Леопольд Захер-Мазох

ВАРВАРА ПОГОДИНА

(очерк русских нравов)


Предлагаю читателям свой перевод рассказа Леопольда Захер-Мазоха «Варвара Погодина» -- рассказа не лучшего в его творчестве, но вполне показательного...

Хотя немецкий язык оригинала вполне свеж и ясен, он очень неровен, и сюжет отличается полным отсутствием обывательской логики в поступках героев. У каждого своя, индовидуальная логика, как, между прочим, и своя индивидуальная мораль.

Выведенная же из всего рассказа идея двояка: то ли произведение отражает полное безразличие автора к героям и событиям и пишет он о них исключительно ради пропаганды свободы морали и наслаждения страданием на фоне роскоши и непременных мехов, то ли ли же, наоборот, все написано ради показа отсутствия как морали в русских нравах вообще, так и мало-мальски рационального начала в российской жизни.

Была ли разумной российская жизнь, выкормившая не одно поколение всякого рода нигилистов, - вопрос большой. Что верно, то верно у Мазоха - это навеваемое его произведением чувство бессмыссленности этой жизни. То, что Мазох хорошо знал российскую (малороссийскую) жизнь, сомнительно, а то, что он ее хорошо чувствовал - несомненно.

Что касается полицейских порядков, то Мазох должен был в них хорошо разбираться, пожизненно будучи сыном главного комиссара полиции.

Кроме прочего, мне представляется, что этот рассказ выдает плохо скрытую ревность писателя Захер-Мазоха к успеху писателя Тургенева, в романе которого «Отцы и дети» мы видим портреты (психологически куда более глубоко раскрытые) тех же «нигилистов». Тургенев, однако, избегает полицейско-протокольных подробностей. Мазох же ради них - и ради любимого им типа сильной славянки в мехах - пишет свой «очерк нравов».

В немецком сборнике конца девятнадцатого-начала двадцатого века (издатель не поставил точную дату), откуда взят этот рассказ (шрифт, конечно, готический!), в оригинале название таково: "Warwara Pagadin. Ein Russisches Sittenbild", но нам, надеюсь, позволительно исправить орфографию имени, чтобы оно не резало слух, на «Варвара Погодина». Скорее всего, имя возлюбленного Варвары - Семен Полтавский, а не Пултовский, но это уже менее важно. Имя полицеймейстера Киева, конечно, -- тоже курьез, но переводчик не может заходить слишком далеко.

Стиль автора и точность содержания сохранены в переводе в максимальной степени. Так, тогда еще не навязшее в зубах (в самом ли деле?!) выражение «в бурном потоке жизни» в первом абзаце --это захер-мазохское "im rauschenden Strome des Lebens"…И т.д.

Надя.

Серьезная мысль лучше всего созревает в тишине и одиночестве, а страдание склонно развиться из мелких обстоятельств, возникающих в бурном потоке жизни... Так, в одной украинской деревне, стоявшей вдали от главных военных трактов, повстречалась Варвара Погодина со студентом по имени Семен Пултовский, и сердца их навечно отдались друг другу.

Варвара была дочкой мелкого арендатора. Она вместе с подругой изучала в Киеве медицину и время от времени навещала там подругу в доме ее родителей. От нее же Варвара переняла любовь к свободе, ненависть к тирании, к царизму и угнетению, а также жизненный принцип: человек должен стремиться к
образованию и труду. Варвара неустанно училась и много читала, и результаты ее усилий стали появляться незамедлительно и с пользой. Сама она называла себя нигилисткой и принадлежала к многочисленной партии смелых людей - тех, кто собирался опрокинуть в России все устоявшееся, а для этого работавших над тем, чтобы развить народное сознание, просветить простых людей, и тем самым разрушить предрассудки и суеверия, насаждаемые деспотизмом государства и церкви для порабощения людей.

При всем этом была Варвара прежде всего женщиной, и ее взгляд на мир первоначально сформировался этим обстоятельством; конечно, не гордость и тщеславие побудили руку девушки коротко остричь свои светлые пышные, волосы... когда она их, бывало, распускала, то покрывали они ее, как золотой плащ, и некоему студенту-теологу разбили сердце - так жестоко и накоротко остригла свои волосы Варвара, что показалась она ему теперь бессердечной языческой богиней... К тому же она стала ходить везде в высоких шнурованных сапогах, в короткой, простой юбке, в ничем не украшенной, скромной жакетке, а к тому еще носила круглую мужскую шляпу. В результате, как на картинке, выходила настоящая современная амазонка, презирающая всяких охотников до удовольствий...

