Текущий выпуск

"С тебя бутылка коньяка, Буду хвалить... А писать просто так не собираешься?

Я имею в виду не историческое, а просто, как некто пришёл к некоей (и ушёл) и

Из письма писателя Ю. Казакова писателю Алексею Шеметову

Рассказ "Дубовые листья" был последним определенным в количестве историй, отобранных мною для раздела "Мелодии", помещенного во вторую мою книгу "Ласточки пропали", которая в уже теперь минувшем 2013 году изначально была задумана в качестве сборника локальных, но разнообразно связанных между собою элегий. Искусству элегии я пытался обучиться перечитывая многократно книгу стихотворений Афанасия Фета "Вечерние огни". И при этом, попутно, я "перекладывал" хранящиеся в памяти все еще незафиксированные на листах бумаги в художественном виде истории, в большей части из событий моей собственной жизни. Вопросы собственности меня затронули так, как они, по-видимому, не затронули ни одного другого прежде творившего и ныне где-то творящих литераторов.

Восемь рассказов раздела "Мелодии" были написаны мною не в такой последовательности, как они расставлены в книге. Последними были написаны "Дубовые листья", по счету в разделе стоящие шестыми в линии рассказов. Так ли важно это сообщение читателю, которого подробности "технической кухни" литературы мало интересуют.

Я открыл в спальне дверцу шкафа. Спальня в квартире должна быть самой уютной комнатой. Я здесь в ней делаю большой основательный ремонт. Не спеша, я стараюсь качественно поэтапно выполнять необходимые мероприятия. Перечень их вряд ли заинтересует современного читателя, пожелавшего познакомиться с моим рассказом. Скажу только, что ремонт день ото дня продвигался, и настала мне пора покрасить громоздкий старомодный шкаф, занимающий важное место в спальне. Я стою в спальне возле шкафа.

9 ноября 1929 года Кирилл Зайцев, профессор юриспруденции и литературный критик, позже ставший монахом, опубликовал в парижской газете «Россия и славянство» статью под названием « „Бунинский“ мир и „Сиринский“ мир». Надо так понимать, что Зайцев сравнивал "Бунинский" мир с Россией, а "Сиринский" мир со славянством. Статья Зайцева стала откликом на появление в печати начала «Защиты Лужина», опубликованной в ноябрьской книге «Современных записок» за 1929 год в одном номере с отрывком из романа Бунина «Жизнь Арсеньева» (1928— 1933; полный вариант — 1952 год). Зайцев назвал публикацию двух отрывков под одной обложкой «назидательным примером».

Жена моя гостила в Новосибирске, и потому я затеял этот ремонт спальни. Прочел в интернете рассказ писателя Веревочкина. Цитирую: "…Вечерами он сидел теперь один, допиваясь до забытья. Включать телевизор стало уже не страшно, а как-то безнадежно тошно. ...Более всего потрясла его программа «Молода, одинока, беременна...".

Открыв дверцу, я увидел внутри в шкафу на одной из его полок забытый там пустой граненный стакан и обнаружил там на полке потрепанную книгу, давно изданный сборник рассказов писателя Юрия Казакова.

Стакан - и, прежде всего, граненный, емкостью в четвертину литра - особенный сосуд, поскольку он, касательно литературы, есть прежде всего предмет модерна. Я помнил из учебника Краткого курса философии сравнение стакана с предметом баллистики.

Юрий Казаков написал сравнительно немного. Его рассказы внутренне тяготели к стилю модерн, по сути они были авангардны, так я понимал написанное Юрием Казаковым. Хотя у его рассказов, как я полагал, нет тургеневской естественной простоты и отсутствует естественное изящество, присущее бунинскому рассказу.

По воспоминаниям друзей, «Осень в дубовых лесах» он считал лучшим своим рассказом. Писатель-маринист Виктор Конецкий, с которым Юрий Казаков, как это следует из мемуаров их коллег-писателей, не однажды на пару в руках держали точно такой же граненый стакан, обронил однажды горькую, как содержимое в их наполненных стаканах, фразу: "Ах, корабли, которым осень мешает быть самим собой". С этим замечанием Конецкого, я был готов согласиться.

