(антиутопия)
 

             "Я шел и думал о том, что может меня убить. Любая мелочь. Сосулька, например. Или этот придурок на черном джипе, который мчится на красный с бешеной скоростью. Но мы отважно уворачиваемся от летящих сосулек и упорно выживаем в городских джунглях. Мы очень живучие существа! Нас не так просто уничтожить. Если, конечно,  не хочет кто-то убить. Никогда не подумаешь о вполне приличном с виду джентельмене, что он может быть редкой мразью. Но именно он отправит вас на тот свет. Да что говорить о наемных убийцах, если я сам с настойчивостью, достойной лучшего применения, уже столько времени пытаюсь покончить с собой. Потому что пишу о том, что однажды меня убьет."

                                                                                                                         Джон Тауэр

Мародёрство (от фр. maraudeur — мошенник) — незаконное присвоение чужого имущества в атмосфере безнаказанности, обычно в бедственных ситуациях.

                                                               Первая часть

Ваганов шел по улице и вглядывался в лица, пытаясь найти хоть одно счастливое. И не находил. Все были равнодушными или мрачными, с печатью невыносимого бремени. Никто не улыбался. Даже лица молодых мамаш были грустными и глубоко несчастными. Ничто не напоминало о внутренней гармонии и красоте, кроме ангельских лиц совсем маленьких детей. Они еще ничего не знали о том, что их ждет в будущей жизни. Лица хорошо одетых, симпатичных и праздных девушек, изредка попадавшихся  навстречу, тоже не радовали,  потому что были недобрыми. Опущенные уголки тонких губ, недовольные гримасы, высокомерие, презрение, цинизм. Ни одного дружелюбного лица! Да и откуда им взяться в такую ужасную погоду? Свинцовое серое небо, беспробудная слякоть, будто кто-то выплеснул кофейную гущу в сугробы. Что уж говорить о лицах несчастных старух. Они были болезненно, карикатурно морщинисты, словно впитали всю скорбь обманутой жизни. Глядя на них, больше всего не хотелось дожить до старости.

Зачем все эти люди живут, думал он, раз жизнь не приносит им радости? Может, они еще на что-то надеются? Но на что надеяться в забытой Богом стране?

 Дорогу перегородил полицейский патруль. Полицейский сидел в машине и разговаривал по рации, его напарник стоял на улице — ноги на ширине плеч, автомат наперевес. Его воинственный вид портила серо-мышиная форма. Ушанка на затылке, пузыри на коленях, грязные берцы, пуленепробиваемый жилет со светящейся надписью «ПОЛИЦИЯ». Неуклюжая форма делала полицейского похожим на огородное пугало. Каменное, тупое лицо. Алчные глазки отслеживали обстановку. По улице вскоре должен промчаться Альфа-дог.

«Почему полицейские в России так похожи на злых клоунов?» - подумал Ваганов и усмехнулся. Он знал, не надо пересекаться с полицейским взглядами, напротив, сделать вид, будто ничего не видишь. И все-таки успел заметить в глазах клоуна нехороший блеск. С таким блеском выслеживают легкую добычу, чтобы проломить дубиной череп, обшарить карманы, подбросить наркотики и засадить в тюрьму. Не стоило смотреть в глаза еше и потому, что полицейский мог почувствовать, как глубоко он его презирает. Да и как не презирать мудаковатых типов в убогой униформе, если они становятся «смелыми» только по отмашке сверху, а на самом деле бздят любого шороха. Остается только сочувствовать: они не служат закону, а прислуживают власти. Можно защититься бронежилетом от бандитской пули, но где найти бронежилет от беспредела отечественных чиновников? Полицейская реформа — как раз тот случай, когда идиотская форма полностью соответствует содержанию. Не власть, а пародия. Наши полицейские клоуны выглядят в тысячу раз хуже, чем полицейские Сомали, начисто лишенные уважения. Лучше всего у российской полиции получается разгонять в подземных переходах старух с укропом и квашеной капустой. Или метелить дубинами очкастых интеллигентов во время маршей несогласных. Во всем остальном она беспомощна.

— Эй, ты, стоять на месте! — крикнул полицейский клоун. Его задел косой взгляд Ваганова. — Стоять, блядь, я сказал!

Ваганов понял, что нарвался. Помимо презрительного выражения, полицейскому не понравилось подозрительно загорелое лицо для бледной середины зимы.

— Я сделал что-то не так?

- Ты перешел дорогу в неположенном месте, - объявил клоун, демонстрируя всесилие власти.

- Но здесь огромная пробка, машины стоят, а до перехода — полкилометра.

- Неважно, — отрезал клоун, — здесь правительственная трасса, ты нарушил правила.

- Вы не могли бы обращаться ко мне, как положено по Закону? — как можно спокойнее спросил Ваганов.

- Это как? — обалдел злой клоун и наставил на Ваганова автомат.

- На «вы», если можно...

- Тебе не нравится, как я с тобой обращаюсь?! — возмутился клоун. — Ну-ка, раздвинь ноги! Руки за голову!

Ваганов продолжал стоять не шелохнувшись.

- Ты че, не понял, бля? Неподчинение законному требованию! — завопил полицейский и передернул затвор.

 Ваганов снял перчатку и полез во внутренний карман. Полицейский расценил это движение как угрозу и  несколько раз наотмашь ударил дубинкой по шее, ключице и руке, чтобы Ваганов ничего не смог достать. Все происходило средь бела дня на глазах равнодушных прохожих и водителей, запертых в пробке. Ваганов попытался защититься, поскользнулся и упал на грязный снег. На подмогу полицейскому прибежал напарник:

— За что ты его?

- Он полез за оружием, — ответил злой клоун. — Ну-ка, посмотри, что у него там?

Напарник нагнулся над Вагановым, пролез во внутренний карман, вытащил кожаное портмоне и пенсионное удостоверение военнослужащего российской армии.

- Нет оружия, — с досадой пробурчал напарник и раскрыл удостоверение.— Ваганов Иван Александрович, капитан в отставке, пенсионер российских вооруженных сил. Ну, и чего теперь с ним делать?

- Давай оформим «неподчинение законным требованиям» и — на 15 суток клопов кормить, — сказал злой клоун и потянулся к портмоне. Напарник оценил жест, чуть отодвинулся и сам с большим любопытством проверил содержимое кошелька. В нем были две кредитки и три с половиной тысячи долларов наличными.

- Видал, как военные пенсионеры живут? — сказал напарник и положил деньги себе в карман. — Не ссы, поделимся, — добавил он великодушно.      

Усилился вой сирены, по середине замершего проспекта пронеслась головная машина сопровождения премьерского кортежа. Через несколько секунд должен был промчаться Альфа-дог.

Ваганов лежал на грязном снегу, и ему казалось, что все происходит не с ним, а совсем с другим человеком, очень похожим на него. Ваганов терпел боль и думал: почему в нашей стране менты не любят военных, считая их дармоедами, а военные отвечают им полной взаимностью. Курица — не птица, мент — не воин. Наверное, у этой нелюбви более глубокие корни, чем у ненависти между гвардейцами кардинала и королевскими мушкетерами. И что толку с того, что милицию переименовали в полицию?

Кортеж Альфа-дога пронесся со скоростью кумулятивного снаряда. Словно не по Кутузовскому проспекту, а по вражеской территории, где шли военные действия и малейшее промедление было чревато расстрелом  из гранатометов или подрывом на радиоуправляемом фугасе. Полицейские клоуны вытянулись в струну и сделали вид, что отдали честь. Затем глубоко вздохнули и расслабились.

- Слышь, вояка, ты куда шел? — спросил Ваганова полицейский, который прикарманил портмоне.

- В госпиталь, — тихо ответил Ваганов, сплюнув сквозь зубы на грязный снег.

- Куда, куда?

- В госпиталь для ветеранов войны, — повторил Ваганов громче.

- Давай, подымайся! — сказал злой клоун. — В следующий раз не спорь, а выполняй все, что тебе скажут!

- Ты всегда поступаешь именно так? — переспросил, поднимаясь, Ваганов.

- Да. Я — полицейский! Власть! Государство развалится, если не выполнять приказы, — жестко отрезал злой клоун.

- Оно развалится, если вы не будете думать, что делаете, — сказал Ваганов.

- Ну, ладно, ладно! Лучше слегка получить по башке, чем тухнуть в тюряге, — затараторил напарник, в его словах Ваганов почувствовал угрозу.

- Давай, мы тебя до госпиталя подкинем? — сказал ни с того, ни с сего подобревший злой клоун.

Они усадили Ваганова на заднее сидение полицейской машины. Ваганов подумал, если б на его месте сейчас был реальный боевик с фальшивыми документами, то первую дырку в черепе получил бы именно злой клоун. Он слишком самонадеянно выпустил автомат из рук и положил на заднее сидение. После этого добить напарника было бы секундным делом. Не успел бы даже крякнуть. И где их учат так грубо работать? Или их вообще уже ничему не учат? Какую огромную пробку умудрились собрать, чтобы пропустить Альфа-дога. Если он такой крутой, как по телевизору — на истребителе, в болиде, топлес, с китами, верхом — передвигался бы по Москве на вертолете, чтобы никому не мешать. Неужели не понимает: чем дольше люди маются, тем сильнее ненавидят?

Альфа-дог не чувствовал безумной скорости за окошком бронированного «Мерседеса». Напротив, она всегда ему казалась слишком маленькой. Привычка к безграничной власти не позволяла представить, как можно передвигаться иначе. Он расстегнул пуговку ворота белой сорочки, чуть ослабил галстук, вжался в мягкую кожу кресла и пытался сам себе объяснить причину терзавших его сомнений. Ему всюду мерещился заговор. Враги и предатели умело маскировались, никому нельзя ничего доверить — обязательно провалят. Даже близкие друзья (если их, конечно, так можно назвать) теперь смотрели на него с сожалением и за глаза, вполне возможно, презирали.

Что за неблагодарный народ? Он дал им жесткую вертикаль, стабильность на много лет вперед и управляемую демократию. А сегодня на встрече со студентами и профессорами МГУ один из студентов вместо приветствия неожиданно процитировал Пушкина:

Властитель слабый и лукавый,

Плешивый щеголь, враг труда,

Над нами властвовал тогда,

Нечаянно пригретый славой...

Это был плевок в лицо. Зал поднялся и апплодировал наглому мальчишке стоя. Очкастая профессорская фронда с жидкими бороденками. Продажные журналюги защелкали затворами и снимали на видео позор всесильного Альфа-дога, когда студенты развернули плакаты и стали скандировать: «Не надо мочить Конституцию в сортире!» Ни одна собака из свиты не нашла, что ответить! Ни подлец Якипенко, ни проныра Зурков, кукольник хренов! Все поджали хвосты и ждали чуда. Будто он может оживить мертвецов... Бездарные лизоблюды! Могут только малолеток на Селигере щупать, выдумывать провокации да деньги без размера клянчить. А как дошло до дела, засунули языки в задницу и спрятались за его спину... Да еще эта вездесущая блондинка, собчатина, мать ее, подлила масла в огонь... Кому Мерилин Монро, а его несчастной стране досталась Ксюша. Ведет себя, как наследная принцесса, будто он ей что-то должен. А это он, между прочим, спас ее папашу от уголовного дела, как спас потом всю  кремлевскую «семью» от Скуратова. А кто спасет  его семью, если беда случится? Никому нельзя верить, — подумал Альфа-дог и вспомнил печальную судьбу Чаушеску. В висках тревожно запульсировала кровь, на ум пришли слова последнего российского императора: «Всюду предательство, воровство и обман».

Зачем он согласился на встречу со студентами? — продолжал мучиться Альфа-дог. Наверное, надеялся легко их уболтать, как это происходило неоднократно с главарями футбольных болельщиков. Но надо было это делать немного раньше. До того как полиция предприняла бездарную попытку штурма главного здания МГУ. Кто мог предположить, что студенты будут так отчаянно сопротивляться и забаррикадируются в главном корпусе? Когда начался штурм, сверху в полицию полетели дыроколы, столы, стулья и горшки с цветами. А полицейские недоумки не придумали ничего лучше, чем пустить галлюциногенный газ и слегка переборщили. Около ста человек отравились насмерть. У полиции, как всегда, не нашлось антидота. Ничему, идиоты, не учатся. Но студенты тоже хороши! Ведут себя хуже отпетых террористов. Не удовлетворяет их, видите ли, реформа образования, ничтожные стипендии и ущербное положение науки. Насчет стипендий Фурс, действительно, перегнул. Как прожить на 40 долларов в месяц, если одна поездка в метро стоит доллар? Но это не повод требовать отставки правительства! Если не нравится учиться, пусть идут пахать землю или в армию. Никто не хочет служить Отечеству. Все хотят жить на халяву. Как в Газпроме. А трубы на всех не хватит...

Альфа-дог пытался убедить себя, будто сделал все, чтобы избежать обострения конфликта. Конечно, во всем виноваты студенты, которые вместо поиска компромисса, стали цитировать Пушкина, обидно намекнули на солидную плешь и «нечаянную славу». Куда только Садовничий смотрит? Никакого патриотизма. Вот теперь он им покажет кузькину мать. Садовничего — на пенсию, к чертовой матери! А всю эту консерваторию — в солдаты!

Нет, нет, уговаривал сам себя Альфа-дог, не надо поддаваться эмоциям. Надо успокоиться, затаиться, выждать момент. Пусть все гадают, что именно он предпримет. А он придумает нечто такое, чего никто не ждет. Но проблема не в том, чтобы придумать, а в том, чтобы безупречно осуществить. Как это сделать, если ни на кого нельзя положиться? Ни на армию, ни на полицию, ни на спецслужбы. Бездарная придворная свора ни одной реформы не может довести до конца, не говоря о более жестких решениях. Умеют только пилить бюджет и преданно заглядывать в рот, ни за что не отвечая. Но даже он, Альфа-дог, пока еще не знает, до какой степени можно затянуть гайки, чтобы не сорвать резьбу.

                                                               Часть вторая

Накануне первой чеченской войны министр обороны по кличке Паша-Мерседес обещал президенту Ельцину взять штурмом Грозный с помощью одного воздушно-десантного полка. Вместо марш-броска получилась затяжная война, поражение российской армии, позорное мирное соглашение в Хасавюрте. За месяц до начала полномасштабных действий в Грозный была направлена спецгруппа ГРУ захватить президентский дворец, нейтрализовать Джохара Дудаева и его окружение. Операция провалилась. Российские военнослужащие попали в плен. Сепаратисты устроили пресс-конференцию для иностранных СМИ, на которой показали оборванных, грязных, униженных мальчишек — солдат и офицеров российской армии. Министр обороны пожал плечами и сказал, что понятия не имеет, кто это такие.

Русский город Грозный зимой 1995 защищали от российских танков не только чеченцы. Воевало все мужское население, независимо от национальности. Люди были до глубины души оскорблены действиями федеральной власти. Попытка восстановить «конституционный порядок» с помощью танков настроила против федералов даже тех, кто были против сеператистов. В ночь на 1 января танки горели в Грозном, как спичечные коробки. Танкисты не имели даже карты города. Без поддержки пехоты в городских джунглях они становились легкой добычей для гранатометчиков.

Позднее Хасавюртские соглашения спасли тысячи солдат небоеспособной армии. Генерал Лебедь, в отличие от Паши-Мерседеса, понимал, что победить «с улыбкой» в партизанской войне нет никаких шансов.