Варвара настолько хорошо изучила медицину, что была и за врача, и за заботливую медсестру в своей деревне, да и во всей округе, где доктора не имелось. Но и этого ей было мало. Она организовала школу прямо в доме своего отца, где учила и детей и взрослых читать, писать, считать, преподавала им основы природоведения, натурфилософии, агрономии, а также историю человечества. Кроме того, она писала статьи для журналов, давала крестьянам советы, как выгоднее приобрести земельный участок или разводить скот. В седле она держалась не хуже любого мужчины, смело и стремительно проезжала по окружающим дорогам - скоро о ней все заговорили...

И вот посреди всей этой кипучей деятельности повстречался Варваре Семен Пултовский, который изучал в Киеве химию. Встретились они в доме его отца, сборщика податей, куда Семен приехал на пасхальные каникулы. Началось с того, что наши молодые люди состязались в стрельбе из пистолета по мишени, фехтовали на рапирах - и в конце концов полюбили друг друга. Хотя у обоих были свои ясные задачи и цели в жизни, жило в их душах также пламенное стремление к высокому и духовному Добру; а сверх того, ведь они тоже были детьми Природы и несли в себе ее первозданную дикость, особенно характерную для малороссов.

Любовь этих двух молодых людей была не тщательно обдуманным выбором по склонностям и вкусам, не стремлением угождать друг другу, и даже не сентиментальным блаженством при лунном свете, и уж никак не фривольной игрой. Нет - это была бесконечная стихия чувств, познать которую было дано только им.

Пришлось Семену вскоре возвращаться в Киев, к своим занятиям, но на летние каникулы он вернулся в родительский дом, и уж тут союз его с отважной, энергичной девушкой стал крепнуть и углубляться с каждым днем. Семен Пултовский тоже, как и она, принадлежал к бунтарской русской партии, его имя было включено в некоторые ее планы, а в прошлом он не раз принимал участие в различных, более или менее серьезных, акциях.

Осенью, когда Семен вернулся в Киев к своим занятиям, был он однажды на массовой демонстрации, и его арестовали вместе с другими студентами.

Варвара Погодина узнала об этом случайно из газеты. Она снова перечла заметку, ничем не выдавая своего волнения, и тут же, не успев сложить газету, приняла решение. Уложив вещи в небольшой сундучок, она запрягла в бричку пару тощих лошадей своего отца и отправилась на ближайшую станцию. На следующее утро она была уже в Киеве.

Что она там намеревалась и могла сделать, она еще не знала точно, но чувствовала, что была там необходима. Словно некий таинственный поезд судьбы вез ее вперед.

Варвара сняла комнату у офицерской вдовы, распаковала вещи, и после этого первое, чем она занялась, был поиск работы. В первый же день она нашла место в небольшом и очень элегантном магазине перчаток и галстуков. Если бы у Варвары был какой-то опыт в подобных обстоятелъствах, она бы сразу заметила, что в этом магазинчике было весьма подозрительно; задняя комната была пышно обставлена; там вечно одетая в плотные, шуршащие шелка и пахнущая мускусовыми духами хозяйка Марфа Ивановна встречала красивых, сильно декольтированных и накрашенных девиц, а элегантные господа не раз бросали на новенькую служащую, приехавшую из деревни, многозначительные и загадочные взгляды. Но Варвара, будучи скромницей и не имея понятия обо всех этих играх, неизменно говорила с покупателями очень кратко и любезно и проворно подавала им галстуки и перчатки.

Вечерами подходила она к тюремному зданию, стараясь рассмотреть своего возлюбленного в одном из зарешеченных окон.

Однажды, когда почти наступило время закрывать магазин и когда в нем никого, кроме Варвары и Марфы Ивановны не было, причем хозяйка под каким-то предлогом ушла в задние помещения, неожиданно вошел красивый, высокого роста господин в дорогом меховом пальто и тут же устремил на Варвару восхищенный взгляд своих серых глаз.

«Чего изволите в такой поздний час, Сераф Павлович?» -- спросила, низко поклонившись, появившаяся Марфа Ивановна.

«Пару перчаток» - неторопливо ответил вошедший. Варвара поставила перед ним картонную коробку с товаром, а хозяйка тихо обменялась с ним несколькими словами.

