Пасмурным летним днем 1579 года повозка, запряженная
парой отличнейших лошадей прогрохотала по грязным улочкам деревушки, приткнувшейся
на скалистом берегу моря неродалеку от Кентербери и остановилась возле дома
вдовы сапожника Катерины Марло. Сама вдова, в это время половшая сорняки
на огороде, разогнулась и с удивлением смотрела на экипаж. Богатые господа
из города в деревне появлялись редко, и никогда прежде не останавливались
около ее полуразвалившегося дома. Кучер повозки слез с козел и бросился
открывать дверцу. Опирясь на его руку, из нее вышел грузный человек средних
лет с крупными чертами лица, богато одетый, с тяжелой золотой цепью на шее.
За ним на землю легко спрыгнул подросток со скучающим лицом. Оба были смуглы
и скорее напоминали испанцев, нежели англичан. По сходству их черт было
видно, что это отец и сын. Катерина, низко склонившись, пригласила гостей
в дом.
Просьба посетителей еще более поразила вдову. Выложив
на стол кошелек, полный золотых монет, старший предложил Катерине следуюшее
- признать юношу своим сыном. У вдовы было два сына, но один лишился руки
и ноги в войнах ее Величества с Шотландией и доживал в доме бесполезным
калекой, да другой три года назад пропал без вести во время бури; она
не понимала истинной цели предложения и поэтому оно пугало ее, но сумма
была более чем значительной. За эти деньги она могла бы построить огромный
дом, завести прислугу и более не работать до конца жизни. Недолго думая,
она согласилась. Таким образом сын известного лондонского банкира, потомка
испанских евреев, насильственно христианизированных в годы Изабеллы Кастильской,
принимал имя пропавшего в шторме сына вдовы - Кристофера Марло. Юноша
подавал большие надежды и готовился поступать в самый престижный университет
Англии и всего христианского мира - Кембридж. Времена были тяжелые, война
с католической Испанией была в самом разгаре и к испанским марранам англичане
относились подозрительно. Теперь сомнительная печать еврейского происхождения
была с него снята, перед ним открывались двери блестящей карьеры политика,
школяра, священнослужителя, возможно - дворянский титул, недоступный для
других выкрестов-марранов.
Описанное событие, уважаемый читатель - вымысел автора.
Может, это было, может, не было, или было нечто в этом роде. Цель этой
статьи - не очередное рассуждение на тему "кто еврей", а попытка
проникновения в душу маррана, которого звали Кристофер Марло и, возможно
- Уильям Шекспир. Почему я пришел к выводу о марранском происхождении
Марло - потому что я прочитал "Мальтийского Еврея"…
Пару недель назад на книжной развалке местной библиотеки
я подхватил две драные книжицы - "Пьесы" Марло и новеллу Бенджамина
Дизраэли "Коннигсби", написанную тем в годы молодости. Биография
Марло всегда интриговала меня своей загадочностью, Дизраэли я купил лишь
потому что было любопытно узнать, такой же он был приличный писатель,
каким был политиком. Читать я начал с "Мальтийского еврея" Марло
и к концу пьесы в моей расплывчато-либерально-космополитической марранской
груди билось пылающее еврейское сердце. Пепел Барабаса стучал в него.
Как такое могло произойти, ведь пьеса считается классикой подстрекательской
антисемитской литературы? Так и не так. Она игралась редко, и я думаю,
что не утружу читателей пересказом самой пьесы и событий, которые происходили
вокруг нее.
Премыера "Мальтийского еврея" состоялась в
1594 году, через десять дней после казни Родериго Лопеза, личного врача
Елизаветы. Марран Лопез был обвинен в том, что по наущению испанского
короля пыталыся отравить королеву. Этакий врач-отравитель. Вину свою он
отрицал до последней минуты, но под пытками признался, что тайно соблюдал
иудейские обряды. Этого признания было достаточно. Лопез был повешен,
утоплен и затем четвертован. Ненависть к "черным" в Лондоне
достигла наивысшего накала. Таким образом, пьеса приобрела в глазах лондонцев,
которые не видели евреев с момента их изгнания из Англии в 1290 году,
некоторую злободневность. Хотя, скорее всего, Марло написал пьесу до того,
как дело Лопеза было раскручено и это просто было для него удачное совпадение.
