- Хай! Как дела? - никакой
диалог на иврите не начнется, если этот пароль и отзыв не прозвучит.
-
Нормально, а ты как?
- Порядок. Завтра придете?
Марселла
рослая, крепкого телосложения девушка, черноволосая, естественно, с озорной улыбкой
на полных губах. Она из Аргентины. Все ее родственники все еще там, и она раз
в два года к ним ездит. Куча денег на один только билет! Она приехала в Израиль
одна несколько лет назад. Отслужила военную службу в полиции, да там и осталась.
Работа ей подходит. Во всяком случае, на мой взгляд.
А
встречаемся мы с Марселлой раз в месяц, потому что она руководит подразделением
гражданской обороны нашего квартала. В наших отношениях все просто, по-домашнему.
Марселла хорошо нас знает, знакома с нашей младшей дочкой, которая тоже проходила
армейскую службу в полицейском подразделении. А до Марселлы был Коби, симпатичный
такой парень, ушел затем на курс следователей. С ним мы как-то встретились на
свадебном пиру. У нас такая маленькая страна, такой небольшой город, все мы, в
сущности, как-то знакомы друг с другом.
Зачем мы туда ходим?
Трудно ответить однозначно, во-первых, хочется отдавать что-то обществу безвозмездно.
Отношения "ты - мне, я - тебе" утомительны, и между людьми и с обществом.
У меня на работе одна женщина, руководитель проекта, как-то сказала мне, что не
сможет участвовать в совещании, потому что по средам она развозит детей.
-
Каких детей, Сара?
- Всяких. Это день моего дежурства,
я забираю из школы на своей машине несколько человек. Делаю два рейса.
-
Из школы, где учатся твои дети?
- Нет. Мои там не учатся.
Просто так. Надо же что-то делать.
Наверное и поэтому.
Надо же что-то делать. С точки зрения эволюции ничто не пропадает зря, все оплачивается
валютой высшей ценности. Мы, вот, дежурим.
Каждый раз Марселла
проводит инструктаж, сначала о последних ориентировках полиции, потом местные
установки. Кончается инструктаж всегда одинаково:
- Правила
открытия огня помните? Неважно, я повторю.
Повторить она
обязана по инструкции, поэтому помним мы или не помним, это действительно неважно.
И она старается это делать хотя бы с некоторым юмором.
-
Сегодня никого не убиваем. - начинает Марселла.
- Как,
совсем никого? - отвечаем мы ей в тон. Однако полный текст инструкции по открытию
огня она все равно произнесет.
- Открываем огонь только,
если есть явная и непосредственная опасность вашей или чьей-либо жизни. Стреляем
только тогда, когда источник огня определен однозначно. Перед открытием огня необходимо
предупредить об этом громким голосом. Первый выстрел в воздух, затем - по ногам.
Если не поможет, стреляем на поражение.
- Бутылка с зажигательной
смесью это опасность для жизни?
- Бутылка - да.
-
А что внутри, надо проверить сначала?
- Конечно. Ты же
сам сказал, что с зажигательной смесью, подожди, может еще и не зажжется.
Я
думаю, если эта бутылочка упадет на капот моей машины, я вряд ли успею выскочить
и что-нибудь крикнуть громким голосом.
- А камень?
-
Ну уж нет. Камень это не опасность для жизни.
- А в прошлом
году на приморском шоссе запустили камушком в машину и убили человека.
-
Это да. Но это редко бывает. Если во всех стрелять, кто в нас камни бросает, их
тут не останется!
- Вот здорово! - шутим мы. Но и в этой
шутке, как в каждой, есть доля истины. В этой - большая доля.
-
Хотя ранить могут, - продолжает Марселла, - У нас один полицейский остался без
глаза от такого камушка.
А я вспоминаю этот потрясший меня
случай на приморском шоссе. Камень весом килограмма два бросили в машину с моста
арабские мальчишки из близлежащей деревни. У нас, не на территориях. Камень пробил
лобовое стекло и насмерть убил водителя, попав ему в грудь. С тех пор я выработал
особую технику проезда под мостами, виадуками и прочими подобными сооружениями:
я всегда меняю ряд под ними.
Эти мелкие особенности поведения,
простые правила - суть нашей жизни, ее будни. Их немало. Например, в кафе я всегда
сажусь лицом к входной двери. Не знаю, чему это поможет, но общая, выработанная
долгой жизнью, привычка контролировать ситуацию, заставляет мысленно проигрывать
варианты и находить эти "маленькие правила".
