Фаина Петрова
Голгофа женщины или армия любовников?

С современными русскими писателями меня теперь знакомит Линда. В Москве я в последние годы читала мало: пока занималась риэлтерством, не могла читать из-за физического ощущения несовпадения ритма жизни и литературы.  Потом, когда не стало мужа, только лихорадочная деятельность отвлекала от горьких мыслей…

Прочитала «Медею» Улицкой и даже не запомнила имя автора. И только, когда снова стала читать её с Линдой, осознала, что уже познакомилась с героями прежде: да, конечно же, это моя подруга Мара, приехавшая тогда из Еревана, давала мне эту книгу на несколько дней…

Линда - моя американская знакомая. Она любит русскую литературу, много читает, но, конечно, не может понять разные идиомы, архаизмы и особенно неологизмы, не говоря уж о стёбе*, которыми полны современные публикации. Я ей это всё разъясняю.

Для меня наши занятия - двойная, нет, даже тройная выгода:
во-первых, я вынуждена задумываться над словами и выражениями, мимо которых сама бы прошла, не заметив.  Во-вторых, узнаю много нового из тех источников, которых у меня нет, - из её книг и журналов. В третьих, мы с ней много говорим о том, как то или иное явление, событие воспринимается в России и Америке, и понятней становится менталитет двух стран и народов.
  А, кроме того, мы ведь ещё и английские книги читаем! Час у нас - разговор на английском, час - на русском. Так что встречи эти очень важны для меня, да и для Линды тоже, как мне кажется: всё-таки я всю свою жизнь пыталась научить своих учеников понимать слово писателя, то есть человек я в этом деле не совсем случайный.
  В этот раз Линда принесла книгу Галины Щербаковой «Митина любовь». Мы прочитали одноимённую первую повесть, а вторую - «Армию любовников» - Линда читать не захотела, а предложила сделать это мне самой, а затем ответить на мучащий её вопрос: «Почему так много, как она выразилась, секса в книге у этого современного русского автора?».

На самом деле у Галины Щербаковой практически нет сцен с описанием секса, но партнёры меняются у героев с какой-то невероятной, прямо-таки калейдоскопической быстротой. Вот это-то обилие любовных партнёров, лёгкость их появления и исчезновения, собственно, и поразило милую американскую
пуританку.

Такую же картину можно наблюдать и у других авторов. И что, по-видимому, симптоматично - очень часто именно у авторов-женщин. Даже в автобиографической прозе, как, например, у Марии Арбатовой.

У меня дома давно лежала взятая у знакомой, но не открытая до того книга с типичным названием пошлой мелодрамы - «Голгофа женщины» В.И.Крыжановской. Книга, как сообщается, принадлежит серии «Библиотека старинного любовного романа». Вполне возможно, эта единственная книга серии, хотя, может, я и ошибаюсь. Издание подготовлено фирмой «Бизнес-информ», в аннотации сказано, что «романы популярной писательницы В.И.Крыжановской хорошо были известны во многих странах в начале 20 века. Сейчас эти увлекательные, полные драматизма произведения вновь возвращаются к жизни».

Мне показалось забавным сравнить эти два подхода к одной и той же проблеме - взаимоотношение полов, и я прочитала заждавшуюся меня книгу.

Да, подход к изображению этих взаимоотношений резко отличен. С чем это связано? Изменились ли сами взаимоотношения или отношение литературы (и шире - искусства ) к изображению темы? И то, и другое - иногда литература опережает жизнь, схватывая и фиксируя ещё только зарождающееся явление, а иногда впереди всё же оказывается жизнь, как было в совсем недавние советские времена..

Я попытаюсь обосновать свою точку зрения, хотя мой ответ ни в коей мере не претендует на полноту и глубину. Скорее, это приглашение к дискуссии.

Итак, «Голгофа женщины». Фёдор Михайлович Достоевский говорил, что для бедной женщины в России путь в проституцию предопределён, и только редкие счастливицы избегнут его. При этом имелось в виду не только общепринятое понятие проституции, но и жизнь в замужестве с нелюбимым человеком, на что собиралась обречь себя Дунечка Раскольникова и что сломало жизнь другой его героине из повести “Кроткая”.

