1. Игорь Говорин, Егор Парларин. Выдержки из прочитанного.
Игорь Говорин, Егор Парларин.
Выдержки из прочитанного.
Цитаты людей Великих и малых.
(Собрали и систематизировали: Игорь Говорин, Егор Парларин)
     Идея записывать, коллекционировать и – главное!– цитировать крылатые фразы политиков, философов, писателей и поэтов, конечно же, не нова. В Советском союзе, например, ни одно школьное сочинение, институтский курсовой или диплом, ни одна научная монография, кандидатская или докторская не обходились без ссылки на какое-нибудь мудрое изречение Ленина-Сталина-Хрущёва-Брежнева и других, на тот момент руководящих политических лидеров. Хорошо ещё, если удавалось найти в библиотечных скрижалях хоть что-нибудь по интересующей вас теме.
     Спрос, как известно, рождает предложение. Возможно именно поэтому в конце пятидесятых, в «самой читающей стране» вышла небольшая по формату (чтобы удобнее было носить в кармане пиджака) книжка Иосифа Борисовича Тумаркина «Золотые россыпи. Мысли и афоризмы». Сборник содержал высказывания и изречения выдающихся писателей, мыслителей различных эпох и народов, деятелей науки и культуры, литературы и искусства, которые были распределены по тематическим разделам: «о жизненных целях», «о патриотизме», «о труде», «о дружбе и любви» и т.п. Книга пользовалась заслуженной популярностью, и до 1968-го выдержала восемь переизданий. Переиздавать бестселлер приходилось не только по тому, что изречений и цитат год от года прибавлялось, но и потому, что кое-кого из «оракулов» приходилось убирать со страниц по разным политическим мотивам. Очень скоро после выхода первого издания, пришлось выбросить все мудрые высказывания В.И.Сталина, включая его знаменитое «Жить стало лучше, товарищи! Жить стало веселей». Чуть позже, когда советско-китайской «дружбе навек» пришёл кирдык, исчезли и светлые мысли «Великого кормчего» Мао, потом куда-то делась полная оптимизма фраза Никиты Сергеевича Хрущёва «Наше поколения будет жить при коммунизме».
     Как и большинство моих, уже давно состарившихся сверстников, до сих пор считающих, что «книга – лучший подарок», я не утратил любовь к печатному слову. Люблю читать и перечитывать старое, шурша страницами, листать «электронную книжку» делая закладки на наиболее понравившихся местах. (Боже мой! Как со временем меняется смысл даже самых простых слов из нашего лексикона! Раньше «сделать закладку» – это значило загнуть уголок листа в книге, чтобы знать, где остановился. Сегодня «в закладку» кладут наркотики. У Булата Окуджавы в песенке про шарик, который улетел, есть слова: «…а шарик вернулся, а он – голубой!». Тогда это звучало по-детски трогательно, теперь – вызывает кривые улыбки и хихиканье, особенно у молодёжи).
     Прочитав какое-нибудь интересное изречение, серьёзное или не очень, иногда ловишь себя на мысли: как здорово автор написал о том, о чём все вроде бы давным-давно знают или догадывался, да не могут сформулировать это так образно и вместе с тем – лаконично. Надо бы эти слова, строки, мысли непременно запомнить и при случае ввернуть в разговоре! Но уже через час-другой мудрая фраза забывается, вытесняясь более насущными мыслями и рассуждениями, более приземлёнными и не всегда философскими, а исключительно бытовыми.
     К слову сказать, очень многие книги – и даже очень хорошие книги!– в процессе их прочтения могут не вызвать желания взять да и выписать что-нибудь «на память». Некоторые же хочется буквально «растащить на цитаты» и цитировать чуть ли не целиком, как например «Ни дня без строчки» такого мастера художественного слова, как Юрий Карлович Олеша. А вот актриса Фаина Раневская не была писателем, но, по словам очевидцев, тоже была мастером крылатой фразы, причём не всегда даже литературно «причёсанной», но всегда весьма афористичной по сути. Её «Воспоминания» тоже хочется цитировать. Видимо, это зависит от степени внутреннего «созвучия», некой камертонности читателя с прочитанным. Поэтому одних авторов в этом сборнике цитат будет много, других – меньше, кто-то из «великих» может не встретиться вовсе. Уж пусть простят литературные Мэтры и увенчанные лаврами «властители душ». Ничего не поделаешь, процесс восприятия художественного слова весьма причудлив, сугубо индивидуален и не всегда предсказуем. Как говорится: сколько людей (читателей) – столько и мнений. С некоторыми из приведенных здесь высказываний можно согласиться «на все сто», с некоторыми – не очень, но в целом это никак не умаляет их литературной или исторической ценности.
     P.S. 
Естественно, никакой особенной литературной заслуги в этой публикации нет. Ну, разве что, пришлось потратить некоторое время для набора собранного материала на компьютере и довольно произвольной его систематизации по соответствующим разделам, для удобства ознакомления. Да, ещё надо было кое-где вставить недостающее, для лучшего понимания смысла цитаты, слово-другое [в квадратных скобках]. Уж пусть простят составителей данного сборника за такую дерзость авторы приведенных здесь афоризмов! Возможно, кому-нибудь из читателей пригодится что-то из прочитанного для его философских размышлений или даже вдохновит на литературное творчество в качестве идеи, посыла, эпиграфа к его книге, рассказу, стихотворению – будем только рады.
И. Говорин, Е.Парларин.
РАЗДЕЛЫ (в порядке очерёдности):
О политике и политиках (всерьёз и не очень),
О вождях и правителях,
О начальниках и начальстве,
О свободе и несвободе,
О работе и творчестве,
О времени, о жизни и смерти,
О юности и старости,
О судьбе,
Об искусстве, музыке, литературе и поэзии,
О мудрости и глупости,
О любви и нелюбви,
О деньгах, их наличии и отсутствии,
О добре и зле,
О пользе юмора,
О разных житейских наблюдениях,
Обо всём понемногу (мыслишки-коротышки).
О ПОЛИТИКЕ И ПОЛИТИКАХ (Всерьёз и не очень).