Что знал юный лейтенант Ваня Ваганов о Кавказе перед тем, как попал на войну? Почти ничего. Знал, что Кавказ находится между Каспийским морем и Черным, на котором в детстве отдыхал вместе с родителями. Знал, что возле Пятигорска есть лечебные минеральные воды, что Кавказ населяют многочисленные гордые народы, которые танцуют лезгинку, выращивают виноград и едят шашлык. Знал, что на Кавказе в разное время воевали с горцами Михаил Лермонтов и Лев Толстой. По их книгам имел исключительно  романтические представления о нравах и обычаях кавказских народов. Ему были одинаково  близки Печорин, Хаджи Мурат и Жилин. Мог ли он предположить, что сам окажется кавказским пленником. В феврале 96-го года.

В военном училище будущих офицеров российской армии готовили к совершенно другой войне, с другим вероятным противником. Никто не мог предположить, что придется воевать на Кавказе с соотечественниками. Правда, официально никто не называл это войной. Был придуман эвфемизм «восстановление конституционного порядка». С помощью артилерии, танков и прочих тяжелых вооружений. Молодых офицеров кинули на Кавказ в надежде на скорую и легкую победу, а они попали в адское пекло. Все говорило о том, что «наведение конституционного порядка» было совершенно не продумано. Никто не думал о тех несчастных стариках, которые погибли под развалинами многоэтажек Грозного от тяжелой артиллерии, о тех мальчишках, которые совсем недавно надели военную форму, а до того стреляли только в учебном тире.

Лейтенант Ваганов не помнил многих подробностей того, что с ним произошло. Вместо сознания была большая черная дыра. Голова раскалывалась, как переспелый арбуз,  грохнутый об асфальт. Помнил только, как ехали на броне БТРа с пятью бойцами на заправку. Сзади в полукилометре пристроилась гражданская белая «Волга». Потом исчезла. Опрометчиво не придали этому значения. Захлестывало чувство собственной лихости и отваги, будто были героями боевика. Заправили БТР, развернулись и поехали обратно по той же дороге. Ничто не предвещало беды. Мелькнула за поворотом белая «Волга», и сразу ослепила яркая вспышка, как тысяча солнц. Горячая волна подкинула его в воздух, словно невесомый лепесток, и бросила на мягкую свинцовую землю.

Очнулся со связанными сзади руками в грязном сарае для скотины. Помимо него, здесь было еще трое. Все намертво связаны, как туши баранов на убой. Не шелохнуться. Жажда сводит с ума. Запекшаяся кровь на губах как сургучная печать. Веревки режут ножом затекшие вены, руки, ноги, шею. Вместо пола — овечье дерьмо вперемешку с соломой. Кто-то стонет и просит воды. Но где ее взять? Нет даже маленькой лужи, чтобы вылакать ее, как собака. Никакого представления о времени и пространстве. Где ребята, что ехали с ним? Как долго он находится здесь? Где наши? Сил никаких. Пусть лучше расстреляют, чем терпеть пытку. Вот она, смерть, пришла буднично и ждет, поджидает. Нет, этого не может быть! Во всем должен быть смысл. Он даже толком повоевать не успел. Почему его никто не спасает? Не может быть, что убьют просто так, как скотину. Да за что убивать? Он никого даже пальцем не тронул. Дороги разминировал, чтобы местное население не подрывалось. А сам подорвался на фугасе. Дурак! Из гранатомета добили из засады, как поледних лохов. Водитель БТРа — Серега Шустов — не успел выбраться, сгорел заживо вместе с машиной. Но не может быть, чтобы не было шансов! Не верю! Мать с ума сойдет, если его убьют. Надо обхитрить всех и убежать. Только бы знать куда. Да неважно куда. Важно вырваться и бежать  сколько сможешь. А может, его пощадят? Ведь враги тоже говорят по-русски... Да и какие это враги... Просто недоразумение! Надо объяснить, они поймут. Буду держаться с достоинством. Даже палачи оценивают достоинство пленных и оставляют жить... Лишь бы не мучили... Но почему  я ничего не слышу?...

Удар о землю был такой силы, что Ваня наполовину оглох и не мог слышать, как рядом стонали и переговаривались его товарищи по несчастью.

- С-с -лышь, может, они да-да-дадут не-не-немного воды? - спросил заикаясь солдатик по кличке Студент. У него была разорвана губа, как у сорвавшегося с крючка ерша. В губу попала инфекция, она набухла, как переспевшая слива.

- Не знаю, - ответил  такой же молоденький солдатик Коля Постников, - я бы и снегу сейчас был рад… только как достать без рук...

- И с-с-сколько они бу-бу-будут держать нас свя-связанными? - продолжал ныть Студент, -  это не-не-невыносимо.....

- Я  читал, что с пленными  должны  обращаться по-хорошему... - сказал Постников.

- Это с чего ты решил? - вступил в разговор прапорщик по фамилии Силин. Его рот кровоточил от выбитых зубов.

- По Женевским конвенциям обязаны, - продолжил Постников.

- Ничего они не обязаны, - перебил Силин. - Должен быть статус военнопленных.

- А мы кто? - не понял Постников.

- Никто. У нас войну никто не объявлял, - мрачно закончил Силин и выплюнул с кровью зуб.

- Эх, го-го-говорила мне мама, чтоб не -не-не бросал институт! – проговорил, чуть не плача,  Студент. – Сейчас бы на пя-пя-пятом курсе учился.

- А кто бы за тебя дерьмо месил? Почтальон Печкин? - огрызнулся Силин.

- Какой солдат из почтальона Печкина? - задумчиво рассудил Постников, - он  слишком добрый, никого убить не сможет.

- А ты можешь? - перебил Силин.

- Не знаю, - ответил Коля, - слава Богу, не довелось пока, - на его груди болтался дешевый оловянный крестик.

- Думаешь, Бог тебя спасет? А? Что молчишь?

- Думаю... - ответил Коля.

- О чем?

- О том, что спастись можно по-разному...

- Да хрен ли тут думать! - снова харкнул кровью Силин.

- Пусть он хоть кАк те-те-тебя спасет.... и н-н-нас за-за-заодно, - добавил Студент.

- Можно спасти тело и потерять душу. Зачем тело, если в нем мертвая душа? - тихо произнес Коля.

- Затем, что другой жизни у тебя не будет, и тела тоже, - жестко отрезал прапор. - Нет никакого Бога.

Лязгнула цепь, повернулся замок. Дверь сарая отворилась, свет ударил по глазам. В проеме появились две фигуры. Молча прошли внутрь, осмотрели связанных. Один достал нож внушительных размеров, наклонился над Постниковым и посмотрел ему в глаза. Все напряглись, испугались, что чеченец прямо сейчас перережет парню горло. Чеченец подхватил кончиком ножа веревку в палец толщиной. Резкое движение, веревка лопнула, как тетива, освободив пленнику ноги.

- Вставай, - сказал чеченец. Затем внимательно окинул взгядом остальных. В его лице не было ни злобы, ни злорадства. Казалось, он что-то выискивал, когда вызывающе пристально смотрел в глаза. Ваня отметил, что у чеченца было бледное, красивое, мужественное лицо. Неужели именно так выглядит его смерть? Чеченец наклонился над Вагановым, но Иван не смог посмотреть ему в глаза. Духу не хватило.

 Пленных вывели наружу. Они представляли собой жуткое зрелище. Никто не знал, куда их ведут, но в глубине души каждый догадывался зачем... Небольшое селение, затерявшееся среди гор, было погружено в густой предрассветный туман, как в сахарную вату. В десяти шагах уже ничего не видно. Ноги не слушались, утопали в грязи со снегом, и все равно идти невообразимо легче, чем быть скованным.

Внутри Ваганова ожил голос Высоцкого:

«Чуть помедленнее, кони! Чуть помедленнее!

Умоляю вас вскачь не лететь!»

Туман стал гуще, с примесью дыма. Ваганов не слышал, что происходит вокруг, зато каждый удар сердца отдавался в мозгу грохотом забиваемой сваи. Человек пятнадцать бородачей с уставшими лицами стояли кольцом вокруг дымящего костра. И снова голос Высоцкого всхрипел:

«Воздух пью, туман глотаю!

Чую с гибельным восторгом — пропадаю!»

Так вот о чем эта песня! - осенило Ваганова.

Их опустили на колени в грязный снег. Иван не представлял раньше, каким  беспощадным бывает холод земли. Стоять на коленях было унизительно. Он иначе представлял себе последние минуты жизни. Ваганов поднял глаза и увидел человека в камуфляже с черной бородой. Это был Шамиль. Он смотрел почти не мигая, как  волк на задранную овцу.

 - Жить хотите? - сказал он насмешливо с небольшим акцентом. Чуть в стороне стоял боевик, фиксируя на видеокамеру все происходящее.

Пленники молчали, опустив головы.

Ваганов не разобрал, что произнес Шамиль, он по-прежнему ничего не слышал. И от того все происходящее казалось ему немым черно-белым кино.

- Посмотрите на этих трусливых шакалов, - Шамиль обратился к соратникам, - У них есть танки, ракеты, пушки и самолеты! Но они никогда не победят, потому что у них нет Веры! Они умеют только водку жрать. Да держаться за юбки толстозадых баб. Но мы перетрахаем всех их сук в рот, а самих заставим баранов пасти. Муфтий сказал, каждый чеченец должен убить 150 русских, тогда война закончится. Аллах Акбар!

- Аллах Акбар! – закричали тени боевиков. Ваганов наконец понял по губам, что они кричали.

- Ну, что молчите? - ухмыльнулся Шамиль.

- Мы выполняли приказ! - сказал Силин.

- Чей? Алкоголика? - с издевкой спросил Шамиль. - Мы защищаем свою землю от оккупантов и поэтому казним вас как военных преступников.

- Я ник-ник-никого не убивал!- завопил заикаясь Студент, его разорванная губа лопнула, гной с кровью вырвался наружу.

- Вое-военопленных, согласно ж-ж-ж-женевским ка-ка-конвенциям, не-не-не-нельзя убивать...

Бородачи засмеялись. Шамиль подождал, пока они умолкнут, и сказал: - Согласно женевским конвенциям, можно безнаказанно убивать только стариков и детей. Вы мужчины, умрите достойно. Мы окажем честь — не повесим со спущенными штанами на березе, а отрежем головы.

Светало. Шамиль посмотрел на часы. Надо было успеть поменять дислокацию до того, как рассеется туман, и быстрее избавиться от пленных. Чем больше крови, тем гуще нефть, - Шамиль улыбнулся удачной метафоре. Он считал себя ценителем поэзии.

- Кто верит в Бога? -  спросил Шамиль. - Ты? - указал он на Силина.

Силин растерянно обернулся на ребят, мотнул головой и вдруг подтвердил:

-  Да, верю!

Шамиль усмехнулся. - А ты? - обратился он к Студенту.

- И я в-в-верю, - заикаясь, ответил Студент.

- И ты, конечно, веришь? - Шамиль повернулся к Постникову.

Коля кивнул. Ваганова даже не сочли нужным спросить.

- Э, как вы сразу все поверили? - рассмеялся Шамиль. - У кого есть крест?

Двое боевиков содрали по очереди с каждого пленного верхнюю одежду. На волосатой груди Силина не было креста, зато на плече красовалась задиристая татуировка — дракон изрыгал пламя и держал в когтях змею. «Где-то я уже это видел,» - подумал Шамиль. Крестик висел только на шее Постникова.

- Сними крест, - сказал Шамиль, - и я отпущу вас.

- Нет, - Коля чуть качнул головой.

Шамиль сделал едва заметный жест рукой. Двое бородачей схватили Студента, повалили на землю. Один из них, как опытный мясник, отсек мальчишке голову.

 Коля видел, как тело Студента продолжало еще жить без головы. Сердце выталкивало кровь из горла, она пузырилась, словно кипяток в кастрюле.

- Ты хорошо подумал? - повторил Шамиль.

- Какие же вы звери, - закричал Постников в лицо Шамилю. Тот одним  движением брови отдал приказ убить Силина.

«Да сними ты крест!» - хотел крикнуть Ваганов, но спазм сковал глотку. Силин, как загнанный зверь, отчаянно сопротивлялся. Силы были неравными, боевики располосовали ему лицо, отсекли голову и пнули ногой. Шамиль спокойно посмотрел, как голова Силина сделала несколько оборотов, обагряя кровью снег, застыла на боку.

- Скажи что-нибудь напоследок, - усмехнулся Шамиль.

Коля без всякой укоризны произнес:

- Мы говорим на одном языке, но вы ничего не понимаете... Вы же не фашисты... Зачем вы стали убийцами?

Шамиль ждал, что щупленький мальчишка будет молить о пощаде. Волчий глаз помутнел, желваки заходили под черной бородой..

- Отрежьте бляди башку! - послышались возгласы боевиков.

- А еще говорят, что правоверные мусульмане не оскверняют рот матом...

- Ты меня учить вздумал, баран?! – оскалился Шамиль.- Ступай в Ад! Я сам отрежу тебе башку.

Ваганов не представлял раньше, насколько легко отделяется голова от туловища человека. Он вскочил и побежал не чуя ног, в гущу тумана. Ему казалось, он несется, как бешеный конь, еще чуть-чуть и его никто не догонит! Сердце трещало, как автомат Калашникова, не было ни страха, ни отчаяния, ни холода, ни боли. Было неистребимое желание жить, взлететь, оторваться от земли и не перестать существовать. Пуля пробила плечо, но не свалила насмерть, напротив, придала ускорение. Ваганов полетел кубарем со склона горы, упал камнем в расщелину и замер, думая, что стук сердца его непременно выдаст. Где-то рядом весело неслась река по обледеневшему руслу...

                                                                Часть третья

Всего два дня назад Ваганов был там, где никогда не бывает снега и солнце светит настолько беспощадно, насколько бывают беспощадны обезумевшие на войне люди. Стоило ли возвращаться в Москву из пекла реальной войны, где за три месяца он не получил ни одной царапины, кроме легкого ожога, чтобы полицейские в первый же день пригрели его дубиной по башке? Наверное, именно поэтому он сейчас не узнавал город. Несколько дней валил снег. Обочины превратились в снежные горы, под ними были похоронены десятки тысяч машин. Сотни тонн мусора разносил ветер на радость помоечным голубям и воронью.  Из-за поврежденных электроподстанций город остался без света, воды, тепла, канализации, постепенно замерзая в нечистотах. Не работало метро, телефонная связь, замер общественный транспорт, на улицах появились банды мародеров. Полиция была сосредоточена вокруг главного здания МГУ, окружила его кольцами, чтобы никто не мог просочиться ни в ту, ни в другую сторону. А в это время неизвестные люди  разбивали витрины, грабили магазины, избивали прохожих, переворачивали и сжигали автомобили, и некому было их остановить. Обесточенные больницы не принимали пострадавших, не было мест  в коридорах и даже на лестницах.

Полицейские высадили Ваганова за два квартала, поскольку глубокий снег не позволил подъехать к госпиталю ближе. На прощание злой клоун улыбнулся и буркнул: «Никогда не спорь, делай, что тебе говорят, останешься цел. Ты меня понял, братан?»

Ваганов пристально посмотрел ему в глаза и сказал: - Ошибаешься, ты мне не брат...

- Да ладно, вояка, не обижайся, мы же не со зла, - вступил в разговор напарник, - служба у нас такая! Видишь, что в городе творится, студенты совсем спятили. У нас команда — без разговоров давить всякую сволочь. Ты просто под руку попался. Больше не попадайся.

«Ты тоже», - подумал Ваганов, но ничего не ответил. Он запомнил номер жетона злого клоуна, но сделал это, скорее, из привычки, как запоминал номера приглянувшихся автомобилей, а не потому что собирался жаловаться или искать справедливости.