Стакан обнаруженный в шкафу сродни фотоснимку - "стакан обнаруженный".

Гама как и мед и т.д. Мореплаватель Гама и лесной мед - что-то общее вкрадывалось в мои свободно текущие рассуждения. Возможно, рассуждения о всеобщем.

Стакан забытый, но все еще хранивший чуть приметный аромат коньяку, и книга "Осень в дубовых лесах" через много лет заставили меня ясно вспомнить далекий 1974 год, когда я пробовал написать свои первые рассказы

Я тогда был все еще юношей-девственником, и девушка-студентка Рита в то время чуть было не стала моею первою женщиною. Она приходила на свидания со мною щедро пахнущая крепкими духами "Дубовые листья", запах которых прочно врезался в мою вербальную память.

Докторская колбаса - была тогда неким символом текущего времени, поскольку регулярные частые изменение рецептуры состава ее наполнителя достаточно точно отражали происходившие перемены в исторической жизни населения страны.

Я отнес стакан на кухню, а книгу рассказов Казакова поставил на книжную полку в своем писательском кабинете. Вернулся в спальню к шкафу.

Поэт "серебряного века" Александр Блок однажды, сидя за большим столом, покрытым зеленым материалом, написал нужные мне для бодрости строчки:

Я умел сочинять и держа в руке шпатель-скребок и малярную кисточку. Не обязательно писать что-то ручкою, чтобы сочинять. Что я и намерен был тут же кому угодно, если бы кто-то этим интересовался, и продемонстрировать.

- Мы из картин кварца выпустили воздух, создавая потешных человечков - копии прожилистых селезеночных истуканчиков, думающих подле, но не прежде. Кротильные мышечные усилия напрягать не чрезмерными усилениями зуда дряблого тела, костно косностью создавая задачи новых ребусных разрешений, впивающихся в чрезмерно влияющих в перепачканных ветках скучно запекшихся в накипающей смогом чайнвордности множества склизко сощуренных ртов, открывшихся вкось на веревочках трансформированных плоскостью по изгибам, скрывших линии, прежде прочерченных граммот хныкать.

Впрочем, вовсе не обязательно чтобы в итоге таких моих сочинений получались обязательно "беспредметные" нелепицы.

Я начал освобождать шкаф от вещей, чтобы затем его покрасить.

Можно сочинить во время ремонта квартиры и вполне традиционные произведения. Для примера, рассказы.

Он поехал встречать ее на жд вокзал. Он ждал ее.

Впрочем, почему "он"? Это я поехал во второй половине дня в пятом часу на железнодорожный вокзал.

Поезд опаздывал и прибыл на станцию только к шести часам. Я шел себе по перрону и думал о том, что будет сегодня позже к вечеру. Ее вагон, которым приезжала девушка Рита, находился в голове состава.

А любовь на меня налетает, как поезд в кино. Локомотив за моей спиной - слышно было, как он медленно меня нагоняет - дизель у локомотива тихо будто бы сам себе, будто бы человек под нос, что-то о чем-то бубнит. Почему ему страшно?

Начинало смеркаться и включили на станции лампы электрического освещения. Рыжеволосый мужчина неподвижно стоял в тени, которую отбрасывало серое здание вокзала. Мужчина был без шапки; накануне ночью налетела с южным ветром неожиданная в январе оттепель; и на перроне была слякоть.

По левую руку от меня мокро блестели стальные нити рельсов пути, на который прибывал пассажирский поезд, который я встречал. Дальше на дальних от вокзала путях стояли длинными рядами красные товарные вагоны.

Вагон был уже пуст, когда я, дождавшись, когда выйдут на перрон пассажиры, по крутой металлической лесенке вбежал в него. Я знал, Рита будет меня дожидаться на своем месте, у нее был тяжелый багаж.

В коридоре старого вагона густо пахло мылом и длинной долгой дорогой.

Рита выглянула из дальнего купе в конце вагона и помахала мне рукою.

– Цела? – ревниво спросил я Риту, когда добрался до места, влюблено глядя на нее.