«Вы из деревни, моя милая?» -- начал разговор с Варварой этот незнакомец.
«Да, из деревни».

«Ну и как вам нравится в городе?»

«Я тут работу нашла, тем и довольна».

«О, да вы тут можете найти гораздо более, чем это, - продолжал он беседу.- Но кто это совершил такую дикость и обрезал ваши прекрасные волосы?»

«Я сама».

«Так вас тут за нигилистку примут, - сказал со смехом покупатель. - Правда, женщины того типа все такие некрасивые!» Варвара покраснела. Он выбрал себе перчатки. «Я рад, что с вами познакомился,- сказал господин. - Вас как зовут, простите?»

«Варвара Погодина».

«Госпожа Варвара. Ну, до свидания!» Он поклонился и даже приподнял шляпу. Марфа Ивановна проводила его до двери, где он опять что-то ей негромко сказал.

«Какая удача! - вскричала хозяйка, заперев за ним дверь. - Вы ему понравились, вы его просто очаровали, его - перед которым мы все дрожим!»

«О ком вы говорите?»
«Ни о ком другом, как о Серафе Павловиче Халикове, полицеймейстере Киева, который только что тут был!»

«Почему вы мне ничего ранее не говорили?» - спросила Варвара, в уме которой мгновенно созрел план.

«Ну уж, к чему тут спешка!»

«Так вы говорите, что я ему нравлюсь?»

«Да он просто влюблен в тебя, голубка моя, это мне известно. Но тебе надо иначе одеваться и причесываться, а прежде всего купить фальшивую косу. А то вид у тебя, словно ты из работного дома. Тебе нужны деньги?»

«Спасибо, нет, но...»

«Да ты доверься мне, золотое мое серденько».

«Вы ему скажите, полицеймейстеру, что он тоже мне очень понравился, ладно? Необычайно понравился».

«Незамедлительно».

На следующий вечер Халиков с готовностью проводил Варвару домой. Она все еще была в своем простом костюме, но прицепленная коса придавала ей более милый вид. Полицеймейстер лишь мельком взглянул на Варварину убогонькую комнату, ее скромный сундучок, и сразу все понял.

«Сельскую девушку, - заговорил он, - в большом городе всякий может обольстить, поэтому не предоставите ли вы мне роль вашего опекуна? Прежде всего, не нужно вам больше ходить в магазин Марфы Ивановны, у этой личности репутация плохая».

«В каком смысле?»

«Она занимается позорным ремеслом - торгует невинностью и красотой». Варвара пристально взглянула на него, как будто ничего не понимая. «И даже в этой комнате нельзя вам оставаться, - продолжал Халиков, - и если мое участие вас не оскорбит...»

«Я решила поступать во всем так, как вы мне подскажете».

«Замечательно! В таком случае не будем далее тратить слов на эти мелочи жизни и разрешите мне вами руководить».

«Я согласна и очень вам благодарна».
«Варвара, это я вас должен благодарить».

На следующий день после полудня Халиков прибыл с экипажем и отвез Варвару на новую квартиру, которую он для нее нанял и обставил со вкусом и с настоящим парижским шиком. Здесь же в ее распоряжении были горничная, повар и лакей в ливрее. Затем Варвара отправилась в один из салонов наиболее респектабельной фирмы Мадам Путон и в магазин Алекса Тимольнича, которого считали лучшим ювелиром Киева. И там и там ей предложили лучшее, что у них было, и, так как Варвара почувствовала себя несколько не на месте, сам Халиков с помощью мадам Путон выбрал для нее и великолепные неглиже, и туалеты для улицы, а также сделал несколько заказов на будущее. У Тимольнича он купил пару красивых, очень дорогих серег, два браслета и бриллиантовый крест на цепочке.

Вечером того же дня Варвара Погодина получила загадочное письмо, в котором говорилось: «Вы проявили и ум, и храбрость. Мы вам доверяем. Вы избрали верный путь не только для освобождения Семена Пултовского, но и для крупного шага вперед в нашем деле. Ждите наших дальнейших указаний, как далее поступать. Мы вам будем оказывать поддержку - делать все, что в наших силах».

Варвара бросила письмо в горящий камин. Почти тут же вошел полицеймейстер.

Прошла неделя, другая, и тут снова пришло письмо: «Не рассчитывайте на то, что вы сможете спасти Семена Пултовского. Освободить вам его не удастся, но отомстить за него вы можете».

