Наталья Драгунская

Стихи
 

Без названия

Арабы в мечетях, в церквях христиане,
Индусы у Мурти в божественном храме.
В молитвах вкушают миров благодать,
Чтоб было им с чем пред Всевышним предстать.

И только евреи в своих синагогах ,
На горе себе породившие Бога,
Покоя не знают нигде никогда
За то, что вперед вылезают всегда.

Никто не просил находить их скрижали
И переписать, чтобы все прочитали,
И с риском для жизни идти за Христом,
Чтоб миру поведать о муже святом.

Теперь же они, как козлы отпущенья,
Совсем истощив всех народов терпенье,
Снискали не славу, а право не быть,
Как плату за их неуемную прыть!




Это стихотворение – стихотворный перевод стихотворения безымянного автора, жившего и умершего в доме для престарелых где-то в Австралии.

Капризный старик


Что смотришь, медсестра?

Ты лучше не смотри!
Что толку, если все равно не понимаешь
Того, что чокнутый старик
Под дряхлой кожей от тебя скрывает.

Он стар и глуп, и где-то в облаках
Витает мозг его, когда, не отвечая,
Сидит, уставясь, в угол, или пьет,
Разбрызгивая вместе со слюной, остатки чая.

Твоя работа - заставлять его прожить,
Как можно дольше там, в юдоли всех страданий,
Где почему-то каждый должен волочить
Бесцельный груз бесцельного существованья.

Ты кормишь, моешь, выходя все чаще из себя,
Когда опять найти не можешь,
Утерянный носок или башмак особенно тогда,
Когда рабочий день тебя усталостью изгложет.

Тяжелый, долгий день! А тот старик, он как всегда,
Всегда одно сопротивленье!
Таким меня ты видишь, да сестра?
А я не тот, раскрой глаза, включи воображенье.

Мне десять лет, и я живу в семье,
Где сестры, братья, мать, отец – все любят
Меня, а вот уже шестнадцать на дворе,
Томленье по возлюбленной меня все ночи будит.


Мне двадцать, я женюсь на той,
Кому даю обет быть верным до могилы,
И сердце будоражит радостный настрой,
И все вокруг мне весело и мило.

Мне двадцать пять, и у меня есть человек,
Мой сын, кому я нужен больше всех на свете,
Мне тридцать, мы друзья навек
И ничего нет дружбы крепче этой.

Проходят годы, дети вырастают
И в мир свой вылетают из гнезда!
И в сорок в первый раз вдруг ясно понимаешь,
Что то, что было, больше не вернется никогда.

Конечно, это все еще не тризна, нет ее в помине,
Моя любимая со мной,
И дети сыновей вокруг меня отныне,
И снова в пятьдесят в душе покой.

Но в мире этом ничего не длится вечно,
Сгустились тучи, жизнь почти ушла.
Моей жены уж нет со мною,
Она давно, давно мертва.

Мне страшно, в будущность гляжу не смело,
Отцами стали внуки, я старик.
Жестокая природа разрушает тело,
И там, где прежде было сердце, тяжкий камень тянет и болит.

Я немощен, я внешне ни на что не годен,
Но это только внешне, а внутри
Я так же молод и душой свободен,
И так же жизнь люблю, хотя уже немного впереди.

Я принимаю краткосрочность жизни,
Я знаю: так тому и быть.
Так посмотрите на меня как должно
Смотреть на человека и не окликайте: эй, старик!




Наши мамы

Ах, наши упрямые мамы!
Все-то вы делали сами.
Всех-то старались уверить,
Что можно вам все доверить,
Даже взбираться на горку
В обнимку с тяжелой кошелкой
По гололеду жесткому,
Мельчащему кости в крошево.

Не старость тому причиною,
Что вы со своею кручиною
Тайною, в сердце запрятанной,
Печатями семью запечатанной,
Чтоб ни во сне, ни всуе
Не вымолвить слово вживую,
Выучили с годами,
Что опора себе вы сами.

Что за вами стояло?
Голод, война, печали?
Молодость в страхе мрака,
Счастье в любви и браке,
Что, кстати, не всем удавалось,
Мужчин ведь совсем не осталось
В поколенье загубленном
Войною и властью порубленном.

Вы уходили тихо,
Грустно мужей переживши,
С дочками не согласные,
Любящие их страстно.
Как и они вас, до сроку
Не зная про тягость мороки,
Терзающей в сновиденьях
Раскаяньем скользящих видений.

Ушли. Ни одной вас нету,
На целом земном свете.