в Венесуэле были куда проще, чем в США. Надо было только согласие добровольцев и обоснование директора клиники. То есть самого Пабло. А алкоголики тут же нашлись - прямо среди вспомогательного персонала клиники. Собственно, их и не искали, их вся клиника и так знала.
Алкоголики
дрогнули, и шестеро из них согласились. Это было, конечно, безумием. Если бы таможенник на границе - в США, или, еще хуже, в Венесуэле, попросил бы меня открыть чемодан, просто для рутинной проверки, я бы немедленно загремел в тюрьму. В лучшем случае, в КПЗ. Гарвард, естественно, в итоге выручил бы, но моральные, а то и физические травмы остались бы. Сопроводительного письма от руководства мы и не запрашивали, что, конечно, было глупо. Шли на полный авось - русско-американского толка, с учетом того, что мой коллега был натуральный американец калифорнийского происхождения. Мы вылетели рейсом Бостон - Майами - Каракас. До Майами все было без проблем. Направились на рейс в Каракас. Американский таможенник пропустил наш багаж, не открывая чемоданы. Пока пронесло. Взлетели. Через час полета самолет тряхнуло. Капитан объявил по громкой связи, что бортовой электрогенератор вышел из строя. При этом капитан добавил, что на борту их два, но он, капитан, полагает, что пассажиры не будут возражать против возвращения в Майами. Можно, конечно, попытаться долететь до Каракаса и на оставшемся, но если вдруг выйдет из строя и второй, то капитан не хочет об этом и думать, чего и нам желает. Вернулись. Полночи провели в муках на полу терминала. Обсудили и пришли к выводу, что терминал - не самое удачное имя для помещения перед посадкой в самолет. В итоге мой напарник обозлился и, будучи правильным американцем, написал жалобу. Я, имея тогда только временную визу, писать жалобу не стал. То ли привык к неудобствам, то ли поленился. Потом, уже в Бостоне, Барт (так его звали) торжествующе показал мне стеклянный граненый шар, который он получил от авиалинии в качестве компенсации за перенесенные неудобства. Мне шар не прислали. Утром мы сели в Каракасе, и опять, к счастью, мой чемодан с порошком не открыли. Приходя в себя от привалившей удачи и одуревшие от беcсонной ночи, мы с Бартом вышли на привокзальную площадь, и были натурально атакованы толпой туземцев. Туземцы, резко отпихивая друг друга, буквально вырвали из рук наши чемоданы и на хороших рысях понеслись от нас по площади. Мы с криками типа - Хей! Хей! - помчались за ними, будучи совершенно шокированными столь откровенным грабежом. Аборигены бежали с нашими чемоданами быстрее нас, порожних. Пробежав метров сто, туземцы рванули в сторону, к какой-то машине, и стали запихивать наши чемоданы в багажник. Тут мы подоспели, и после короткой потасовки, в ходе которой мы рвали чемоданы из багажника, а туземцы их запихивали обратно, до нас дошло, что это было такси. Так активно начались мои венесуэльские три недели. Пабло поселил нас в отеле Таманако, в центре Каракаса. Как потом выяснилось, это был лучший отель в Южной Америке. Барт вскоре не выдержал роскоши и переселился в отель попроще. Мне он пояснил, что не уверен, кто будет отель оплачивать - Пабло или наша лаборатория, и, если окажется последнее, то он опасается, что в лице директора (Берта Вэлли) он навсегда получит врага. Себе дороже. Я остался в Таманако, памятуя бессмертное изречение Михал Михалыча, что надо рассматривать неприятности по мере их поступления. Кстати, ММ произнес эту фразу в моем кабинете на кафедре энзимологии МГУ, после того, как выпил хорошую треть бутылки виски, хранившуюся у меня в сейфе для подобных случаев. А ответил он мне этой фразой после того, как я выразил беспокойство, не повредит ли виски его, ММ, выступлению перед сотрудниками кафедры, которое должно было состояться минут через двадцать. Но это так, к слову. Барт оказался прав, как, впрочем, и Жванецкий. За отель заплатила наша лаборатория. Но если Вэлли и осерчал за мою дольче вита, то ненадолго, и все сошло с рук. Про Каракас и окрестности можно вспоминать почти бесконечно, но я постараюсь не злоупотреблять. Первое впечатление - водители. Немного напоминает Ереван или Тбилиси. Только в тех городах все-таки какие-то правила вождения были. Еще - в Таманако каждый вечер давали балы, и я нередко, выходя из отеля или входя в него, наблюдал ритуал встречи дам, выходящих из лимузинов, напомаженными кавалерами. Было нечто. Эти глаза кавалеров, базедово сфокусированные на даме, я помнил еще по Кубе. Но тут это было многократно умножено материально-роскошным окружением. Дамы выплывали из машины, утопая в вечерних нарядах, и их подхватывали обтянутые в черное кавалеры, преклоняя колени и умирая от восторга.