Да и в этом году он уже был легально - мертв.
Источик сюжета - не английский. Песни о злодее-еврее
и его дочери распевались в придорожных харчевнях и на постоялых дворах
Гранады, Кастилии и Арагона. Дочь еврея приняла христианство, и тот бросил
ее и ее детей в пылающий костер. Но языки огня, коснувшись их, поющих
гимны Иисусу, превращались в розы. Тогда в костер бросили еврея; он сгорел
в страшных мучениях. Сардонический дух Марло превратил этот незамысловатый
сюжет в жуткий фарс, бесконечную репризу для злых клоунов... Итак - пьеса.
Вступление. Вкодит Макиавелли. Марло преклонялся перед
Макиавелли, он идентифицировал себя с ним. Как и Макиавелли, Марло верил,
что истинного величия достигают только люди, постоянно пробующие границы
цинизма, лицемерия и безнаказанности, и в течение своей жизни он неоднократно
пересекал эти границы, ввязываясь в сомнительные финансовые схемы, шпионские
заговоры, богохульствуя, подделывая деньги... Макиавелли произносит монолог
о том, что нет, он не умер, и будет жить всегда - в принцах-тиранах и
других злодеях, и представляет публике макиавеллиста - главного героя
песы.
Сцена первая. Мальта. Входит Барабас. В описании имущества
лондонского театра того времени мы находим упоминание о "рыжем парике
и исскусственном носе Мальтийского еврея". (Барабас рыж, заметим
это. Рыжие евреи велики ростом, кряжисты и склонны к авантюрам). Вступительный
монолог Барабаса, хвастливое перечисление его богатств - единственое разноцветье
на черно-белой гравюре пьесы. Скрипят снасти кораблей, везущих шелка,
благовония и драгоценности из Арабского Востока в Грецию и Испанию, теплая
средиземноморская волна брызжет в лицо, в трюмах - испанские масла и вина
Греции, мешки опалов, аметистов, рубинов, сапфиров... Колесо средиземноморской
торговли вращается без перебоев, смазанное энергией и предприимчивостью
потомков финикийских купцов. Европа понемногу освобождается от своего
тысячелетнего ледяного сна. Это Тициан и Веронезе, вместе с их каскадами
золотой парчи, драгоценностей на изысканных тюрбанах венецианских куртизанок,
это генуезский марран Христофор Колумб, втянувший христианнейших владык
Испании в сомнительный гешефт и неожиданно для себя наткнувшийся на невиданные
доселе земли, это загадочные арабские крючки, пришедшие на замену прямым,
как мысль солдата, римским цифрам, это слова "алгебра", "алгоритм",
наконец нашедшие свой путь в заскорузлые умы готов. Барабас перечисляет
свои богатства и упоминает других собратьев по вере - " There is
Kiriat Yarim, the Jew of Greece | Obed of Bairserth, Nones in Portugal
| Myself in Malta, some in Italy | Many in France, and wealthy every one…."
Христианская проповедь бедности и самоотречения от земных благ смешит
его: "Rather had I Jew be hated thus than Pitied In Christian poverty
| For I can see no fruits in all their faiths | But malice, falsehood
and excessive pride… "-это уже сам Марло из-под личины Барабаса.
И все эти богатства, труды всей жизни - одному человеку - единственной
дочери Абигайль...
Входят еще два еврея и сообщают ему, что на рейде острова
лежит турецкий флот и в связи с этим правитель Мальты Фернезе призывает
всех евреев немедленно явиться в сенат. Ясно, будут экспроприиривать.
Но Барабас самоуверен и беспечен. Его богатство вызволыт его сухим из
любой переделки. Крутитесь сами, а я уж позабочусь о себе - говорит он
им.
Во дворце правителя глава турецкого флота , сын султана
Селим требует дани за десять лет. Сумма слишком велика, казна пуста -"By
reason of the wars that robbed our store…" С кем воевала маленькая
вонючая Мальта? Не империя же, соседей вокруг никаких, само расположение
острова удачное - торгуй себе, да зашибай деньгу... Фернезе выпрашивает
месячную отсрочку и по отбытии турка немедленно посылает за евреями острова.