     «Я сужу о политических режимах по количеству пищи, которые они дают каждому, и когда они с чем-то это связывают, ставят при этом какие-то условия. Я плюю на них: люди имеют право есть без всяких условий». (Роман Гари, «Обещание на рассвете»).
     «Государственный деятель должен ожидать, что ему будут противоречить и говорить жёсткую правду. В противном случае его нельзя назвать государственным деятелем». (Джон Толланд, «Последние 100 дней Рейха»).
     «Если…руководитель своим повседневным образом жизни не доказывает того, к чему призывает с трибуны, ему перестают верить. Вот он твердит о перестройке, об экономии, об интенсификации и демократизации, а люди видят, что он выстроил себе дачу за государственный счёт. Пусть он толкует о совести, а люди видят, что он бессовестен во многих своих действиях». (Аркадий Райкин, «Без грима. Воспоминания»).
     «К сожалению, но так уж заведено в России, что масштаб личности и конкретные особенности душевного устройства её руководителей всегда накладывали отпечаток на жизнь государства». (Лев Дмитриевич Сирин, «Когда уйдёт Путин?»).
     «Настоящая политика при Путине так и не прорастёт под спудом его зауженного понимания политической жизни, уступив место тотальному чекистскому контролю вкупе с византийскими играми, оставшимися ему в наследство от семейных соглядатаев Ельцина. Иных способов управления государством Путин просто не знает, не понимает и понимать не хочет». (Там же).
     «Беда всех Пиночетов, что они никогда вовремя не уходят из власти, сделав с её помощью необходимое для истории дело. Собственно это же происходит сегодня и с Владимиром Владимировичем. Причём мотивы своего пребывания во власти, кроме расхожей риторики о «воле народа», Путин выискивает уже в необходимости устранения пороков, которые и порождает его же пребывание во власти». (Там же).
     «Заметим, что выборы честные стоят больших денег. Выборы нечестные требуют ещё больших вложений». (Владимир Войнович, «Малиновый пеликан»).
     «Музыка объединяет раздробленное человечество. Политика и правительства стоят между нами, как стена». (Светлана Аллилуева, «Далёкая музыка»).
О ВОЖДЯХ И ПРАВИТЕЛЯХ.
     «Потребность чтить живых богов – вождей, пророков, мессий – издревле присуща людям. И, вероятно, ещё долго – если не всегда – будет рождать мифы и творить кумиров. Только бы они, в отличие от прежних, не порождали смертоносной ненависти к инаковерующим, инакомыслящим, не требовали раболепного поклонения, не отучали думать – и, значит, сомневаться – не подавляли ни совести, ни слова». (Лев Копелев, «И сотворил себе кумира…»).
     «Немалую важность имеет для государя выбор советников, а каковы они будут, хороши или плохи,– зависит от благоразумия государей. Об уме правителя первым делом судят по тому, каких людей он к себе приближает; если это люди преданные и способные, то можно всегда быть уверенным в его мудрости, ибо он сумел распознать их способности и удержать их преданность. Если же они не таковы, то и о государе заключат соответственно, ибо первую оплошность он уже совершил, выбрав плохих помощников». (Никколо Макиавелли, «Государь. Глава ХХII – О советниках государей»).
     «Став диктатором, ты теряешь способность держать близко к себе способных людей. Всё больше окружают тебя люди, умеющие льстить и поддакивать, но всё меньше – компетентные. Государство управляется всё хуже и где-то что- то горит, что-то падает. Советники дают глупые советы. Принимаются ошибочные решения. Например, решить какую- то проблему с помощью маленькой победоносной войны? Удалось. Захватить какую-то территорию без единого выстрела? Удалось! Народ ликует! Рейтинг растёт. Но при захвате территории советники и ты сам не просчитали, во сколько обойдётся её захват, удержание и поддерживание. Не станет ли эта территория комом в горле?». (Владимир Войнович, «Малиновый пеликан»).
     «Держа в руках королевскую власть, Король кроликов с горечью убеждался, что все силы уходят на то, чтобы эту власть удержать. Для чего власть, думал Король иногда, если все силы уходят на то, чтобы её удержать? В конце концов он пришёл к такому решению, что надо увеличить королевскую охрану, чтобы освободить своё время и силы для дел, ради которых он и рвался к власти… Но в один прекрасный день ему в голову пришла вполне здравая мысль, что такая сильная охрана может сама попытаться отнять у него власть. Поэтому он ещё больше увеличил охрану, дав новым охранникам тайное задание охранять Короля от старой охраны». (Фазиль Искандер. «Кролики и удавы»).
     «В Сиракузах долгое время правил тиран Дионисий. Когда он умер, все ликовали, и только одна очень старая женщина горько рыдала. Когда возмущённые граждане стали её упрекать за скорбь о тиране, она объявила, что пережила трёх тиранов, и каждый был хуже предыдущего, самый жестокий был Дионисий. «Поэтому я не его оплакиваю, а плачу от ужаса перед будущим тираном»,– горестно заключила старуха». (Цит. по: Юрий Иванович Чирков, «А было всё так». Часть 1 – Соловки).
     «Там, где неограниченная власть, там могут быть неограниченные ошибки». (А.Некрич, автор книги «1941. 22 июня». Цитируется по: Александр Шубин, «Свобода в СССР»).
О НАЧАЛЬНИКАХ И НАЧАЛЬСТВЕ.
     « Начальники, которым не хрен делать на работе, любят придумывать всякие штуки, чтобы действовать на нервы подчинённым, и заодно изображать сосредоточенность и занятость». (Вадим Ярмолинец, «Свинцовый дирижабль «Иерихон 86-89»).
     «Один стол для начальника, второй – для подчинённых. Король Артур сидел со своими рыцарями за одним круглым столом, символизирующим их братство. Но король Артур был рыцарем, а у нас самый ничтожный начальник, окопавшийся в полуподвальном кабинете с видом на дворовый мусорник, демонстрировал свою причастность к руководящему классу». (Там же).