Девушка в пустом купе удивленно и вопросительно распахнула на меня глаза. Возможно она искренне полагала, что у меня не было пока еще оснований для нелепых вопросов. Мы с ней познакомились лишь недавно. Я и она учились в одном и том же институте на энергетическом факультете: у меня был первый курс, она была студенткою второго курса. И она была старше меня на два года. Однако право на поцелуи у меня уже было; а обняв ее, я узнал похожий на лесной запах - ее любимые духи "Дубовые листья".

Подхватив находившиеся на нижней скамье две большие сумки, я направился к выходу; Рита шла за мною следом.

На привокзальной площади мы погрузили в багажник такси сумки и забрались на заднее сидение в салон машины. Я назвал водителю адрес студенческого общежития, в котором жила Рита. И такси нас покатило к указанному месту.

Плюхнувшись на сидение, при посадке в такси, и быстро неуклюже боком подвинувшись в глубину, Рита обернулась, заглянула в мои глаза… Доверчиво? Сейчас бы вспомнить... мне ее взгляд. Я поспешил следом за нею и захлопнул дверцу. Такси моментально наполнилось душным терпким запахом "Дубовых листьев".

Движение автомобиля по улицам было плавным. Зеленые огоньки светофоров менялись на красные, чтобы затем красные сменились на зеленые. Я дал волю рукам, она слабо сопротивлялась. Какая она была твердая и ласковая - эта невысокая, довольно полная девушка.

Неподалеку от того места, где такси должно было сворачивать к студенческому общежитию, и где уличное освещение было менее ярким, наш неудержимый эфирный полет получил необыкновенный поворот.

- Анекдот вспомнила! - фыркнула Рита. - Про кефир.

Она бросила взгляд на часы и, быстро наклонившись к моему уху, едва слышным голосом шепнула. Это было утверждение, а не вопрос. Я внимательно выслушал ее слова.

- Замечательное предложение, - согласился я с ней, чувствуя, как мои щеки обдало словно печным жаром.

Мне было непонятно, почему я сам о том не додумался.

Дело было в том, что пока мы с Ритою шли с вокзала к стоянке такси, я успел ей просто без умысла поведать, что мои родители находятся в отъезде, и уже несколько дней я живу в трехкомнатной квартире одинешенек. И еще неделю я буду жить в квартире один до приезда родителей.

Девушка, Рита, после того, как мы развернули наше такси от общежития к дому, стала зорко следить за мною.

- Ты очень красивая, Челышева, - сказал я, обратившись к ней по фамилии, глядя в ее зеленые глаза.

Она не отвела взгляд, и мы продолжительно смотрели друг другу в глаза. Я боялся первым моргнуть, вдохнул запах дубовых листьев и вспомнил, как однажды в лесу собирал грибы; вспомнил, как пахли листья в осеннем лесу, когда собирал грибы - хорошо в грибном прохладном лесу сожительствуют грибы и деревья - бродил один с грибной корзинкой в руке.

- Зам-мол-чи, - сказала мне Рита строго с расстановкою по слогам и опустила свои глаза, затем она быстро взяла мою ладонь и с силою сжала ее между своими ладонями. У нее были крепкие руки. И так мы с ней молча продолжили наш путь. Но вскоре такси остановилось около подъезда моего дома. Наша романтическая поездка быстро закончилась, но дорога у нас еще продолжалась. Мы достали из багажника машины две сумки, обошли по краю большую, от таявшего днем снега, лужу перед входом и зашли в подъезд

Беда, если оттепель продолжится, тогда за ночь до утра весь снег посреди зимы растает.

Она была красивая, чуточку толстенькая с округлыми по-женски очаровательными формами. Однажды в детстве во время полета в самолете Ту-104 рейсом из Москвы в Волгоград я наблюдал похожую на Риту стюардессу.

Она была красивая, чуть-чуть за тридцать. Высокая и черноволосая, и зеленоглазая. Она склонилась над моим креслом и помогла перед взлетом самолета застегнуть ремень. От ее волос и форменного костюма пахло терпкими сильными духами.

В прежние денечки я говорил Рите всякое про ее зеленые глаза, а она отвечала, что раз у нее зеленые глаза, она знает, что жизнь у нее будет особая.