Эта ситуация понятна: юридически и материально не самостоятельные женщины становились лёгкой добычей всяких проходимцев и подонков. Но даже если “покупатели” и не были таковы, всё же трудно человеку всегда оставаться великодушным, если кто-то зависит от него. Тут и ангел может сломаться.

Ведь в той же “Кроткой” герой, похоже, искренне обожал свою жену, но не мог отказаться от желания демонстрировать ей всё время, кем и как она облагодетельствована, со дня на день откладывал объяснение в любви - всё хотел продлить своё торжество, показывал свой ”ндрав”. А потом уже стало поздно…

Те, кто с трудом вышел в люди, кто учился на медные пятаки, часто мстили тем, кто был слабее их, за свои былые унижения.  А те, кто “родился в рубашке”, кто получал всё легко и просто по праву происхождения, как герои Крыжановской, вообще не задумывались над тем, что творится в душе женщины, - взяли ли они её богатой или бедной.

Как реагировала на это женщина? Страдала молча или … пускалась во все тяжкие, используя мужчин для решения своих проблем. Во всяком случае, свободным союзом свободно собравшихся людей здесь и не пахло.

Как относилась к этому литература (искусство)? Как они решали эти проблемы? По-разному: несколько надрывно, как Чарская и Крыжановская; сочувственно, как Достоевский и Некрасов; любуясь и в то же время стремясь поставить в жёсткие рамки, как Толстой.

Речь во всех этих произведениях шла о верности и преданности, об изменах и покаяниях, об ответственности и долге. Конечно, была и страсть, и бросались состояния к ногам «предмета», и рушились судьбы, но нигде и никогда не было и намёка на «постельные сцены», без которых уже не возможно представить сейчас ни одного современного произведения искусства о любви.

Встречались, правда, иногда и шокирующе откровенные сцены, но не у русских авторов, а, к примеру, у Золя - ну, на то он француз и «натуралист»! И Мопассан, конечно, тоже будоражил воображение юнцов, но всё же это были лишь цветочки.

А что же потом - в 20 веке? После Октябрьской революции в России (Союзе), когда права женщин и мужчин юридически были уравнены, положение женщины медленно, но верно стало меняться.

Конечно, Россия - страна для мужчин. Здесь всегда исходили из их интересов: политические и военные амбиции - это ведь не женские, как правило, игрушки (помню, как милейшие и добрейшие - мой сосед-шофёр Ванечка и военрук из медучилища - каждый по-своему, оправдывал ввод наших войск в Афганистан: первый толковал о нефти, которая нужна стране, а второй твердил о необходимости проверить новое оружие и новые технологии ведения военных операций).

В отличие от мужчин для большинства женщин представление о счастье вовсе не ассоциируется с борьбой. И если и приходится её вести, то вынужденно - не из любви к искусству, а чтобы  выжить самой и помочь своим любимым.

Тем не менее постепенно, шаг за шагом, женщина в Союзе стала брать одни рубежи за другими, начала понемногу осознавать свои силы и возможности. Это проявилось в разных сферах, но сильней всего, пожалуй, если можно так выразиться в данном случае, в личных отношениях, а точнее, в отношениях, которые стали складываться между полами.

Вопреки известному высказыванию, что в Советском Союзе секса не было, для очень многих, по-видимому, именно секс был чуть ли не единственной возможностью хоть как-то проявить свою независимость и самостоятельность. Иной раз нельзя было не поражаться, с какой страстью люди, оторвавшись от своих семей - на курортах, в командировках и т.д. - бросались образовывать новые, временные «ячейки общества».

Особенно часто это происходило у женщин где-то в районе 40, а у мужчин - 50 лет: разное время кризиса среднего возраста.  Я недоумевала: почему все разговоры на работе и на отдыхе только об этом? Ну, ладно, одна, вторая неудачно вышла замуж, но получалось, что чуть ли не все поголовно! Или у одного, другого жена не понимает его тонкой души, но не все же до единой!