«Поругаться с начальством – то же самое, что поссориться с силами природы! Тем более если твой уважаемый руководитель принадлежит к значительной прослойке деятелей, использующих могучий двухтумбовый стол одновременно как пьедестал, таран и флюгер. В отличие от прежнего главного редактора, торопливого, нервного, отходчивого, новый шеф не говорил, но отливал слова в редком металле, а по личным нуждам шествовал так, словно направлялся к трибуне». (Юрий Поляков, «Работа над ошибками»).
О СВОБОДЕ И НЕСВОБОДЕ.
     «Там, где человек осознаёт свою несвободу, возникает противоборство. Человек так устроен, что несвобода его тяготит. Лучше уж не знать о ней. А узнал – поневоле начинаешь прощупывать – где несвобода начинается, и нельзя ли расширить свободу. Стоит ослабить пресс репрессий – искатели свободы начнут находить друг друга». (Александр Шубин, «Свобода в СССР»).
     «…[Советский] Режим боится сборища, где читают стихи Маяковского и других, менее канонических поэтов [речь идёт о разгоне «Маяка» – уникального поэтического «Гайд парка» в центре Москвы у памятника Маяковскому в годовщину смерти поэта, 14 апреля 1961 года]. Прошли годы, рухнул коммунистический режим. Оковы пали, и свобода… Но не советую поэтам [и сегодня] собираться у памятника Маяковского читать стихи без санкции градоначальства. ОМОН может кости намять. И уж теперь не будут разбираться, нужны нам такие стихи или не нужны». (Там же).
     «Любовь – это свобода. Пока открыты двери – всё нормально. Но если двери заперты снаружи – это тюрьма». (Сергей Довлатов, «Заповедник»).
     «Описывая впоследствии своё пребывание в сумасшедшем доме, Швейк отзывался об этом учреждении с необычайной похвалой: «По правде сказать, я не знаю, почему эти сумасшедшие сердятся, что их там держат. Там такая свобода, которая и социалистам не снилась. Там можно выдавать себя и за бога, и за божью матерь, и за папу римского, и за английского короля, и за государя императора… В сумасшедшем доме каждый мог говорить всё, что взбредёт в голову, словно в парламенте». (Ярослав Гашек, «Похождения бравого солдата Швейка»).
О РАБОТЕ И ТВОРЧЕСТВЕ.
     «Когда-нибудь Кинг будет в нашей стране большим человеком, но я его не высоко ставлю. Он мне напоминает бобра. Выпусти бобра там, где есть вода, и он начнёт строить плотину, таким уж его природа создала. Убери его от воды – и он больше ни на что не годен». (Ламур Луис, «Как был покорён Запад»).
     «Раньше десять лет хвалили, теперь десять лет будут ругать. Ругать будут за то, за что раньше хвалили». (Илья Ильф, «Последняя записная книжка. 1936-1937»).
     «Нет нынче Лермонтовых, способных бросить негодяям в лицо «железный стих, облитый горечью и злостью». Да и прошли давно времена, когда бесчестье угнетало человека: понятье это скинуто со счёта. Во всяком случае, в кругу современных «толпящихся у трона» литераторов». (Олег Васильевич Волков, «Погружение во тьму. Белая книга России. Выпуск 4»).
     «Пьеса написана так, как будто никогда на свете не было драматургии, не было ни Шекспира, ни Островского. Это похоже на автомобиль, сделанный с помощью только одного инструмента – топора». (Илья Ильф, «Записные книжки»).
     «Спектакли, как люди, растут, достигают зрелости, стареют, дряхлеют и в конце концов умирают». (Аркадий Райкин, «Без грима. Воспоминания»).
     «Сколько в нашей истории театров, умерших неестественной смертью! Сколько театров, так и не родившихся, уничтоженных в зародыше! Но больше всего таких, которые продолжают существовать, хотя как творческий организм они давно уже умерли!» (там же).
     «Это для романа материал накапливается годами, в рассказе ритм другой. Совсем не обязательно что-то выискивать, но если жизнь подкладывает тебе рассказный материал, стыдно отказываться». (Василий Павлович Аксёнов, «Негатив положительного героя»).
     «Когда-то Твардовский…говорил, что человеку называть себя самого писателем нескромно, потому что звание «писатель» предполагает наличие в человеке специфических незаурядных способностей, которые в совокупности называются талантом. Но теперь это всё ушло в прошлое и писателем называют чуть ли не каждого, кто пишет дешёвые детективы, душещипательные простенькие истории и даже какие-нибудь брошюрки, конспекты политических речей, рекламные тексты». (Владимир Войнович, «Малиновый пеликан»).
     «Писал он легко и быстро. Одно слово тянуло за собой другое. Вот только никогда не знал он, где и какой ставить знак препинания, но это обстоятельство его мало смущало, и он эти знаки разбрасывал наобум, по возможности равномерно». (Владимир Войнович, «Путём взаимной переписки»).
     «Мне кажется, что единственное произведение, которое я могу написать как значительное, нужное людям,– книга о моей собственной жизни» (Юрий Олеша, «Ни дня без строчки»).
     «Замечательную книгу мы читаем каждый раз как бы заново…И в этом удивительная судьба авторов замечательных книг: они не ушли, не умерли, они сидят за своими письменными столами или стоят за конторками, они вне времени». (Юрий Олеша, «Ни дня без строчки»).
     «Наша газета обладала уникальным свойством. Практически всё, написанное в ней, никого не волновало, кроме корректоров. Не исключено, что они были последними, кто читал производимую нами белиберду». (Вадим Ярмолинец, «Свинцовый дирижабль «Иерихон 86- 89»).
     «Хочется писать лёгкое, а не трудное. Трудное – это когда пишешь, думая о том, что кто- то прочтёт. Розга синтаксиса всё время грозит тебе. А писать легко – это писать так, когда пишешь, что приходит в голову, как по существу, так и грамматически». (Юрий Олеша, «Ни дня без строчки»).
     «Мысль о ежедневном труде Бунин несколько развил: – Писать стихи надо каждый день, подобно тому, как скрипач или пианист непременно должен каждый день без пропусков по нескольку часов играть на своём инструменте. В противном случае ваш талант неизбежно оскудеет, высохнет, подобно колодцу, откуда долгое время не берут воду». (Валентин Катаев, «Трава забвения»).