Два дня спустя Варвара Погодина получила текст смертного приговора Серафу Павловичу Халикову, полицеймейстеру города Киева, и приказ привести приговор в исполнение в течение трех дней. Она спрятала документ у себя на груди, подошла к зеркалу, и вызвала горничную, чтобы та помогла ей одеться.

Когда прибыл Халиков, чтобы пообедать с Варварой, он нашел ее удобно полулежащей на оттоманке, в белом шелковом халате, отороченном белой лисой, в небрежной позе а-ля Сара Бернар. «Вы прекрасно выглядите, - сказал он, поцеловав ей руку, - но почему ваши руки так холодны?»

«Я боюсь» - ответила она.

«Чего вы боитесь?»

«Пока не знаю, но мне нужно при себе иметь кинжал».

«Кинжал?! А это вам не подойдет?» - и с этими словами Халиков достал и протянул ей небольшой револьвер.

«Пока что сойдет и он, но вы должны принести мне и кинжал».

«Как прикажете».

После обеда Халиков, как обычно, прилег поспать на диване в столовой. Варвара сидела в небольшом креслице у камина, в тревоге поглядывая на Халикова, и, вдруг резко поднявшись, тихо подошла по пушистому белому ковру к спящему, схватила револьвер и спрятала его под халатом, взвела курок, но тут же освободила его. «Нет, не могу я его убить во сне, -- подумала она. -Это трусливо».

Тем же вечером Халиков доставил Варваре кинжал, и она повесила его у себя на поясе. За чаем она вытянула кинжал, готовясь поразить Халикова насмерть, но удар так и не нанесла.

«Мне надо набраться смелости - сказала она себе, проснувшись на следующее утро в своей шикарной постели. - Сегодня надо совершить этот подвиг». Она напрасно прождала полицеймейстера к обеду - он явился только вечером, но зато в прекрасном настроении. «Вы прямо сияете, - сказала Варвара. - Что с вами, Сераф Павлович?»

«Сегодня мы провернули великолепную операцию, - ответил тот с холодной ухмылкой. - Мы захватили типографию нигилистов».

Так случай пришел на помощь Варваре. «У вас, наверное, набралось много заключенных, - поспешно сказала она. - А места для них достаточно?»

«А мы их набили, как селедку в бочки, - возразил Халиков. - Нет и речи о том, чтоб их жалеть»

«А как там Семен Пултовский?»

«Вы что, знакомы с ним?»

«Он родом из того же местечка, что и я»

«Ну, он жив еще, но я ему скоро устрою суровый допрос. Такой вот из этих кривошеих школяров, что никак признаваться не хотят, - такие мне всех дороже».

«Почему? Не понимаю вас».

«Да потому, что я их отправляю под свой любимый кнут!»

Варвара заметно побледнела. «И вам их нисколько не жаль?»

«Жаль?! О нет... - медленно проговорил Халиков, словно взвешивая каждое слово. - Я ощущаю удовольствие, почти такое же удовольствие, как когда вы отдыхаете на моей груди, Варвара».

«Вы ненавидете этих... нигилистов?»

«Не то что ненавижу, а люблю, когда они целиком в моей власти». Его серые глаза сверкнули, как глаза тигра. «Ведь это такое удовольствие, когда они, бледнея, дрожат передо мной, когда страх отгоняет кровь с их лиц - поймете ли вы это, Варвара?»

«Да, о да - отвечала она, тоже сверкнув глазами. - И я могу найти в этом удовольствие. Возьмите меня с собой, Сераф Павлович, позвольте побыть свидетелем при такой сцене!»

«А почему бы и нет? - отозвался Халиков. - Я так все устрою, чтоб вам все было видно, а вас не увидят».

«Даете слово?»

«Даю».

«А сегодня можно ли мне вас сопровождать?»

«Нет, только завтра, Варвара, вам тогда будет интереснее, вы лучше почувствуете вкус этого дела, когда я буду допрашивать этого Пултовского, вашего знакомого».

Наступил третий день, и до полуночи смертный приговор должен был быть исполнен, и если Варвара с этим не справится, оставалось погибнуть ей самой. С наступлением темноты Халиков прибыл в своем экипаже и взял ее с собой. Варвара закуталась в свои дорогие соболя, накинула на голову шитый золотом башлык; кинжал она спрятала под шубой. По дороге Халиков поделился с ней рассуждениями о том, что доставит ему сейчас больше удовольствия: то, что он сам отхлестает заключенного кнутом или то, что увидит, как, наблюдая расправу, будет страдать красивая женщина, дрожа, хоть и одетая в теплую шубу, от ужаса, словно на морозе. Пожалуй, решил он, все же первое дает более сильное ощущение.

