Александр Левинтов

Евгений Хорват. Попытка биографии
(биография имеет фрагментарный, весьма неточный и неполный характер)

Родился 15 ноября 1961 года в Москве. Мать - Вероника Николаевна, профессор МГУ (немецкая филология и германистика) - за попытку перевода "Архипелага" была переведена в Кишиневский госуниверситет в 1979 году. Сведений об отце, с которым Вероника Николаевна развелась, нет. Известно, что сестра Вика занималась иконописью в Италии.

Евгений был переведен из МГУ в Кишиневский ун-т (филфак), который быстро бросил. Был участником тусовки местной богемы: Наум Каплан, Слава Айдов (сидел с Гинзбургом), Борис Викторов, Александр Фрадис, Леонид Паланов, Виктор Пане (живет в Израиле), Катерина Капович, Михаил Оболович (двое последних - ныне бостонцы) и др.

В 1980 году - вынужденный переезд в Петрозаводск. Арест вместе с Фрадисом за диссидентство. Основное занятие до эмиграции в Германию (1981) - дворник.

Жил в Кельне. Закончил местный университет. Женился на Катарине фон... (славистика) примерно в 1983 году.
Помимо поэзии, занимался художественной фотографией и экспонировался на персональных выставках. Издавал себя и друзей в там- и сам- издате. Публикаций не было. Постоянной работы не имел, к эмиграции ни он, ни его мать так и не приспособились. Страдал недостатком лития, что являлось причиной постоянной депрессии, особенно в сочетании с алкоголем.

Свои стихи наговорил на магнитофон в 1986 году. Покончил с собой летом 1993 года, так и не узнав о беременности жены. Перед смертью сжег все.

Согласно жутковатой научной картине мира, мы все разлетаемся к чертовой матери на холодные окраины Космоса, расцепляем связи и пальцы. Он оказался на обочине Вселенной сразу и оттуда, почти из пустоты загнутого в никуда пространства, кричал Богу - и Бог слышал его и кричал им нам. Но мы еще были тогда слишком далеко или слишком близко к суетливому и шумному центру мирожития.

Его стихи - почти сплошь наивный речетатив, с простыми и детскими рифмами, меж которых свободно гуляет ветер совершенно неожиданных мыслей и образов:

А молоко там творог
А семена там плоды
А имена там труды
А я там ты

Он почти ничего не узнал в этой жизни, не успел узнать. Потому его стихи по большей части ни о чем - они бессодержательны и беспредметны. Он мог, в сущности, описывать только свою сущность:

Вот и дух мой становится телом

У нас имеется уникальная возможность услышать этот незамутненный бытом и телом плач души. Возможность сосодрогнуться невыразимости наших собственных душ при виде другой.

Только о том, что за душой... А за душой - боль ломаемой и неслучившейся, несостоявшейся жизни. В его стихах преобладает неопределенно средний пол глаголов и существительных: то, что относится в русском языке к явлениям и действиям природного свойства:

Но а в море парящее
Куда коль допето
Умирать не пора еще
Было певшему это

Ему было больно от твердости этого мира, он проходил сопромат только на себе и понял, что этот материал не умеет сопротивляться. Вся его поэзия и вся жизнь, и вся душа его - сплошной Апокалипсис и ожидание чуда смерти:

Мне кажется что моя поэзия это только шлак
Грядущих планов Господних
Относительно меня

Он достаточно высоко ценил свои стихи и себя, по-видимому, не только из честолюбия или понимания собственного мастерства. Просто ему всегда казалось, что им говорит Бог:

Исправлять не могу
Вот в чем беда
Ангел этого не любит
По рукам даст
Не твое, мол

Публикуемые стихи начитаны автором на магнитофон за семь лет до смерти. Это все, что, кажется, от него осталось. Он не хотел оставлять даже это:

Нас преследует
собственный след

Впрочем, что это я? - сами.

Публикация подготовлена С. Фрадис и А. Левинтовым. Стихи представлены в авторском звучании и редакции.