     «Я захотел петь. Мне сказали, что лучше воздержаться, что на этом поприще у меня нет никаких шансов, потому что с таким голосом и с такой внешностью…нельзя появляться на сцене. Я хотел сочинять тексты и музыку для песен. Было сделано всё, чтобы не смел и надеяться». (Шарль Азнавур, «Прошлое и будущее»).
О ВРЕМЕНИ, О ЖИЗНИ И СМЕРТИ.
     «Я люблю такой наш ни к чему не обязывающий трёп. Никуда спешить не надо. Время для тебя – совсем не деньги, а ничто. Уходи, время, прочь! Теряйся бессмысленно! Бессмысленно ли? Без прибыли – да. Но не бессмысленно. Это – наша жизнь. Жизнь вообще есть лишь потеря времени». (Александр Алексеевич Зиновьев, «Гомо советикус»).
     «Что может быть совершенней устройства самой жизни? Переустройство? Вот и наблюдаю я, до чего допереустраивались наши переустроители. Нашкодили со своими проектами идеальной жизни так, что теперь расхлёбывать страшно». (Юз Алешковский, «Карусель»).
     «Я умру на пороге счастья, как раз за день до того, когда всем будут раздавать конфеты». (Илья Ильф, «Записные книжки»).
     «В истории нет эксперимента, она всегда пишется набело, окончательно и обжалованию не подлежит». (Я.С.Лурье, «В краю непуганых идиотов. Книга об Ильфе и Петрове»).
     «Христианская религия учит – если тебя ударили по левой щеке, подставь правую. Что ж, может быть есть такие любители. Но лично я не видел человека, который жил бы по этому завету». (Аркадий Райкин, «Без грима. Воспоминания»).
     «Мудрость жизни, помимо всего прочего, заключается в том, что она, жизнь, непременно одёргивает нас, когда мы… слишком сосредотачиваемся на своих достижениях и таким образом теряем чувство реальности». (Там же).
     «Никому из простых смертных не дано разглядеть изощрённые рисунки грядущего и того, что дорожки, кажущиеся параллельными, сходятся, сходятся и в скором времени им суждено пересечься – со скрежетом, стенаниями и кровью… Как будто жизнь была пространством, просматриваемым из окна, а за углом таилась неизвестность». (Булат Окуджава, «Упразднённый театр»).
     «Человек, если он проживёт хотя бы лет до двадцати, обязательно бывает много раз близок к смерти или даже переступает порог своей гибели, но возвращается обратно к жизни. Некоторые случаи своей близости к смерти человек помнит, но чаще забывает их или вовсе оставляет их незамеченными. Смерть вообще не однажды приходит к человеку, не однажды в нашей жизни она бывает близким спутником нашего существования,– но лишь однажды ей удаётся неразлучно овладеть человеком, который столь часто на протяжении своей недолгой жизни…одолевал её и отдалял от себя в будущее. Смерть победима,– во всяком случае, ей приходится терпеть поражение несколько раз, прежде чем она победит один раз». (Андрей Платонов, «Неодушевлённый враг»).
     «Так что же всё-таки наша жизнь? Дар напрасный, дар случайный, или что? Впрочем, это даже не дар, а лизинг, что ли, или даже просто аренда. То, что даётся на время. Кому-то на продолжительный срок, а кому-то поменьше». (Владимир Николаевич Войнович, «Малиновый пеликан»).
     «Лето умирает. Осень умирает. Зима – сама смерть. А весна постоянна. Она живёт бесконечно в недрах вечно изменяющейся материи, только меняет свои формы». (Валентин Катаев, «Алмазный мой венец»).
     «Время – странная субстанция, которая даже в философских словарях не имеет самостоятельной рубрики, а ходит в одной упряжке с пространством». (Валентин Катаев, «Святой колодец»).
     «Я всю жизнь куда-то шёл. Ничего, думал, приду. Куда? В Париж? В Венецию? В Краков? Нет, в закат. Вот и теперь иду, уже понимая, что в закат прийти нельзя. Очевидно, это была мечта о бессмертии». (Юрий Олеша, «Ни дня без строчки»).
     «Иногда приходит в голову мысль, что, возможно, страх смерти есть не что иное, как воспоминание о страхе рождения. В самом деле было мгновение, когда я, раздирая в крике рот, отделился от какого-то пласта и всунулся в неведомую мне среду, выпал на чью-то ладонь…Разве это не было страшно?» (Там же).
     «Я мало что знаю о жизни. Мне больше всего нравится, что в ней есть звери, большие и маленькие, что в ней есть звёзды, выпукло и сверкающе смотрящие на меня с ясного неба, что в ней есть деревья, прекрасные, как картины, и ещё многое и многое». (Там же).
     «В конце концов неважно, чего я достиг в жизни,– важно, что я каждую минуту жил». (Там же).
     «Не быт и не работа, на устройство которых особых надежд не было, а одна лишь природа с её бесконечным чередованием времён года, умиранием и возрождением жизни, вселяла надежду на то, что очередной цикл бытия принесёт радость». (Вадим Ярмолинец, «Свинцовый дирижабль «Иерихон 86-89»).
     «Жизнь расстилалась вокруг необозримым минным полем. Я находился в центре». (Сергей Довлатов, «Заповедник»).
     «Мне всё заранее известно. Каждый прожитый день – ступенька в будущее. И все ступеньки одинаковые. Серые, вытоптанные и крутые… Я хочу прожить ещё одну жизнь, мечтаю о какой-то неожиданности». (Там же).
     «Единственная честная дорога – это путь ошибок, разочарований и надежд. Жизнь – есть выявление собственным опытом границ добра и зла… Других путей не существует…» (Там же).
     «Вообще, глядя на деревья, особенно чувствуешь бег времени». (Виктор Некрасов, «Записки зеваки»).
     «Что такое смерть? Это присоединение к большинству». (Один из афоризмов поэта Михаила Светлова, цитата взята из: Борис Сичкин, «Я из Одессы! Здрасьте!»).