Мы
патрулируем район на своей машине. Чтобы превратить нас в нормальный полицейский
патруль, на нее ставится синяя мигалка, мы получаем полицейский жилет, рацию на
волне северного округа Иерусалима, фонарь, журнал происшествий и две полуавтоматические
винтовки М-2 с двумя магазинами к каждой. Хватит чтобы держать оборону минут тридцать.
Если, конечно, пренебречь этими правилами открытия огня. А иначе некому будет
стрелять даже в воздух. В общем, вся надежда на интуицию. Подведет она или нет
определит, будешь ли ты жив и награжден, мертв и оплакан или пойдешь под суд за
непредумышленное убийство.
Винтовка М-2 это оружие американской
армии образца второй мировой войны, но, между прочим, очень точное в стрельбе.
Даже я, у которого из-за тяжелого астигматизма самым безопасным местом всегда
было то, куда я целился, даже я умудряюсь на стрельбище выполнить установленный
полицией норматив. А недавно палестинский террорист, вооруженный такой вот винтовочкой,
а не каким-то там "Калашниковым", положил десять человек на блок посту.
Целился спокойно из укрытия и отстреливал по одному. Не то что эти самоубийцы:
пришел, бах, трах и все. На той неделе один взорвался в автобусе, где немало арабов
ехало. А ему все равно, арабы, евреи, американцы. Арабская девчонка из этого автобуса
(отделалась легкой царапиной) сказала в интервью, что он даже улыбался перед взрывом.
Что-то ему вспомнилось приятное. Потом части его тела полетели в разные стороны,
и девочке теперь нужен психолог, у нее бессонница и другие проблемы. Но это пройдет.
Мы уже знаем, что это проходит, если, конечно, отделаться царапиной от шурупа,
которыми они наполняют свои взрывные устройства.
Синяя
мигалка придает нам уважения на дорогах, нас пропускают. В прежние годы всегда
считалось, что это важно для "обозначения присутствия" в первую очередь.
Сегодня я это вижу иначе. Эта дурацкая синяя лампа только отпугивает издалека
тех, кому следует пугаться, а нас, наоборот, делает удобной мишенью для тех, у
кого в соседней арабской деревне Хизме есть такая же винтовка. На нашем маршруте
есть одно место - променада в виду Хизме, я думаю, на расстоянии прицельной стрельбы.
Раньше мне так нравилось с этого места смотреть на горы Иудеи по ночам, кругом
огоньки на холмах переливаются, сейчас все иначе, хотя огоньки те же.
-
Как этот чертов магазин туда вставляется? - моя жена человек совершенно не военный,
зато очень ответственный. Отпустить меня одного отказалась. Если что, так вместе.
На словах хорошо, но в практике слепого случая - неосуществимо. Просто спокойнее
вместе и интереснее. Она не спеша ведет машину, а я смотрю по сторонам, вылавливая
взглядом подозрительных прохожих. Подозрительными являются все арабы, но этого
вслух говорить не полагается из-за политкорректности. Вообще вместо слова арабы
в эфире на нашей волне говорится "представители национальных меньшинств".
Слава Богу, что на иврите это звучит коротко. На прошлом дежурстве мы остановили
двух подростков, один по документам оказался из Бейт Лехема (Вифлеема в русской
транскрипции), а другой вообще без документов. Бейт Лехем - это зона "А",
то есть палестинская автономия. Непосредственной опасности для нашей жизни они
не представляли, так что мы в них не стреляли. Вообще, по инструкции мы не имеем
права траспортировать их в участок, надо вызвать по рации патрульную машину и
ждать. Но с патрульными машинами в тот вечер на нашем участке было туго, и когда
нам надоело ждать, мы их усадили на заднее сидение нашей "Кайи" и повезли.
А нельзя потому, что в таком положении они легко могут захватить контроль над
нами, отнять оружие или вообще... Сейчас, наконец, ввели новые правила задержания,
аналогичные американским, помните, как в кино, носом к стенке, ноги на ширине
плеч, руки вверху, один обыскивает, а второй держит на прицеле при снятом предохранителе.
Но тогда этого еще не было. Потом, это подростки, и волей неволей цивилизованный
человек относится к ним по-другому. По-другому, даже зная, что они выполняют функцию
сбора данных, на основании которых потом взрослые дяди с исламскими бородами нанесут
хорошо направленный удар. Или просто взломают аптеку и обчистят до основания.
Наша аптека за последние два месяца была атакована трижды. И раз удачно - все
абсолютно лекарства унесли. Видно у них в больницах серьезный дефицит, и есть
высочайшее указание грабить аптеки. Останавливаемся и обходим несчастную аптеку
со всех сторон.