Те являются. Фернезе ставит вопрос ребром - евреи должны отдать половину
своего имущества на выплату долга. Тех, кто откажется - крестить, у тех,
кто откажется крестится - отобрать все. Как в анекдоте - "Сара, у
тебя есть три выбора - или же ты закроешь форточку, или я два раза дам
тебе по морде"... Все, кроме Барабаса не моргнув глазом, соглашются
отдать половину. Барабас разъярен - сумма слишком большая для того, чтобы
отдать ее без боя. Он называет своих собратыев малодушными трусами. "Тогда
ты согласен креститься?" -спрашивает правитель. "Нет, я выкрестом
не стану!" "Тогда мы берем все"- ласково говорит Фернезе.
"Стой! Я плачу половину, как все наши! " - "Поздно, Рита...
Ты отказался в свое время, теперь отдашь все".
Перед моим мысленным взором стоит Фернезе и рыцари Мальты,
одетые в революционные кожанки, галифе и кромовые сапоги, упершие дула
наганов в затылок стоящего на коленях еврея. Вот так же в 1919 году в
Могилеве мой дедушка стоял под наганами экспроприаторов... " Но мы
тебя не прогоним," - продолжает Фернезе, -"Живи на Мальте, еще
приумножишь богатство..." "Christians, " - вопит Барабас,
еще не пришедший в себя, -"what and how shall I multiply? Of naught
is nothing made." И Фернезе его учит коммерции -"From naught
at first you cams't to little wealth, From little unto more, from more
to most..." Моему деду в 1919 году даже приумножиться никто не предлагал...
Барабас пытается воззвать к чувству порядочности: "Will you then
steal my goods? Is theft the ground of your religion?" Бесполезно.
Его богатства переходят в руки Фернезе; его дом будет переоборудован в
женский монастырь.
Барабас безутешен. Он и его дочь теперь - нищие. Дядя
рассказывал, что мой дед, большой веселый человек, обнимал своих детей
- его, моего отца -тогда трехлетнего мальца и тетку - и плача, беспрестанно
повторял -"я оставил вас нищими...". Он был удачливым адвокатом,
вел дела купцов - лесозаводчиков, у него были лесные угодья, золото и
приличная сумма в страховых полисах. Десять лет до этого он женился на
молоденькой девушке из бедной рыбацкой семьи. Одиннадцать братьев моей
бабки беспрестанно крутились возле его дома, своими лохмотьями и босяцкими
выходками отпугивая клиентов. Наконец они надоели деду, и он купил им
всем железнодорожные билеты до Гамбурга, и пароходные - до Ню-Йорка. В
Америке братья открыли дело - стали мыть стекла небоскребов - и разбогатели.
А мой дед не хотел ехать - он уважал Россию...
К нашим баранам. Обезумевший от горя Барабас разражается
проклятиями в адрес христиан, друзья - евреи напоминают ему о судьбе Иова.
Не все потеряно, говорит себе Барабас, главное - дочь в порядке, остальное
приложится. В голове его зреет некий план. В секретном месте его дома
припрятаны золото и камни, хватит до конца жизни, надо их только оттуда
достать. Он уговаривает дочь Абигаиль притворится христианкой, вступить
в монастырь и раздобыть их. На следующее утро Барабас и Абигайль разыгрывают
перед монахинями и священниками уморительную сцену раскаявшейся дочери
и разгневанного отца.
Абигайль принята в монастырь. Вскоре она передает отцу
мешок с драгоценностями. Барабас приобретает дом для себя и для дочери,
не хуже прежнего. Происходят две важные вещи: Первая - Фернезе получахет
от испанского короля гарантии, что испанские силы защитят остров от турок.
Таким образом деньги, отнятые у евреев, остаются у него и он даже не думает
их возвратить. Второе: Барабас на базаре покупает раба-турка Итамора и
влюбляется в него. Такие отношения на театральной сцене сейчас уже не
вызывают удивления, тем более не вызывали они удивления в те времена.