Я поднимался по лестнице следом за Ритою, нам надо было на третий этаж, и я думал о том, что может произойти позже вечером. Рита твердым шагом отстукивала каблуками сапожек по ступенькам и уверенно вела меня к моей квартире. Я было принялся по стуку каблучков подсчитывать ее шаги. Но на десятой ступеньке лестницы я, нагруженный словно верблюд тяжелым багажом, споткнулся и сбился со счета количества шагов погонщицы нашего очень маленького, но интимно очаровательного каравана.

Уже в подъезде я услышал, как она залопотала о варварстве и грубости человеческих нравов, поскольку на первом и на втором этажах, как обычно, не горел свет и были густые потемки. Но к перилам она не прикасалась и ступала бодро, без опасения поставить при слабом свете неверно ногу. По этой причине я предположил, что в своем городе она проживала в подобном стандартном по конструкции доме с точно таким же наклоном ступенек на лестнице.

На площадке третьего этажа и на двух этажах выше было включено освещение. Слышно было, как в квартире трезвонил телефон. Весь день он суматошно надрывался: то звонили мои знакомые поболтать без наличия у них определенной темы для разговора, и были несколько нелепых выполненных по-ошибке звонков от незнакомых людей. У самой двери, почему-то рядом с целью, Рита замешкалась, словно засомневалась в ком-либо из нас двоих. Поэтому я поспешил опустить на бетонный пол площадки сумки, чтобы вынуть из кармана колечко с ключами, и быстро открыл дверные замки.

Процесс сочинение рассказа прервался. В шкафу, освобождая его от вещей, я обнаружил фотографию жены в молодые ее годы. Познакомились мы с моей женою в 1979 году... Надо будет у жены уточнить дату - а разве не осенью 1978 -го? Дружили мы с ней точно в 79-м, а вот дату, когда впервые мы увиделись, я не помнил.

Правило кулинарии: недосол на столе, а пересол - на голове.

Когда мы вошли в квартиру, телефонные звонки сразу же мигом оборвались.

Рита пожаловалась, что в вагоне плохо спала в прошлую ночь; зато потом она спала полдня. Она прошлась по квартире, оглядывая ее; заглянула в спальню, вошла в мою комнату и долго до некоторых мелочей ее осмотрела.

Какие-то колосья спелой ржи стояли в вазе рядом со стопкой учебников на письменном столе, около которого находилась Рита.

- Завести ребенка? - пронзительно глядя на меня, спросила она.

-Ты пошла бы замуж за меня? - волнуясь и сбиваясь, поскольку такие слова говорил впервые, спросил я девушку, видимо понимая, что совершаю неосторожно некоторую, пусть даже и не фатальную, глупость.

- Если бы ты позвал, - энергично кивнула головой Рита, потрогала, протянув руку, усики на спелых колосьях, стоящих в вазе, и решила, - Выглядит экзотично.

Вот здесь поглядывающая муза, фыркнув, бросила на стол книжку, которую она до этого держала в руке и шепнула: Ты и вправду этого захотела?

Беспредметных скушечных уродцев порой мы творим, не осознавая их силы и значимости. Но так получается редко, а чаще уродцев потешно, но честно или бесчестно орудуем. Слаще?

Что я буду с ней делать? Но мне нестерпимо хотелось, чтобы девушка сейчас же приблизилась ко мне, и также, как прежде в такси, она сжала вновь в своих ладонях мою ладонь.

Осмотрев мою комнату, Рита подошла и стала напротив

Эти строчки, кажется, из "Вечерних огней" поэта Афанасия Фета; точно я не вспомню.

Девушка принесла ко мне в дом запах терпких духов, а мне чудилось - глубокие ароматы глухих дремучих лесов. Рита принесла витиеватые смысловые орнаменты вместе с зеленым солнцем в темном влажном зрачке, которые она пыталась воплотить, высвечивая, если позволишь своему воображению слона, порхающего с небесной вышины в ветвях сквозь прозрачность мысли.

- Пойдем теперь поедим, - смущенно предложил я девушке.

Решили, что будем ужинать за столом в зале, накрытом скатертью и чтобы возле нас горели свечи. После Рита направилась в ванную помыться после дальней дороги.

Я открыл холодильник, увидел продукты, банку с засоленными консервированными грибами. Налил в стакан югославского вермута. Пошел в зал и сел на диван.

