Александр Левинтов
(Монтерей)

ЖРАТВА
социально-поваренная книга
(из серии «Небольшая Советская Энциклопедия»)
(Продолжение)

Хлеб

40-градусная гарнизонная зима в Тамбове. Самое начало 50-х годов. Раннее, совершенно темное, беззвездное утро. Мы прячемся от морозов за деревьями и, как волчья стая, окружаем военторг: сегодня должны привезти сайки. И вот, наконец, машина приходит где-то часов в 6 или 7 утра, а мы, продрогшие и иззябшие, подтягиваемся плотной пародышащей стаей, толпой и делаемся животными у дверей военторга. И как только дверь открывается, топоча валенками, проходим, чтобы получить по три сайки в руки.

Идут семьями. Нас семеро, поэтому несем огромное количество саек - 21 штуку. Хотя все друг друга знают, но почему-то считается непреложным законом давать именно по 3 штуки в руки, чтобы тот, кто не может прийти, не получил, как будто он и не хочет. Эти доморощенные самоубийственные правила, придумываемые невесть зачем, но обязательно в пику человеческому достоинству, всегда потрясали меня своей бессмысленной жестокостью. Сайки, слепившиеся друг с другом по 5-6 штук. Хлеб сырой, кислый, липнущий - это тебе не хала.

А хала - хлеб сухой, воздушный, обсыпанный маком. Едали мы, конечно, халы, жаль мало. Некоторые называли его плетенками. Это действительно дорогой хлеб, требующий умения выпечки. И мак где взять, и то, и другое... Французские булки на моей памяти долго дешевели, а потом враз подорожали. У французских булочек самое ценное и вкусное - гребешок, проходящий по верху всей булочки. Он хрустит, ломается, необыкновенно вкусен своей поджаристостью.

Ситный в свое время шел и в разновес. Их было даже два ситных: ситный первого сорта и ситный второго. Один 2,85, другой 1,85. Потом их округлили до 28 и 20 копеек, потом один из них исчез. Теперь, по-моему, не появляются оба.

Горчичный хлеб шел в размер ситного, но это хлеб очень вкусный особенно с шоколадным маслом, которое, кстати, дешевле нормального, когда было шоколадное масло, и вообще масло было гораздо дешевле, чем сейчас.

Надо напомнить, что Никита Сергеевич Хрущев проделал много маленьких хитростей с ценами. Ну, например, в 1961 году при округлении цен сначала было доведено состояние всех цен до неровности, чтоб потом округлять, естественно, в большую сторону. Второе, что он придумал, - это временно отменил сезонные цены, а ведь яйца и все молочные продукты имели две цены: зимнюю - высокую и летнюю - низкую. В каком-то из первых 60-х годов были отменены временно на один сезон летние низкие и оставлены высокие зимние. Вот уже прошло 30 лет, а эта мера так и продолжает спокойно существовать. И, наконец, третья маленькая хитрость маленького гада - это повышение цен на мясо, масло, молоко, как некоторая также временная мера.

Цены были подняты примерно на 30%. Сейчас нас не удивляют такие повышения, нам теперь и в 4-5 раз ни во что. Но тогда это было что-то страшное. люди привыкли к понижению, потому что на 19 партсъезде было сказано, что последовательное понижение цен и есть основное движение к коммунизму, а стало быть генеральная линия партии. И вот буквально через 10 лет эта генеральная линия приобрела прямо противоположный характер и к тому же еще скачкообразный.

Горчичный хлеб - в размер ситного, т.е. килограммовый. Ядрено желтого в сторону коричневого очень теплого цвета и тона, сладкий и, разумеется, очень ароматный. Горчичный хлеб никогда не черствел, его расхватывали и тотчас же съедали.

Батоны с изюмом. Они были чуть дороже обыкновенного ситного, это не как сейчас в 2,5 раза дороже, а может быть и в 3. А впрочем, чего обсуждать то, чего теперь нет. Батон с изюмом был на столе, конечно, у людей зажиточных, которых было не очень-то и много. Странное дело происходит у нас: чем больше зажиточных людей, тем меньше у них шансов заявить о своей зажиточности, или по крайней мере соответствовать собственной зажиточности. Их тут же превращают в каких-то скопидомов своих богатсв, и это тем более удивительно и необъяснимо, что сами богатства не просто бумажны, а попросту фиктивны.