В конце концов, все женские роли исполнялись мужчинами. Театр во времена
Марло еще выполнял свою оригинальную, с греческих времен функцию - более
или менее элитной тусовки для "голубых" (к которым относился
и сам Марло - Шекспир). И женщин в театре не было совсем не из целомудрия,
скорее наоборот. Пример - в то же время, далеко в Японии зарождался национальный
театр Кабуки, и все женские роли исполнялись женщинами, но их вскоре убрали
под предлогом борьбы с проституцией и заменили на мужиков. Угадайте, стало
ли меньше проституции в театре? Да нет, просто гомо-большинство одержало
очередную победу над "прямым" меньшинством в жестокой конкурентной
борьбе. Люди тех веков не были ханжами - дворцы аристократов и видных
клериков были заполнены портретами обнаженных прелестниц, куртизанки занимали
высокое положение в обществе и охотно позировали художникам, женщины начали
танцевать в балете задолго до того, как им было разрешено петь в опере
или играть на сцене. Скорее неуместным в те времена считалось сочетание
женщины и слова, знания, мудрости... Турок Итамор быстро становится ближайшим
и наидовереннейшим слугой Барабаса и помошником во всех его делах. И первая
месть не заставляет себа ждать.
Добрый папа баловал Абигайль и она выросла непослушной
девочкой. Она "центровая", самая богатая и красивая невеста
Мальты, и в нее влюблены сразу двое самых видных женихов острова - Матиас,
сын старого Барабасова врага и сын Фернезе Лодовик. Абигайль любит Матиаса.
Стать свояком кого-либо из своих злейших врагов не входит в планы Мальтийского
еврея. Он от ее имени назначает обеим влюбленным юношам свидание под ее
окнами в один и тот же час. Матиас и Лодовик закалывают друг друга. Барабас
доволен. На радостях Итамор выбалтывает Абигайль все. Она в отчаянии.
Зная, как больнее поразить отца, Абигайль отправляется обратно в женский
монастырь и принимает христианство.
Удар в яблочко, в самое незащищенное Барабасово место.
Его любимая дочь, свет в окошке, предала его, стакнулась с его врагами,
опозорила его перед собратьями! Но у него уже есть любезный сердцу Итамор,
он и унаследует все богатство... Барабас варит котелок риса, заправляет
его ядом, слуга доставляет его монахиням , те едят его и умирают в страшных
мучениях. Перед смертю Абигайль исповедуется отцам Барнардину и Джакомо
(Абигайль: "Святой отец, я умираю христианкой"; отец
Барнардин: "И девственницей также, что меня печалит сильно...")
и сообщает им о преступлении своего отца. Простовато-жадные священники
в раздумье. С одной стороны, профессионалная тайна исповеди; с другой
неплохо бы его напугать и выманить у него денежки…
Святые отцы направляются к дому Барабаса и намеками дают
ему понять, что им что-то известно. Барабас не был бы тем, кем он есть,
если бы не имел управы на таких лохов. Он обявляет монахам о своем намерении
принять христианство и передать все, что он имеет, церкви. У монахов загораются
глаза от перечисления евреем своих богатств ("должники мои во Флоренции,
Венеции, Антверпене, Лондоне, Севилье, Франкфурте, Любеке, Москве...").
Но вот вопрос: кто из двоих станет крестным отцом Барабаса, к кому перейдет
все это? Монахи начинают драку. Барабас и Итамор разнимают их. Итамор
уводит Бернардина в дом, а еврей просит Джакомо явится вечером, обещая
спровадить другого восвояси. В доме Бернардин напивается и засыпает. Барабас
со слугой душат рэкетира в рясе, и выставляют его труп на улицу в стоячее
положение. Мертвый монах стоит опершись на палку, как живой, "как
будто выпрашивает кусок сала". Является Джакомо. Увидя соперника,
он свирепеет, вырывает из -под него палку и шмякает того по голове. Труп
грохается оземь. Из дома выскакивают Барабас и Итамор, изображая крайнее
удивление и гнев, обвиняют монаха в убийстве и волокут в магистрат, где
того и вешают. Мальтийский еврей может ненадолго вздохнуть свободно. Более
охочих до его денег нет, первая волна атак Судьбы отражена.
События в пыесе сменяют друг друга с молниеносной быстротой,
у Марло не остается время на краски, его герои не обременяют себя длинными
монологами, это - беспрерывный эйзенштейновский "монтаж каскадов"...