Пришлось ждать. Я пил из стакана и слушал ее в звуках шумящей воды из ванны. Мне некому и нечего было посоветовать, но вероятно это было и к лучшему.

У нее был боевой темперамент. Завести ребенка?

Что я мог ей сказать? И сейчас уже поздно, и ночь настала, и пора нам ложиться спать, если завтра желаем попасть на первую пару.

Когда я допил вермут в стакане, Рита вышла из ванной. Рита была по‑особенному прекрасна в этот вечер.

- Тебе сколько лет? - поинтересовалась она, встав передо мною и расчесывая мокрые волосы,

- Через три месяца, - уточнила мой ответ Рита, о чем-то размышляя.

В спальне родителей перед большим зеркалом Рита долго тщательно занималась своим туалетом. Когда она вышла ко мне в зал в зеленой тонкой кофточке, плотно облегающей ее плечи и грудь, и клетчатой короткой юбке до середины крупных полных бедер, и без чулков, я так и ахнул: "Ритка, какая ты красивая! Будто бы из лесу пришла". Тщательно расчесанные волосы красивой волной лежали у нее по плечам. Мне родившемуся и прожившему большую часть жизни в целинной степи лесные красавицы всегда казались загадкою и чудом.

Спохватился, что пока она мылась, я ничего так и не приготовил на ужин.

Рита сердито покачала головою, затем достала из одной своей сумки всю снедь, что она брала с собой в вагон в дорогу.

Никогда я не ел яиц вкрутую вкуснее этих, привезенных Ритою.

Ужинали мы чинно, сидя друг против друга за столом в зале при зажженных свечах. Типа - вот как будто бы на стол по его краям положены две фотокарточки.

- Ну, и того... одолели. Пуля дура - щтык молодец! - положил я вилку на свою пустую тарелку.

Челышева внимательно исподлобья глянула на меня и тоже положила вилку, хотя она не все доела.

Мы встали из-за стола и направились к дивану. Я попытался поймать и сжать в своей ладони ее ладонь - она тихонько оттолкнула мою руку.

Она красивая, чуть-чуть полновата, на год или на два меня старше.

- Я не выгляжу толстой? – спросила меня Рита.

Открываю глаза и гляжу в потолок. Хотя, может, мне лучше глаза в пол упереть. Дивлюсь, что же это с нами творится? Вот что хуже всего - никуда я не гожусь. Она людей любит, и они ее тоже любят. Сидит на диване, подтянув колени под подбородок. Берет стакан, который я ей протягиваю. Она ходит взад-вперед по комнате со стаканом в руке.

Рита достала из книжного шкафа какую-то книжку, она принялась за чтение.

- Что это ты читаешь? - поинтересовался у нее.

Глаза у нее были такие же светлые и прозрачные, но холодные, с зеленоватым оттенком.

- Если тебе интересно, я вслух прочту, - ответила мне Рита.

- Сиди, да шей, смотри в окошко, людей повсюду много на улице. А те, кому скучно, те песни длинные поют.

Незамедлительно я кинулся в другую комнату и принес гитару.

Книга, которую я у нее отобрал, вручив ей гитару, были стихотворения Александра Блока.

Однажды у себя в комнате в общежитии она играла мне на гитаре и спела студенческие песни и частушки. Я сам на этом инструменте играть не умел, гитару у нас в доме держали для гостей.

- Глухие тайны, терпкое вино, И ключ. Ты право, пьяное чудовище! только мне! сокровище...

Листал книгу; я периодически пытался забраться под кофточку к девушке.

- Подвинься, сокровище! Отпусти... - приказала она мне, освобождаясь, и поставила рядом с диваном в угол гитару. - Ну, вот и попили и умылись. Делать больше нечего, надо идти домой.

Рита завела разговор о моем конспекте с лекциями; у нее по одному из предметов с прошлого года была задолженность, и завтра в институте ей предстояло отвечать.

Я принес из своей комнаты в зал радиоаппаратуру и подключил ее к сети и сочленил между собою шнурами. У меня был портативный катушечный магнитофон "Романтик-3" и приличный для своего времени профессиональный усилитель "Электрон-12" и к нему две колонки с широкополосными динамиками.