В одной известной мне компании из шести пар у пяти случились адюльтерчики, причём, представители обоих полов проявили завидное равенство в активности: из 10 человек был, возможно, только один, кто имел основания предъявить претензии партнёру, так как сам, кажется, в то время не был ни в чём замешен.

А по поводу поведения шестой пары никак не могли найти адекватного объяснения. Мужчины сочувствовали: «Бедный подкаблучник, она затюкала его». Женщины догадывались: «Порядочный человек - не может изменить своим убеждениям». Возможность же сильной, искренней любви в расчёт никто не брал: это чувство им, несчастным, было неведомо.

Между прочим, я долго не понимала выражения: «40 лет - бабе век. В 45 баба - ягодка опять». А сейчас, вроде, осенило: в 40 лет женщина чувствует, что её время кончается, она судорожно пытается сделать последнюю, как считает, попытку исправить ситуацию, если не довольна существующей. Или просто проверить, действуют ли ещё её чары на представителей другого пола, если не собирается ничего менять.

Вне зависимости от мотивов такого поведения и его результатов, спустя какое-то время женщина понимает, что на самом деле в 40 лет жизнь не кончается. И в 45, и даже позже она слышит восторженное: «Ты создана для любви» или ещё что-нибудь в таком духе, от чего у неё кружится голова (известно: самая «эрогенная» зона у женщин - уши)

И если она, к тому же, видит, что мужчина, говоря словами Михаила Веллера, плавится от прикосновения к ней и слепнет от её всё ещё волнующей наготы, она уже не боится своих «преклонных лет»: она понимает, что и после 40 жизнь способна дарить упоительные минуты.

Но это я ушла несколько в сторону. Итак, отношения между полами в Союзе были довольно раскованными, общественное мнение не судило строго ни разводы, ни тем более адюльтеры, но в искусстве всё это не находило адекватного отражения. Почему? Всё та же двойная мораль, что и во всём: делать можно, говорить нельзя - боремся за советскую семью образцовую.

Позже, чем на Западе, но со временем всё-таки и в Союзе тоже, относительной свободе отношений способствовало также открытие надёжной контрацепции. Это вызвало, как известно, сексуальную революцию. Теперь уже и в России не считаются зазорными добрачные связи. Более того, как всегда, и тут она оказалась впереди планеты всей, и по социологическим опросам недавних лет самой престижной профессией у школьниц старших классов была валютная проститутка (надеюсь, что сейчас ситуация меняется: было много передач на телевидении и публикаций в прессе, которые должны были показать прелести этой «лёгкой жизни».)

При таком настрое общества интерес к тому, что «вы хотели бы знать, но не решались спросить», вызвал целую волну «специалистов», готовых пойти навстречу этим желаниям и даже предвосхитить их, а то и вызвать такие, о которых вы и знать бы не хотели и которые раньше, похоже, даже и не имели обозначений.

И тут не знаю, кто быстрей и разнообразней - пресловутый ли загнивающий Запад или стремящаяся идти пусть нелепым, но своим путём Россия - оказался впереди: и здесь, и там и фильмы, и спектакли, и книги наполнены сплошным сексом. Если раньше искусство отставало в этом отношении от жизни, то сейчас очень вырвалось вперёд: всё-таки не каждый день и не в каждой семье происходят все эти немыслимые ситуации, о которых нам толкуют.

Есть ещё причины, по которым женщины в России с Голгофы как-то незаметно перебрались на сексодром. В отсутствие религиозного воспитания и, следовательно, сознания с его категорическим императивом: «не прелюбодействуй!» и присутствием, напротив, представления, что страшней самого преступления является ошибка - то, что оно стало достоянием гласности, - мы получили то, что получили: «если Бога нет , значит всё дозволено».

Но и Бог не всегда спасает. В по-прежнему достаточно религиозном Западе проблема семьи стоит также довольно остро. Конечно, там нет такой открытой распущенности, как в России  (и президент мимоходом в парламенте на глазах у всего честного народа не щиплет избранную народом депутатку - для своих “шалостей” он выбирает более подходящее место), но и американское общество то и дело сотрясают сексуальные скандалы, и самые ужасные из них - с церковными пастырями.