Городская куртизанка Белламира и ее сутенер Пилиа-Борза испытывают серьезное
снижение потока клиентов. Мужское население Мальты занято подготовкой
к войне - сын султана, Селим, разъяренный отказом Фарнезе платить дань,
осадил остров. В попытке проторить дорожку к состоятельному еврею, Белламира
кладет профессиональный глаз на его слугу, Итамора, который выясняет,
что в конце концов, не такой он уж и голубой. Так и Вацлав Нижинский тайно
от Дягилева ночами искал в Париже проституток... Итамору нужны деньги.
В доме Белламиры он пишет письмо, требуя от Барабаса триста золотых, иначе
он отправится в магистрат и расскажет все. Сутенер отправляется с письмом
к еврею. Тот деньги дает, но понимая , что это требование бывшего слуги
- далеко не последнее, переодевается уличным музикантом -французом, берет
лютню, кладет в шляпу букетик цветов, посыпанный ядовитым порошком и отправляеся
к дому потаскухи. Белламира, Итамор и Пилиа-Борза хвалят его искусство
(возможно намек Марло на группу марранов, служивших придворными музыкантами
при дворе в то время) и нюхают отравленный букет. Но доза несколько мала.
Недовольные малой суммой, полученной от Барабаса, они с пьяных глаз решают
бросится в ноги Фернезе и его заложить. Фернезе занят подготовкой к обороне
крепости, ему не до них, запирает их в предвариловку и приказывает пытать
еврея, но вдруг входит офицер и сообщает, что куртизанка, сутенер, слуга
и еврей мертвы! Яд сработал. Фернезе приказывает всех, кроме Барабаса,
похоронить, а самого еврея - выбросить за стены, на сьедение собакам.
За стеной Барабас неожиданно оживает. В отличие от своих
врагов, он лишь имитировал смерть, приняв сок из мака и мандрагоры. Он
отправлается к Селиму и рассказывает ему о тайном туннеле, ведущем в крепость
и обещает с пятьюстами янычаров войти в город и открыть ворота изнутры.
Селим соглашается, обещая ему пост правителя в случае удачи. Город захвачен,
и турок передает Мальту и Фернезе в полное распоряжение Барабаса. Снова
еврей на коне, выкрутившийся всех передряг, злейший враг в его руках...Он
отомщен, но и обеспокоен. Власть - не еврейское дело, люди Мальты ненавидят
его и он никогда не будет чувствовать себя в безопасности. Деньги надежнее...В
конце концов, он прожил счастливую жизнь на острове, сделал кучу денег,
да и турки, как бы это сказать - чересчур восточные для него, что ли...
И тут он совершает непоправимую ошибку, доверившись слову
поверженного врага. Барабас призывает Фернезе и предлагает ему свободу
и гешефт - он пригласит сына султана дворец на банкет, и когда те войдут,
раздвинется деревянный помост, и Селим с пашами упадут в расположенный
под помостом котел с кипящим маслом. Войско же его расположится на пир
в монастыре за стенами города и будет сожжено. Фернезе соглашается. Сто
тысяч фунтов золота доставлены еврею. Селим, ведомый Барабасом вкодит
в пиршественный зал. Фернезе восклицанием останавливает его и перерезает
веревку механизма. Помост раздвигается, Барабас падает в им же заготовленную
ловушку. Он проклинает всех и сваривается заживо, войско турков сожжено
в монастыре, Селим остается на Мальте как заложник. Фернезе благодарит
небеса. Занавес.
...Довольные лондонцы расходятся. Злодей наказан. Справедливость
восторжествовала. Какая справедливость? Фернезе, что ли? В чертовой карусели,
которую Марло завертел вокруг своего героя - бессердечный и беспринципный
правитель, дура -дочь, священники - лицемеры и шантажисты, слуга - вымогатель,
потаскуха, сутенер - нет ни одного положительного лица. Злодейство Барабаса
носит реактивный, ответный характер - как боксер, он получает тупые, сокрушающие
удары Судьбы и бьет в ответ. В отличие от всех остальных - он жесток,
изворотлив, но не низок. Он вызывает некоторое сочувствие, единственный
из всех. С чего бы Марло любить его?