Ваганов шел по заваленной снегом улице и думал о том, что наконец-то  добредет до военного госпиталя, оденет в гардеробе  полиэтиленовые бахилы, заплатит в кассе за процедуры и спустится в подвал, чтобы принять грязевые ванны. И когда он снимет с себя жесткий корсет и разденется до нага,   медицинские сестры  снова будут бесцеремонно рассматривать его исхудавшее жилистое тело, с затянувшимися рубцами на лопатке и груди от прострелившей его навылет пули. Обкладывая позвоночник разогретой лечебной грязью, пожилая медсестра, годившаяся ему в матери, опять будет сердобольно приговаривать: - Ну, как же так можно! Стрелять в живого человека! Но потерпи, потерпи! И не такие стрелянные у нас потом за девками бегали!

А   когда он немного остынет от процедуры и поднимется в массажный кабинет, задумчивая массажистка начнет вяло массировать ему  спину и поясницу, осторожно обходя место пулевого ранения, и иногда мимолетом, как бы невзначай, будет дотрагиваться до его ягодиц. И при этом  зачем-то станет доверительно рассказывать ему все подробности  своей несчастной семейной жизни.

Он подошел к госпиталю и наткнулся на запертую дверь. Рядом с крыльцом висела табличка:

 «Госпиталь для участников ВОВ и воинов интернационалистов. Неврологическое отделение».

Невольно возникла мысль: почему те, кто воевал в Великую Отечественную - всего лишь участники, а те, кто в Афгане или Чечне – воины? Между воинами и участниками – большая разница! Можно ни разу не взять в руки автомат и быть участником, отсиживаясь глубоко в тылу по интендантской части, но невозможно стать воином, ни разу не взяв в руки оружия.

Отделение госпиталя находилось в старинном особняке. В наши дни следовало бы сменить название: «Неврологический  госпиталь для жертв необъявленной гражданской войны за передел собственности», поскольку здесь лечились не только ветераны (их как раз было меньшинство), но и подстреленные менты, прокуроры, судьи  и недостреленные бандиты.

Ваганов постучал в дверь и вспомнил время, когда после чеченской войны полтора года лечился здесь от ранения и полученных травм. Вспомнил, как не спал по ночам, мучили кошмары. Будто бежит он по ущелью вдоль горной реки, сердце выпрыгивает из глотки, а за ним несется стая волков и кусают за ноги. Ваганов схватил палку, отбивается из последних сил и понимает: стоит остановиться на секунду, больше никогда не поднимется. Карабкаться приходилось по валунам, Ваганову мерещилось, будто это и не валуны вовсе, а отрезанные головы его боевых товарищей. Но ступать больше некуда, вот и приходится  наступать на них, задушив в себе все живое. Двое суток без сна пробирался вдоль реки, в надежде, что она  выведет к людям. Силы придавала испепеляющая ненависть и вера в то, что не может теперь он бесследно сгинуть, раз ушел от неминуемой смерти. Память стремительно промотывала кинопленку воспоминаний и вот его голое исхудавшее тело уже лежит на операционном столе. В глаза слепят мощные лампы, врачи в масках колдуют с приборами, режут грудную клетку, извлекают пули. Ваганов погружается в наркотический сон, и говорит врачам: режьте, что хотите, только голову не трогайте, голову, она одна у меня... а если что, вы можете ребятам пришить головы заново? Я покажу, где они лежат... только тела не перепутайте...- Да, откуда нам знать, где чья голова, - отвечают небрежно врачи, - некогда нам разбираться...

Как жить, если все время перед глазами видишь кипящую кровь из перерезанного горла и застывшие оловянные глаза боевых друзей? Ваганов вспомнил, как мучительно долго выходил из этого состояния. Вспомнил, как в палате появился улыбающийся Пашка Кулешов — его лучший друг и однокурсник по военному училищу, с которым они вместе месили дерьмо в Чечне. Только Пашке повезло, не зацепило ни разу. Он притащил  в палату гору фруктов, соков, шоколадных конфет и  журнал «Playboy». А вслед за Пашкой, ближе к вечеру пришла симпатичная медсестра, словно ангел спустился с небес, и всю ночь массировала ему ноги. Ваганов чувствовал волшебный запах этой девушки - она пахла свежим земляничным вареньем с корицей. Вот она, оказывается, какая бывает жизнь, - думал Ваганов. - Кому-то головы беспощадно режут, а  тут ангелы неземной красоты всю ночь массируют умирающим стопы. Днем эту медсестру Ваганов никогда не встречал. Она приходила только по вечерам. Молча садилась в ногах на краешек кровати и легонько касалась его тела подушечками пальцев, щекотала нежно. Неужели до такого додумались в министерстве обороны,- думал Ваганов. - И теперь женской лаской и теплом лечат всех покалеченных солдат? Если так, то наша армия восстанет из пепла и снова станет непобедимой! Он был абсолютно не избалован женским вниманием и чувствовал, как в него потепенно возвращается жизнь. Как приятно  смотреть на волшебную девушку, имени которой он не знал. Как притягателен вырез на ее груди и аппетитны две загорелые сочные дыньки. Ваганов угощал ее бананами с шоколадными конфетами, она смеялась, когда брала губами заморский фрукт и целомудренно целовала Ивана в небритую щеку на прощание. Сосед по палате подполковник Кривов замирал, когда в палату входила Земляничка, как они прозвали ее между собой, делал вид, что спит, а на самом деле не спускал с нее глаз, завидовал. А когда девушка уходила, брал с тумбочки Ваганова «Playboy» и  всю ночь вздыхал, рассматривая журнал с обнаженными красотками. Однажды Земляничка пришла,  минут тридцать массировала Ваганову ноги, затем выключила свет, решительно сбросила  белый халатик и он увидел обнаженного Ангела. Внутри, словно несколько раз провернулся ржавый стартер, вспыхнули искры, завелся еще не убитый мотор. Подполковник прикинулся мертвым и почти не дышал.  Земляничка облизала Ваганова от ушей до ног горячим влажным языком. Раздразнила до предела, но так и не подступилась к боеголовке, оставив парня в полном недоумении. Затем деловито посмотрела на часы, молча оделась и ушла. Больше он ее не видел.  Позднее  Ваганов  узнал от Кривова, что Земляничка никакая не массажистка, а обыкновенная проститутка.  Пашка Кулешов заплатитл  ей 300 долларов за пять сеансов, чтобы она оживила друга. И это было обидно. Ваганов прикипел к ней. Так нежно к нему еще никто не прикасался. Если б у него были деньги, он отдал бы ей все, лишь бы она пришла еще раз. Но денег не было. Однако здоровье действительно вскоре  пошло на поправку,  вернулся интерес к жизни. С тех пор, как Земляничка обожгла дыханием и засунула в ухо влажный язык, почти достав до барабанной перепонки, ему казалось,  он  стал лучше слышать.

Ваганов настойчиво постучал еще раз.

- Чего надо? - грубовато спросил стариковский голос. - Госпиталь не работает.

- Отец, а где врачи? - поинтересовался Ваганов.

- Всех распустили по домам, света нет...

- А больные?

- И больные по домам. Тебе чего?

- Да я хотел узнать, может, помощь какая требуется?

 Дверь отворилась. В щелку на Ваганова смотрел седой старик, похожий на высушенного Хоттабыча. В руках он грозно держал охотничью двустволку.

- Ты в натуре хочешь помочь? - дед безбожно картавил, сощурил семитский глаз и внимательно оглядел незваного гостя.

- Я могу, конечно, если нужно...

- Ну, тогда, вон, дров немного наколи, мы тут совсем околели, а сил рубить уже нет, - сказал Хоттабыч и отставил в сторону ружье.

Ваганов прошел вслед за ним во двор. Там валялась груда хлама и несколько  деревянных ящиков. Старик извлек откуда-то топорик и вручил  Ваганову. Топорик был туповат, но для того, чтобы разбить ящики особой остроты и не требовалось. Ваганов собрался с силами и, превозмогая боль, сгреб в груду доски и понес их вслед за стариком на второй этаж. В одной из палат госпиталя он обнаружил закутанных людей, гревшихся возле дымящей буржуйки.

- Отец, ты же сказал, что всех распустили по домам? - удивился Ваганов.

- Это я пошутил, - ответил хитрый старик, - куда им идти? Только на кладбище. Но что-то не хочется. А здесь у нас веселая компания. Выпьешь с нами по пясяшечке? А то думать больно... Чистый спирт! Мы другого не пьем.

Ваганов понял, если он сейчас откажется, эти люди его не поймут. Он не пил ровно столько, сколько находился в командировке на Ближнем Востоке. И превосходно при этом себя чувствовал. И вот он вернулся на Родину, где ему, профессиональному вояке, уже настучали по башке, ограбили и где без водки или спирта люди не находят взаимопонимания.

Старик снайперски наполнил граненый стакан и выжидательно смотрел. Ваганов выдохнул, спирт обжег горло, сразу же стало теплее в ушах и позвоночнике.

- А ты че в госпиталь-то приперся? Может, тебе самому помощь нужна? Мы тебя тут махом вылечим, - дружелюбно сказал старик, протягивая для закуски кусок ржаного хлеба и открытую банку сайры.

- Хотел немного позвоночник поправить, - ответил Ваганов, - грыжа у меня после контузии.

- У меня этих грыж — штук пять, - вступил в беседу еще один старик,  гревшийся в бушлате у печки, - и ничего, еще ползаю. Тебя, как жвать, добрый человек?

- Ваня, - коротко ответил Ваганов.

- И я Ваня! - обрадовался старик. - Жови меня - Иван Андреевич. А это — он указал на Хоттабыча — Вашилий Иванович! Ну, жапомнил? Будем жнакомы. На других штариков внимания не обращай, они вше равно ни хера не шлышат, а больше ждесь никого нету — вше ражбежалишь.

- Ладно, - ответил Ваганов, и по очереди пожал всем старикам жилистые руки, даже тем, кто ничего не слышал.- И давно вы тут сидите?

- Да как только свет отключился, так и сидим вторые сутки. Стережем казенное имущество. - - Что там на воле слышно? Когда порядок наведут?

- Да черт его знает, - пожал плечами Ваганов.

- Вот уж никогда не думали, Ваня, что доживем до такого времени, - продолжил Василий Иванович. - Это ж надо, чтобы в Москве в 21 веке студенты погромы учинили, да еще требуют: правительство в отставку!

- А с чего вы решили, что студенты устроили погромы? - насторожился Ваганов.

- Как с чего? По радио передали! Премьер отказался уходить, так они тут же погромы устроили! Мыслимое ли это дело?

- Я ничего про погромы точно сказать не могу, - сказал Ваганов, - только слышал, что вроде штурмом брали МГУ...

- Брали, брали, - подхватил Иван Андреевич, - там шо штудентами жашели терроришты, пришлошь пуштить гаш и потравили вшех к чертовой матери.

- Самые страшные террористы — это, наверное, профессора, - задумчиво сказал Ваганов, -  потому что они поддержали студентов.

- Конечно! - воскликнул Василий Иванович, - потому что все профессора — поди, одни евреи!

- Так что, они погромы сами против себя устроили? - удивился Ваганов. - нестыковочка получается.

- И жа что ты так евреев не любишь... -  вступил в дискуссию Иван Андреевич.

- Неправда,  Андреич, ты же знаешь — я сам еврей! Хоть меня и зовут, как Чапаева, но фамилия моя — Берштейн.

- Вы меня извините, товарищ Василий Иванович Берштейн, - сказал Ваганов, - но я думаю, что студенты не имеют никакого отношения к погромам.  У них конкретные требования: правительство во главе с премьером должно уйти в отставку за провальные реформы. Вот и все. Я сомневюсь, что студенты смогли отключить в Москве электричество и  занялись мародерством.

- А ты шам, Ваня, откуда такой жагорелый? - пришепетывая, поинтересовался Иван Андреевич.

- На курорт отдыхать ездил, - ушел от ответа Ваганов.

- И как там?

- Жарковато малость...

- А где ж ты контузию получил?

- На другом курорте...

- Давно?

- Да уже лет пятнадцать...

- А шпециальность у тебя,  Ваня, какая?

- Сапер я...

- Понятно, - улыбнулся беззубым ртом Иван Андреевич. - Ни один шапер никогда не шкажет, что он шнайпер!

- Так я и не говорю, -  сдержанно ответил Ваганов.

- Ты, Ванюша, жакусывай, как шледует, - продолжил Иван Андреевич, - и рашкажи нам, что по поводу вшего этого бежобразия думаешь?

- А что тут думать? - Ваганов взял кусок хлеба с кусочком сайры и стал медленно жевать. - - Власть развращает людей. А безграничная власть развращает безгранично.

- Это мы знаем и без тебя, - затораторил Берштейн. - А что делать-то?

- Если страной управляют комбинаторы, ясно, что они по своей воле не уйдут. Студенты указали им на дверь: все, ребята, банкет окончен.

- Я тоже так думаю, - подхватил Берштейн.  -  И еще я думаю, что в условиях свободной конкуренции Альфа-дог никогда бы не пришел к власти. А как дорвался, решил править нами вечно.

- Ты знаешь, Ваня, мне тоже кажется, что ни премьер, ни жиц-прежидент по уму не тянут ни на Черчиля, ни на Ружвельта, ни на Дэн Шяо Пина, а ведь и тех шменили, - с важным видом изрек Иван Андреевич. - А ешли будет такое недовольштво, как шейчаш шреди штудентов, тут ведь и до гражданшкой, не приведи Гошподи, недалеко. Мошква — котел! Школько ждесь национальностей живет!

- Да это понятно. Народ можно обмануть несколько раз, но нельзя обманывать до бесконечности, - устало сказал Ваганов. - Хороший премьер, как и хороший артист, должен уходить вовремя. А то ведь апплодисменты уже кончились, а артист все кланяется...

- Вот это ты верно заметил, - рассмеялся Берштейн, - они даже Кощея Бессмертного похоронить не могут, а мы ждем, что сами уйдут.

- Это ты кого Кощеем нажвал? - встрепенулся Иван Андреевич.

- Ленина твоего! Он же у нас до сих пор живее всех живых...

- Ты Ленина не трожь, жидовшкая морда!- покраснел Иван Андреевич, - у меня два ордена Ленина жа Великую Отечештвенную!

- Лучше бы у тебя было две квартиры за Великую Отечественную, -  отпарировал Берштейн. - Помирать уж пора, а тебе квартиру все только обещают!

- Я не помру, пока квартиру не получу, - твердо сказал Иван Андреевич.

- Ну и на хер она тебе сдалась после смерти? - не унимался Берштейн.

- Вше равно Ленина не трожь! - продолжал кипятиться Иван Андреевич.

- Да Ленин твой тоже, как и я — полукровка! - защищался Берштейн.

- Ты жнаешь, школько людей померли ш его именем на уштах? - сжал кулаки Иван Андреевич.

- Это во имя мировой революции, что ли? - парировал Берштейн. - Лучше бы эти люди жили, растили детей, внуков. А их — под расстрел, в лагеря да в колхозы.

- Ленин хотел щчащтья  народу! -  с пафосом, как на партсобрании, изрек Иван Андреевич.

- Да не бывает счастья, Ваня, без царя в голове и Бога в душе! - Берштейн поднял домиком брови и лукаво улыбнулся. - Мы что, с тобой в древнем Египте живем, чтобы из  него фараона делать? Зачем мир смешить? Закопать по-христиански, и осиновый кол вбить для надежности!

- Вы меня простите, но мне пора, - сказал Ваганов. - Метро не ходит, а мне далеко ехать.

- Куда же ты, Иван? - встрепенулся Иван Андреевич, - оштавайшя ш нами, мы еще шпорить не жакончили. Ты не бойщя, мы ш Берштейном до перештрелки не дойдем.

- Я не боюсь, мне еще сестру надо проведать.