     «А что, если б человеку, кроме основной жизни, давалась ещё одна – для работы над ошибками? Тогда все свои просчёты и нелепицы можно обвести карандашом, подобрать однокоренные промахи и оставшееся до последнего звонка время наслаждаться переменчивым заоконным пейзажем. Но в том-то и штука, что мы совершаем ошибки и работаем над ними одновременно. Мало этого, исправляя одни глупости, мы тут же делаем другие. И так длится до конца, до последнего звонка, когда нужно сдавать свою единственную тетрадь…». (Юрий Поляков, «Работа над ошибками»).
     «В жизни бывают минуты, когда груз пережитого становится непереносимым. Душа как бы пробуждается от оцепенения и ищет возможности раскрыться. Сокровенное выплёскивается наружу. И тогда – необходим хороший собеседник, слушатель. И, как это водится, лучшими слушателями зачастую оказываются совершенно чужие, случайные люди». (Михаил Дёмин, «…И пять бутылок водки»).
О ЮНОСТИ И СТАРОСТИ.
     «Стоит вспомнить, как горды мы в юности. Эта гордость основана на сознании своей красоты и силы – если вы даже и не красивы и не сильны! Да, да, красоты и силы, так как молодость по существу красива и сильна». (Юрий Олеша, «Ни дня без строчки»).
     Одна из особенностей молодости – это, конечно, убеждённость в том, что ты – бессмертен – и не в каком-нибудь нереальном, отвлечённом смысле, а буквально: «никогда не умрёшь!». Безусловно, я никогда не умру, думал я в молодости. Пока я стану взрослым, пока пройдут годы, что- нибудь изобретут, что не даст людям умирать. Интересно, что бессмертие представлялось именно как результат какого-то открытия, изобретения. Какие-то большие машины, молнии тока шириной в дерево…». (Там же).
     «Одно из ощущений старения – это то ощущение, когда не чувствуешь в себе ростков будущего. Они всегда чувствовались; то один, то другой вырастали, начинали давать цвет, запах. Теперь их совсем нет. Во мне исчезло будущее!». (Там же).
     «Меня того, прежнего, юного, уже нет. Я не сохранился. Карандаш исписался. А плохие стихи, нацарапанные на бумаге, лёгкой, как пепел,– вот они!– остались. Разве это не чудо!». (Валентин Катаев, «Трава забвения»).
     «Человек в своей суете из года в год становится всё более утомительным, истеричным, надоедает природе и здравому смыслу. Пора на свалочку. Ничего не жалко – ни славы, ни внешнего вида… Жалко вот, когда стареет хороший механизм». (Василий Павлович Аксёнов, «Скажи изюм»).
     «В старости главное – чувство достоинства». (Фаина Раневская, «Судьба-шлюха. Воспоминания»).
     «Старухи, по моим наблюдениям, часто не обладают искусством быть старыми. А к старости надо добреть с утра до вечера!». (Там же).
     «Молодые мечтают о будущем, я же, поскольку будущего мне отпущено не так уж и много, стремлюсь вернуться к истокам, погружаясь в своё прошлое». (Шарль Азнавур, «Прошлое и будущее»).
     «Наступает возраст, когда ловишь себя на том, что осенью с умилением глядишь на листья деревьев, которые постепенно краснеют, желтеют, а затем опадают, уносимые порывами ветра. Вот в этом-то возрасте и начинаешь считать те немногие годы, что тебе отпущены для жизни!». (Там же).
О СУДЬБЕ
     «Каждому из нас задан урок, который должно выполнить до своего смертного часа». (Вениамин Каверин, «Перед зеркалом»).
     «Как странно распоряжается судьба! На самом-то деле у неё всё рассчитано, всё предопределено, а нам кажется, будто всё случайно, что просто случайности бывают счастливые и несчастливые, и задача сводится к тому, чтобы, навострившись, избегать последних, и наслаждаться первыми». (Булат Окуджава, «Упразднённый театр».
     «Как бы то ни было, полезно прочувствовать – и чем раньше, тем лучше,– что действительность мало зависит от факта твоего существования. Достигнешь ли ты того, к чему стремишься, или не достигнешь, будешь ли ты счастлив или не будешь, мир… к твоей судьбе вполне равнодушен, он готов обойтись без тебя. Кто на это обижается, тому ничем нельзя помочь». (Аркадий Райкин, «Без грима. Воспоминания»).
     «Я – сперматозоид. Я извергаюсь в жизнь, но не один, а в составе двухсотмиллионной толпы таких же ничтожных хвостатых головастиков, как и я. И попадаем мы сразу не в тепличные условия, а в кислотно-щелочную среду, в которой выжить дано только одному. И вот все двести миллионов вступают в борьбу за это одно место. И все, кроме одного, гибнут. А этот один превращается в человека. Рождаясь, он думает, что он единственный в своём роде, а оказывается, что он опять один из двухсот миллионов». (Владимир Войнович, «Москва 2042»).
     «…благоразумие неблагоразумно. Сегодня ты боишься простудиться, а завтра на тебя кирпич упал, и тогда какая разница, был ты простужен или нет?». (Там же).
     «От многочисленных ударов [судьбы] у меня до сих пор осталось несколько синяков на душе и физиономии, а уж сколько было артистически исполненных пинков под зад!». (Шарль Азнавур, «Прошлое и будущее»).
     «В сутолоке жизни всегда найдётся человек, на чьей руке нет линии удачи». (Там же).
ОБ ИССКУСТВЕ, МУЗЫКЕ, ЛИТЕРАТУРЕ И ПОЭЗИИ.
     «Обкатанное, благополучное существование не может превратиться в искусство, потому что надо отдавать жизнь…не даренную, а выстраданную». (Вениамин Каверин, «Перед зеркалом»).
     «Набор слов – ещё не поэзия. Так же, как живопись – не случайное соединение пятен». (Вениамин Каверин, «Перед зеркалом»).
     «Если вы такой большой художник, что не можете без мучений, отойдите, пожалуйста, в сторонку и мучайтесь там себе на здоровье. Не надо портить жизнь другим. Она и без вас не такая сладкая». (Леонид Утёсов, цитируется по: Аркадий Райкин, «Без грима. Воспоминания»).