Если Кристофер Марло был сам марраном, выходцем из семьи,
тайно исповедующей иудаизм, это многое обясняет и в его биографии, и в
образе Мальтийского еврея. Дело в том, что вечная конспирация была не
только присуща марранам, это был их образ жизни, неотьемлемая часть их
веры. Нерадивые ученики наказывакись строго: их топили в реках, сжигали
на кострах, варили в масле. Человека, купающегося в реке, немедленно отдавали
в руки инквизиции - возможно, это еврей совершающий ритуальное омовение
перед молитвой… Изабелла Кастильская с гордостю утверждала, что умывалась
всего два раза в жизни - в день, когда она родилась и в день, когда она
вышла замуж…Вот что пишет Бенджамен Дизраэли (из второй книжки, раскопанной
мной в библиотеке) о судьбе и путях марранов. Одно из действующих лиц
- "новый англичанин" Сидония, выходец из испанских сефардов,
"арабов Моисеева закона", как называет их Дизраэли:
"Сидония, происходил из очень древней Арагонской
семыи, которя на протяжении веков дала стране много знаменитых граждан,
в особенности - священнослужителей. Кроме многих прелатов, несколько Архиепископов
Толедских принадлежали к этой семье, и сам Сидония, в период великой опасности
и испытаний исполнял должность Великого Инквизитора. Как ни странно это
может показаться, неопровержимым фактом является то (и в том нет недостатка
доказательств), что это знаменитое семейство все это время, так же как
и две трети Арагонской аристократии, тайно придерживалось древней религии
и обрядов своих отцов; веровала в единого Бога в Синае и соблюдала законы,
заповеданные Моисеем.
…Откуда пришли в Европу эти арабы Моисеева закона, сейчас
уже невозможно сказать. Их процветание на Иберийском полуострове, в особенности
на юге, где они были основными возделывателями земли, вызывали зависть
готов; и законы, достойные варваров, были приняты толедскими властями
в шестом и седьмом веках, чтобы отлучить их от земли. Когда, с помощю
еврев, королевство готов были разбито сарацинами, в то время, когда христианский
мир был погружен во тьму, эта чудесная и несравненная цивилизация сохранила
для Европы науку, литературу и искусство. С падением мавританского королевства,
в особенности с началом правления Фердинанда и Изабеллы, евреи подвергались
все большим преследованиям. Появилась инквизиция, которая к этому времени
истребила альбигойцев и опустошила Лангедок, и которая (об этом надлежит
всегда помнить) была установлена в Испании, несмотря на протесты Кортесов
и к ужасу местного населения. Доминиканцы открыли первый трибунал в Севилье,
и первыми, кто предстал перед ним, были герцог Медина Сидония, маркиз
Кадиса и граф Аркосский - три самых влиятельных человека в Испании. Когда
Инквизиция появилась в Арагоне, местное дворянство апеллировало к королю
и Папе; был организован заговор; главный Инквизитор был зарезан на ступенях
кафедральной церкви в Сарагосе. Увы! Те, кто был обвинен в тайном иудаизме,
были отправлены на костер; сыны и дочери благородных семейств, в венах
которых прослеживался след еврейской крови, должны были распевать псалмы
в торжественных процессиях, свидетельствуя свою верность религии изувера
Торквемады. "
Некоторые принимали новую веру всей душой, и чобы завоевать
доверие новых хозяев, преследовали крипто-евреев со всей свирепостью.
Марран законченный ощущает свою отличность как физический недостаток и
поэтому зол на своих отца и мать, недостаток этот ему подаривших. Таким
был Торквемада. Нет опаснее в мире человека, чем законченный марран. Марраны
же притворявшиеся двигались из страны в страны, подальше от всевидящих
глаз бывших "своих" совершенствуясь в науке конспирации, сливаясь
с местным населением. Марраны распространились по всей Европе, некоторые
из них оказались в Англии, они внесли значительный вклад в развитие наук
и искусств этих стран. Все великие открытия, сделанные марранами, по какому-то
недоразумению приписываются евреям, но это не так: настоящему еврею не
до открытий - он экзотичен и самопоглощен, как амиш: синагога-дом-синагога.