- Понимаем! Без боевой подруги бойцу никак нельзя, - всхорохорился Берштейн.

- А ты чего, шынок, по поводу Ленина думаешь? - не отставал Иван Андреевич.

- Честно?

- Ну конечно...

- Ничего не думаю. Мне что Ленин, что Чингисхан — один хрен.

- Вот, Андреич, - засмеялся Берштейн, - для молодого поколения кумиры прошлого давно валяются на свалке истории, а у нас из мавзолея это смердящее барахло выкинуть боятся.

- Так жа что же мы воевали, шынок... - чуть не заплакал Иван Андреевич.

- Вы, отец, воевали за Родину, - ответил Ваганов.

- А как же Ленин? -  с обидой за всю прошлую жизнь вопросил старик.

- А что Ленин? Кто он по сути?

- Как кто? Клашшик маркшижма-ленинижма! Ошнователь коммуништичешкой партии Шовецкого Шоюзжа! - с дрожью в голосе произнес Иван Андреевич.

- Так, - ответил Ваганов, - но в первую очередь Ленин — террорист и брат террориста. Он возвел террор в государственный принцип. И именно за это ему объявили бессмертие. Я уж про красный террор молчу, когда стреляли только за то, что ты чуждого происхождения. Бред какой-то...

- Молодец, боец, - оживился  Берштейн, - трезво мыслишь! Давай еще по рюмашке за торжество справедливости? А то опять стало больно думать, хе, хе...

- Нет, погодите, - не отступал Иван Андреевич, - крови много, дейштвительно, пролили, в том чишле вшякие вредители и гошпода Бронштейны, но ведь это можно понять! Это было ради щчащтья вщего человечештва!

- Иван Андреевич, окстись! - закричал во весь голос Берштейн. - В России в начале прошлого века произошла катастрофа, будто грохнули пятьдесят атомных бомб! И  жахнул их нам на головы твой любимый Ленин. Мы до сих пор хлебаем по полной последствия! И пока это не поймем, ничего путного в нашей стране не будет.

- Так, по-вашему, в Мавжолее лежит терроришт? - повысил до предела старческий голос Иван Андреевич, и в его лице отразилась вся скорбь мира.

- А ты, Андреич, не такой дурак, каким прикидываешься, - не переставал ерничать Берштейн.

- Чего ж ты ждесь живешь тогда, пашкуда? - с вызовом бросил Иван Андреевич и стукнул кулаком по столу, - ехал бы в свой Ижраиль, коли в Рощщии ничего путного нет!

- А мне здесь нравится, - в свою очередь стукнул по столу Берштейн, затем  подмигнул Ваганову и  лихо хлопнул рюмку спирта. - Я, между прочим, тоже за эту страну воевал, а не за Израиль. Его тогда еще и не было. Это моя Родина, хоть я и еврей.

- А если б был? То воевал бы жа Ижраиль? - продолжал кипятиться Иван Андреевич.

- А чем Израиль плох? Там, между прочим, о людях беспокоятся. И к военным относятся с уважением, в их армии служить не стыдно.

- Жначит, тебе вше равно жа кого воевать? Лишь бы деньги платили? Шволочь! -  выше некуда поднял тон Иван Андреевич,

- Времена, когда воевали голодранцы с одной винтовкой на восемь человек против немецких танков, давно прошли, - жестко отрезал Берштейн. - Забудь, Иван Андреевич, свой коммунистический  урапатриотизм! Сейчас будут воевать в первую очередь мозги! Нет мозгов — не хера задираться! За мозги нужно хорошо платить, вот и все. В нашей армии не платят, к солдатам относятся, как к крепостным, так откуда у нее мозги возьмутся? Вот ты, Ваня, за кого на курорте воевал?

- Я? - задумался Ваганов, - ни за кого... Сам за себя... За товарищей... Нас бросили зимой в чистое поле в летней амуниции рыть землянки. Через неделю у всего офицерского состава был понос. А генерал в это время грелся в вертушке и все уговаривал, чтобы мы потерпели. Среди нас не было ни одного солдата, все молодые офицеры. Мы не выдержали и говорим ему: сколько можно херней заниматься? Рыть окопы — это не наша квалификация. Поставьте четкую боевую задачу, и мы ее выполним. А он отвечает: откуда я ее возьму, если наверху сами ни хрена не знают. Через месяц от роты осталось три с половиной человека.

- Это где ж был такой курорт? - спросил Берштейн.

- В Чечне. В декабре девяносто пятого...

Старики притихли. Иван Андреевич сразу как-то сдулся и погрустнел. От былого боевого запала не осталось и следа. Воинственные разговоры нужны были для поддержания жизненного тонуса и напоминали им о собственной нужности.

- Да, вот такая  Родина, шынок, - грустно сказал Иван Андреевич и тяжело вздохнул. Затем снова встрепенулся: - Шлышь, Берштейн, ты мне шкажи по-чештному, для тебя ш чего начинаетшя Родина?

- Как с чего? С языка! Иврита же я не знаю, английского тоже, значит, моя родина — Россия!

- А еще ш чего? - не отставал Иван Андреевич.

- Да с всего, Ваня! С Пушкина, с Чайковского, с тебя, с этого, как его — Василия Теркина...

- Ш Твардовшкого, - с умным видом поправил Иван Андреевич.

- Да, и с него тоже... И с Шолом Алейхема... А для тебя? Неужели для тебя Родина начинается с террориста и душегуба с партийной кличкой Ленин?

- Нет. Для меня Родина начинается ш моей единштвенной внучки, которой я мечтаю оштавить квартиру...- Иван Андреевич чмокнул беззубым ртом и обреченно закончил, - и которой у меня до ших пор нет.

- Ну, а с чего начинается для тебя Родина, Ваня? - оба старика посмотрели на Ваганова.

Иван не хотел вступать в дискуссию. Он дернул головой, словно его снова саданули дубиной по шее и сказал:

- Для меня Родина начинается с могилы матери...

 Щепки догорели в буржуйке и тлели алыми угольками. На улице царила беспроглядная мгла, то и дело завывали полицеские сирены, им подвывал стылый ветер.

- Ты прошти, Ваня, что мы лежем ш дурацкими вопрошами, - сказал Иван Андреевич, - прошто нам очень хочетшя жнать, что будет, когда мы помрем. Ты меня понял, шынок?

- Конечно, отец, - ответил Ваганов и собрался уходить, - все будет хорошо...

- Ты, Ваня, если что, не стесняйся, заходи, - засуетился Берштейн. - Врачи вернутся, мы тебе здоровьечко поправим!

- Ты не шмотри, что мы такие глубокие штарики.У наш еще ешть, как это говоритца — порох в пороховницах и ягоды в ягодицах! - впервые за вечер решил пошутить Иван Андреевич. - И терять нам, как ты понимаешь, нечего.

- Чтой-то, нечего? - шутливо возмутился Берштейн, - мне 92 года, а я еще жениться хочу! Хе-хе-хе...

Ваганов посмотрел на старика и подумал: пожалуй, не врет. С такой энергией, чем черт не шутит, можно и жениться. Ваганов шагнул к двери и остановился.

- Мне очень неудобно, - сказал он виновато, - но...

- Что за проблемы, Ваня? Говори! - хлопнул его по плечу Берштейн.

- Даже не знаю, как сказать... - смущенно улыбнулся Ваганов.

- Говори, как ешть, - заторопил его беззубый Иван Андреевич.

- Вы не могли бы дать мне немного денег? Я верну...

- Шкока надо? - отозвался Иван Андреевич.

- Три тыщи рублей.

- Не мало? - участливо переспросил Берштейн.

- Надеюсь, хватит... - сказал Ваганов. - Я обязательно верну!

- Ты обрати внимание, Ваня, мы тебя не спросили: вернешь ты или нет? Мы даже не спрашиваем, зачем тебе деньги и что с тобой произошло? Полностью тебе доверяем!

- Нет, ты видал? - засмеялся Иван Андреевич. - Деньги мои, а доверяет он. Ну, Берштейн, ты даешь!

- Ладно, давай разделим риски: ты дашь половину, и я дам, - вывернулся Берштейн и еще раз переспросил: - Иван, тебе точно хватит?

- Надеюсь, что да. Спасибо.

Рады оказать материальную помощь, - хитро улыбнулся Берштейн.

Они выпили еще по 50 граммов и обнялись, как старые друзья. Какая неистребимая живучесть! - с уважением подумал Ваганов. На прощание старики старательно жали руки, словно хотели передать всю сохранившуюся с Великой отечественной войны силу духа.

                                                         Часть четвертая

Ваганов вышел из госпиталя и обнаружил за углом застрявшее в сугробе такси, похожее на желтое приведение. Он помог вытащить машину и попросил отвезти в Солнцево. Там жила его сестра Маша.

Таксист заломил 20 тысяч. В обычные дни такая поездка стоила не больше тысячи.

- У меня только три, – сказал Ваганов.

- Ладно, хрен с тобой, садись, – махнул рукой таксист.

В машине звучало «Лебединое озеро».

- Это что за радиостанция? - спросил Ваганов.

- «Эхо Москвы», - ответил таксист.

- А что на других?

- То же самое. Все утопают в  «озере», кроме «Свободы».

Таксист переключил на радио «Свобода». Бархатный баритон вещал с легким акцентом новости:

Корреспонденты ограничены в возможностях передачи информации из-за энергетического коллапса в России. Тем не менее, нам известно, что блокада МГУ продолжается. Сегодня днем в центре Москвы было совершено дерзкое вооруженное ограбление инкассаторов. Они были расстреляны на Ленинском проспекте. Неизвестные похитили около пятидесяти миллионов долларов и скрылись в неизвестном направлении. Обстановка в столице усугубляется тем, что за последние два дня выпало катастрофическое количество осадков, а из-за отсутствия топлива не работают аварийные и спасательные службы. Аналитики полагают, что аварии вызваны износом оборудования. Однако прокремлевские эксперты утверждают, что аварии связаны напрямую с деятельностью террористических организаций, в которые втянуты профессора и студенты московских вузов. Ни президент, ни премьер до сих пор  не дали оценки происходящим в Москве событиям…

Ваганов давно не испытывал такого напряжения внутри. Даже когда работал на разминировании огромных участков ирако-иранской границы и ходил в пустыне по минам, он чувствовал себя спокойнее. Метр за метром, шаг за шагом он продвигался вперед, отслеживая ползущих ядовитых змей и обезвреживая противопехотные мины советского производства. Правда, попадались американские или пакистанские сюрпризы. Самым главным было не попасть в ловушку — когда обезвреживаешь одну мину, а рядом взрываются несколько других. Опасный процесс с множеством неизвестных, но даже в нем была понятная логика, поэтому не так страшно. То, что происходило в столице, было в тысячу крат опаснее заминированной тридцать лет назад территории – критическая масса неизвестных превысила все мыслимые пределы. Откуда ожидать угрозы? Потенциальная опасность таилась в каждом автомобиле, за каждым поворотом, в каждом прохожем. И вообще – кто опаснее: мародеры или полиция, которая, как обычно, никого не защищала, кроме себя?

От собственного унижения было мерзко на душе. Полицейские клоуны избили и ограбили его, как последнего лоха. Деньги были приготовлены для Маши. Впрочем, что все это значило на фоне студенческого восстания и сотни убитых. Еще легко отделался, - подумал Ваганов.

И все-таки унизительное чувство, что он придет к сестре с пустыми руками, точило  изнутри. Деньги для Маши были платой за смертельно опасную работу. А полицейские клоуны присвоили их за 30 секунд.

Ваганов вспомнил время  катастрофического безденежья, когда едва хватало на еду. Он уволился из армии, остался с нищенской пенсией. Это было время крушения всех надежд и яростной борьбы за выживание. Еще мальчишка – ему было всего 25, но он уже успел пережить трагедию позорной войны, смерть боевых товарищей, казнь, побег, госпиталь и забвение. Это было отвратительно — ощущать катастрофическую ненужность. Ты становишься ни на что не годен, бюрократическая машина безжалостно выкидывает тебя на свалку. Единственные люди, которым ты по-прежнему нужен — мать и сестра, но тебе стыдно быть для них обузой. В 25 лет люди только начинают делать карьеру, зарабатывают деньги, покупают  квартиры, автомобили, создают семью, рожают детей, путешествуют по миру. А ты ничего этого не можешь. Ты даже не можешь купить сестре на день рождения новое платье или туфли, потому что ты – нищий военный пенсионер и ветеран проигранной войны. Единственное, что есть — старенький велосипед, ржавые гантели и огромное желание снова стать человеком. Но в нашей стране даже вполне здоровым людям не так просто найти работу, что уж говорить об инвалидах. Ваганов работал дворником, пока не устроился в собачий питомник, где платили сущие гроши.

Жизнь изменилась, когда вдруг объявился Пашка Кулешов. Они не виделись почти девять лет. Пашка где-то раздобыл Ванькин номер сотового, позвонил с другого конца планеты и сказал, что есть веселая тема. Все веселье сводилось к тому, что после Хасавюрта Кулешов немедленно подал рапорт и со скандалом уволился из  вооруженных сил. Долгое время сидел без работы. Поговаривали, будто он вляпался в какую-то темную историю и вынужден был сбежать от преследования  за границу. Позднее выяснилось, он улетел во Францию, добрался до Авиньона и устроился служить во французский иностранный легион в инженерно-саперский полк. 

Пашка был крепким, добрым, веселым и совершенно безбашенным парнем. Именно за это его любили девчонки, которых у него было полка три. Рост — 185, вес — 123 кг. Когда надевал парадную форму, родственники восхищенно ахали и говорили, что с такой фактурой ему надо бы красоваться в кремлевском полку. Но Пашка всем формам предпочел  легионерскую. Такого парня не могли не заметить, к тому же Пашка был грамотным военным специалистом и превосходно владел всеми видами огнестрельного оружия: от снайперской винтовки до ручного гранатомета, который в его руках выглядел погремушкой. Пашка быстро выучил французский, побывал  за время контракта в Кот-д-Ивуаре, Джибути, Косово, Афганистане. Заработал за пять лет приличные деньги, а по окончании контракта осел под Марселем. Удачно женился, тесть помог ему создать собственный бизнес. Павел – теперь уже Поль – проникся духом Франции, ее удивительной историей и культурой, но авантюрная натура все равно тосковала по непредсказуемой России. Пашка был глубоко убежден, что самые красивые женщины в мире живут на его исторической Родине. И одна из них — была Маша Ваганова.

Еще во время учебы в военном училище  Ваганов и Кулешов крепко сдружились. Нужно отдать должное, Павел умел красиво дружить, поскольку по отношению к друзьям был щедр, добр и обязателен. У него было какое-то собачье чутье и невероятно обостренное чувство к проявлению любой несправедливости,  которых, разумеется, немало в любой среде, но особенно они заметны в среде армейской. Пашку всегда ломало, когда он сталкивался с проявлением подлости. Даже, когда дело касалось командиров. Поэтому с Пашкой хотели дружить многие ребята, но он выбрал себе в друзья Ваню Ваганова и Диму Пичугина. Им нравилось играть в благородных мушкетеров, когда один за всех и все за одного. В самоволке вместе бегали в кино, лазали к девчонкам в окно медицинского общежития, вместе оттуда уносили ноги и вместе отрабатывали наряды вне очереди, вместе делили посылки из дома и вместе постигали военную инженерную науку. Вместе попали на первую чеченскую войну, и она впервые их разделила: Ваня Ваганов попал в плен, бежал,  демобилизовался по состоянию здоровья. Дима Пичугин остался в армии, прошел две чеченских компании и пошел на повышение, а Паша Кулешов бескомпромиссно уволился из вооруженных сил и улетел на родину «Марсельезы».

