Метаморфозы,
происшедшие с бывше-советским обществом, не смогли пока что создать нового
человека. Что ж, и советский «новый человек» выковался не так быстро, как
того хотелось «инженерам человеческих душ». Но выковался-таки - система
сработала.
Размышляя о том, откуда есть-пошла наша жизнь, стоит указать на здравствующие
существенные черты характера массового советского человека . Это черты,
которые у нынешнего племени - «младого, незнакомого» - практически отсутствует.
У молодых теперь все это- «по фиг», и они заняты куда более серьезным делом,
чем совковое выдавливание из себя раба - напоказ исключительно. По-совковски
все напоказ, да только не всех проведешь.
Советский человек. Это- вывернутость наизнанку. Это страх
собственной устарелости - не мнимой, а явной, потому прикрытый куражом.
Это понимание своей неуместности в настоящем и будущем, тщательно прикрываемое
боевитостью и твердостью «убеждений». Упёртость нулевой значимости, что
означает - количественная и качественная константа. Покой им только снится,
но и движения никакого.
Довольно сложное явление! Какие грани оно имеет? Прежде
всего - постоянное, внутреннее беспокойство, душевный зуд, эмоциональная
неустроенность и ревность, отсутствие доброты и великодушия, готовность
к сиюминутному скандалу; а поверх всего - чванство и авторитативность,
хроническая враждебность, нежелание понимать, уважать и уж тем более любить
как ближнего своего, так и дальнего. Ксенофобия.
Ах, не надо мне про интеллигентность, начитаность и якобы
русскую душу. Не тот коленкор. Я говорю не обо всех, а о тех, кто навяз
в зубах любому, кто хочет жить иначе.
Проще совковость также можно определить как полное отсутствие
внутреннего достоинства и одновременно - раздувание собственной важности.
Раздвоенная картина. Симптом шизофении.
Винить самого человка в этом бесполезно. Изменить его
нельзя. Побороть - себе дороже. Выросши в условиях советской морали и
идеологии, уже перешагнувши среднюю отметку жизни, такая массовая личность
(как правило, интеллигент в перво-полуторном поколении) уже не способна
питать свой внутренний мир неизвестно откуда хлынувшими на голову и производящими
мало внутреннего эффекта христианскими проповедями, а тем менее - капиталистическими
заповедями, понять которые не дано. А альтернативы нет... Их поезд ушел,
и лишь стоят на полустаночках, на запасных путях человеки-бронепоезда,
и многие - в цветастых полушалочках. И швыряют камни в проходящие составы.
По меньшей мере.
Сколько ни строй и ни золоти храмов, даже монументов
такого масштаба, как новый храм имени Христа Спасителя, толку мало: такой
человек к спасению, в глубоком понимании этого слова, не способен стремиться.
Сколько ни бей поклоны, как ни поминай имена тех, кто надеялся, да так
(пока?) и не сподобился увидеть перерождение совка, толку нет. Удел совка
- интересы текущего момента, которые он видит как интересы будущего, а
притом - полное отсутствие будущего. Что делать? Ведь не раз совку приходилось
переворачиваться то тоем боком, то этим, в зависимости от требований дня.
Пример. Мне хорошо знакома одна немолодая женщина, бывшая
честная (насколько это было возможно) коммунистка, занимавшая в аппарате
немаловажную должность. Теперь она, повязавшись платочком, часами бьет
поклоны иконе Богоматери в одной из церквушек Москвы. Что ж тут плохого,
если человек возродился и встал на путь раскаяния в грехах, стремится
к просветлению души? Ничего, можно лишь порадоваься.
Но - существование ее жалкое, прошлые советские заслуги
не ценятся, и пенсионерке приходится трудиться. Она подрабатывает магией
- совершенно неугодным как Богу, так и церкви делом (другого дела равно
не найти немолодому человеку в России); она способна проклять - и совершено
искренне прокляла за деньги и от души немало людей, включая собственных
роственников; она зла, сварлива и скупа. Ее главный аргумент - магия-де
у нее белая, а не черная.
Магия вся - черная. Не бывает магии белой. В каждом человеке
одновременно есть и свет, и тьма, но что-то преобладает. В душе советского
человека темно, ой темно!... Бьет он(а) поклоны, не замечая, что не тому
божеству, за кого на словах выступает теперь, что молится - идолу. Имя
ему - Злоба. Все тот же идол застрельщика Революции и разгромщика себе
не подобных. Все те же непобедимые прынцыпы. Злоба! На всем
черном свете.
Жизнь, понятно, развалилась на части, и держатся эти
неравные половины на установленно-вечной готовности к труду и обороне
- теперь на обороне исчезнувших ценностей, если они вообще были, и если
раньше ценности коллективные выдавались за индивидуальные (для тебя хорошо
то, что для всего общества: я - как все), то теперь ценности
индивидуальные мерещатся как коллективные (пусть все как я)
. Всякое сиеминутние изречение и заблуждение отдельной совковой личности
кажутся ему самому (ей самой) всеобщими и вечными истинами.
А главное - разоблачать, клеймить, проклинать, ворожить
по-черному.