Ситник. Вот хлеб был вкусный!... Это круглая лепешка, довольно высокая, аппетитно-белая с легким румянцем, но не то чтоб чахоточным, а здоровым румянцем в желтизну. Хлеб необычайно мягкий и упругий. Ситнички хороши, конечно, в бутербродах.

Калач. Если ситник стоил 10 копеек, то калач - 11 копеек за счет ручки. В принципе же это тоже ситник, только имеющий другую форму. Вот иногда и форма чего-то стоит.

Поляница, или украинский хлеб и все хлеба, подобные им. Огромный 1,5 или 2-х килограммовый каравай, круглый, с хорошо пропеченой корочкой, высокий. Хлеб очень рассыпчатый, его можно загнать в стакан с молоком, почти чуть ли не четверть. Знатоки и любители хлеба предпочитали, конечно, поляницу, и ездят в специальные булочные, где она продается. Одна из таких была в районе Белорусского вокзала.

Саратовский калач. Это - вообще фантастический хлеб, который делают только в Саратове. Делается это из местных пшениц по местным рецептурам и местными суперумельцами. Хлеб, по-видимому, имеет немецкое происхождение - в Саратовской области всегда было много немцев, и отличается необыкновенной пушистостью.

Красносельский - хлеб моего детства. Громадный, 2-х килограммовый батон, по вкусу напоминающий ситный. Очень мягкий, с очень плотной и сплошной коркой, темно-коричневого цвета. В нашей семье сохранилось такое воспоминание. Приехали в Ленинград, где мы тогда жили, гости из Москвы и приготовились к ужину, а мы, дети, спали за перегородкой- считалось, что спали за этой перегородкой или занавеской, а на самом деле недалеко от нее расположился очень ароматный и душистый красносельский батон. И мы начали его щипать, но так, чтоб не очень было заметно. Мы щипали его с одного конца и незаметно, пока взрослые готовились, и доходили до состояния чаепития, к которому и предназначался красносельский батон, мы выщипали всю середину, оставив только корку. Изумлению взрослых не было предела. Такая тщательная обработка с сохранением форм показалась им настолько высококлассной, что нас даже не ругали.

Французские батоны. О них мы впервые узнали из восторженных рассказов Сергея Образцова про Ива Монтана в середине 50-х годов. А спустя небольшое время, где-то лет через 30, эти батоны появились и у нас. Всего в нескольких булочных каждые 40 минут появлялось несколько лотков горячих, длинных и очень вкусных французских батонов, сделанных по французской лицензии из французской муки. Но наши.

Мое школьное детство прошло в условиях попыток политехнизации, а точнее - приготовления нас к рабочим местам. В старших классах мы просто половину времени проводили у станков. А вот в средних и младших нас таскали по всяким производственным предприятиям. В Тамбове , помню, мы были на конезаводе, в Москве на огромном множестве различных предприятий. Более всего из этих визитов мне запомнились хлебозаводы, а еще больше, пожалуй, маленькие пекарни. На хлебозаводах, конечно, нечеловеческие условия приготовления этой пищи N 1, хотя все и в халатах, где тесто месят. А в маленьких булочных в подвалах и полуподвалах так вкусно и сытно пахнет хлебом, такие интересные, заманчивые печи и все так присыпано и засыпано мукой. В этих булочных готовят самый вкусный хлеб, аппетитные булочки типа калорийных или французских. Партии маленькие, и поэтому каждая партия несет сюрприз индивидуальности.

О мифологии хлеба и кирпичей: все, что связано с печами есть священнодействие, порождающее цеховую замкнутость и масонство. Пекари и каменщики - это самые таинственные люди на свете. Не зря ведь в Древнем Египте именно евреев, людей чудных и неординарных, поставили на такие работы, как обжиг глиняных табличек для иероглифов. Не хлебом единым, но и этими кирпичиками и табличками жив человек. И хлеб наш насущный дашь нам днесь, а насущен не только этот, но и духовный хлеб.