Прибыли, и Халиков завел Варвару в темное здание, она незаметно проскользнула в большую стенную нишу, откуда через два небольших отверстия в стене было видно все, что происходило в примыкающей комнате для допросов. Сам Халиков вошел в комнату, где холод стоял прямо-таки сибирский, там закутался в приготовленную шубу; на столе, между двумя свечами, стояло распятие. Халиков приказал ввести измученного Семена Пултовского.

Возлюбленный Варвары, бледный, сломленный, страдальческого вида, дрожащий от дикого холода в своей худой одежонке, вошел, звеня цепями. Увидев его, Варвара побелела, глаза ее наполнились слезами.

«Ну-с, как поживаете, господин Пултовский?»

У несчастного заговорщика дернулось плечо.

«Ну что, одумались вы, рассудили поумнее, или будете опять запираться?»

«Мне не в чем запираться».

«Вы меня не раздражайте!»

«Я далек от этого, - возразил Пултовский, тяжело вздохнув, - и я ничего не знаю, так что...»

«Ах ты собака, будешь ты говорить о явке?» - Халиков подскочил, повалил на пол Пултовского, дернув его за волосы, и стал избивать ногами: «Признавайся, признавайся про явку!»

«Ничего не знаю - я невиновен» - простотал бедный узник.

«Невиновен! - засмеялся Халиков. - Дать ему кнута!»

Полицейские привязали Пултовского к железному кольцу, прикрепленному к стене, и один из них стал хлестать его кнутом. Мрачная, демоническая радость показалась на красивом лице Халикова, наблюдавшего экзекуцию.

Когда поздно ночью полицеймейстер возвратился с Варварой в их квартиру, на троуаре у дома прохаживались двое охранников. Поднявшись наверх, Варвара приказала Халикову подождать, поспешила в спальню, там сбросила с себя тяжелую шубу, быстро надела отороченную куницей удобную красную жакетку, ни в чем не стеснявшую движений, а затем позвала полицеймейстера.

В момент, когда он вошел, она стояла посередине комнаты, сложив руки на груди. «А знаете ли вы, кто был тот человек, которого вы сегодня приказали отхлестать кнутом?» - холодно спросила она.

«Семен Пултовский».

«Он был моим любовником».

«А, мне следовало это знать заранее!»

«И что тогда было бы?»

«Тогда я бы еще больше наслаждался!»

«Ах, не кощунствуйте, Сераф Павлович, вам уж более не придется никого истязать!»

«Это почему ж?»

«Читайте!» - она подала ему текст смертного приговора, и не успел он его просмотреть до конца, как Варвара ударила его кинжалом в грудь. Он беззвучно свалился с ног, и не сразу умер, а попытался позвать на помощь, но ни звука не сорвалось с его губ, только кровь выступила пеной.

Варвара снова занесла кинжал. «Сжальтесь!» - прошептал Халиков.

«А надо мной, а над Пултовским вы разве сжалились?» -- отвечала она с ледяной усмешкой. Со вторым ударом кинжала его жизнь оборвалась.

Пока Варвара хладнокровно обтирала кинжал об одежду убитого, в комнату вошел элегантного вида господин в шлапе, с револьвером в руке.

"Что, работа выполнена?» - спросил он.

«Да».

«Он мертв?»

«Да - сами убедитесь».

Господин предложил Варваре руку, и, в то время как еще один заговорщик, вооруженный кинжалом и револьвером прикрывал проход по лестнице и через дверь, он поспешил с Варварой к стоявшему у подъезда экипажу, они вскочили в него, и тут прозвучал громкий выстрел. Кучер погнал лошадей.

Пару мгновений спустя поднялся шум наверху, полиция ворвалась в дом и нашла мертвого Халикова.

Пултовский умер в тюрьме. Варвару Погодину до сих пор разыскивает русская полиция, но она буквально испарилась...



Обсудить этот текст можно здесь

Подписаться на рассылку альманаха "Порт-фолио"




| Редакция | Авторы | Гостевая книга | Текущий номер | Архив |
Russian America Top Russian Network USA Rambler's Top100