Спустя девять лет Павел приехал на встречу с боевым другом на крутом джипе «Мерседес» и повез Ваганова в самый дорогой итальянский ресторан. Отличный костюм, модный галстук, дорогие часы, короткая стильная стрижка, шикарный парфюм и даже лакированные ногти. Но, несмотря на все гламурные атрибуты успешности, он был все тем же веселым парнем. Они вспомнили Диму Пичугина, который уже стал подполковником. Затем помянули однокашников, которые совсем мальчишками приняли нелепую, страшную в своей будничности смерть. Всю ночь пили за их светлую память и к утру уже должны были упасть мордой в салат или сами превратиться в мертвецов от количества спиртного. Но от хорошего виски голова не дурела, наоборот — тело тянуло на гусарские подвиги, поэтому в три часа ночи они поехали в ночной клуб смотреть стриптиз и заказали приватный танец. Стриптиз закончился только в полдень, когда у Пашки кончились наличные, а в холодильнике – шампанское, которым он поил хорошеньких стриптизерш. Тут Пашка  рассказал Ваганову историю о японских летчиках камикадзе. За сутки перед вылетом на задание им предоставлялась возможность оттянуться в любом борделе по полной программе. Был позволителен любой изощренный разврат. Но на следующий день камикадзе гладко выбривали самурайские лица, надевали белую повязку на лоб, выпивали ритуальную чашечку саке, прежде чем в последний раз пролететь над горой Каймон и совершить подвиг во имя Родины. Но даже они не спасли Японскую империю в конце Второй мировой войны...

Это была предыстория к главной теме: через несколько дней Павел улетал в Иорданию, чтобы затем перебраться в Ирак, на Багдад тогда не было прямых рейсов. Он ездил в Ирак уже несчитанное количество раз, и каждая поездка могла оказаться последней. У Павла был контракт с частной военной компанией из Великобритании, которая занималась сопровождением и охраной VIP-персон и грузов в зоне боевых действий. Павел рассказал о специфике работы с англичанами, о том, как они педантичны, как относятся к русским, и о том, что за несколько лет его ни разу даже не попытались завербовать. Частная военная компания расширяла сферы влияния, выиграла тендер по разминированию участка ирако-иранской границы, и ей требовались высококлассные саперы. Никакой политики. Только бизнес. Три месяца работаешь в Ираке, затем месяц оплачиваемый отпуск — отдыхай, где хочешь.

 - А какой смысл англичанам приглашать русских? – удивился  Ваганов.

- Не понимаешь? – хитро прищурился Павел. – Лучше нас никто не работает за такие деньги. А потом, если ты выжил в Чечне, то Ирак покажется тебе курортом. Англичане очень прагматичны. Они используют особое отношение иракцев к русским, мы же не участвуем в коалиции. При выборе команды сопровождения из американцев, англичан или русских, предпочтение отдают нам. Даже к украинцам относятся хуже, поскольку те поддержали пендосов. Понял?

- Ну, почти... – пожал плечами Ваганов.

- Это не все. Страховка гражданина Великобритании – минимум миллион фунтов, а нас они страхуют только на сто пятьдесят тысяч. Чувствуешь разницу? А теперь вспомни, какую страховку после ранения тебе выплатило наше министерство обороны. Про пенсию я вообще молчу. Короче, хочешь шесть тыщ фунтов в месяц – почти 9 тыщ долларов. Скажу сразу, что англичанам за такую же работу платят 12 тысяч фунтов, чтобы ты не подумал, что я от тебя что-то скрываю. Единственная проблема в том, что, по российским законам, тебе могут пришить «наемничество». Хотя, сам понимаешь, у нас исключительно миротворческая миссия. Мы не участвуем в боевых операциях, только охраняем частных лиц и теперь занимаемся разминированием – все. Специфика работы состоит в том, чтобы постоянно демонстрировать готовность применить оружие, но ни в коем случае его не применять. Можно выжить, если только не вступаешь в конфликт с местным населением, поскольку действует правило кровной мести. Пендосы поняли это слишком поздно. Англичане умнее, поэтому для надежности используют нас. За все время войны русские не убили ни одного иракца. У тебя как со здоровьем?

 - Как видишь! Могу перепить любого, - пошутил Ваганов.

 - Там это не потребуется. Наоборот, узнаешь, как от жары яйца свариваются вкрутую.

 - Всегда мечтал иметь крутые яйца, - пошутил Ваганов, - лишь бы их не отстрелили...

 - Вот этого не могу гарантировать, - предупредил Пашка. - Кстати, как давно ты пользовался подгузниками? Пендосы, уходя на боевую операцию, обязательно подкладывают  в трусы. Арабы презирают их за это, но обычные подгузники спасли жизнь не одному американскому солдату. Был прикольный случай, когда пришлось сопровождать вице-президента крупнейшего банка из Лондона. В последний момент выяснилось, что вице-президент – женщина. Леди прилетела на Боинге вся такая ухоженная, стильная, в элегантном костюмчике, как английская королева. Я хотел ей сразу предложить подгузник, но постеснялся, чтобы меня не обвинили в сексуальном домогательстве. Вежливо посадил  в «Хаммер». На улице 60 градусов. В машине почти 100. Кондиционер не работает. Пока ехали, чуть не сварились заживо. Мы-то привыкли, а с нее пот течет, как в русской бане. Можешь представить, леди – и сырая насквозь. Приезжаем на базу, она из машины выходить не хочет. Не могу понять, в чем дело? А она покраснела, как гоночная «Феррари». Выяснилось, что не может выйти, потому что юбка и спина прилипли к сидениям, а между ног целая лужа.

 - Симпатичная?

 - Да нет! Не очень. Наши девчонки лучше.

 - И как ты выкрутился?

 - Дал ей подгузник и свою майку. Мужиков отвел в сторонку, чтобы не мешали пройти. Теперь она замучила, открытки шлет по электронной почте. Пишет, у нее никогда не было подобного приключения...

- А ты что отвечаешь?

- Отвечаю: «Руссо туристо! Облико морале!» - Пашка спародировал Андрея Миронова. - Она, может, Мата Хари, завербовать меня хочет. Зачем мне лишние осложнения? Я в Ирак езжу деньги зарабатывать, а не баб трахать.

 - Как американцы ощущают себя в Ираке? – перебил Ваганов.

 - Приблизительно как мы в Чечне, - коротко ответил Кулешов. Друзья замолчали. Они не любили вспоминать чеченскую войну. За что воевали, если «победитель» не имел никакого контроля над территорией побежденного противника и выплачивал  многомиллиардную контрибуцию в обмен на лояльность? Законы РФ в Чечне не действовали. Новые чеченские спецслужбы регулярно устраивали средь бела дня настоящие боевые операции в Москве, уничтожали неугодных генералов, бывших соратников, депутатов, журналистов. И все сходило им с рук…

- Конечно, пендосам в Ираке легче, чем нам в Чечне, поскольку они воюют в чужой стране. И все равно они чувствуют  себя уверенно только в пределах «зеленых зон»,  - продолжил Кулешов. – Вся остальная территория для них ад. У арабов и американцев абсолютно разное отношение к жизни. Для американцев жизнь — главная ценность. Для арабов — ничто. Их невозможно победить, можно только уничтожить, сбросив атомную бомбу.

 - Почему?

 - Потому что никто и никогда не побеждал в партизанских войнах. Ни Наполеон, ни Гитлер, а они были поумнее Буша-младшего… Смотри, никого не удивляет, когда наши хоккеисты играют за канадцев или американцев, и получают десятки миллионов долларов. А когда бывшие российские военнослужащие, которым жрать иногда нечего, спасают жизни других людей, их могут посадить в тюрьму за наемничество… Ты видел сегодня на улице хоть одного военного? А вчера? И не увидишь. Офицеры перестали носить форму, потому что стыдятся. Даже в министерстве обороны все ходят в штатском. Это о чем говорит? У нас нет больше вооруженных сил, в ходе бездарных реформ они перестали существовать. То, что осталось – жалкая пародия, имитация  армии. И что прикажете делать нам, профессиональным военным? Идти в дворники или в киллеры? Но в дворники мне рановато, а киллером я быть не хочу.

 - Еще в полицию идут…

Кулешов махнул руой:

- Ты никогда не задумывался, почему мушкетеры короля никогда не переходили на сторону гвардейцев кардинала?

 - Нет...

 - Потому что для настоящего мушкетера — это, говоря по-русски, западло. Мушкетеры служили Франции и королю, а гвардейцы – личным интересам кардинала.

 - А кому служит французский легион?

 - Франции, - коротко ответил Кулешов. – Родине я уже отдал свой воинский долг. Посмотри на себя: она больше не нуждается в нас.

 - Я не знаю, что делать...

 - А я знаю. Моя Родина теперь – весь Евросоюз, а не забытая в шкафу буденовка. Все это чушь, квасной патриотизм бессовестных ублюдков, которые посылают нас на бойню, как баранов…

 Возникла тяжелая пауза. Они искали друг в друге точки соприкосновения, которые  прежде скрепляли их дружбу, а теперь все вдруг стало таким зыбким.

- Ты можешь объяснить, что с тобой произошло девять лет назад? Почему ты уехал служить другой стране?- спросил Ваганов.

- Да, ничего особенного. Из-за  девчонки. Познакомился на улице, пригласил в ночной клуб потанцевать. А там к ней пристали какие-то недоноски, пока я в туалет выходил. Прихожу, она вся в слезах. Оказывается, один хмырь ее ударил по лицу за то, что она отказалась с ним танцевать. Ну, я научил его хорошим манерам. А с ним еще трое братков, вылитые уголовники. Давай меня метелить. Прибежала охрана.Всех скрутили. Вызвали полицию. А хмырь, которому я врезал, достает полицейские корочки и их отпускают.  Я сажаю девчонку в машину, чтобы отвести в больницу и вдруг в бок меня бьет «Лэнд Крузер». За рулем — подонок с полицейскими корочками. Я вылезаю из машины, спрашиваю в чем дело. Братки ко мне подходят и говорят, что я должен им неустойку за испорченный вечер. Я ничего понять не мог. Какая может быть неустойка, если они  девчонку обидели и мою машину в хлам разбили? А они говорят, мол, я сам во всем виноват, поскольку моя девчонка их  спровоцировала, поэтому плати  45 тысяч долларов и срок на все дают три недели. Утром я побежал в прокуратуру. Мне говорят, мол, никого пока не убили, обращайтесь в полицию. Я бегу в полицию и выясняю, что папаша подонка, которому я врезал, работает начальником службы собственной безопасности городской полиции. А трое уголовников — это его ближайшие дружки. Я никогда не сталкивался с вымогательством на таком уровне.У меня был выбор — или завалить всех. Или уехать. Я предпочел второе.

- Неужели нельзя было остаться?

- Они бы меня точно грохнули, и мы сейчас с тобой не разговаривали. Ну, - не выдержал Павел, - Объясни мне теперь, что есть такое - Родина? 

       - Я думаю, это  люди, за которых ты готов умереть..

 - Не надо ни за кого умирать, Ваня! Надо жить долго и счастливо! Скажи, зачем столько крови было пролито? Чтобы  теперь чеченцы в Москве нас за людей не считали? И расстреливали средь бела дня на Смоленской площади депутатов Государственной Думы? Что молчишь?

Ваганов не знал, что ответить. Он очень хотел бы любить Родину так, чтобы за нее можно было умереть не раздумывая, как камикадзе. Но, к стыду своему, не находил в душе почему-то не только любви, но даже мельчайших поводов гордиться родной страной – не богатым прошлым, а настоящим, в котором он жил. Более того, ему было стыдно и до слез обидно за державу. Но Иван ничего не сказал об этом  благополучному гражданину Евросоюза и лучшему другу Полю Кулешову.

- Нет, ты не молчи, а говори сразу, что первым идет в башку, - давил на друга  Кулешов. – Что для тебя Родина?

- Родина — это моя мать и Машка. И за них я готов умереть. Ты это хотел услышать?

- А за меня готов умереть?

- А что? Уже пора?

- Пока нет, я чисто теоретически спрашиваю...

- А я тебе чисто теоретически отвечаю — я об этом пока не думал..

- И совершенно напрасно! - вскричал Пашка. – Мы потому и чеченцам проиграли. Каждый чеченец знает, если с ним что-то случится, то за него обязательно отомстят братья. У тебя есть братья?

 - Нет, только Машка.

 - И у меня нет никого. Вот они нас и стреляют поодиночке… Как, кстати, Машка? Сколько ей уже?

 - Недавно исполнилось 25, -  ответил Ваганов. Он ожидал этого вопроса, поскольку знал, что Кулешов еще с курсантских времен неравнодушен к его сестре. Пашка был не просто ловеласом, а отпетым бабником, говоря по-русски. Его нисколько не смущало семейное положение, и не в его правилах было отказываться от любовных приключений. В нем был весь гремучий гусарский набор: в иные времена он был бы картежником, повесой и дуэлянтом. Закончил бы жизнь или в ссылке на Кавказе, или на дуэли. Ваганов считал, что его сестре нужен не просто очередной воздыхатель или хороший парень, но в первую очередь порядочный муж. У Пашки во Франции была богатая жена, трое детей и, наверняка, запасной полк хорошеньких любовниц. Поэтому Ваганов не стал потворствовать интересу друга.

 - У Марии все хорошо...

 - Передавай ей привет! – хитро улыбнулся Пашка.

 - Ладно...- через силу пообещал Ваганов. Павел нисколько не смутился вагановской сдержанностью, а напротив, произнес очень трогательную речь:

- Ваня, ты почти девять лет живешь на нищенскую военную пенсию. Жизнь проходит, а ты так ничего и не заработал – ни домика на берегу моря, ни квартиры, ни приличной машины, ни семьи. У тебя есть другие предложения?

 - Нет... – мрачно  ответил Ваганов.

 - Поэтому я хочу дать тебе шанс, - великодушно сказал Павел. - А ты уж решай сам.

Шел 2006 год. Месяц спустя Ваганов улетел вслед за Кулешовым в Сирию, чтобы затем пройти на джипах тысячу километров безжалостной пустыни и впервые попасть в охваченный безумием Ирак.

                                                            Часть пятая

Каково это — быть властелином одной шестой части суши? - думал Альфа-дог, глядя на мелькающие вдоль Рублевского шоссе деревья. Ни у кого не было такой власти – ни у Сталина, ни, тем паче, у более поздних товарищей, включая Хрущева, Брежнева, Андропова и Ельцина вместе взятых. Он приручил всех олигархов, четко дав понять, что будет в случае неповиновения. Он отдал своим друзьям страну на поимение и создал новых олигархов. Он подчинил  магистральные СМИ, а значит, души электората. Теперь они были под неусыпным контролем Кукольника и спецслужб. Формально независимым оставался интернет. И это не давало покоя, поскольку Альфа-дог хотел владеть не только всеми материальными ресурсами страны, но, самое главное, иметь неограниченное влияние в виртуальном пространстве. Однако Кукольник убедил его, что пока не стоит открыто заявлять о своих притязаниях на интернет. К тому же, в существующем пасьянсе он уже работал на их мельницу. Во-первых, интернет был своеобразным выпускным клапаном для либеральной интеллигенции. Во-вторых, доля его влияния на мнение обнищавших люмпенов была ничтожна. В-третьих, с помощью интернета собирали необходимую информацию и компромат на всю оппозицию. Она была как на ладони. Какой-нибудь тщеславный журналюга сидит за ноутбуком и кропает гнусную статью про тотальную коррупцию, он еще не успел отредактировать и исправить ошибки, а спецслужбы уже знают содержание статьи и докладывают. Современные средства связи создали иллюзию свободы для обывателей. На самом деле, теперь каждый был под  колпаком спецслужб, что в значительной степени облегчало работу с электоратом.