Черняшка. Мне кажется то, что называется застоем, имеет свое историческое начало, а может это не эпоха застоя, а эпоха отчуждения людей друг от друга, а заодно и от совести. Речь идет о повальном переходе от хлеборезок в булочных к булочным самообслуживания, когда именно черный хлеб стал анонимным и не передается из рук в руки. А до того я вспоминаю Первомайку, Первомайскую улицу в Измайлове, бывшую Малую Стромынку... 52-ой продмаг на углу Первомайской и 2-ой Парковой. Сначала он был деревянный, потом на другой стороне 2-ой Парковой построили 4-х этажный дом, в котором разместился 52-й магазин. Хлебный отдел был самым дальним. Женщина в белом фартуке, в белом халате нарезала черный хлеб с точностью до грамма в каждой полбуханке или четверть-буханке, довешивая и добавляя маленькие брусочки кислопахнущего хлеба. Горка росла, даже не горка, а пирамида. И мы внимательно следили за равновесием между этой глыбкой и горкой чистеньких гирек. Вес шел на граммы. Не знаю ничего более аппетитного по запаху, чем этот кислый черный хлеб. Это запах голода, потому что когда наступает голод - человек уже не думает ни об авокадо, ни о винограде, ни об ананасах. Он мечтает только об этом кислом и теплом хлебе.

Черный хлеб может быть благородным, оснащенным разными добавками, тмином и другими пряностями. Таков бородинский хлеб, тминный, рижский, особенно тех лет. Сейчас уже не то и все не так - я не брюзжу. Действительно теряется искусство и возрастает безразличие к тому, что делаешь. Хлеб становится все более бездуховным, а потому все более однородным.

В самом начале импорта зерна из Канады и Америки появился столовый, орловский и обдирный хлеб. Он не дотягивает ни до белого, ни до черного - это какая-то серятина, правда, корочка у этой серятины вкусная, особенно когда хлеб дожарист и , растрескавшись, дает широкую борозду, трещинку, которую обычно и объедают в первый день. Черный хлеб, как и все прочие, подорожал. Некоторое время у нас делали вид, что поднимают цены для расширения объемов производства. Вот поднимем, говорят они, цену в 2 раза и спрос будет соответствовать потреблению или еще чему-то такому странному, что им казалось рынком.

Но от того, что икра вместо 12 рублей стала стоить 45, а теперь неизвестно сколько, ничего не изменилось: икры не прибавилось. Более того, ее стало еще меньше, ее перестали производить даже на экспорт. Потом придумали другую заморочку: для упорядочения цен внутренних и внешних, стали продавать кофе в 4 раза дороже того, что продавали ранее. И устроили это повышение цен на кофе аккурат в тот момент, когда на мировом рынке цены упали.

А теперь пошла совершенно новая политика цен. Она заключается в том, чтобы они вздергивались на совершенно неизвестные и непонятные продукты. Дело не в том, чтобы вздернуть цену в 3-4-5 раз, это уже никого не волнует. Вздергивается то, чего не ожидали. И это тоже самое, что изъять товар из продажи. Ну, как взяли и изъяли яйца из продажи, и цена на них на рынке поднялась до полутора - двух рублей за штуку. Изъятие товара с поднятием цен имеет в настоящее время одну цель: удержание власти. У нас властей много: партийная, КГБшная, говорят, что есть даже советская власть, но в это никто не верит, даже те, кто представляет советскую власть. Это не власть. Это фикция. А вот торговля владеет властью, и чем меньше товаров и чем выше они в цене, тем большей властью они обладают над населением.

Есть еще уголовная власть, власть армии, как некоторая потенциальная угроза, в отличие от реальной угрозы уголовной власти. Пожалуй, самой мощной и действенной власти в этой стране. В августе-сентябре 90-го года была устроена хлебная провокация, когда во всех булочных появились объявления: "Хлеба нет и не будет." Это такой легкий звоночек: приготовьтесь, ребята, вас ждет голод. К этому не было никаких разумных оснований для исчезновения хлеба. Безусловно, это не случайность, а некоторая акция - политическая акция. Не думаю, что к этому имеют отношение большевики; скорее всего - это действия торговой власти. Хотя, конечно же, хлеб - культура партийная, и под урожай хлеба можно уничтожить и все остальное, в 10 и 100 раз дороже, чем хлеб.

А впрочем, 90-й год войдет в историю человечества и нашей страны как год самой большой загадки с хлебом. Сверхурожайный 90-й год оказался карой Господней, Божьим бичем, несмотря на все усилия Рыжкова и всей этой камарильи и гопкампании. Урожай вырос действительно очень большой и тем самым поставил на рога все структуры советской, партийной, военной власти. Были брошены огромные силы на уничтожение урожая, но этого не удалось сделать и собрали так, чтобы попалить и взорвать зимой элеваторы, переполненные зерном, непросушенным, непровеянным, самозагорающимся, сырым, а там, где недособрали урожай, элеваторы засыпали импортным зерном. Удивительно, но факт: импорт зерна осуществляется в самых интенсивных формах во время сбора собственного урожая, но и после него, не взирая на него. В этом смысле импортный урожай или импротная закупка оказалась конкурентной собственному урожаю, а вовсе не дополнением к нему.

