…Между
прочим, будущий Лялин супруг Алик в своё время тоже не избежал причитающейся ему
порции стихов - она и его вначале покоряла привычным ей способом…
…Однажды,
спустя некоторое время после свадьбы, Ляля рассказала своему избраннику об Аллочкиных
уроках, и они вместе весело посмеялись над милыми и забавными девичьими уловками.
Для них уже совершенно не важно было, кто кого и как покорял: главное - они нашли
друг друга. Поведала ему Ляля и о судьбах красавиц-сокурсниц. "Коллективная
народная мудрость, - пародируя учительский тон, продекларировала она, - не может
не быть истиной: вот и у нас не самая красивая девушка оказалась наиболее счастливой."
Алик не совсем разделял высказанную точку зрения - у него на этот счёт было своё
мнение. Он вообще меньше всего склонен был думать о каких-то неведомых девицах,
о которых рассказывала ему Ляля. Из них всех он видел одну только Ирину, и та
не произвела на него сильного впечатления: "Нет мысли в глазах", - сказал
он.
Для Алика красавицей была собственная жена. Он долго не мог поверить,
что она действительно предпочла его другим. Чуть ли не до конца своей рано прервавшейся
жизни, он всё ждал с тревогой, что настанет день, когда она с присущей ей прямолинейностью
и определённостью скажет: "Прости, но это было ошибкой, и я жалею, что вышла
за тебя замуж". Может быть, именно эта неуверенность придавала его чувству
какую-то особую, дополнительную силу и остроту… Он видел, как на неё заглядывались
мужчины в тот год, когда он встретил её на юге, и в последующие, когда сначала
с одним ребёнком, а потом с двумя они ездили отдыхать на море. Когда она, всё
такая же худенькая и стройная, с копной вьющихся волос шла по пляжу, все, казалось
ему, только на неё и смотрели. Он любовался и гордился своей женщиной, а душа
его замирала от нежности и страха потерять её.
Алик от природы был наделён
очень богатым воображением и, так как ждал от жизни не пирогов и пышек, а скорее
синяков и шишек, и уж какого-нибудь подвоха - обязательно, то вообразить себе
картины, одну мрачней другой, ему ничего не стоило.
Ляля
и не догадывалась о свирепо терзавших его муках, пока он, много позже, не рассказал
ей о них. Она посмеялась над его фантазиями, но не была уверена, что до конца
развеяла их.
"А, может, и не надо, чтобы он был слишком уверен?"
- подумалось тогда.
Саму её, правда, тоже иногда посещали страхи, но это
бывало ночью, во сне: долгие годы она вновь и вновь решала, за кого ей выйти замуж,
и мучилась, не находя выхода. Проснувшись, Ляля счастливо улыбалась: "Слава
Богу, я всё-таки дождалась ЕГО".
Большую часть своей замужней жизни
Ляля была так погружена в бесконечные заботы о детях, доме, работе, что ничего
и никого вокруг себя не замечала. Не раз он думал и даже говорил ей, что её всегдашняя
напряжённая жизнь учительницы - лучшая защита семейного очага: некогда думать
о глупостях, столько надо всего сделать, что успевай только поворачиваться…
Если она всё-таки и натыкалась порой на заинтересованные, а то и восторженные
взгляды, или даже кто-то давал ей понять и более определённым образом, что она
нравится, это не меняло и не могло ничего изменить в её мире: жизнь была так насыщена
и полна, что воспринять ещё что-либо другое она была просто не в состоянии.
И дело было не только в действительно сумасшедшем ритме, в котором она жила. Другая,
более значительная, причина состояла в том, что ей и не хотелось ничего менять:
своего мужа Ляля чуть ли не боготворила. Алик был человеком необыкновенной, крайне
редкой породы. Почти каждый, кто узнавал его, сразу же подпадал под его неотразимое
обаяние. Когда его не стало, некоторые друзья и знакомые задались вопросом, какова
была природа этого явления, как ему удавалось моментально и всецело пленять людей
- что делало его, как теперь говорят, харизматической личностью?
Может
быть, привлекала непрекращающаяся, постоянная работа ума, глубокого и парадоксального,
при том, что, в отличие от многих других, тоже весьма умных людей, он не подавлял
никого своим величием, не носился с собой? Напротив, как раз к себе он относился
с изрядной долей иронии, в то время, как с другими был удивительно тёплым, искренним
и доброжелательным.
