Наш отдел – «проходной
двор». Полицейские - пролетарии всех стран - приезжают к нам, чтобы уяснить, что
там эти жиды у себя напридумывали? И что за результат получается, если запереть
в одном здании на один рабочий день евреев - выходцев из США, Канады, Англии,
России, Венгрии, Румынии, Йемена, Польши, Аргентины, Боливии, Колумбии, Франции,
Марокко и Бельгии? А что будет, если таких рабочих дней 365 в году? Словом, не
отдел, а острый психологический эксперимент в естественных условиях. К делегациям
стараются приставить сопровождающего офицера, владеющего нужным иностранным языком,
но это не всегда удаётся по техническим причинам.
Как-то
утром вызывает меня к себе начальник отдела и просит помочь принять внезапно свалившуюся
из МИДа группу офицеров Вьетнамской армии. На мой вопрос относительно языка общения
образованный и начитанный начальник ответил: «Вьетнам когда-то был зоной французского
влияния, так что я думаю, что по-французски ты с ними договоришься».
Через
четверть часа приводят вьетнамцев. После первого “Bonjour” стало ясно, что начальник
несколько переоценил своё знание истории. Вьетнамцы категорически не знали языка
Мольера и Мопассана. Стали перебирать возможные варианты спасения, и спас, как
всегда, «великий и могучий». Самый маленький из гостей прилично понимал по-русски
и вызвался переводить мои речи с русского на вьетнамский. Визит прошёл продуктивно,
«в тесной дружеской обстановке». Когда мы прощались, то знаток русского языка
подошел ко мне, дёрнул за рукав, заставив наклониться, и шёпотом спросил: «Скази,
ти тозе утилься москве академия блёнетанковых войск?».
В
другой раз похожий вопрос задал я, и тоже по наивности. Произошло это во время
визита министра МИД России, товарища Козырева. Министр приехал с большой группой
помощников, советников и дипломатов. Под юпитерами телевизионщиков и в плотном
кольце охранников израильской спецслужбы я водил делегацию по лабораториям отдела.
После обеда гостей усадили в маленьком зале для семинаров, и я прочёл им обзорную
лекцию по своей узкой специальности. Русские слушали внимательно, задавали вопросы
и аккуратно всё записывали. Особенно их интересовали исследовательские работы.
На каком-то этапе мне поднадоело общение «в одни ворота», и я задал тот самый
вопрос.
- Скажите, -спросил я, - а вы случайно не привезли
с собой своих собственных научных статей или проспектов? Воцарилось неловкое молчание,
которое нарушил молодой человек с очень короткой стрижкой, одетый в серый костюм
с черным галстуком.
- Мужик, - сказал он негромко, но выразительно,
- мужик, ну, посмотри на нас повнимательнее… Ну, какие научные статьи…
Через
четверть часа приводят вьетнамцев. После первого “Bonjour” стало ясно, что начальник
несколько переоценил своё знание истории. Вьетнамцы категорически не знали языка
Мольера и Мопассана. Стали перебирать возможные варианты спасения, и спас, как
всегда, «великий и могучий». Самый маленький из гостей прилично понимал по-русски
и вызвался переводить мои речи с русского на вьетнамский. Визит прошёл продуктивно,
«в тесной дружеской обстановке». Когда мы прощались, то знаток русского языка
подошел ко мне, дёрнул за рукав, заставив наклониться, и шёпотом спросил: «Скази,
ти тозе утилься москве академия блёнетанковых войск?».