Первое, что загребли в свои руки коммунисты, торговцы и преступники в осажденном Ленинграде, был хлеб. Этим распоряжались вот эти три структуры, распоряжались жестоко нами, безнаказанно. Моя тетушка выжила в блокаде благодаря тому, что ее тетушка мадам Чеснокова спустила огромную массу фамильного золота, серебра и драгоценностей в обмен на хлеб. Естественно, что большевики попустительствовали этой спекуляции, т.к. участвовали в ней негласно, держа за горло город своей карточной системой и се издержки, возникающие в системе торговли, которой пользовалось умирающее население, и создавали за счет умерших спекулятивные запасы. Так и ходили по городу три ведьмы, а мы ходили за ними, жадно глотая слюну и выпуская из своих судорожных глоток последние остатки личной собственности: золото, серебро, а у кого не было этого, представлялся сам, либо подыхал. И Гитлер здесь ни при чем.

Древним инкам, за неимением науки, приходилось пользоваться магией, то есть решением внешних проблем внутренными средствами. Экономика, по своей сути, - регулирование отношений между людьми и поэтому всегда - внешняя по отношению к человеку. Вот как выглядела, наверное, та, древнеинкская жизнь:

Сидит Верхний Инка Тупака VII и балансирует государственный бюджет прениями между толстыми и тонкими кишками.
- Ну, как там цены? - спрашивает он некоторое время спустя.
- Растут-с, - отвечает помощник президента по экономике.
- А продукты? Что с продуктами? Где продукты? - волнуется Тупака Сергеевич.
- Больших и определенных успехов в заготовке кормов и других сельхозпродуктов добились труженики полей и ферм Санктъ-Петербургской области, Мурманской и Архангельской автономных областей, Магаданской свободной экономической зоны, независимого Коми-Норильского национального округа и подшефного острова Шпицберген, на остальной территории идут бои за урожай арьергардного значения.

И Инка Тупака VII чутко вслушивается в канонаду своих внутренних органов. Если наши Верховные Инки такие на хрен чуткие, то почему мы, чукчи, такие на хрен голодные?

Экспортно-импортные вариации о хлебе

После 1815 года государственная машина Российской империи решила во что бы то ни стало "догнать и перегнать" Европу, в том смысле, что не только французские духи употреблять в два раза больше парижанок и шампанского дуть также в два раза - по этим частям, мы Европу давно уже обставили. А захотелось короне иметь вполне конвертируемую валюту (конечно, много чего еще хотелось - и в образовании, и в свободах и искусствах всяких, и в градостроительстве, но здесь пойдет речь только об этом).

И почти весь девятнадцатый век прошел как непрерывный экспорт зерна из России, несмотря на то, что век этот для России был не самым урожайным - 64 года на столетие имели недород. Тем не менее, хлеб составлял 90-95% внешней торговли страны. Изучая портовую статистику Крыма, я даже там обнаружил почти полную монополию зерна в экспортных отгрузках. Виноград, вино, табак и прочие интенсивные культуры и товары потреблялись на месте либо вывозились из Крыма по железной дороге вглубь страны (чтоб не грешить - в столицы), а хлеб - через проливы в желанную Европу. Не за святыни воевали мы с Оттоманской империей, не за братьев-славян, за проливы…

Голодная и голодающая Россия к началу века стала важнейшим поставщиком хлеба в Европе и, стало быть, в мире. Не надо обольщаться, при этом "развитием капитализма в России", особенно в сельском хозяйстве - что при крепостном праве, что в пореформенное время крестьянское хозяйство оставалось низкопроизводительным и почти напрочь натуральным- какой там экспорт, самим бы до лета дотянуть! Решающую роль в формировании зернового экспорта играли немецкие колонисты, расселившиеся по южным окраинам России от Одессы до Саратова.

Вот только не надо говорить, что, де, потому и высокотоварно было зерновое хозяйство у штундистов (так называли в России немецких лютеран), что жили они на самых лучших землях. Все с точностью до наоборот - потому и доверены были им эти земли, что правительство знало - эти байеры не сопьются, землю не загубят чересполосицей и оврагами, урожай вырастят такой, что не прожрешь вместе со скотиной.