В комнате плыло мило и скоблило в ноздрях лесным запахом крепких дубовых листьев, и окно сверкало стеклами, отразившими ободком обратно с чернеющих за ним ночных пустот темной улицы к нашему уединенному столу, щедро нагруженному ужином, подрагивающий огонек от двух небольших скромных свечек, здесь же в центре на столе помещенных, оплывших в кудрявые завитушки мраморно застывшими будто бы засахарившимися молочными сгущенными каплями.

Пока я возился с аппаратурою, Рита стояла рядом, наблюдала за мною и глоточками пила вермут. Вдруг она закашляла и принялась что-то пристально разглядывать внутри стакана.

- Быть такого не может, - возразил я. - Никаких пробок, бутылка на горлышке завинчивается жестяною на резьбе крышечкою. Вероятно, это хлебная крошка случайно оказалась у тебя в вине. Возьми другой стакан.

Я выбрал катушку и включил «Желтую подводную лодку» Битлзов, которая, как я полагал, была одним из наиболее авангардных хитов знаменитой английской четверки рок-музыкантов. Еще одним другим "авангардом", когда я пригласил Риту на танец, были ее две выпуклые шарами груди, которыми она меня вскользь касалась.

Ее груди - "и походили на розовые шары или на те круглые пирожные с розовой глазурью, которые красуются в окне соседней кондитерской". Я увидел их впервые, они были в цвету и походили на розовые шары или на территорию круглых пирожных с розовой глазурью, которые красуются в окне соседней кондитерской. Обязательное неотвратимо созерцание звеньев. Ее соски, казалось, вот-вот прорвут легкую ткань кофточки. На иМидж была легкая накидка. Ход сюжета быстро усложнялся: Авангард ее бутонов-грудей порождал мою фантазию, какой вид ее я желаю увидеть в конце вечера в спальне. Совместите, если сможете, живописный ландшафт и музыку - очарование. Назовите это очарование, если вам угодно, музыкою сфер. И опять же, эти современные кунштюки! К твоим услугам - хватай, кто проворней. Мне не нравилось. Почему? Если учесть, что она оберегала свое... Мы переменили тему. Поговорили немного о ее кабинках; она поведала мне об этом с гордостью.

Плечи-власть: я объяснил ей знак, почему одно плечо должно быть у нее задрапировано. У Риты губы были сжаты в узкую полоску. Но, тем не менее, она удивилась.

Разминка кончилась. Мы вышли на кухню покурить. Я предложил ей на выбор болгарские сигареты "Родопи" и "Стюардесса". Она выбрала "стюардессу". Я чувствовал себя, словно все ко мне вернулось без всяких потерь.

Мы стали лицом к лицу возле окна под открытой форточкой.

Ее глаза были словно зеленые книжищи. Читая их, я просто-напросто отлынивал от работы. Это два тома из серии отчетов таежной географической экспедиции.

- Я хотела тебя спросить — что же ты ничего не видишь?

Выхолащивая содержание, задавать пустые вопросы - совместите, если сможете,

- Марка в пять копеек сберегла мне целое состояние, - объявила интригующую новость Рита.

- Я написала тебе письмо … - сказала она. - И перед тем как сесть в поезд, опустила его в почтовый ящик.

Мы с ней упирали на разное, и это нас разъединяло. Только что во время нашего танца она отвергала все попытки завязать разговор. Возможно, она и права. Разговоры не имеют смысла. Я могу понять ее точку зрения.

- Плечи у девушки власть? - фыркнула Рита. - Другое...

Мы вернулись в зал, я долил из литровой бутылки в два стакана вермуту. Бутыль была уже почти пустой. Вышла у нас пьянка в районном масштабе… Бывший приказчик, не способный отличить скрипку от гитары.

Вручив девушке стакан, придерживая ее за плечи, я стал на нее надвигаться.

- Да, идем, - кивнул я. - Не желает ли леди составить мне компанию?

Рита послушно задвигалась. Наша беседа заглушалась музыкой, обрывалась, снова завязывалась, Конечно, я тоже очень волновался; и чем дальше, тем все больше.