Я думаю, срабатывает мина замедленного действия, заложенная в сами основы христианской концепции. Как можно понять из Нагорной проповеди Христа, составляющей основу Учения, женщина - величайшее зло, с тягой к которому надо бороться всеми доступными способами, вплоть до нанесения себе увечий.**

Причём речь не идёт о «жене ближнего», как в скрижалях Моисея, а вообще о любой женщине. По-видимому, связь с женщиной приходится терпеть только потому, что иначе прекратится род человеческий. Но будет ли брак прочным, если мужчина не испытывает влечения к своей наречённой?

К тому же, хотя скопцы и были бы, судя по всему, предпочтительней обычных мужчин (жён и детей у них нет, и им не надо, как призывают, заставлять себя ненавидеть их; остаются только родители, братья и сёстры)***, но трудно ожидать, чтобы многие добровольно согласились на этот подвиг - я имею в виду лишение признаков пола. «Тот же, кто может вместить, да вместит», - говорит Иисус.

Эта позиция, воспринимаемая как явно женоненавистническая, дала основание Розанову, а за ним и Мережковскому даже говорить о 12 апостолах и их Наставнике как о гомосексуальном сообществе.

Ни у одного из евангелистов нет ни одиного слова о ценности семейной жизни. Осуждения же семейных уз достаточно: реакция на сообщение, что пришли мать и братья Наставника; отношение к молодому мужу, не захотевшему покинуть новобрачную; к почтительному сыну, хотевшему прежде, чем последовать за Учителем, похоронить своего отца. Последнему Иисус говорит слова, которые трудно переварить: «Иди за Мной и предоставь мёртвым погребать своих мертвецов».

Скажут: «Не надо понимать написанное буквально». Но в тексте евангелистов это всё не фигуры речи, а, как я понимаю, определённое восприятие реальных событий. Но даже, если бы это были бы только сильные образы, то и тогда мне пафос этих высказываний не понятен и не близок. Ни одно из известных мне толкований не удовлетворяет меня и не примиряет с ними.

Мне представляется, что мусульманская религия с её идеей рая, как чудесного местечка, которое населяют прекрасные гурии, лучше учитывают человеческую - прежде всего мужскую - психологию, чем христианская.

А если вспомнить ещё о законах шариата, в которых расписано, как мужчина должен заботиться о каждой из своих жён, станет понятно, почему у мусульман нет проблем, о которых я пишу.

У иудеев, как мне кажется, отношение к супружеским отношениям более трепетно, чем у христиан: существует целая система предписаний, имеющих целью сохранить привлекательность жены для мужа. Некоторые из них напоминают наставления Камасутры - в частности, те, что говорят о полезности временных воздержаний.

Я бы не хотела, чтобы мои слова были расценены, как то, что я утверждаю, что одна религия лучше другой. Я касаюсь только одного вопроса - отношение к семье и взаимоотношениям мужчины и женщины в разных религиях и влияние этой позиции на крепость или слабость семьи.

О падении авторитета семьи в Америке свидетельствуют не только сексуальные скандалы. Это вполне определённо и недвусмысленно продемонстрировало и движение swinger, возникшее где-то в 70-х годах и не исчезнувшее по сей день. Желающие и сегодня могут пойти в соответствующий клуб, например, у нас в Сан-Франциско и поменяться на вечерок сексуальными партнёрами. Не то, чтобы это было что-то совсем уж не виданное прежде - ничто не ново под луной - но размах делу был придан чисто американский.

В России обходятся без клубов - доморощенными средствами. Это не мешает некоторым женщинам, вслед за мужчинами, менять своих партнёров - чуть не сказала «как перчатки», но их теперь не меняют так часто, как в те времена, когда возникла это выражение - скорее, как надоевшую мебель или одежду. Где уж тут до покорных: «Браки заключаются на небесах», «Надо нести крест, предназначенный судьбой» и особенно «Стерпится - слюбится», отражающих мораль прежних поколений.