     «Знаю я вас, братцы литераторы: поначалу все вы – образец кротости, но стоит вам чуть- чуть расправить крылья, утвердиться в общественном мнении, как ваши претензии начинают расти, как грибы после дождя,– и вот уж не подступиться к вам, и управы на вас не найти. Впрочем, это и к нам, артистам, относится». (Аркадий Райкин, «Без грима. Воспоминания»).
     «Никто не возьмёт на себя смелость критиковать книги профессора математики о дифференциалах, не имея соответствующей математической подготовки. Никто не отважится давать указания хирургу, не понимая ничего в медицине. Но есть область, судить о которой вправе каждый. Это – искусство… Но при этом важно отдавать себе отчёт в том, что твоё мнение – всего лишь твоё мнение, а не истина в последней инстанции». (Там же).
     «В искусстве одна и та же мысль, выраженная по-разному – это уже две разные мысли». (Там же).
     «Есть один вид искусства, который все считают себя вправе критиковать. Все, без исключения. От академика до домашней хозяйки в очереди. Это архитектура. Когда критикуют какую- нибудь книгу или картину, всегда говорят: «Я, конечно, не писатель, не художник, но…». Когда же ругают новый дом, этой оговорки не делают…». (Виктор Некрасов, «Записки зеваки».
     «Вечное присутствие поэзии – в самых простых вещах, мимо которых я проходил раньше, не подозревая, что они в любой миг могут превратиться в произведение искусства, стоит только внимательно в них всмотреться». (Валентин Катаев, «Трава забвенья»).
     «Из всех красок самая красивая – кармин. И название её прекрасное и цвет…Что может быть приятней, как держать в руке кисточку, которая только что зачерпнула кармину! Вот сейчас он начнёт ложиться на александрийскую бумагу, рождая лепесток мака – язычок, почти шатающийся на бумаге, как под ветром…». (Юрий Олеша, «Ни дня без строчки»).
     «Очевидно, большому поэту мало быть только поэтом. Пушкин, вспомним, тоскует от того, что декабристы хоть и заучивают его стихи, но не посвящают его в свои планы; автор «Божественной комедии» населяет ад своими политическими врагами; лорд Байрон помогает греческим повстанцам в их борьбе против турок». (Там же).
     «Золотая полка – это та, которая заводится исключительно для любимых книг. Я давно мечтаю об этом – завести золотую полку. Это та полка, на которую ставятся только любимые книги. В мечтах мне рисуется именно полка – никак не шкаф, а именно одна полка, один, если можно так выразиться, этаж шкафа». (Там же).
     «Музыка – страшная сила. Помните, отчего пали стены неприступного Иерихона? Осаждающие ходили вокруг и трубили в свои трубы. И стены рухнули. От музыки». (Вадим Ярмолинец, «Свинцовый дирижабль «Иерихон 86-89»).
     «Вы никогда не замечали, насколько то, как слышит музыку находящийся рядом с вами человек, влияет на ваше собственное отношение к ней? Бывает, по его реакции вы можете понять, что музыка – барахло. Или что человек барахло». (Вадим Ярмолинец, «Свинцовый дирижабль «Иерихон 86-89»).
     «Надо оставлять искусство раньше, чем оно оставит тебя. Найти в себе силы и уйти вовремя». (Юрий Никулин, «Почти серьёзно»).
О МУДРОСТИ И ГЛУПОСТИ.
     «Бурные аплодисменты вдохновили докладчика на новые глупости». (Александр Алексеевич Зиновьев, «Гомо советикус»).
     «Какие цели может иметь червяк, насаженный на крючок? Цели имеют только рыбак и рыба». (там же).
     «Если человек умён и скучен, он не опустится до легкомыслия. А если он легкомысленен да умён – он скучным быть себе не позволит». (Венедикт Ерофеев, «Москва- Петушки»).
     «Во многих сферах жизни мы слишком много ликовали. Ликовали в сельском хозяйстве, в экономике, промышленности, на собраниях, на съездах, в печати, на экране, на сцене. Не страна, а общество взаимного восхищения». (Аркадий Райкин, «Без грима. Воспоминания»).
     «Если мудрость не может творить добро, то она, по крайней мере, должна усложнять путь злу». (Фазиль Искандер, «Кролики и удавы»).
     «В дурацкое положение можно поставить именно умного человека. Дурак находится в нём всю жизнь». (Эльдар Рязанов, «Неподведенные итоги»).
О ЛЮБВИ И НЕЛЮБВИ.
     «Он, прежде всего, был романтиком, а романтиков все любят, особенно женщины. Причём это могут быть романтики чего угодно. Романтики хождения в горы, романтики оголтелого пьянства, романтики любви. Романтиков любви любят особенно». (Александр Кабаков. «Аксёнов. Биография»).
     «Душа засорена бог знает чем, засорялась всю жизнь и продолжает засоряться ежедневно. Любовь, как метла, как баба с мокрой тряпкой в руках, трудилась и трудится до седьмого пота, чтобы вымести этот сор». (Вениамин Каверин, «Перед зеркалом»).
     «Половые акты почему-то не всегда приближают людей друг к другу…». (Василий Павлович Аксёнов, «Негатив положительного героя»).
     «Ребята, я не знаю, какие у вас планы на жизнь, но я хочу выпить за любовь. Потому что когда люди любят друг друга, то они достигают того, что другим кажется совершенно невероятным». (Вадим Ярмолинец, «Свинцовый дирижабль «Иерихон 86-89»).
     «Много несправедливости на свете. Есть очень много женщин красивых, с прекрасными фигурами, которые с ужасом ждут ночи и не знают, что бы такое придумать, чтобы любимый муж оставил их ночью в покое». (Борис Сичкин, «Я из Одессы! Здрасьте!»).
     «Любая маломальская неприятность отвлекает женщину от супружеской любви, мужчина создан так, что он только об этом и думает. И все неприятности на работе, с деньгами и другими вещами только приближают его к постели…». (Там же).
О ДЕНЬГАХ, ИХ НАЛИЧИИ И ОТСУТСТВИИ.
     «Если ты богач в России, то всё равно живёшь в общем хлеву, просто ходишь через грязь по своим личным доскам и сидишь в своём чистом стойле. А без денег – затопчут… Но иметь много денег ещё хуже – обязательно отнимут, хорошо, если в живых оставят. Но хуже всего тем, у кого средний достаток, их жаль. Судите сами: охраны не нанять, в замке не спрятаться, на яхтах не скрыться, а платить всё равно заставят». (Михаил Гиголашвили, «Захват Московии»).