У каждого своя цена. Я прикидывал, а что если прическу Риты украсить елочной игрушкой. Вооо. Рассыпать по полу "о", что это будет?

- Может быть - грузди, принести? - вспомнил я про банку с грибами в холодильнике.

- Домашние? - насторожилась и приостановила танец Рита.

- Терпеть не могу маринады. Потом, грузди с вермутом?

- А, ну да, - согласился я. - Лучше пирожные к вермуту.

Она отстранилась, поставила на стол стакан и, вскинув руки,...

Глянув в открытое девушкой для меня окно, я увидел лишь черный лифчик.

Высоко в небе передо мною плыли ярко-розовые облачка. Я сообразил, что теперь мне надо будет совершить поступок, чтобы меня не снесло от ее авангардных ярко-розовых облачков в "Голубое и зеленое", т.е. к Лиле или к Лютыни...

- Ты мне кажешься радужной феей. Ты такая реальная, Рита, более реальна, чем все остальные.

- Это не так!.. Для чего? Я так хотела спать, что не спросила, какая кровать будет моя.

Далее в моем рассказе будет сцена - лиса улепетывает в спальню за время телефонного разговора.

Мы были на пути из зала в спальню, когда зазвонил телефон; она сидела на моих руках, кротко зевнула, прикрыв рот ладошкой, и горячим шепотом посоветовала на ухо:

Не подумав о подвохе, я поставил ее на пол и направился обратно к телефону. Лиса тем временем скрылась в родительской комнате и закрыла дверь. Услышав щелчок металла щеколды, я, так и не успев ответить позвонившему абоненту, бросил трубку и кинулся к двери, но было поздно. Одновременно с тем стали слышны тоскливые писклявые короткие частые гудки из лежавшей рядом с телефонным аппаратом трубки.

Шел третий час ночи. Весь минувший вечер мы куда-то торопились. И ни к чему мы так и не пришли. На кухне я выпил сладкого чаю и съел кусок сыру. Впрочем, смутно я все-таки уже чувствовал замаячивший финал, укладываясь в моей комнате в постель.

Примерно через час скрипнула дверь спальни родителей. Но это я уже слышал сквозь сон.

Утро - седое.... Это то. Вещь та. Мы предлагаем сами себе фальшивое золото. Настоящее золото это такое действительное, действительность которого согласуется с тем, что мы "собственно" уже заранее всегда понимаем под словом "золото". Здесь, правда, тонкий момент, что мы "собственно" в ухе заранее всегда понимаем под словом "золото". Акварель или масло? Объектив!

Утром я опять ощущал щекочущий подновленный запах крепких дубовых листьев и думал с досадою... Клонило в сон.

Все казалось мне почти ужасным... И представилось мне, как мы с нею жили бы где-то в лесной сторожке. Я приходил бы из лесу мрачный, как ночь, измученный вопросом, чем она занималась без меня, и голодный, как волк.

Какая у нее осанка! На кухне стояла она передо мною с опущенными руками, не улыбаясь, и глядела решительно,

Рита поднесла, трубочкой сложив, ладошку ко рту.

"- Горнистка", - с иронией подумал я тогда про нее. Припомнив тут же, что она мне рассказывала: как однажды летом Рита-школьница, в пионерском лагере, она в отряде была горнисткой - назначили пионервожатые ее - поскольку мальчишки в ее отряде оказались все бестолковые немузыкальные. " - Горлица-голубка", - тут же смутившись, поправил я сам себя.

Ее глаза были словно выцветшие зеленые книжищи.

- Как правильно в горн дуть надо? - поинтересовался я у Риты.

- А тебе зачем это знать? - резко удивилась Рита. - Ты комсомолец!

Я согласился с ней, кивнул и примирительно дотронулся до ее ладони.

- Что ты постоянно трешь мои ладони? - отдернула руку Рита.

После такой ее фразы у меня логично вытекает цитата из Блока; стих Блока про портрет - тон для заключительных строк рассказа.

Ее внушительного вида сумки стояли в прихожей. До начала первой пары в институте оставалось меньше часа.

- Потом, - сказал я ей, протягивая конспекты, которые она вечером у меня спрашивала.