Премьерский кортеж въехал в ворота правительственной резиденции в Горках.

Безмятежно падал снег. Фонари освещали парковую зону и слегка припорошенные дорожки. Альфа-дог вышел из бронированного «Мерседеса», глотнул морозного воздуха и раскинул руки – навстречу ему бежал лапладор Черри. Пожалуй, это единственное на свете существо, которое лижет мои ладони искренне, - подумал Альфа-дог.- Все остальные только и ждут, когда я поскользнусь, чтобы пинать, как мертвого льва. Ни один из правителей России не избежал  подобной участи после ухода. Не избежит и он. Сколько ни корми олигархическую свору...

Альфа-дог бросил между деревьев специально приготовленную палку. Собака, взрыхляя пушистый снег, с восторгом за ней понеслась. Что за рабский подлый народ? - продолжал думать Альфа-дог. - Обожает палачей, убивает царей-освободителей! Верит во всякую чушь и все готов стерпеть! Кто мог подумать, что ему, заурядному питерскому службисту, так легко посчастливится его приручить и стать почти полубогом на одной шестой части суши. Но от этого он не перестал быть человеком, страдать от болезненных сомнений и одиночества. К чему все богатства мира, если он не может позволить себе встретиться  с любимой  женщиной, подарить цветы, сходить вечером в театр, провести с ней ночь, прогуляться по ночной Москве или слетать в Италию к другу Мафио. Черт! Совсем забыл, с некоторых пор он стал невъездным. Под предлогом многочисленных нарушений Конституции и прав человека, Европарламент принял резолюцию, согласно которой чуть ли не сотне российских чиновников запрещен въезд в шенгенскую зону. Тем обиднее, что его фамилия была не отдельной строкой, а в числе прочих, по алфавиту, как будто он был  рядовым депутатом Госдумы или кремлевским клерком. Другу Мафио придется подождать, тем более у него постоянно возникают проблемы с малолетками.

Почему искренне его никто не любит и все боятся? Да потому что в этой несчастной стране ничто не шевелится без страха. Горбачева никто не боялся, и где он теперь? Когда Альфа-дог только пришел к власти, разные недотепы спрашивали: кто такой мистер Альфа-дог? А теперь он у власти в три раза дольше, чем Горбачев. Но стоит ослабить хватку, как его разорвут на части лизоблюды из ближайшего окружения. 

Альфа-дог оглянулся по сторонам и увидел вопросительно вытянувшееся лицо начальника охраны. Тот был готов, не раздумывая, броситься бежать за палкой вместо Черри, найти и принести в зубах, если бы ему дали команду. Но команды не последовало. Альфа-дог отвернулся. Он не любил, когда ему слишком преданно заглядывали в глаза.

Почему он должен 24 часа в сутки быть под прицелом охраны,- подумал Альфа-дог,- от которой того и гляди дождешься какой-нибудь подлянки. Он вспомнил, как Кучма в свое время прозевал под диваном диктофон охранника. Позднее все компрометирующие  разговоры в личном кабинете, включая богатую ненормативную лексику, всплыли в прессе. Ну и поделом ему, тот еще плут…

Почему он должен каждый день выслушивать идиотские доклады о положении в стране? Заранее известно, что ничего хорошего быть не может. Одни воруют. Другие лежат на печи и мечтают. А потом удивляются, почему живут не так, как в Европе. 140 миллионов «бедных родственников» — пожалуй, многовато, чтобы всех осчастливить. Реально счастливыми могут стать только самые сильные. Энергичные, беспринципные, те, кто ему предан, и его друзья, то есть не более одного процента населения страны. Еще сорок миллионов нужны для их обслуживания, а для остальных восстановим храмы, пусть находят утешение в молитве.

   Черри нашла палку и, радостно виляя всем телом, прибежала обратно. Альфа-дог потрепал собаку по загривку и подумал: удивительная порода лапладор – никакой агрессии. Даже если сейчас он сделает ей больно, она взвизгнет, подожмет хвост и снова начнет ласкаться. Точь-в-точь как русский народ. Бывает, правда, встречаются некоторые всем недовольные отщепенцы, типа профессоров с бороденками и студентов МГУ, но они не представляют особой угрозы его безграничной власти, до тех пор пока безотказно работает государственная машина по управлению провокациями. Это было гениальное изобретение  Кукольника — любое недовольство в обществе предвосхищать провокациями.

Недовольные режимом только собирались на «марш несогласных», а отборные группы провокаторов уже маршировали с их лозунгами и полностью извращали смысл разумных требований. Был создан секретный институт подготовки провокаторов (ИПП), который очень быстро доказал невероятную эффективность в борьбе с неручной оппозицией и делал бессмысленными любые потуги сменить власть. На каждую попытку провести организованную акцию против правительства принимались тонкие контрмеры, благодаря которым лидеры оппозиции становились легко уязвимыми, при видимом соблюдении законности. Альфа-дог улыбнулся, вспомнив, как в предновогоднюю ночь был арестован его заклятый враг Физик. Альфа-дог вообще не любил высоких, слишком умных и успешных. С ними всегда много мороки и трудно договариваться. (Он поэтому и зиц-председателя  назначил ниже себя ростом, чтобы самому голову не задирать.) Красавчика Физика арестовали сразу же после санкционированного митинга, пока тот шел по Тверской и, должно быть, нецензурно выражался. Его посадили к четырем уголовникам в кутузку и кинули слух, будто опустили. Физик даже на суде отказался от стула, потому что, видимо, зудело очко. Или это дура судья не дала ему стул? Он уже не помнил подробностей. Помнил только, что судья малость переусердствовала, когда не стала даже формально рассматривать доказательства невиновности обвиняемого. Заставь дураков Богу молиться, они позабудут про все формальности. Но теперь это неважно. Пусть Физик отмывается до конца дней и думает в следующий раз, прежде чем строчить гнусные доклады об итогах правления Альфа-дога. Рановато итоги подводить, он намеревался править страной еще минимум лет двадцать.

Но теперь в его долгосрочные планы вмешался проклятый МГУ. Альфа-дог снова с силой закинул палку между деревьев. Черри бросилась за ней. Кукольник клятвенно заверял: «у нас бунта не будет». Альфа-дог помнил дословно эту фразу. Тогда как он посмел проморгать студентов МГУ? «Лучшие мозги нации» оказались контрой и посмели поставить ультиматум правительству! Где был в это время Кукольник? Усмирять студентов – это не за ниточки своих кукол дергать безбородому Карабасу Барабасу… До сих пор не может сформулировать четкую, приемлемую для всех слоев общества идеологию. Ее как не было десять лет назад, так и нет. А с советами лезет. Разрабатывает сценарии пиар-компаний! Одна не успела закончиться, так уже с другой бежит. Некогда с мыслями собраться, понять, что реально в стране происходит, а Кукольник: «Чтобы ввести электорат в легкое замешательство экстаза, мы предложим ему «Суверенную демократию» или  «ПЛАН выживания!» Неважно, что нет никакого плана в помине. Важно, чтобы все думали, что он есть. И так во всем. Что-то здесь не то… Не хочет ли он сделать из меня посмешище и начать собственную игру? Зная все прошлые заслуги Кукольника, вполне можно допустить, что он легко сольет в унитаз любого босса.

Почему у людей не осталось ничего святого, - с грустью подумал Альфа-дог, глядя, с какой самоотверженностью Черри искала палку в рыхлом снегу. - Все решают деньги. Все хотят максимальной прибыли прямо здесь и сейчас. Больше! Больше! Больше! Куда столько? Не хватит и нескольких жизней, чтобы потратить миллиарды. Почему благополучие и богатство не сделали этих ублюдков лучше? Почему богатство из созидательной силы превращается в противоположность, разрушая все на пути: отношения, любовь, веру, человека. Да и сам он, лидер нации, во что теперь верит? Иллюзии о всеобщей свободе, равенстве и братстве рассеялись, как дым. Коммунистические идеалы обернулись утопией. Вместо Веры большевики навязали Атеизм, а в его правление наступил Цинизм. Во что еще верить, если не в отчеканенную свободу? В разум биологической массы, которую представляет собой отсталый народ? Он, Альфа-дог, создал государственную систему, которой планктон не нужен. Народ превратился в обузу для правительства, в исторический балласт, бессмысленно прожирающий ресурсы. Страна, доставшаяся в наследство, бесконечно отстала в развитии и ничего самостоятельно производить не может — ни продукты питания, ни машины, ни технологии. В мировом разделении труда ей отведена роль помойки и поставщика энергоресурсов. Вот у немцев предельно рациональный и прагматичный подход к жизни. А русские по природе иррациональны. Самокопание, непонятные искания, от которых  никакого практического толка... Как избавиться от человеческого балласта наиболее гуманным способом, не вызывая бунтов и недовольства? С этой задачей, нужно отдать ему должное, лучше всех справлялся Кукольник. Только поэтому Альфа-дог терпел его слащавую рожу…

Сталину повезло во время войны. Он мог на одном штурме Берлина положить миллион солдат, умиравших с его именем на устах: «За Родину! За Сталина!». Война была уже выиграна, Сталину не нужно было, чтобы они  вернулись домой. Он хорошо знал, чем оборачивается возвращение солдат-победителей — Сенатской площадью...

В современных условиях Кукольник предложил оптимальный план, который в итоге получил название «План Цинизма». Он сводился к тому, что необходимо постоянно  внушать электорату с помощью ручных СМИ, что о нем заботятся, что правительство берется за реформы и укрепляет вертикаль исключительно в его интересах. Пока планктон будет ждать подачек и строить иллюзии, произойдет его естественная убыль (не без помощи реформ ЖКХ, здравоохранения и пенсионной системы) вплоть до оптимальной санитарной нормы. За мировую историю многие народы уходили с исторической сцены, зато те, кому посчастливилось уцелеть, жили в качественно новом мире. Поэтому не время тратить ресурсы на перевооружение армии, науку, сельское хозяйство, экологию, строительство дорог и инфраструктуру. Народ-планктон все равно обречен. Лучше средства страны собрать в руках избранных, друзей, дать им шанс. Боливар не вывезет 140 миллионов, но планктон должен умирать с искренней верой в Альфа-дога.

…Ведомство Кукольника оказалось самым эффективным в стране. Он создал из заурядного питерского клерка образ брутального мачо, благо, для этого были неограниченные ресурсы. Все трюки с катаниями на истребителях, болидах формулы один, спасением китов и тигров, бросками на тотами, съемками топлес и прочей шелухой придумал он. Фантазия Кукольника была неистощима, и Альфа-догу уже некогда стало работать. Из застенчивого питерского паренька из коммуналки, не обладающего никакими сверхъестественными  способностями,  настойчиво лепили образ национального лидера. И вот на молодежных музыкальных телеканалах сексапильные девчонки, задирая юбки рядом с портретом Альфа-дога, запели: «Хотим такого клевого! Клевого преклевого!». Остальные  задумались: раз эти «писают кипятком в потолок», значит, в нем действительно что-то есть! И мы тоже хотеть его будем! В результате, имея более чем заурядную внешность и скромные внутренние качества, Альфа-дог превратился в эталон мужской красоты и мудрости нации. Мощная пиар-машина промывала мозги планктона круглый год, 24 часа в сутки без перерыва. Сила внушения была так велика, что на какое-то время Альфа-дог сам поверил в то, что из него сотворили. Отцом образа был Кукольник, в этом плане Альфа-дог от него унизительно зависел и чувствовал уязвимость. Пора было найти замену Кукольнику, пока тот не превратился в реального кукловода. Сейчас для этого появился более чем серьезный повод. Только нельзя допустить, чтобы Кукольник сбежал подобно Березе. Да и куда ему бежать? Кукольник также включен в список невъездных. Надо подумать, как потише его слить. Чтобы не пополнить ряды  врагов.

Альфа-дог задумался и представил, какой будет неожиданной встреча на зоне Кукольника и МБХ. Им наверняка найдется, о чем поговорить. Но затем отверг эту затею. Кукольник слишком много знал и поэтому был во много крат опаснее МБХ.

                                                            Часть шестая

Ваганов вошел в темный подъезд многоэтажки. Лифт не работал. Поднялся  по вонючей лестнице, очутился на двенадцатом этаже возле квартиры сестры. Точнее, раньше, до того как умерла мама, это была квартира родителей, Ваганов был в ней прописан. Он понимал, на войне может произойти все, что угодно. Своей семьи у него не было. На всякий случай, чтобы у Маши не возникло проблем при вступлении в наследство, он отказался от своей доли в ее пользу. Да, и зачем ему квартира, если за последние три года он жил в Москве считанные дни. Ваганов мечтал накопить на меленький домик где-нибудь на берегу теплого моря. Поэтому не вылезал из командировок, после которых вместо отдыха приходилось долго восстанавливаться.

Возвращаясь в Москву, чтобы не мешать личной жизни сестры, Ваганов останавливался в гостинице, но чаще всего – в квартире Пашки Кулешова, у которого она пустовала почти круглый год. Пашка купил ее с целью вложения средств в недвижимость и чтобы иметь запасной аэродром на случай, если возникнут проблемы с французской женой. Однако жена оказалась мудрой и покладистой женщиной с арабскими корнями. Она предпочитала смотреть сквозь пальцы на все романтические увлечения мужа, поэтому их брак оказался удивительно долгим, а запасные аэродромы невостребованными.

Каждый раз Ваганов привозил сестре «стипендию», чтобы она ни в чем не нуждалась и ни от кого не зависела. Оставлял Маше не меньше тысячи долларов на карманные расходы ежемесячно. Эта была плата за годы безденежья, когда он был нищим военным пенсионером.

 Хотел постучать, но что-то остановило. Достал ключ, вставил в замок, дверь оказалась не заперта. Ваганов ступил в прихожую. Привычным движением нащупал выключатель, но чуда не произошло, свет не включился. В глубине коридора мерцал слабый свет. В чайном блюдце догорал огарок свечи. Ваганов взял в руки блюдце, осмотрелся и прошел в спальню. На широкой кровати спала Маша. Ваганов был старше на 8 лет, но испытывал к ней странное чувство, будто она одновременно была ему сестрой и дочерью. На седьмом месяце беременности мама рассталась с отцом, узнала, что у него появилась другая женщина. Отец оставил  имущество, молча ушел, но с сыном испортились отношения навсегда. Ваганов не любил отца за то, что тот, как ему казалось, предал его, маму и будущую Машеньку.

Ваганов помнил сестру совсем малышкой с игрушечными пальчиками, нежными молочными пяточками, мясистыми чуть кривоватыми ножками и розовым животиком, когда мама мыла ее в пластмассовой ванночке. Затем мама заворачивала Машу в полотенце, оголяла сочную грудь, и дочурка жадно сосала. Мама разрешала качать коляску, когда Машенька, тихо посапывая, засыпала. Ваня смотрел на нее и уже тогда думал: Боже, какая хорошенькая! Как кукла в магазине! Разве бывают такие совершенные девочки?

Уже тогда было видно, что Машенька вырастет  завидной красавицей. Она улыбалась во сне, а Ваня целовал спелые щечки, сам не понимая, откуда у него столько нежности к этому существу. Он помнил ее первоклашкой с постоянно драными на коленях колготками и длинными, как у Рапунцель, золотистыми волосами. Помнил, как она шла первого сентября без переднего зуба, но зато с чудесно сплетенными косичками и двумя огромными бантами, похожими на белые хризантемы. Заканчивала школу Маша фигуристой натуральной блондинкой, которую нельзя было оставить ни на минуту, чтобы кто-нибудь  к ней не пристал. Но невозможно же девушку все время держать за руку, чтобы с ней ничего не стряслось? Уж лучше ее тогда сразу заминировать, шутил Ваня. Толпы поклонников осаждали Машу, но, как водится в таких случаях, выбирала она не самого лучшего. Рано выскочила замуж, рано развелась. Затем все повторилось. После неудачного третьего замужества, Маша решила браки больше не регистрировать.

