Александр Покровский

Два рассказа

Конструктора

Очень мне хочется какого-нибудь конструктора на лодку засунуть. Взять его за выступающие части и.. погрузить. И чтоб не просто так, как в бассейне: тонем на ровном киле на глубине пятьдесят метров, а чтоб, как и положено, провалиться сперва на четыреста и, прея в подгузниках, проваливаться потом все дальше и дальше, несмотря на полное осушение цистерны быстрого погружения и всякое такое.

Почему-то хочется видеть смятение на его лице и пот, пропитавший подмышки. Почему-то хочется, чтоб он заметался в поисках этого невыносимого дерьма весом в шестнадцать килограммов - нашего индивидуально-спасательного гандона пятьдесят девятого года рождения.
Хочется его на него одеть, подпоясать и чтоб он в пожаре с ним боролся целых двадцать минут, как это и предписывает инструкция, им же и изобретенная.

А я в этот момент, хотел бы, попивая прохладную газировку, размышлять о том, что не совсем правильно он действует в предложенных условиях - не там мечется и не так: не обесточивает то электрооборудование и не закрывает тот клапан на переборке в корму; в условиях дыма держит только один и восемь десятых килограмма по избыточному давлению, без чего переборка в целом не будет держать десять.

И еще я хотел бы, чтоб он самолично стокилограммовый плотик из отсека наверх выволок, чтоб он пять трапов по дороге с этим плотиком снял несуществующими ключами, что есть только в сумке у трюмного, которую в дыму не сыскать.

И потом я б его заставил люк последнего отсека отдраивать и задраивать, и, находясь внутри шахты, нижнюю крышку люка, изломившись пополам, вручную подтягивать.

А во всплывающей камере, которую потерять в море при перекосе корабля - раз плюнуть, я б хотел, чтоб он нижнюю крышку этой самой камеры собственными руками герметизировал, а я б ему в промежутке дал подышать из того шланга, из которого вместо кислорода, отчего-то угарный газ неожиданно попер, а потом опять погнал бы к этой проклятой крышке.

А после я б его подвел к своему компрессору, для проведения регламентных работ с которым надо обладать ростом в двадцать пять сантиметров и в толщину быть не более десяти, чтоб в ту щель, что он нам оставил, залезть. У меня мичман перед теми работами мастерил себе металлическую руку на четырех шарнирах и всюду расставлял карманные зеркала.

А потом бы он у меня читал вслух инструкцию в разделе "неисправности", - там, где у него написано: "сменить предохранитель", - после чего он бы у меня менял этот предохранитель по триста раз, в надежде - авось, заработает, потому что не работает, хоть ты сдохни, а у него там из всех неисправностей забита только смена предохранителя - вот и пусть мучается.
Я же мучался.

У него же написано, что стационарные приборы на кислород не реагируют на колебания давления, а у нас, как компрессоры врубают, так все стрелки упали вниз, и ты бледнеешь, потому что это кислород и весь экипаж на тебя, как на придурка смотрит в надежде, что сейчас ты все объяснишь; а ты - в инструкцию, а там - полный порядок, и тогда ты начинаешь выдумывать всякую чушь лохматую, что, мол, раздатчики кислорода у нас на средней палубе, и именно с нее и засасывает в первую очередь воздух сверхмощными компрессорами.

А вы знаете, я конструкторов, в сущности, понимаю. Они, когда инструкции писали, наверное, про себя говорили всякие слова. Например, "мял твою мать" или "прекрасная погода", и в тот момент это заменяло то нужное, что должны были в инструкцию включить, но по причине постоянного произнесения тех слов про "мать", постоянно забывали это сделать.
Вот и получилось, что они что-то знают, что-то до боли для них очевидное, но совершенно неизвестное таким подводным баранам, как мы.

И вот сидишь ты на глубине метров в триста, а оно у тебя не работает, хоть все себе порви, а ты смотришь в инструкцию в трехтысячный раз и мечтаешь только о холодной газировке - чтоб опрокинуть в себя полный шипящий стакан и чтоб по всем жилам блаженство пробежало, и чтоб отпустило у тебя внутри, ослабило бы удавку, если уж нельзя одномоментно, в одночасье, этого конструктора сюда поиметь.

Женсовет

Женсовет - это орган. И порожден он другим органом в те времена, когда у нас было много органов.

Славные то были времена. Ох, славные! И замполиты вам так скажут. Я тут встречал настоящих замполитов, так они мне сразу сказали все относительно тех времен.

"Ох!", - сказали и даже глаза закатили, потому что невозможно их не закатить. Судите сами: ведь все было для них. И в военторге они столько тырили всякого добра, что я даже не знаю, как те времена по-другому-то назвать.

А еще они мне говорили: "Вот, Саня! Вот! Ответь: почему ты нас не любишь", - на что я им, немедленно отвечал, что люблю.

Я вообще люблю все живое и готов целовать в засос всякую божию тварь. Даже если это последняя тварь и больше у бога ничего не осталось в загашнике. Так что - люблю! Точно!

Вы, наверное, уже догадались к чему я все это. Правильно!
Это замполиты придумали женсовет.
"А для чего?" - спросите вы.
А для того, что укреплять наш дух. Собственный дух они уже укрепили с помощью военторга, а наш - с помощью женсовета, который сначала через посторонних баб укреплял семью, а уже с ее помощью - дух.
Так, во всяком случае, замысливалось.