О согласованности мы говорим в разном значении. Стоят в лугах сестрички - золотой глазок, белые реснички. Это ромашки. Во ржи, цветок-василек найдешь, ярко-синий и пушистый, только жаль, что не душистый. А вот что такое тренерская судьба? Одуванчик: "Я шариком пушистым белею в поле чистом. А дунул ветерок - остался стебелек".

Когда мы выходили из квартиры, на улице было еще совсем темно; за ночь подморозило крепко, и лужи у двери подъезда дома покрылись прочным льдом. Стоял довольно густой туман.

Подойдя к перекрестку, мы с Ритой остановились на светофоре, поджидая смены сигнала.

Туман поредел, и начал тихо медленно падать снег...снежок... крупные хлопья.

Утро было опять туманное, дорога - зато хорошая; впрочем, все еще было впереди. Что-то вдруг прежнее шевельнулось во мне или, быть может, что-то новое. Но тут на автобусной остановке, к которой мы подошли, я заметил рыжеволосого мужчину - в шапке, но рыжеволосый - и промолчал. А вскоре к остановке подъехал и распахнул двери автобус маршрута 22, которым я добирался от дома до института. Я вошел в автобус, Рита тоже; и мы поехали.

Сначала в наших отношениях с Ритой не произошло особых перемен. Жизнь на мельнице шла так же. Она переночевала еще одну ночь у меня на квартире. Потом мы перевезли ее вещи в студенческое общежитие. Через месяц наши с ней романтические отношения совершенно закончились. Некоторое время при встрече в коридоре института мы еще продолжали кивать друг дружке головой.

Через несколько лет, а если быть точным в датах, то глубокой осенью 1979 года в октябре, в конце октября, если не ошибаюсь, я ее встретил случайно.

В то время я, надумав продолжать свое образование, пытался поступить на доподготовительный факультет ~~государственного~~ университета в Ленинграде.

Рыжеволосый секретарь комитета комсомола какого-то факультета ~~в университете~~ занимался размещением прибывающих на экзамены. Поскольку в студенческих общежитиях на Васильевском острове не было свободных мест, он выделил мне место на университетской даче в пригороде Парголово.

Я увидел Риту в холле дачи в компании из нескольких человек, сидящей на подлокотнике старого кресла. Помню, в холе были дощатые скрипучие из прогибавшихся досок половицы.

В руках она держала гитару и что-то наигрывала ностальгическое печальное. Что меня поразило, когда я, приглядевшись, узнал ее - прекрасно играла! Хотя я так и не научился сам играть на музыкальном инструменте, но различал на слух в ее игре диссонирующие септ-аккорды.

Через несколько минут я потихоньку покинул комнату.

Я вышел на крыльцо дачи в Парголово, чтобы покурить.

Мужчина, который стоял на крыльце, спросил у меня сигарету

Хорошо помню, я достал на выбор ему из одного кармана мягкую пачку болгарских сигарет "Ту-134", а из другого - в картонной упаковке ленинградский "Космос" табачной фабрики им. Урицкого. Мужчина ухмыльнулся....

Процесс сочинение рассказа был неожиданно прерван - зазвонил телефон.

Позвонила жена из Новосибирска. Поинтересовалась, как я провожу ремонт. В конце нашего с ней разговора я задал вопрос: не вспомнит ли она точную дату, когда мы с нею познакомились? Жена сказала. Я удивился.

На кухне я увидел стакан, который обнаружил прежде в шкафу. Тщательно его вымыл, потом достал из холодильника початую бутылку коньяка.

Меня Рита там в комнате на даче не узнала, хотя бросила на меня продолжительный взгляд - к тому времени я изменился, некоторым образом переменился, у меня были усы. Какими духами она тогда уже пользовалась, я не выяснил, поскольку не стал приближаться к ней. А вскоре и вовсе ушел из той комнаты. Я тогда полагал, что была то моя встреча с прошлым, но оказалось с будущим. Почему? Но о будущем я расскажу в следующий раз.

При выходе из комнаты, стараясь остаться незамеченным, я опрокинул неловко стул.

Но о поджидавшем меня будущем я расскажу как-нибудь в другой раз; может быть, в новом очередном рассказе.