Если женщина способна столько времени тратить на то, чтобы найти подходящую вещь, сколько она тратит, что мешает ей потратить достаточное время на поиски подходящего партнёра? Всё-таки вопрос достаточно серьёзный: кто будет рядом какое-то время? Муж - он ведь тоже не рукавица: « с белой ручки не стряхнёшь, да за пояс не заткнёшь!»

Не помню, у кого из современных писательниц, кажется, у Виктории Токарёвой, есть характерный диалог между соблазнительницей-хищницей и её счастливой жертвой, который, благодаря ей, познал нечто такое, что со своей тихоней-женой он и до смерти не открыл бы (а всё потому, что пренебрегают слабые половины указанием, данным ещё Бальзаком: женщина должна быть ангелом в церкви, светской дамой в обществе и сатаной в постели), в котором она объясняет ему, почему у неё до него была «армия любовников»: не встретился, де, раньше такой, как он, - её окончательный мужчина.

Не знаю, насколько искренна сама с собой эта героиня: остановится ли она? Ведь лучшее - враг хорошему: а вдруг подвернётся ещё более великолепный вариант?

Хотя могу поверить и даже знаю доподлинно, что и такие случаи, когда, найдя свою половину, останавливаются, имеют место быть. Некоторые же женщины считают, что, только идя навстречу желаниям партнёра, могут быть интересной ему, и руководствуются именно этими соображениями, а вовсе не своим необузданным темпераментом и распущенностью, как думают мужчины.****

Как говорит Щербакова, «у каждой из них своя правда ли, неправда… Своя дурь… Свой страх. И ничем не обоснованная надежда, что однажды ударишься мордой о землю и обернёшься царевной» (замечательна эта «морда» - не правда ли? Непременно предварительно вываляться в грязи? Или надежда на то, что вопреки?)

А когда женщина чувствует себя царевной? Когда у неё есть царевич. Просто родиться царевной недостаточно. Но с царевичами дело обстоит из рук вон плохо: на каждом перекрёстке их не встретишь. И всегда-то таких в природе было мало, а сейчас и вовсе хоть в Красную книгу заноси: обмельчали как-то нынешние мужчины.

Это отчётливо проявила «перестройка» в России: мужчины в целом стали как-то женственнее, а женщины мужественнее. Последние в массе своей (не беру высшие сферы, в которые женщин по-прежнему пускают не очень) оказались более стойкими, гибкими, предприимчивыми и рисковыми, чем мужчины. Именно женщины подчас оказывались опорой семьи: пока мужчины страдали и глушили свои комплексы с помощью родимой, они занялись разного рода бизнесом, вроде челночества, риэльтерства, торговли и т. д. - устояли сами и поддержали своих близких.

Именно такова Ольга - героиня Галины Щербаковой из её «Армии любовников». Закалённая жизнью в России - «Сталин был, Чернобыль был, Чечня была - чем ещё можно запугать? - «А дустом не пробовали?» - она ничего, кажется, не боится и всё может. Кроме одного: найти свою половину, которая, верит, где-то ходит по Земле.

Нетрадиционное, скорее мужское поведение, позволяющее не  ждать, когда тебя выберут, а затем принимать или не принимать этот выбор, а самой делать его (так поступали на самом деле женщины всегда, но прежде не столь явно), объясняется ещё и тем, что женщины перестают смотреть снизу вверх на мужчин. Отчасти это происходит потому, что они всё больше осознают, что этот паскудный мир создали именно последние.

Согласна, что женщины, по совести, должны отчасти разделить ответственность, так как не рвут со своими половинами из-за этого, не уходят от них (разве что в другую комнату?!)  Помню, как на работе обсуждали поведение наших солдат, убивавших сапёрными лопатками женщин и детей, собравшихся на митинг в Тбилиси. Не только мужчины, но и женщины сошлись на том, что те не могли поступить иначе, так как в противном случае пошли бы под трибунал. Я была единственной, кто сказал, что предпочла бы такой вариант…

Тем не менее, мир, в котором мы живём, по-прежнему мужской мир - даже в Америке, несмотря на впечатляющие успехи феминисток!