В Марии было столько обаяния женственности, что она сама себе казалась неисчерпаемой бездной. С хорошими мальчиками ей было скучно.

 Наверное, неприлично так сильно любить сестру, - подумал Ваганов, наклонился и поцеловал Машу в щеку, как в бесконечно далеком  детстве. Ресницы дрогнули, она проснулась и потянулась к нему обеими руками.

- Ванюша, любимый! - сказала она, обнимая брата за шею, - Наконец-то, ты приехал! Я так тебя ждала.

Маша притянула его к себе так близко, что он почувствовал запах ее кожи. Она пахла свежим  хлебом, как теплая булочка. В вырезе ночной сорочки мелькнули две спелые половинки луны. Надо было скорее вырваться, чтобы не утонуть в телячьих нежностях. Ваганов распрямился и спросил:

- Почему у тебя открыта дверь?

- Разве? - удивилась Маша. - Наверное, Арчи забыл запереть.

- Кто такой Арчи? - насторожился Ваганов.

- Мой  мужчина, - ответила Маша и лениво потянулась, как избалованная  кошечка. Одеяло сползло и Ваганов увидел то, за что Машу так любили мужчины. Она была с распущенными светлыми волосами, свалявшимися на подушке, будто длинные макаронины, в полупрозрачной ночной сорочке и полосатых пушистых носочках. На руках Маши он заметил какие-то странные синяки, но в комнате был сумеречный свет, и он не придал этому значения.

- Укройся,  замерзнешь, - забеспокоился Ваганов, накрывая сестру одеялом, - в квартире  холодно...

- Почему? - удивилась Мария.

- Потому что не топят, - ответил Ваганов...

- А почему мы сидим при свечах? - как маленький ребенок спросила Маша.

- Электричества нет во всем городе! Разве ты не знаешь?

- Нет, - растерянно покачала головой Маша и наивно улыбнулась. - Ну, и черт с ним, давай жечь свечки, у меня их полно. Будет красиво! - радостно заявила она.

Маша полезла на шкаф, достала сверху коробку, вынула груду медных, серебряных и хрустальных подсвечников, разложила на полу.

 - Как можно было не запереть квартиру на замок? - недоумевал  Ваганов, - ты знаешь, что в городе орудуют мародеры?

- Нет, не знаю... А что случилось? — удивленно спросила Маша, и, держа перед собой свечку, прошла мимо в пушистых носочках в туалет. Через минуту вернулась совершенно обескураженная:

 - Черт возьми, воды тоже нет! Ни умыться, ни пописать. Ни кофе попить! Они с ума, что-ли, посходили?

- Кофе  пить поздно, - сказал Ваганов.

- А сколько времени?- поинтересовалась Мария.

- 23.15. А какой сегодня день, ты знаешь? – на всякий случай решил уточнить Ваганов.

- Конечно, знаю! Вторник!

- Нет, Машенька, уже вечер четверга.

- Не может быть, сейчас проверим, - Маша потянулась к сотовому телефону. – Что, и сотовая связь не работает?! Ну, это уж слишком.

Ваганов зажег штук тридцать свечей и расставил по всей квартире. Огни заиграли, отражаясь в старенькой мебели, и сразу стало немного теплее, как в новогоднюю ночь у камина.

- Как красиво, - радовалась Маша, - зажигай еще, мне не жалко!

- Не стоит палить все свечи, - сказал Ваганов, - они могут еще пригодиться.

- А, ерунда, - махнула рукой Маша, - завтра купим еще!

- Маша, магазины не работают.

- Я ничего не понимаю, - Мария посмотрела в окно и увидела мертвую темную улицу, - что стряслось?

- Боюсь, на этот вопрос тебе никто сейчас не сможет дать вразумительный ответ.

Маша подошла к холодильнику, вокруг которого натекла огромная лужа.

- Черт, ну и вонь, - повела она носом, - кучу продуктов придется отправить в помойку.

Они вернулись в комнату. Глаза привыкли к сумеречному свету. Ваганов осмотрелся, пытаясь обнаружить признаки присутствия постороннего мужчины. Но ничего существенного не заметил. Посмотрел на сестру, и снова увидел синяки в изгибе локтя. При множестве зажженых свечей они стали заметнее. Мария поймала взгляд Ваганова и поспешила надеть теплую вязаную кофту.

- Ты, наверное, голодный? - спросила она. – Но мне нечем тебя накормить, похоже, все испортилось. Есть только коньяк. Хочешь выпить?

- Нет, я уже сегодня достаточно выпил...

- А я хочу выпить, чтобы согреться, - с вызовом сказала Мария. - Воды нет, даже зубы почистить нечем. Хоть коньяком прополощу.

Ваганов отметил про себя странную логику сестры, но ничего не сказал.

- Маша, откуда у тебя синяки?

- Какие синяки? – смутилась Мария. Если б в комнате свет горел чуть ярче, Ваганов увидел бы, как его сестра покраснела.

- Которые ты спрятала, надев кофту?

- А, это? Ерунда! Не обращай внимания… Какой ты загорелый! На курорте жарко было?

- Очень. А где твой Арчи? Уже поздно. Почему его нет дома?

- Если дверь не закрыта, значит, скоро придет...

- Чем он занимается?

- Не знаю. У него какой-то бизнес. Он очень хорошо зарабатывает...

- И поэтому живет у тебя?

- Ваня, это моя квартира. С кем хочу, с тем и живу.

- У тебя есть его фотография?

- Зачем тебе?

- Хочу в лицо знать будущего родственника, может, породнимся.

- Я не собираюсь за него замуж.

- Так есть или нет?

- Ваня, ты ведешь себя, как на допросе в гестапо! Я взрослая девочка, не первый раз замужем! Можно, я сама буду выбирать, с кем мне жить?

- Нет, нельзя, - спокойно, но жестко сказал Ваганов. – Покажи мне плечо и руки.

- Больше ничего не показать? С чего ты взялся меня воспитывать? - возмутилась Мария.

- Хорошо, - примирительно сказал Ваганов. Только скажи, откуда твой Арчи взялся?

- Он спустился с гор и ездит на  шикарном «Мерседесе», в отличие от тебя. Ну, что еще интересует?

- И давно?

- Что давно?

Ваганов хотел спросить: «И давно он спустился с гор»? Но передумал. Сказал:

- И давно вы встречаетесь?

- Не твое дело...

- Где вы познакомились?

- В ночном клубе.

- Чем он занимается?

- Ты уже задавал мне этот вопрос! - вскричала Мария,  - Мне все равно, чем он занимается, потому что он меня содержит! Дает денег и не пристает с глупыми вопросами.

- Кажется, я тоже даю тебе денег...

- Вот именно, что только кажется. Спасибо! Твоих денег мне хватает только на колготки...

Ваганов понял, что сестра ничего ему не расскажет сама. Взял свечу, прошел на кухню, где был полный бардак: на плите следы убежавшего кофе, на столе — жирные пятна, крошки хлеба, какие-то кости, объедки, в мойке — заплесневелый айсберг грязной посуды. Ваганов ненавидел грязную посуду, как девственница испачканное белье. В другое время он открыл бы воду, взял губку, мыло и все перемыл, но, как назло, не было воды. Он сунул руку под раковину, вытащил помойное ведро и высыпал все содержимое на газету. Среди объедков, использованных презервативов и прочего мусора он нашел то, что искал. Шприц на два кубика. Ваганов отметил про себя превосходный сексуальный аппетит ухажера, завернул шприц с иглой в подвернувшийся пакет и положил в карман. Затем сложил мусор обратно в ведро и решительно прошел в спальню.

Мария сидела в проходной комнате, забралась, поджав ноги, на диван, закурила. Она это сделала назло ему, знала, что брат не выносит табачного дыма. Хотела показать, что ей наплевать на все его воспитательные усилия. Но Ваганов не сказал ни слова. Молча прошел в спальню, внимательно осмотрел  туалетный столик. Ничего особенного не обнаружил, заглянул под кровать. По густым хлопьям пыли догадался, что пол в квартире не мыли очень давно. Ваганов перетряс всю кровать. Теперь он отчетливо ощущал запах чужого мужчины. Опустился на колени, еще раз заглянул под кровать и, наконец, возле деревянной ножки  увидел резиновый жгут.

- Что ты там ищешь, Ваня? - заволновалась Мария.

- Уже ничего, - ответил Ваганов и быстро приблизился к шкафу для одежды.

В одном отделении был полный бардак, грудой навалено белье, чулки, колготки, одежда Марии, в другом – аккуратно висели несколько темных мужских костюмов дорогих итальянских брендов. Внизу стояли несколько коробок с ботинками, чемодан и спортивная сумка. Ваганов открыл молнию. Спортивный костюм, кроссовки, два полотенца, комплект трусов, майки, пять пар дорогих черных носков в упаковке, два ярких галстука, бритвенные принадлежности, маникюрный набор, охотничий нож в кожаных ножнах, средство для ополаскивания рта. Да этот парень — просто денди, - подумал Ваганов, - профессиональный соблазнитель. Рядом с сумкой стоял чемодан из крокодиловой кожи. Ваганов осторожно вскрыл  замки отверткой и обнаружил внутри несколько автомобильных аптечек. Он открыл одну и увидел ампулы в упаковках, порошки в пакетиках, горстку таблеток похожих на димедрол. На дне чемодана в отдельном пакете лежала военная камуфляжная форма с иголочки. Все было уложено так, будто человек был готов в любую секунду сорваться с места. Можно подумать, парень – аптечный агент. Ваганов положил одну ампулу себе в карман, затем на всякий случай еще раз пошарил по дну чемодана. Рука наткнулась на плоскую коробку, размером не больше книги. Прикинул на руке вес коробки, открыл и увидел сияющий ствол ТТ. Пистолет был заряжен, полная обойма на предохранителе. В этой же коробке лежало удостоверение сотрудника службы безопасности МВД Чечни на имя Галиева Руслана Ахмедовича. Ваганов наконец-то увидел лицо человека, который жил в его квартире,  внутри что-то щелкнуло, будто передернулся затвор. Ему показалось, что  когда-то он уже видел этого человека. Черноволосый красавец, похожий на врубелевского Демона. Такой одним взглядом любую с ног сшибет. Только почему по документам его зовут Руслан, если он Арчи? Или это не его документы?

- Никогда не думала, что ты умеешь копаться в чужом белье, - послышался за спиной голос Марии. Ваганов обернулся. Мария стояла в дверном проеме и наблюдала за ним.

- На, прополощи, - Ваганов достал из сумки Арчи флакон для ополаскивания рта и протянул сестре. – Не думал, что вы ведете раздельное хозяйство...

- Ваня, зачем ты лезешь не в свое дело? Мы живем так, как нам нравится, - с обидой ответила Мария.

- С каких это пор тебе стали нравится горячие южные парни? - спросил  Ваганов.

- Какое тебе дело? Копаться в чужом белье — подло, - возмутилась Мария.

- Маша, я хочу понять, зачем он тебе?

- Ну, не люблю я русских, не люблю! – вскричала Мария, - Мне нравится, когда ухаживают красиво!

- А он, я так понимаю, ухаживает красиво? - чуть повысил голос Ваганов. – Поэтому у тебя в помойном ведре среди презервативов шприцы валяются? - Ваганов вынул  из кармана улику и показал Марии.

- Это не твое собачье дело, что у меня валяется! Зачем ты пришел? Мне на нервы действовать?

- Покажи руку – и я уйду, - попросил Ваганов.

- Вот тебе! – Маша показала характерный недвусмысленный жест с рукой, преломив ее в локте. – Я никогда не спрашиваю, где ты мотаешься, с кем трахаешься и как зарабатываешь деньги. Почему ты лезешь в мою жизнь?

- Потому что у меня, кроме тебя никого нет...

- И поэтому ты считаешь, что можешь обыскивать мою квартиру? Я не виновата, что ты до сих пор не нашел себе нормальную бабу! Твоя ревность уже достала! – Маша указала ребром ладони на середину горла.

Ваганов открыл  удостоверение СБ МВД Чечни, еще раз внимательно изучил его и спросил:

- Это его фотография?

- Да...

Совершенно определенно Ваганов видел это лицо прежде. Только не мог вспомнить где.

- Так, как его зовут – Руслан или Арчи? Это разные имена, - допытывался Ваганов.

- Откуда мне знать? - отбивалась Мария, - да, и вообще, какая разница?

- Ты сказала, что он занимается бизнесом. Видимо, попутно еще подрабатывает в МВД Чечни. - А зачем он хранит у тебя вот это? - Ваганов показал пистолет.

- Я не знаю!

- А это что такое? - он показал ампулы.

- Господи, помилуй, - вскичала Мария, - я не знаю! Сколько раз тебе повторять?

- А что ты вообще знаешь? Ты не знаешь, какой сегодня день, что творится на улице, и с кем живешь? И после этого хочешь, чтобы я не вмешивался? Дай руку! – Ваганов с силой притянул к себе сестру, задрал рукав, обнажил локоть. Два синяка на исколотой вене...

- Ванечка, не надо, прошу тебя, - вдруг заплакала Маша, - он убьет меня, если узнает, что я проболталась.

- Как давно это продолжается? - спросил Ваганов

- С тех пор, как ты уехал последний раз, - всхлипывая ответила Маша.

- Три месяца?

- Да... почти...

- Он бил тебя?

- Один раз. Он жутко ревнивый...

- Тебе нравится так жить?

- Нет. Но он обещал уйти...

- Глупенькая, - сказал Ваганов, - такие сами не уходят. Хочешь, я с ним поговорю? Объясню ему, что ты не шлюха, а порядочная женщина.

- Я боюсь...

- Ты за кого боишься? За себя или за меня?

- За тебя, Ванечка....Он просто зверь... может в любую минуту вернуться...

- Возьми самые необходимые вещи. Где машина?

- Во дворе...

- Собирайся. Я отвезу тебя в безопасное место.

Ваганов вышел на улицу, стал откапывать из сугроба старенький «Форд». Машина чихала, не заводилась. Ваганов открыл капот, нашел в инструментах  ключ и полез выворачивать свечи зажигания. В это время к дому подкатил черный матовый «Гелентваген», перегородив вход в подъезд. Джип был без номеров. Из него вышли два эдаких Джеймса Бонда. Огляделись по сторонам. В одном из них — высоком брюнете крепкого телосложения, Ваганов узнал Арчи-Руслана. И вспомнил, где видел его лицо. В Чечне, в феврале 95-го, когда тот заходил в сарай и заглядывал пленным в глаза, прежде чем отрезать им головы.

Сейчас Арчи был в дорогом черном пальто, на руках лайковые перчатки. Он с удивлением задержал взгляд на Ваганове и открытом капоте «Форда». Что-то шепнул напарнику, который, скорее всего, был охранником. Затем быстрым шагом устремился в темный подъезд.

Ваганов стал поспешно вворачивать свечи обратно на место, когда услышал сзади голос:

 - Слышь, братан, ты чего здесь делаешь?

Ваганов обернулся и увидел охранника. Выгнутые дугой черные брови, наглая усмешка, чисто выбритое лицо, что не характерно, прямая осанка. Охранник был похож на испанского матадора, которому предстояло заколоть тупого быка.

- Ничего особенного, - примирительно сказал Ваганов, - чищу свечи...

- А зачем ты чистишь свечи в чужой машине? -  строго сказал испанец, не вынимая из карманов кожаной куртки руки. - Хочешь угнать?