Стадность никуда не ушла. Да и куда ей идти!... Она, правда, тоже вывернулась
наизнанку. Было: кто не как я, тот мне враг - и всякая овца многократно
и многотрудно проверялась и перековывалась. Но уж как примут в стадо,
то было ей тепло и сытно... Теперь же каждый совок мнит себя поводырем,
но то - поводырь слепой, ибо стада своего он(а) вовсе не знает. Не знает
толком ни каждой единичной овцы, ни общего поголовья. Ни приблудших, ни
заблудших. А к обороне готовы, но обороне чего и ради чего...
Кстати, труд - этого у совка не отнимешъ, и безумен тот,
кто считает именно «наших людей» лентяями.
Никода не были они лентяями. Если отлынивали от работы,
то, значит, были заняты чем-то еще - возможно, более полезно и продуктивно.
Если б они были лентяями, то в тех (да и нынешних) условиях «здесь ничего
бы не стояло, когда бы не было меня»...
А так - и «лоджии» на балкончиках, и огороды, и неизвестно
из чего собраные машины, и красивейшие самовязы-свитера, да и мало ли
какое рукоделие... всяк для себя, всяк под себя. Табачок врозь.
Так в переделкинской знаменитой церкви ходит бабулька
с ведром и, послюнив палец, гасит у икон свечи, не ею ставленные, и швыряет
их в ведерко. Зачем? - А на переплавку! Потом опять продаст. Так что не
продлится ваша молитва долго...
Признать же, что человек все-таки - индивидуум, причем
с личными с правами - нет. Ни за что. Циркулирует в крови задор политрука
и раскулачника. Двойная реальность шизофреника. До сих пор не уяснена
разница между казацкой гуртовой вольницей и единоличной свободой человека.
Нет никакого понятия, что у каждого индивидуума есть право как на свободный
вход в любые ассоциации (и принятие личной ответственности за это), та
и выход из этих ассоциаций (и личная ответственность за это).
Нет: совковая стая желает клеймить и карать - и проклинает
всякого не своего - даже того, кто пока лишь на подозрении. А что, не
ново! Попробовали вы когда-то просто войти в партийный круг - а особенно
выйти из него, хлопнув партбилетом об стол?... Мало не покажется. Так
и сейчас.
Но это ладно. Интересно еще одно смежное и неотьемлемое
от общей картины явление. Как, например, перевести на английский язык
слово «злорадство», совершенно понятное и «родное» нашему человеку? Ну
что? Попробуйте!
Ответ: да никак! Не переводится на английский это слово.
В некоторых русско-английских словарях можно найти Schadenfreude. По-немецки.
Но далеко не всякий англоязычный того склада и настолько образован, чтобы
понимать его значение. Нет у него такого образования.
Нет ни в сознании, ни в практике англоязычного человека
злорадства. Не учен - не понимает. Не чувствует. Знамо - дурак, по понятию
совка. Американец, столкнувшись с несчастьем, застесняется, пробормочет
что-то, да и что-нибудь конкретное в помощь предложит.
Не так совок. Ничем он не поможет. Может, изобразит сусальное
сочувствие. Для совка злорадство слаще колбасы. Сказать гадость, а уж
тем более ее сделать - это совку дороже веры в Христа. Радоваться гадости,
не им сделаенной - двойное удовольствие. Хлопот никаких, удовольствие
двойное. Злорадство - вот где кайф.
Партийная ветеранка-бабушка то млеет от запаха кадила,
бия лбом напоказ, то прячет рублики, полученные за то, что авось сживет
она света какую-то еще одну отбившуюся овцу, которая, может, и не подозревает
ни о своем «преступлении», ни о насланном бесовском наказании, а ведь
совок - тот самый мелкий бес, которого уже и Достоевский знал.
Есть и дедульки. По характеру они те же бабульки. Хотя
встречаются дедульки реже, но тем они еще гаже. Осколки патриархальности
наизнанку, старые если не по возрасту, то по характеру, они понятия не
имеют о мужском характере. Они никогда не станут патриархами, а лишь в
лучшем случае старыми клоунами. Нет у них ни достоинства, ни мудрости
- не нажили. Все, что есть, это - ненависть к иному и к новому, чернильная
злоба - да безнадежная устарелость.
Дело не возрасте. Совок - бабулькa-дедулькa и в тридцать
и в сорок лет. Совковые бабульки с дедульками, рассеянные по свету или
собранные в кучку, - это ядовитая масса, отравляющая мир.
Между тем, мир создан не по их проекту и не по их уставу.
И он велик.
Мир изменяется чаще, чем живет одно поколение. Поразительное
разнообразие и возрастающая динамичность мира - данность. Совок отживет
свое - будем надеяться.
Можно, отбившисъ от стада, совка просто забыть, как кошмарный
сон... А между тем, смысл жизни совка - тот же, что и у террориста. Ибо
высшая цель террориста - оргазм злорадства, всплеск Schadenfreude, и за
это они даже жизнь кладут.
Черная злоба с проклятьями, злорадство и неприятие не их реальности
- вот что роднит тех и других.