А мужчины, меж тем, в лёгкой панике: «сумерки мужчин» (всё же не закат!) - так определяют они новые времена. Начался этот мандраж отнюдь не сейчас, а чуть ли не столетие назад. В письме о замысле «Самгина» А.М.Горький растерянно писал, что «видит и чувствует, что жещина начинает говорить неслыханным тоном и новыми словами. Мужчина тоже, как будто, начинает говорить с ней по-новому… иной раз - с задумчивостью, под которой чувствуется страшок.»

Эти слова писателя приводит Борис Парамонов в своём, как всегда, блестящем монологе на радио «Свобода».   Название его он взял из вышеупомянутого письма: «Я тут говорю о сумерках мужчины, о тупике, в который он уже давно попал. Это ...не только социальный, но и духовный тупик. И ясно, что сказать о "конце человека" ничего веселого я не могу. А о женщине - не умею так, как следовало бы.»

Да, сверхчувствительный человек, видать, был великий пролетарский писатель: когда ещё обеспокоился! И что интересно: если сумерки мужчин - это конец человека, то женщину, в лучшем случае, можно считать подругой человека, но никак не человеком! Ай да великий гуманист! Договорился, называется!

Современный ливийский «мудрец» Муамар Каддафи продвинулся всё же дальше: он, правда, очень колеблется - его смущают регулярные месячные недомогания женщины, когда она не пригодна для использования в хозяйстве, но всё же он почти склонен признать её человеком, поскольку женщина, по его словам, так же, как человек, нуждается в еде, питье и машине!  Мог бы, кажется, ограничиться и выделенным мною - остальное требуется и животному. Я, правда, никак не определю, нужна ли лично мне машина. Но, если рассматривать вопрос в таком ракурсе, то, пожалуй, придётся решить его положительно.

Другая важная формула, цитируемая Парамоновым для уточнения и углубления своей позиции и нужная мне по той же причине, принадлежит американцу Дэвиду Фридману. В своей недавно вышедшей книге «Себе на уме» (Mind of its own) он пишет: «То, что мужчины видели как биологию ... в том феминистки усмотрели идеологию. Гетеросексуальность подверглась атаке за искусственно сконструированный женский эротизм, понятый в терминах мужской потребности. ... многие женщины пришли к выводу, что настоящий выигрыш от сексуального освобождения получили исключительно мужчины. Мужчины из новых левых были такими же женоненавистниками, как и старые правые.  ...Стокли Кармайкел*****, спрошенная, какую позицию занимают женщины в борьбе за гражданские права, дала знаменитый ответ: "На спине".

Выходит, не случайно, а вполне символично, что почти во всех современных американских фильмах женщина предпочитает другую позицию?!

В моих глазах стремление к полному, без скидок, равенству полов выглядит смешным, нелепым, да и просто вредным: я вовсе не стремлюсь сама носить тяжести или забивать гвозди в бетонные плиты домов. Меня ничуть не оскорбляет, когда за меня это делают мужчины. И вообще, когда проявляют внимание и заботу обо мне, слабой женщине, ухаживают за мной, целуют руку и говорят комплименты.

Вопреки представлениям Фрейда и Чернышевского, я никогда не мечтала оказаться на месте мужчины: моё земное существование в женском образе меня всегда устраивало. Не думаю, чтобы на самом деле было много женщин, чувствующих иначе. А вот то, что мы подчас не можем понять сами, чего хотим, очень точно подмечено в старом советском кинофильме, сделанном по пьесе Ивлина Во «Театр, театр…».

В этом фильме стареющая актриса, которую блестяще играет Вия Артмане, идёт на улицу красных фонарей, чтобы проверить, может ли она ещё привлечь кого-то не как знаменитость, а просто как женщина. И ясно, что любой вариант не удовлетворит её.