Обходя дом с бокалом в руках и выслушивая пояснения, я убедился, что дом был действительно недосягаем для тех, кого здесь не приветствовали бы. С тыла дома возвышалась отвесная скала, которая была частью горного массива. Справа и слева были непроходимые болота, оттуда раздавалось непрекращающееся мощное хоровое пение лягушек. К дому вела единственная дорога - та самая, со шлагбаумами и автоматчиками. В один из следующих уикендов Пабло повез нас на свое ранчо в паре часов от Каракаса, где нам предстоял четырехчасовой (как оказалось) конный поход по джунглям. Барт напрочь отказался, предпочтя посидеть с пивом у бассейна, а затем осмотреть личный музей Пабло с коллекцией старинных карет, а также опять же личную показательную конюшню с более чем тридцатью скакунами. Я, разумеется, с энтузиазмом согласился на конный поход, правда, честно признавшись, что на лошади сидел в жизни всего два раза, и то без седла. К этому отнеслись с пониманием, выбрали скакуна посмирнее. На боку лошади приторочено мачете. Джунгли все-таки... Когда тронулись в путь, я обнаружил, что езда на лошади у меня сопряжена с сильным подбрасыванием, причем в четкой противофазе. Возможно, что и был небольшой фазовый сдвиг, но небольшой. Седло идет вниз - меня подбрасывает вверх. Седло вместе с лошадиной спиной резко идет вверх - я столь же резко и жестко ударяюсь о него, падая с высоты. Стало ясно, что после обещанных четырех часов по джунглям от меня мало что останется. Разве что один большой и сильно отбитый rear end. К счастью, глава нашей небольшой процессии заметил мои мучения, подскакал и дал мне небольшой урок верховой езды - прямо на ходу. Оказалась, в этом деле главное - ноги. Они должны упираться в стремена так, чтобы мое "сидение" из противофазы перешло в сопряженную фазу, и вообще ноги должны работать все время. Это меня спасло, и конный поход я вроде бы с честью закончил. Правда, когда я сошел с лошади, вспомнив свое гимнастическое прошлое и пытаясь воспроизвести стиль разбитного ковбоя, оказалось, что ходить по земле еще труднее, чем скакать на лошади. Проходя мимо меня, тренер деликатно заметил: "You walk funny". Но это было уже потом, через неделю после приезда. А в день приезда мы уже были в клинике. Барт начал устанавливать оборудование, я - налаживать биохимическую систему измерения концентрации спирта в крови, используя местный примитивный спектрофотометр. На мне также была почетная обязанность готовить противоалкогольную микстуру, которая представляла собой суспензию нашего порошка из лопуха в клубничном ароматическом напитке, чтобы этим скомпенсировать вкус толченой коры экстракта. Так, все готово, включая шесть стаканов зелья, - пора начинать эксперимент. Стаканы унесли в бунгало. Я решил там не появляться, хотя бы в начале опыта, чтобы не смущать алкоголиков. Ну, поехали. Скоро мне доставят первую партию крови на анализ спирта и дейдзина. Из бунгало прибегает гонец - тревога. Принимать наш порошок алкоголики отказываются. Говорят, гринго нас отравить приехали. Ну, начинается. Что за наказание? - Ведите в бунгало, -
говорю. Ведут. Кстати, заодно и посмотрю на обстановку. Комната общежитского типа,
знакомо. На стене - портреты Симона Боливара и Иисуса Христа. Сами повесили, когда
только въехали. Ящики со спиртным. - Буэнос диас, - говорю, - мучачос. Мучачос радостно взвыли. - Порке проблемо? Давайте ваш деликатес.
Так и наладили отношения. После этого микстуру они пили как миленькие.
Взял фотоаппарат и пошел алкоголиков проведать. Вроде как к народу поближе. Проникнуться их думами и чаяниями.
Так нам поломали эксперимент. В общем, родственников выставили, охранника заменили, начали снова. Но тут закапризничали алкоголики. Всё, говорят, настрадались, пока заканчивать. Пить уже особо не хочется, по женам соскучились, с родственниками разлучили. - Стоп, говорю, - как пить не хочется? - А так, говорят, "repugnancia" у нас развилась. По-испански, отвращение. Стали разбираться. Дают показания, что у них появилось чувство легкого укачивания и пить спиртное не хочется. На том мы решили и подвести. Вернулись в Бостон, обработали данные, подбили итоги. Вроде действительно эффект есть. Остальное - здесь не так интересно. Синтезировали значительно более эффективные производные дейдзина, испытали на животных. Опубликовали статьи. Передали все материалы в фармакологическую компанию в Род-Айленде для последующей передачи по необходимой форме в FDA. Компания сейчас и занимается этим делом. А я уже давно работаю в другом месте. И занимаюсь другими вещами. В частности, новыми лекарствами для лечения рака, причем более успешно, чем раньше. Но это - уже другой разговор. А Пабло Пулидо вскоре после описанных
событий стал министром здравоохранения Венесуэлы. Я не утверждаю, что именно поэтому.
Но тем не менее.
|