Так, по сути, немцы кормили немцев, а в казне от этого прибывало, пока, наконец. В 1887 году рубль не стал конвертиуемым.
Продолжалось это, правда, недолго, и накануне Первой мировой рубль утерял эту свою столь долго пестуемую респектабельность. Хлебный экспорт в течение века пошел насмарку. Но лучше б это, чем то. что развернулось вскоре…

А вскоре развернулось буквальное ограбление страны, прежде всего - хлебное.

Про продразверстку знают все, кто даже не сдавал историю партии. Но было в ней два "убойных" штриха, от которых - мурашки по телу до сих пор:

Отнятое у крестьян зерно тут же отправлялось (не все, но значительная часть) в Германию, "в помощь голодающим немецким товарищам", которые в этой помощи, естественно, не нуждались. Эта официальная версия продразверстки, естественно, вызывала не просто недоумение - но и взрыв крестьянского негодования: вот только что воевали с немцами и мира, кажется. с ними не заключали, то есть и продолжаем воевать, а зерно власти силком отбирают именно им. Кто ж это с кем воюет и на чьей стороне?

Второй эпизод - позорный польский поход. Из инструкций Ленина Первой Конной цель похода обозначалась не установление советской власти в Польше (эта авантюра даже кремлевскому мечтателю казалась сомнительной), а грабеж богатых украинских сел: войскам вменялось заходить в деревни, назначать самых зажиточных крестьян "уполномоченными по продразверстке" и стоять постоем, пока все не сдадут, а, если и после этого покажется, что не все выгребли, то выйти из деревни, сделать крюк и зайти еще раз (чтобы у недоверчивых читателей рассеялись сомнения, рекомендую выпущенный в середине 80-х институтом марксизма-ленинизма сборник "Военная переписка В.И.Ленина").

Начало 20-годов в России ознаменовалось неслыханным голодом, ограблением под этим предлогом церквей и … экспортом зерна, обеспечившим выпуск в 1924 году золотого конвертируемого червонца. Страна села на хлебные карточки, но экспорт зерна - это святое.

Вторую массовую экспроприацию хлеба у населения Сталин провел под знаменами коллективизации. Помимо чекистов, в ней участвовали те самые коммунисты-двадцатипятитысячники, что воспеты были Михаилом Шолоховым. Не мог не знать писатель того факта, что зарплату эти заводские коммунисты получали по месту своей работы, на Путиловском заводе (если говорить конкретно о товарище Давыдове), что семьи оставались в городах и что, следовательно, вели себя эти двадцатипятитысячники на селе соответственно - как организованные мародеры и палачи, а вся лирика и душевность шолоховских героев - омерзительная патока поверх зла и насилия. Именно тогда хлеб и стал партийной культурой. Уже при Брежневе ради хлеба стали оставлять под снег сады, бахчевые и прочее: райкомы требовали отчета прежде всего о зерне, хотя это бессмысленно - сжигать червонец в поисках оброненной копейки.

Нужна же была эта экспроприация уже не для экспорта, а для огромной армии зэков, которых, хоть немного, а кормить-то надо. При этом. Зэки при Сталине практически ничего не производили - они строили (рытье канав еды и денег не дает), а то, что они строили, не работало и рушилось на глазах, буквально от взгляда вредителей и врагов народа. А. Солженицын называл все, что делалось и строилось зэками, туфтой - лишь видимостью сделанного и построенного. Кончилось все это тем, что крестьян довели до поедания соломы с крыш и полного обнищания, Маленкову даже пришлось отменять продналог. А вскоре отменили и МТС, занимавшихся не столько механизацией сельского хозяйства, сколько военизированной охраной колхозов - чтоб народ не разбежался. Сама идея МТС никак не вязалась с доктриной марксизма-ленинизма о том, что средства производства должны принадлежать производителям (по иронии судьбы аккурат накануне отмены МТС мой отец, офицер связи с филологическим образованием, не умевший отличить геркулесого поля от поля манки, на политзанятиях задал этот дурацкий вопрос: "Как же так, ведь социализм победил, а средства производства отделены о производителей", за что был изгнан из армии и получил строгача, благо эти МТС разогнали).