Она хочет нравиться, но дать это понять ей должны не грубо-прямолинейно, как единственно возможно на такой улице, а изысканно - как она к этому привыкла. Она хочет быть в этот момент только женщиной, но, если не узнают в ней известной примадонны, это наверняка тоже огорчит и разочарует её. Как совместить несовместимое? Неразрешимая проблема!

Мужчина, как мне кажется, устроен проще. Но не настолько, чтобы утверждать, что он способен испытывать к женщине только «презрение и/или вожделение». А к кому же он прибегает, чтобы его пожалели и утешили, кто способен искренне восторгаться им и бескорыстно помогать реализоваться? Уж не друзья ли, приятели? Нет, перед ними нельзя себя уронить, нельзя показать свои колебания, слабость, беззащитность - заклюют слабого, запрезирают.

Женщина же, особенно русская женщина, пожалеет, поймёт и поддержит. А потребность в этом у сильного пола не меньшая, чем у слабого. Да и простые человеческие и семейные радости доступны не только нормальным женщинам, но и нормальным мужчинам.

В общем, в России далеки ещё от того, чтобы думать и строить свою жизнь, ориентируясь на идеологию феминисток. Но где-то всё же наши женщины, как мне кажется, начинают сходиться с последними в ставшем достаточно критическом отношении к мужчинам: слишком часты и сильны разочарования!

В то же время, это отношение, по моим наблюдениям, не мешает многим из наших женщин по-прежнему в глубине души продолжать ждать, вопреки всякой логике и здравому смыслу (вечно ум с сердцем не в ладу!), встречи со своим прекрасным царевичем, или «прынцем». «Великая русская мечта», - как не без иронии утверждает Галина Щербакова (всё же иной раз и осуществляющаяся - в целях установления истины добавила бы я)

И только ли русская? Надо будет поинтересоваться у Линды.   __________________















*Стебать - стегать (диал). По толкованию, данному И.Кабаковым, “стёб - это передразнивание, всегдашнее пародирование и полный отказ жить всерьёз”. Я бы сказала, что это ироническое, порой глумливое, с выворачиванием наизнанку, осмысление общепринятых представлений.

Термин прижился, вошёл в обиход, в том числе и научный, хотя ясно, что это эвфемизм слова, близкого по звучанию, которое нельзя произнести вслух. Подобная ситуация со словами “блин” и “мля”, выражением “мать твою за ногу” и т.д.

Стёбщики бывают стихийные, непроизвольные, как Черномырдин (”хотели, как лучше, а получилось как всегда”), и сознательно ёрничающие (Базаров об Ольге: “Роскошное тело - хоть сейчас в анатомический театр”).

Думаю, стёб был всегда, даже в пещерах, - как иначе бы они выжили и вышли оттуда?
Стёб как элемент современной молодёжной культуры первым зафиксировал и даже попытался объяснить Сергей Соловьёв в фильме “Асса”. Песни Бориса Гребенщикова “Мочалкин Блюз” и “Старик Козлодоев”, Виктора Цоя “Хочу перемен” типичны для этого явления. Там не только слова, но и музыка - стёб.
Среди других ярких стёбщиков - Венечка Ерофеев, Александр Галич, Юлий Ким, Владимир Высоцкий, Михаил Жванецкий, Тимур Шаов, некоторые писатели и поэты-постмодернисты (Дмитрий Пригов, Нина Искренко, Владимир Тучков и др.) У Пригова: “Только вымоешь посуду, //Глядь, уж грязная стоит. // Ну, какая тут свобода? //Тут до старости б дожить. (Цитирую по памяти)

** см. Евангелие от Матфея, гл. 5, строфы 27 - 32 (синодальное издание):

***см. Евангелие от Луки, глава14 (там же): “Если кто приходит ко Мне, и не возненавидит отца своего и матери, и жены, и детей, и братьев, и сестёр, а при том и самой жизни своей, тот не может быть Моим учеником”.

**** Отцы, если вам дорога судьба дочерей, внушайте им, что они не должны быть заложниками мужской физиологии и психологии. В устах матерей это звучит не так убедительно.

***** Парамонов исказил фамилию этой знаменитой феминистки в своём тексте.