     «Как только русский богатеет – он сразу становится деспотом, самодуром и хамом, и начинает относиться к своему народу, как к отработанному шлаку, из которого всё ценное вынуто и продано…». (Там же).
     «На самом деле, объяснил потом полковник, слово «деньги» произошло, как и всё у русских, от татаро-монгольского «тенге», до сих пор употребляемого в Азии. На что я возразил, что моя версия – иная: «деньги» произошли от слова «день». Когда деньги есть, то светло, как днём, а когда их нет – то темно, как ночью. Безденежье – это без дня». (Там же).
     «Деньги мешают и тогда, когда их нет, и когда они есть». (Фаина Раневская, «Судьба- шлюха. Воспоминания»).
О ДОБРЕ И ЗЛЕ.
          «Если человек попал в беду, доброе слово не бывает лишним». (Аркадий Райкин, «Без грима. Воспоминания»).
     «Всю жизнь я терялся перед бесстыдной, очевидной ложью». (Вениамин Каверин, «Эпилог»).
     «Если бы на всей планете страдал хоть бы один человек, одно животное – я и тогда была бы несчастной, как и теперь». Фаина Раневская, «Судьба-шлюха. Воспоминания»).
     «На недобрых людей не только важно указать пальцем, важно их и обезвредить, сделав смешными». (Эльдар Рязанов, «Неподведенные итоги»).
     «Это может показаться наивным, но мне больше хочется верить в торжество дипломатии, добра, в разум и совесть людей, хотя дипломатия, пропитанная нефтью, до сих пор давала только отрицательные результаты». (Шарль Азнавур, «Прошлое и будущее»).
О ПОЛЬЗЕ ЮМОРА.
     «Я убеждён, что юмор спокойно может бороться с ностальгией, депрессией, инфляцией, девальвацией, безденежьем и другими недугами. Если юмор здоровый – он обязательно победит». (Борис Сичкин, «Я из Одессы! Здрасьте!»).
     Многие родители оставляют своим детям в наследство нефтяные вышки, фабрики, большие деньги. Это, безусловно, хорошо, но не менее важно оставить детям в наследство чувство юмора. Конечно, при чувстве юмора одна нефтяная вышка не помешает. Пусть качает нефть – для смеха». (Там же).
     «…восприятие юмора вовсе не такая простая способность, как кажется на первый взгляд. Прежде всего, количество людей, способных воспринимать юмор, вовсе не безгранично». (Я.С.Лурье, «В краю непуганых идиотов. Книга об Ильфе и Петрове»).
     «…комедия призвана вооружить хороших, умных людей против чванливых глупцов, самодовольных корыстолюбцев, спесивых бюрократов, малограмотных нуворишей». (Эльдар Рязанов, «Неподведенные итоги»).
О РАЗНЫХ ЖИТЕЙСКИХ НАБЛЮДЕНИЯХ.
     «Есть люди, которые любят и умеют писать письма. Мне кажется, их становится всё меньше и меньше. Культура эпистолярного общения в наше время уступает место культуре общения по телефону». (Аркадий Райкин, «Без грима. Воспоминания»).
     «Бывает, зайдёшь к знакомому, чтобы стрельнуть у него немного денег. И начинаешь разговор издалека, о трудностях заработка и вообще в таком духе… Если ваш собеседник, подхватывая тему, горячится, указывая на множество путей сравнительно лёгких заработков, то так и знайте, что он ничего не даст. Если же во время ваших не слишком утончённых намёков собеседник мрачнеет и при этом не указывает никаких путей сравнительно лёгких заработков, то знайте, что тут дела обстоят гораздо лучше. Этот может одолжить, хотя может и не одолжить. Ведь он помрачнел, потому что мысленно расстался со своими деньгами, или, решив не давать их, готовится к суровому отпору. Всё-таки шанс есть». (Фазиль Искандер, «Удавы и кролики»).
     «Комиссии существуют для того, чтобы вскрыть недостатки в работе… Если бы существовали комиссии по вскрытию достоинств!». (Булат Окуджава, «Новенький, как с иголочки»).
     «Он из тех, кто участвует в соревнованиях только тогда, когда абсолютно уверен в своей победе. Если он не уверен, он откажется от соревнований. Он будет тайком тренироваться до тех пор, пока не почувствует, что готов выйти и победить». (Там же).
     «Мы так долго друг друга шутливо называли «старик», что не заметили, как юмор этого обращения испарился. Теперь уж впору, шутки ради, называть друг друга «юнец». (Василий Павлович Аксёнов, «Негатив положительного героя»).
   «…Окиньте взглядом арену мировых событий, и вы найдёте там всё, что угодно: бандитизм, садомазохизм, романтическую жестокость, лицемерие и сострадание, огромное количество какого-то экзальтированного идиотизма, довольно весёлое, хотя и вдребезги подлое мошенничество, но уж никак не проявление здравого смысла. Люди какими-то миллионными кучами совершают безрассудные поступки, живут не по средствам [целыми] государствами и в одиночку, они способны за три дня разрушить социализм…». (Там же).
     «Путника из стерильной Америки, даже если он имел удовольствие родиться в России, всегда поначалу поражают стойкие малоприятные запахи этой исторической страны. Вот даже и на шикарной дворцовой лестнице может показаться, что поднимаешься не в графские покои, а в солдатский сортир. Запахи эти, очевидно, будут самым последним феноменом прошлого, с которым расстанется возрождающаяся Россия. Народ в конце концов не выдержал коммунизма, но к запахам, видать, принюхался и просто их не замечает». (Василий Павлович Аксёнов, «Негатив положительного героя»).
     «Есть клиники онкологические, педиатрические, психиатрические, ветеринарные по видам болезней или животных. А тут настроили всяких лекарен, отдельных для академиков, для министров, для космонавтов, для судей, для прокуроров или ещё кого. Как будто эти…не из таких же частей, как и мы, состоят или болезни у них особенные, академические, министерские, прокурорские. Единственное у них профессиональное заболевание – геморрой. (Владимир Николаевич Войнович, «Малиновый пеликан»).