И пока все было на бумажке, это никому не мешало, но потом замполит нашего дивного, отдельно стоящего гарнизона, поручил женсовет - это вполне сформировавшееся к тому моменту виртуальное движение - вполне реальной личности: начальнику клуба. Тот был лейтенантом и звали его Васей. Замполит называл его: Васек.

"Васек! - сказал он однажды. - Займись женсоветом!"
И Васек занялся. Мало того, он увлекся, повесил у себя в кабинете портреты Клары Цеткин, Ларисы Райснер, Розы Люксембург и, конечно, нашей главной женщины - Надежды Константиновны.

Потом он принялся рожать планы. Как всегда, громадье - планы, инструкции, отчеты, дневники движения.
И еще: "итоги работы детских музыкальных школ". Ничего этого в помине не было, но Васек здорово бредил. Я бы даже сказал: самозабвенно.

А женская общественность даже не подозревала о своем существовании. В результате: служащая Широкова по итогам года заняла четвертое место на флоте. Это служащая и была председателем того женсовета.

Зам вызвал Васька и сказал ему, что он - молодец, и что "так держать!"
И у Васька от такого успеха выросли дополнительные яйца. Теперь он, кроме курсов "кройки и шитья", организовывал курсы "подготовки к материнству" и проводил "рейды по неблагополучным семьям", грибные походы и ягодные переходы по рекам на байдарках.

Все это было в отчете, и зам ему это подписал. Командир тоже подписал, и отчет оказался самым лучшим на флоте, занял первое место, а служащую Широкову в том же приказе наградили ценным подарком.
Но это еще не все: через месяц на базе нашего отдельно стоящего гарнизона должны были состояться сборы женсоветов по передаче опытов.

"А где у нас Широкова?" - спросил, наконец, зам. И тут он услышал, что Широкова водилась когда-то в этих местах, не без того, но теперь она уже лет пять, как отъехала на большую землю.
Зам закрыл лицо ладошками и сидел так минут пять. Потом он пошел к командиру.

Вместе они решили возродить женсовет и за месяц до сборов запастись тем опытом, который затем удастся безболезненно передать.
Собрали баб и объявили им, что, мол, у нас были недостатки, но ничего не стоит на месте, и давайте организуемся, вот, что вас на данный момент не устраивает?

Баб на данный момент не устраивало все: жилье, распределение, потребление и то, что мужики при них матерятся, особенно в замкнутых помещениях.

Моя жена немедленно была выбрана председателем, вместо "служащей Широковой". А вы знаете мою жену. Ее невозможно не знать. Это настоящий танк. Она сквозь стены пройдет и все, что хочешь, возьмет голыми руками.

И начали мы обрастать общественностью, как помолодевшая болонка шерстью. На кухне нашей постоянно происходили совещания, заседания, и женское народившееся самосознание билось, как семга в сетке.
Я это не выдерживал. Я сколотил ящик "жалоб и предложений", повесил его и попросил обращаться туда письменно.

Стало легче, но не настолько. Зам это скоро почувствовал. Потому что, то, что он тянул домой с военторга и думал, что бабы ничего не видят, на проверку оказалось полной ерундой: все они видели, и немедленно спросили у него через образовавшийся орган, сколько у него семей и детей. По их расчетам выходило, что жен у него не меньше десяти, а детей не меньше шестидесяти.
Женское зрение, я вам скажу, это нечто!
Командир это тоже скоро почуял.

Собрали командир с замом баб с мужьями в клубе, поскольку им все еще хотелось договориться. И командир стал держать перед ними речь.
А командир наш человек невероятной порядочности, хоть и забывчив, и девичьего смущения в нем достаточно имеется, если дело касается смешанных полов, то есть, если есть и мужчины, и женщины. И потом, он у нас очень образованный человек, если где кроссворд какой-нибудь или чайнворд, или же викторина - всегда он занимал первые места.
Но была у него одна особенность: если он вслух говорил о мужчине, то добавлял "ебеньть", а если о женщине, то "бля".

И вот держит он речь перед нашими бабами, которые пришли навстречу вместе с мужьями. Речь о культуре и о том, что не надо материться в присутствии прекрасного пола, о чем этот пол все время напоминает.
Произнося "мужчина", он говорил "ебеньть", а "женщина" - конечно же, "бля".

В зале начинается движение на стульях, сдавленный смех.
Командир не понимает в чем дело и начинает волноваться и произносить слова тщательней, отчего вместо одного "ебеньть", он говорит два раза "ебеньть", ну, а "бля" он говорит уже три раза.

Бабы от хохота ссали на стулья. Потом пришел зам и вывел командира под руки - тот по дороге квакал. Затем он попросил удалиться женщин и полчаса говорил мужикам, что они своих баб, бля, совершенно распустили. Теперь мужики начинают ссать на стулья, и к концу дня, помещение было на удивление как загажено.

Потом приняли волевое решение. За пять литров спирта и коробку дефицита наняли нужных баб, проинструктировали, и они три дня на сборах очень ловко, с песнями и с камланием изображали женсовет.

А Васек во всем этом не участвовал. Он совсем после этого дела сник, подал рапорт, перешел в стройбат, а там и вовсе уволился и сменил родину - уехал в Швецию, где, по слухам, сменил пол и потом уже, со временем, возглавил шведское движение за женскую эмансипацию.
Вот. А еще говорят, что я замов не люблю.