Как бы то ни было, Ляля нашла в нём совершенство,
о котором и не помышляла как о возможном. Что она могла ещё хотеть? О чём мечтать?
Жизнь дала ей больше, чем она ждала… Она понимала, помнила и ценила это всегда:
с самого первого мгновения, как только осознала (в первые дни знакомства), и до
последней их совместной минуты, когда его повезли вглубь реанимационного отделения,
и она не решилась попрощаться с ним, чтобы не испугать его или, не дай Бог, не
"накаркать" чего-либо…
Эта какая-то незавершённость их отношений,
как и не выплаканные, загнанные вглубь слёзы годами мучили её: из-за, возможно,
странной, ей самой не совсем понятной гордости и чувства сопротивления (она не
смогла бы точно сказать - чему?) Ляля не позволила себе ни на похоронах, ни на
поминках проронить и слезинки. И эти накопившиеся слёзы то бились в ней волнами,
не находя выхода, то прорывались, казалось бы, беспричиными потоками. Но и тогда
чувство благодарности судьбе за подаренное ослепительное счастье не покидало её.
…Время от времени Лялины подружки - Инна и другие, с кем она училась
в институте, - болтая по телефону или встречаясь, что они делали не часто, но
регулярно, обменивались информацией о том, как сложилась жизнь бывших сокурсниц,
что стало с ними после того, как, закончив учёбу, разлетелись в разные стороны.
Об одной было известно, что она, так и не выйдя замуж, годам к 40 взяла
себе девочку из Дома ребёнка и теперь, надрываясь, тащила её. О другой - что,
расставшись с тремя официальными и неизвестным количеством неофициальных мужей,
сделав несколько абортов, тоже оказалась сейчас одна, но полна надежд и планов
и ещё не собирается сдаваться. Большинство же приятельниц и знакомых по инерции
тянуло лямку с одним, часто - опостылевшим - мужем, не имея сил что-либо изменить
в своей жизни. Трудной, если не вообще не разрешимой, бывала, как правило, проблема
с жильём. И потом: как оставить детей без отца? "Вот подрастут - тогда",
- успокаивали себя женщины.
Но когда дети подрастали, менять что-либо
в худо-бедно налаженной жизни тоже было не просто, и они - кто тихо и мирно, а
кто, бурно ссорясь, - оставались доживать отпущенный судьбою срок в параллельных
мирах со своими благоверными. Хорошо, если комнат было больше одной…
Но
это как раз не удивляло: так жили почти все вокруг.
Своих же красавиц-однокурсниц
они очень жалели и не раз сокрушались о том, что и у этих очаровательных девушек,
кому "на пороге дней", казалось, сама жизнь улыбалась и распахивала
свои объятья, тоже всё сложилось не так, как мечталось.
Вообще выходило,
что счастливый билет вытащила только одна Ляля. С этим соглашались все. Но потом
кто-нибудь непременно добавлял: "Какая Лялька всё-таки молодец: сумела в
незаметном, скромном мальчишке разглядеть будущее! Я бы лично прошла и не увидела".
"И не только разглядела, но и помогла состояться", - уточняла, как правило,
другая…
"Так что же, - слушая девчонок, какими они оставались друг
для друга и через многие годы, думала Ляля, - просто повезло или сама сотворила
своё счастье?.. И вообще, что такое счастье: везение или каждодневная работа души?
Может быть, для счастья нужно и то, и другое? И правы ли те, кто считает, что
жизнь всем предоставляет, по крайней мере, один шанс, но не все умеют разглядеть
его и воспользоваться? А получив - удержать? Как объяснить бесконечные "адюльтерчики"
и семейные неудачи друзей и знакомых? Неужели все они ошиблись в выборе? Не слишком
ли большой процент?
Интересно: за долгие годы совместной жизни Ляля и
Алик переговорили, кажется, обо всём на свете, но вот именно под таким углом эту
тему как-то не обсуждали… Просто радовались своему счастью… А теперь она уже никогда
не сможет узнать, что бы он сказал по этому поводу, если бы она его спросила…
Если бы могла спросить…