Революцию в хлебной истории России совершил Хрущев. В Айове он насмотрелся на кукурузу и начал выращивать королеву полей всюду - от пустынь до тундры, но особенно упорствовал во внедрении именно там, где она заведемо не растет. Разумеется не только лишь от кукурузы, но при нем сельское хозяйство окончательно рухнуло вместе с церквами, коих Никита посносил, в долевом отношении, больше Сталина. Надо заметить, что одновременный крах сельского хозяйства и церквей вовсе не случаен: слово "крестьянин" и "христианин" в русском языке генетически совпадают и не только генетически, но и смысловым образом, даже до наших дней (недаром дезурбанизация и возвращение или бегство людей в деревню в наши дни сопровождается обретением ими христианской веры).

Когда, в результате экспериментов, включая целину, где урожайность долго держалась на уровне нормы высева (но высевается-то сортовое, отборное, а собирается - полова), хлеба стало не хватать и пришлось вернуться к хлебным карточкам и распределению муки и хлеба, и тут Никита вспомнил про Айову и Америку - в 1964 году началась эра российского импорта зерна.

Сначала это были сотни тысяч тонн и не каждый год, но на переломе 70-х хлеб уже не исчезал из статей импорта. К закату эпохи Брежнева он достиг фантастических размеров - 54 миллионов тонн, включая реэкспорт на Кубу и во Вьетнам. В те же годы товарное производство зерна в стране (треть от валового производства, две трети потреблялось самим сельским хозяйством, которое так и осталось почто натуральным: была бы воля - и ту треть не продали бы) едва достигало 70 миллионов.

Долгие годы я занимался советской морской торговлей в соответствующем институте. Изнывал в министерстве и Госплане, доказывая, что импорт зерна неизбежен и будет расти, что надо строить порты, элеваторы и флот, на что получал неизменный, партийной убежденности, ответ: "Импорт зерна - временное явление". Я представлял спутниковые прогнозы американцев, а мне в ответ - решение очередного пленума. Дело о флоте тянулось, а возить-то - надо. Постепенно и незаметно в стране возник так называемый бербоут-чартерный флот, по своему тоннажу превысивший практически любое из семнадцати морских пароходств. Что это такое - бербоут-чартерный флот или судно? Обычно это судно, уже проплававшее 3-5 лет и отдаваемое в долгосрочную аренду со сменой экипажа, флага, порта приписки и переходящее к арендатору после аренды в течение нескольких лет. Если учесть, что современные сроки амортизации морских судов составляют примерно 8 лет, передача России (СССР) судов в бербоут-чартер была выгодной альтернативой порезке судов на металлолом. Нас же эта практика отбрасывала в техническом прогрессе - мы все более и более отставали, пользуясь стареющим пополнением флота. Кроме того, пошли и новые проблемы и беды: подержанные иностранные суда не могли работать на наших маслах и мазутах, к ним не было деталей, необходимых для ремонта.

Шла разработка знаменитой всесоюзной халтуры "Продовольственная программа". Мне очень хотелось застолбить стабильный импорт зерна. В отделе транспорта Госплана на мои доводы всегда находился удачный ответ, но я не сдавался и, наконец, у оппонентов не осталось разумных доводов:
-Импорта зерна не будет, потому что в стране не хватает металла.
-?
-ну, вы поймите, мы вынуждены посадить Минсудпром на лимит по металлу, а вы в судостроительной программе страны, разумеется, не первые, не можем же мы из-за вашего зерна ослаблять обороноспособность страны!

К середине восьмидесятых число экспортеров зерна, кормов и муки в СССР перевалило за шестьдесят. Страна стала монополистом среди потребителей. Закупалось продовольственное и кормовое зерно, семенной и посадочный материал, комбикорма. Везлось все это из-за океана, из южного полушария и из сосодних стран, включая нищую Румынию.

Давно нет того Госплана, давно гниют на всех орях желязики под названием "военно-морской флот" незнамо откуда возникших морских держав вроде Украины. Зерно все также ввозится в страну, при этом последний горький анекдот был уже в перестройку, в эпошку "плачущего большевика" Николая Рыжкова. Благодаря его усилиям для приема импортного зерна был брошен на произвол судьбы собственный урожай - ведь валютой заплатили в надежде на собственный недород, а тут стихии разыгрались и случился в стране небывало большой урожай, расцененный горе-премьером как бедствие.

Что же дальше?
Как долго еще Россия будет продавать нефть и газ, чтобы купить хлебушка? - Ответ, кажется, очевиден: сколько хватит этой нефти с газом. А там - еще что-нибудь придумается: можно еще торговать землями, городами, евреями, кавказцами... Совесть, говорят, тоже ходовой товар…