Вообще, террор - это индустрия. Это не
работа одиночек фанатиков, как это пытались утверждать левые политики. Я помню
этот довод "Террорист-одиночка может сорвать весь мирный процесс!".
Нет тут у нас террористов одиночек. Можно вести спор лишь о том, имеем ли мы дело
с народом-террористом в целом или с террористической индустрией в рамках этого
народа? Я все же думаю, что верно второе. Лет двадцать назад я читал исследования
социальных психологов, где отчетливо доказывалось, что для того, чтобы дестабилизировать
нацию или государство, достаточно пяти процентов населения, заинтересованных в
этом. Это число, если можно так сказать, социальная критическая масса. Как в ядерной
бомбе, начинается неконтролируемый процесс деления, потом - взрыв. Правило действует
в любом сообществе, биологи проверяли его, например, на крысах. Это то, что у
нас произошло. После Осло мы впустили на территории несколько десятков тысяч человек,
вот результат.
Раньше, когда мы дежурили не вдвоем, хорошим
развлечением был временный шлагбаум. Перекрываешь дорогу в удобном месте и проверяешь
документы всех водителей. Поймать кого-либо, кроме множества еврейских мальчиков
и девочек, выехавших на папиной машине без всяких документов, не удавалось. С
евреями мы не воюем. Я им очень строго обещаю отправить полицейский рапорт на
дом с приличным штрафом, но никогда этого не делаю. Их наивные оправдания "Ну
я же к подружке, на минутку, вон в тот дом!" для человека, прошедшего подготовку
на московских дорогах, звучат умилительно. Оправдываются они очень серьезно, и
я журю их "страшно", но они все же понимают, что я "добрый дядя".
Как-то раз, увидев наш шлагбаум, водитель резко развернулся
и дал деру. Так хотелось выстрелить ему по колесам! Но не только стрелять по колесам
нельзя, но и пытаться преследовать на своей машине не разрешается. Для этого надо
сдать небольшой экзамен на так называемые "полицейские права" и брать
на дежурство синенький "Форд Транзит" нашего участка. Что делать, сообщили
по рации номера и направление бегства подозрительной машины и все.
Сегодня
мы вдвоем, поэтому никаких шлагбаумов, нужно минимум четверо. Проверяем территории
школ, детсадов, торговых центров, парков. Так просто подбросить в эти места небольшой
взрывпакет с мобильным телефоном внутри. На завтра, когда дети выйдут на перемене
во двор, позвонить на этот мобильник и ... Это уже было. Правда, наши школьные
дворы и детсады огорожены невероятно высоким забором. Школьный охранник или детсадовская
воспитательница обойдут утречком свою территорию, но все же, лишний глаз не помешает.
Этот порядок - наша обычная жизнь, и он мало связан с интифадой, как эти люди
из нацменьшинств называют террористическую войну. Мы так жили всегда и десять
лет назад и больше, тогда, когда мы еще тут не жили. И будем жить еще долго, до
тех пор пока это "нацменьшинство" не дорастет до понимания того, что
намеренное убийство детей с простой и ясной целью дестабилизации обстановки неэтично.
Взрослых, кстати, тоже. Надо бы еще перевести слова "мораль" и "этика"
на язык этого народа. Пока же в этом языке образовалось новое словосочетание "качественный
террористический акт". Самым качественным считается у них тот, что был в
Нью Йорке.
Около парка с детской площадкой, как раз против
нашего дома, замечаем незнакомую машину. Своих соседей и их машины и даже машины
их обычных гостей я знаю хорошо. Эта заведомо чужая. По рации запрашиваю информационный
центр полиции, не находится ли машина в розыске, соответствует ли цвет и марка
номерам. Месяц назад дети нашли взрывное устройство в этом парке. Умные, хорошо
подготовленные дети воюющей страны - вызвали полицию. Приехавший сапер обезвредил
устройство. Осталась ямка на траве и гарь на прилегающем асфальте. Зашли и в сам
парк. Тихо, все кругом буйно зеленеет, весна, дожди еще идут порой. У противоположного
выхода синагога. Как всегда, по вечерам, открыта допоздна. Около нее стайка ребятишек,
просто сидят на лавочках, как мы когда-то в московских парках. Ничего подозрительного.
Но все равно обойдем все кругом, надо размять ноги. Еще полчаса и наше дежурство
окончится. После полуночи дежурят только полицейские и солдаты пограничной охраны.
Нам завтра на работу.