Эйнштейн, Фрейд, Гейне, Маркс были марранами. Марран - это не национальность,
это диагноз - раздвоение личности, души раздираемой между внутренними
убеждениями и наружной маской. Русские за границей, мы все независимо
от происхождения - марраны. Почему, мне кажется, что Марло - "скрытый
еврей"? Потому что он как и все мы, раздвоен и, наделяя Барабаса
всеми наружными атрибутами классического злодея, тем не менее пытается
найти внутреннее оправдание его поступкам и вкладывает в его уста свои
мысли. Он предает его, но не до конца. Он примеряет его и его судьбу на
себя, пробует на нем идеи, которые сам осуществит позже (как в случае
с его мнимым убийством).
Идею легко проверить. Слава богу, не двадцатый век на
дворе - не надо годы проводить в библиотеках. Делаю поиск в Интернете
- вылезают любопытные
вещи. В 1589 время некто, под именем Martin Marprelate, опубликовал
серию памфлетов, оскорбительных для господствующей протестантской церкви.
До сих пор неизвестно, кто стоял за этим именем. Приставка "Мар-"
по латыни нечто вроде "Дави", "Mar-prelate" - "священнико-дав".
А не наш ли это Марло со своими опасными шуточками ("Mar-lowe"
- "законо-дав")?
Вот
предполагаемый портрет Марло в возрасте 21 года.В левом верхнем углу -
его девиз - " QVOD ME NVTRIT ME DESTRVIT" - "то, что питает
меня, меня уничтожит". С портрета смотрит юноша-старик, Экклезиаст,
многое видевший и все презревший, скорее испанец, чем англичанин. На самом
ли деле он был убит в драке? Не верится - слишком он был умен для такой
глупой смерти. Скорее, имитировал ее, как и Барабас… Тогда, 30
мая 1593 годa, время для этого было самое подходящее. Драматург Томас
Кид, разделявший с ним комнату, был недавно арестован в подозрении в ереси
и пытан. В их комнате был найден антирелигиозный памфлет, и Кид утверждал,
что его автор - Марло. Запахло жареным…
…Старый банкир подошел к камину и кочергой поворошил
тлеющие угли. Холодно, чертовски холодно... Более всего волновали старика
последние вести о его сыне, который теперь звался Кристофером Марло. Мальчик
явно заигрался. Он нажил себе огромное количество врагов своим беспечным
поведением, своим открытым презрением к религии. Самое плохое же заключалось
в том, что сын предпочитал общество смазливых итальянских мальчиков размеренной
семейной жизни и продолжения рода, видимо, не предвидится. Однако не все
еще потеряно. Слава Богу, у него много влиятельных покровителей - граф
Оксфорд и даже ее величество королева - ценители его таланта. Может, еще
образумится… К тому же что было сделано раз, можно повторить - приказчик
из Стратфорда сообщил в письме, что недавно там умер торговец сеном, некий
Уильям Шекспир, и можно заполучить его документы…
Возможно, это было, а возможно и нет. О том, кем в действительности
являлся Уильям Шекспир, написаны тысячи исследований. В биографиях Шекспира
и Марло много темного, много странных совпадений, их стилевая схожесть
подтверждена компютерным анализом, но, все-таки, Шекспир - не Марло. Марло
черно-бел, Шекспир - цветен. Марло всегда циничен, Шекспир - никогда,
Марло не свойственен добрый юмор, он не романтик, ему и в голову не придет
написать нечто вроде "Ромео и Джулетты". Скорее, по мнению некоторых
исследователей, под именем "Шекспир" скрывался некий аристократический
самиздат, в который входили граф Оксфорд, Фрэнсис Бэкон, возможно,
сама Елизавета, и который "редактировался" Марло даже после
его мнимой смерти. А может быть, в результате сильного испуга и потрясения
талантливый драматург Марло превратился в гения Шекспира? Не стал ли гением
талантливый писатель Достоевский на плацу Петропавловской Крепости, ожидая
расстрела?
Так что правда, она как всегда лежит где-то посередине.
Да и в правде ли дело? Любопытно ведь чертовски, да и узнал многое. Полезно
иногда бывает покопаться в старых книжках…