     «В стране, которую её лидеры представляют теперь как оплот православия, наиболее почитаемым покойником является главный безбожник, беспощадный враг религии, разрушитель церквей и церковных святынь, и убийца тысяч священников. Его памятники до сих пор стоят во всех городах и пылятся, обсиженные голубями, на всех привокзальных площадях России. Его имя ещё носят главные улицы и центральные районы почти всех городов». (Там же).
     «Время волшебников прошло. По всей вероятности, их никогда и не было на самом деле. Всё это выдумки и сказки для совсем маленьких детей. Просто некоторые фокусники умели так ловко обманывать всяких зевак, что этих фокусников принимали за колдунов и волшебников». (Юрий Олеша, «Три толстяка»).
     «Он поёт по утрам в клозете. Можете представить себе, какой это жизнерадостный, здоровый человек». (Юрий Олеша, «Зависть»).
     «Меня не любят вещи. Мебель норовит подставить мне ножку. Какой-то лакированный угол однажды буквально укусил меня. С одеялом у меня всегда сложные взаимоотношения. Если какая-нибудь дрянь – монета или запонка – падает со стола, то обычно закатывается она под трудно отодвигаемую мебель. Я ползаю по полу и, поднимая голову, вижу, как буфет смеётся». (Там же).
     «В разговоре с женщиной есть один болезненный момент. Ты приводишь факты, доводы, аргументы. Ты взываешь к логике и здравому смыслу. И неожиданно обнаруживаешь, что ей противен сам звук твоего голоса». (Сергей Довлатов, «Заповедник»).
     «В поразительную эпоху мы живём. «Хороший человек» для нас звучит как оскорбление. «Зато он человек хороший» – говорят про жениха, который выглядит явным ничтожеством». (Там же).
     Если из русского языка выбросить все иностранные слова, мало не покажется…пол-языка исчезнет. А вот если из европейских языков выбросить русские слова? А есть ли они вообще в европейских языках, русские слова? Я стал вспоминать, но ничего, кроме «бистро», «балалайка», «водка», «икра», «матрёшка», «рубль», «перестройка», «гласность», «калашников» и «молотов-коктейль», не вспомнилось». (Михаил Гиголашвили, «Захват Московии»).
     «Нынешняя жизнь сложилась так, что у среднего, нормального гражданина нет времени глазеть и на что-либо засматриваться – он всегда занят. А когда не занят, в лучшем случае читает, ходит в театр, занимается спортом, в худшем – смотрит телевизор, поучает детей, как надо жить, или пьёт. Конечно же, быть зевакой, то есть, на его взгляд, быть бездельником, у него нет времени да и охоты, и поэтому зевак он презирает. Я же не только не презираю, но защищаю и утверждаю, что зевакой быть надо, то есть быть человеком, который, как сказал Гаршин, «не пропустит интересного зрелища». (Виктор Некрасов, «Записки зеваки»).
     «Народ у нас самый даровитый, добрый и совестливый. Но практически как-то складывается так, что постоянно, процентов на восемьдесят, нас окружают идиоты, мошенники и жуткие дамы без собачек. Беда!». (Фаина Раневская, «Судьба-шлюха. Воспоминания».
     «Учение или, как теперь принято говорить, учёба – это, по- моему, многолетняя изнурительная война между классной доской и школьным окном. Начинается она – как и вторая мировая – 1 сентября, с переменным успехом идёт весь учебный год, и только к маю распахнутое, весеннее окно одерживает прочную победу. Тогда Министерство просвещения объявляет перемирие, продиктованное якобы заботой о детях и в дальнейшем именуемое «каникулами». (Юрий Поляков, «Работа над ошибками»).
ОБО ВСЁМ ПОНЕМНОГУ (МЫСЛИШКИ-КОРОТЫШКИ).
     «Живут в человеке разные мысли: одни навынос, другие – впрок. Из первых слова вяжутся на всякий вкус и цвет. А которые впрок, те камнем лежат, и тяжелеет от них к земле человек. Может, под камнем тем клад неизмеримый, а может, только козявкино отхожее место…». (Николай Баршев, «Большие пузырьки». Из сборника «Расколдованный круг»).
     «Даже вещи…способны тосковать, когда они никому не принадлежат». (Вениамин Каверин, «Перед зеркалом»).
     «Тому, кто дарит мечты, будь он факир, мистификатор, артист или поэт, люди всегда рады». (Шарль Азнавур, «Прошлое и будущее»).
     «На востоке из-за цементных хрящей города поднималось солнце, похожее на глаз не опохмелившегося человека» (Василий Павлович Аксёнов, «Корабль мира Василий Чапаев»).
     «Мужчина и женщина, говоря на одном языке, вкладывают совершенно различный смысл в то, что они говорят». (Вениамин Каверин, «Перед зеркалом»).
     «Надо привыкнуть смело, в глаза людям говорить о своих достоинствах. Кому же, как не нам самим, знать, до какой степени мы хороши?» (Венедикт Ерофеев, «Москва-Петушки»).
     «Раньше мне хотелось быть великим, хотелось попасть на Северный полюс… Хотелось написать роман… А сейчас просто хочется чаю…». (Булат Окуджава, «Новенький, как с иголочки»).
     «При моей внешности, доброта – это единственное, на что я могу рассчитывать». (Василий Павлович Аксёнов, «Негатив положительного героя»).
     «Вспоминая детство, становишься ребёнком». (Виктор Некрасов, «Записки зеваки»).
     «Знаете, я столько читал о вреде алкоголя! Решил навсегда бросить…читать». (Сергей Довлатов, «Заповедник»).
     «Благородным женщинам в [дореволюционной] России не полагалось глотать водку, это был мужской напиток. Времена, однако, заметно переменились». (Светлана Аллилуева, «Далёкая музыка»).
     «У нас же всё наоборот: что должно взлететь – падает, что должно падать – взлетает, что должно плыть – тонет, что должно тонуть – взрывается… Одна большая катастрофа!». (Михаил Гиголашвили, «Захват Московии»).