- Да кому нужна такая рухлядь? Женщина попросила помочь, - Ваганову важно было протянуть время, чтобы незнакомец хотя бы ненадолго вынул руку из кармана, в котором  наверняка держал на взводе пистолет.

- Как женщину зовут?

- Кажется, Мария. Она в этом доме живет. Ты меня не дернешь?

- Скоро мы вас всех отсюда дернем, - насмешливо сказал испанец, - закрой капот и вали отсюда, придурок.

- Да я бы рад, но ведь попросила...- продолжал прикидываться идиотом Ваганов.

- Ты че, бля, не понял? Хочешь, чтобы тебе отрубили башку? – испанец вынул руки из карманов и с силой толкнул Ваганова.

- Ухожу, ухожу, - примирительно пробормотал Ваганов, сделав вид, будто безумно боится. Шумно уронил капот. Схватил свечной ключ, ударил с разворота в висок. Испанец устоял на ногах, резко сунул руку в карман. Ваганов перехватил его движение, повалил на снег,  второй рукой вцепился пальцами в глазницы, беспощадно выдавливая глаза. Испанец скорчился от боли и захрипел, отчаянно пытаясь вытащить пистолет. Ваганов большим пальцем сдавил ему глаз с такой силой, что тот почти провалился в мозг. Испанец в шоке оторвал руку от кармана. Этого хватило, чтобы завладеть оружием и нажать на курок. Гулко бухнул выстрел. Пуля пробила живот. Тело начало сдуваться, как испорченный надувной матрас. Вот и приехали, - подумал Ваганов, - нет ничего проще, чем убить человека… Видит Бог, он не хотел этого.

                                                            Часть седьмая

Из окна кремлевского кабинета Кукольник смотрел на безлюдную Ивановскую площадь и думал: «Как просто погрузить страну в средневековье. Всего на пару дней отключить электричество и источники информации».

Город был погружен во тьму. Третий день столица замерзала без света. Только Кремль, словно сказочный остров, освещался автономными системами энергоснабжения, предусмотренными на случай природных катаклизмов и ядерной войны. Запаса топлива, воды и продовольствия должно было хватить на несколько лет плотной осады. Вокруг колокольни Ивана Великого кружили черные птицы и гадили на золотые купола. Для уничтожения ворон держались специально обученные охотничьи соколы. Обычно они контролировали с воздуха всю территорию Кремля. Но стоило всего один раз соколов не выпустить, как наглое воронье почувствовало себя хозяином положения.

А в это время из-за информационной блокады, холода, темноты и зловония страх  начинал охватывать планктон. Никто не понимал, куда бежать, что делать. Запасать соль или спички? Дрова или макароны? Воду или патроны? Страх на физическом уровне покрывал людей, как псориаз. Ничего не работает, никто ничего не объясняет. Железные дороги замерли, аэропорты зависли, на обесточенных заправках нет бензина, выстроились гигантские очереди. Биржи рухнули. Банковская система отключена, не работают банкоматы, невозможно обналичить кредитки, купить элементарные вещи. Большинство продолжало надеяться на энергичные действия правительства и МЧС по спасению замерзающего, погруженного в хаос города, как когда-то надеялись моряки «Курска». Но шли часы, и ничего не менялось. Планктон охватывала паника, как во время пожаров, когда горели леса, и город задыхался от жирной гари. А сейчас огромный город задыхался от нечистот, холода и отсутствия информации. Что предпримет могущественный премьер? Но он с упорством, достойным лучшего применения, держал паузу. Оставалось только гадать: может, террористы уже захватили Кремль, или началась третья мировая война? Казалось, почти никого уже не беспокоит судьба студентов, осажденных в главном корпусе МГУ. Через плотное кольцо полицейской блокады не просачивалось никакой информации. Родственники студентов и преподавателей сходили с ума: кто жив? кто погиб? что будет с теми, кто нуждается в срочной медицинской помощи? Символ интеллектуальной мощи великой страны обернулся крахом ее надежд.

Кукольник вспомнил бледное лицо Альфа-дога, когда тот утиной походкой выходил из главного здания МГУ. Он видел, как премьер был взбешен. Как нервно гуляли желваки за  холеными щеками, с какой ненавистью премьер стрелял маленькими глазками во всех, кто был невольным свидетелем его позора. Зная мстительный характер шефа, Кукольник готовился к худшему. «На что погубил свой талант? – подумал Кукольник про себя. – На злопамятного, мелочного крошку Цахеса. Который теперь шагу не мог ступить без прессы. Вот что делает с людьми мания величия. Каждый свой чих и пук они обожествляют и хотят фиксировать для истории». Истории наплевать на насморк и метеоризмы властителей мира, она судит по делам. А дела Альфа-дога были  не очень хороши. Из-за отсутствия прирожденной харизмы и выдающихся способностей, его образ постоянно приходилось накачивать, как арбуз селитрой, чтобы казался спелым. В этом щекотливом деле важно было не переборщить. Но премьер потерял чувство меры и хотел, как великий кормчий, быть во всех бочках затычкой. Когда Кукольник попытался  намекнуть, что электорат может раньше времени устать от бесконечного присутствия Альфа-дога в телевизоре, премьер так на него посмотрел, что отбил всю охоту предупреждать еще о чем-либо. Кукольник обожал свое ремесло. Благодаря ему, он иногда ощущал себя всемогущим Гудвином. Несмотря на то, что Кукольник был недоучкой, он превзошел многих талантливых режиссеров современности по всем параметрам: по емкости бюджетов, сложности сюжетов, грандиозности постановок, многомиллионной массовке, самым дорогим в мире декорациям, костюмам и гигантским масштабам проката «мыльной оперы». Единственное, о чем сокрушался Кукольник, но никому ни при каких обстоятельствах об этом не говорил: главный фигурант многосерийного спектакля был слишком мелок для масштаба его дарования. Стоило чуть отпустить ниточки, как Альфа-дог начинал морозить такую ахинею, от которой уши вяли. Приходилось каждый раз сглаживать в прессе резкость его высказываний. И тут Кукольник сделал для себя открытие: другие политики тоже иногда несли чушь, типа сына юриста, но эта чушь ничуть не сбавляла их рейтинг. Напротив, парадоксальным образом способствовала росту популярности. Сын юриста мог напиться в стельку, ругаться как сапожник, послать на три буквы президента США, таскать женщин за волосы в парламенте – и ничто не колебало его рейтинг. Но стоило Альфа-догу позволить себе импровизацию в подобном стиле, как он тут же становился предметом для насмешек всей пишущей своры. И даже те, кто был в кремлевском пуле, между строк зубоскалили и пытались его уязвить. Рейтинг стремительно падал. Конечно, Альфа-догу в плане харизматичности было далеко до сына юриста. Тот — гениальный клоун, великолепный оратор, виртуозный лицемер. На переломе истории занял уникальную политическую нишу, знал свое место и при всех политических катаклизмах был в шоколаде. С Альфа-догом — все гораздо сложнее. Не гений, но и не злодей. Воплощение посредственности. И это даже хорошо. Поскольку, если бы было наоборот, то Кукольник был бы не нужен.

Перед тем как выйти из здания МГУ, Альфа-дог презрительно буркнул:

- Езжайте в Кремль. Ждите указаний.

«Это так смешно, когда куклы начинают давать распоряжения,» - подумал Кукольник. Он иногда воспринимал Альфа-дога исключительно как марионетку или плод своей бурной фантазии. Особенно когда видел его по телевизору. Но когда Альфа-дог неожиданно сам начинал дергать за ниточки, напоминая Кукольнику его истинное место, ему становилось крайне неприятно.

 Альфа-дог умчался в загородную резиденцию, чтобы  провести ночью совещание с ключевыми силовиками. Кукольника демонстративно не пригласили. Но что могут предложить эти недоумки. Они никогда не отличались креативностью. Альфа-дог думает, чем больше он вкачивает в силовые министерства, тем лучше они работают. А все происходит точно наоборот. Свою службу силовики  давно превратили в доходный бизнес. Давят и грабят всех подряд, как опричники при Иване Грозном. Процесс давно вышел из-под контроля, поздно что-либо менять. Они будут сейчас навязывать силовой вариант, советовать ввести танки. А танки в сложившейся ситуации не помогут. Как в августе 1991 года. Тогда ГКЧПисты  действовали бездарно, полагаясь на грубую силу. Народ вышел на улицу и стал брататься с армией возле Белого дома. Стоило Ельцину забраться на танк, как с ГКЧП было покончено.

Кукольник достал сигарету, долго мял, предчувствуя отвратительно приятную горечь. Чиркнул зажигалкой и, глядя на пламя, подумал, как все быстротечно. Жизнь – как огонек. Он будет жить ровно столько, сколько ему позволят. Пока кто-то не прихлопнет большим пальцем позолоченную крышку. Кукольник прикурил, глубоко затянулся, закрыл зажигалку и почувствовал, как устал. Было от чего. Он устал от бесконечных интриг и необходимости лавировать между фаворитами Альфа-дога, которые только и следили за тем, чтобы Кукольник хоть немного обделался. И вот это произошло. Теперь все эти пауки в банке начнут вешать свои промахи на него.  «Только власть и ничего личного». Но причина усталости крылась совсем в другом. Кукольник, будучи вовсе не глупым человеком, давно понял, что стратегия «вертикали»  была тупиковой. Поскольку благополучие и управляемость огромной страны не могут зависеть от воли одного человека. Кем бы он ни был. Благополучие нации всегда зависит от совокупных усилий, воли и творческой энергии всех ее граждан, а они были категорически исключены из этого процесса и превращены в планктон. Итог правления Альфа-дога был печальным. Он не сумел использовать исторический шанс и сделать Россию современной, динамично развивающейся державой. Богатство страны, ее неисчерпаемые ресурсы и огромная территория — стали ее проклятием. Нефтегазовая халява  не может способствовать развитию, если изначально выбрана неправильная стратегия. Халява способствует только разложению и полной деградации. Альфа-дог в очередной раз успешно это доказал. И тем самым исчерпал свой исторический ресурс, который держался исключительно на информационном допинге и нефтегазовой игле. Он давно стал «голым королем», платье для которого в виде «суверенной демократии» каждый день умело шил Кукольник вместе с подручными. Сегодня именно об этом  студенты МГУ открыто сказали Альфа-догу. А он, дурачок, обиделся.

«Почему Альфа-дог отдал распоряжение, чтобы я непременно ехал в Кремль, задумался Кукольник. Может, он боится, что я сбегу?» Кукольник был уверен на сто процентов, что его кабинет нашпигован микрофонами и микрокамерами. И наверняка в этот момент за ним наблюдали бдительные деятели с Лубянки. Поэтому он специально долго не отходил от окна, чтобы те не увидели его лица и не догадались, о чем он думает. Бежать некуда, поскольку наряду с шефом он был включен в черный список невъездных. Но в его руках по-прежнему была огромная власть. И от его решений зависела судьба сотен тысяч человек, а, может быть, судьба самой страны. От одного его движения в столице мог загореться свет, прекратиться паника и погромы, поскольку энергетический кризис был всего лишь провокацией. Чтобы скрыть от мировой общественности трагедию, которая произошла в МГУ, было принято решение отрубить электричество на определенный срок под видом террористической атаки. Это позволило придержать информацию о реальных потерях среди студентов во время штурма главного здания МГУ. Обесточенный интернет на время умер. Группы провокаторов под видом студентов и террористов устроили погромы в спальных районах для устрашения планктона. Если оппозиция даже и захотела бы выступить с демонстрациями протеста, то теперь это осложнялось отключением всей сотовой связи и интернета. Планктон должен был испытать шок и трепет в течение нескольких суток. После этого по команде дадут электричество, заработает телевидение, интернет и появится Альфа-дог в роли спасителя. Всем событиям будет дана «правильная» оценка. Виновные арестованы, отданы под суд и «суверенная демократия» вкупе с «вертикалью власти» восторжествуют на ближайшие четверть века.

Два дня все шло по плану, провокаторы подняли волну беспорядков и мародерства.  Полиция охраняла плотным кольцом главное здание МГУ и не вмешивалась в погромы. Но на третий день все карты смешали стихийно возникшие среди населения отряды самообороны. Синдром «приморских партизан» оказался очень заразным. В Южном Бутово неизвестные люди захватили троих вооруженных мародеров. У двоих были обнаружены удостоверения «Провокашистов», а у третьего — корочки сотрудника МВД. Примчалась полиция, попыталась  их отбить и разоружить партизан, которые потребовали, чтобы на место прибыл Генеральный прокурор. Противостояние длилось несколько часов. Полицейские  запросили подкрепление. Когда оно прибыло, там уже собралась огромная толпа. Машину перевернули и сожгли. Полицейских разоружили, жестко избили. Генеральный прокурор, так и не приехал. Весть о том, что к погромам причастны провокаторы и «Провакашисты», моментально разнеслась по сарафанному радио. В Солнцево и Химках также задержали грабителей, которых толпа чуть не разорвала на части. Развитие событий перестало быть предсказуемым. Блокированных студентов университета поддержали студенты других вузов. Они пришли к главному зданию МГУ и попытались прорвать полицейскую блокаду. Полицейские открыли огонь на поражение. Погибли около двухсот человек, многие студенты были гражданами других государств. Беспорядки принимали лавинообразный характер, чего так опасались силовики. Теперь уже было невозможно скрыть от мировой общественности разразившийся кризис. Силовики стали давить на Альфа-дога, чтобы ввел чрезвычайное положение и танки. Кукольник знал об этом и боялся повторения ошибок ГКЧП, когда армия не захотела стрелять в собственный народ. Где гарантии, что ситуация не повторится? Поэтому сейчас важнее были не танки, а те, кто умел их уничтожать. Личная чеченская гвардия  властителя Северного Кавказа Хана Дырова. Единственное боеспособное подразделение, которое стоило целой армии бездарного «мебельщика».

                                                             Часть восьмая

Мария собирала вещи. Тревожно скрипнула дверь.

- Ваня, это ты? - насторожилась она.

- Кто такой Ваня? - спросил мужской голос, из темноты появился Арчи.

- Боже, как ты меня напугал! - воскликнула Мария. - Ваня — это мой брат!

- Какой еще брат? Откуда он взялся? Ты ничего мне не рассказывала, - Арчи  недовольно прищурил глаза. Прошел в комнату в ботинках и пальто, оставляя на полу следы. Подошел вполтную к Марии: - Это твой бывший ебарь?

- Нет, клянусь тебе, Арчи.- Мария попыталась его обнять, но он отстранился:

- Чем у тебя так воняет?

- Не знаю, - растерялась Мария, - холодильник не работает, испортились продукты...

- Почему все русские женщины такие неряхи? - с усмешкой сказал Арчи. - Если продукты испортились, пойди и выкини на улицу, грязнуля! В квартире будто труп лежит.

- Я только проснулась, еще не успела, - оправдывалась Маша.

- Ты только и умеешь — сутками спать, да член сосать, - схамил Арчи и прошел в спальню.

- А ну-ка, иди сюда! - грубо позвал он через несколько секунд.

     Маша покорно подошла.

- Кто рылся в моих вещах? - зашипел Арчи. Ударил наотмашь Марию по лицу. Она упала, закрыла лицо руками, заплакала. Арчи схватил ее за горло одной рукой, жестко сдавил пальцами: - Что ты искала, сука, деньги? Порошок? Здесь лежал пистолет. Почему его нет на месте?

- Я..яя..яяя... не знаю, - пыталась выдавить из себя Маша.

- Если ты сейчас его не найдешь, я тебя убью, сука, - пригрозил Арчи.

- Ты это ищешь? - послышался сзади незнакомый  мужской голос.

Арчи обернулся и словил удар в лоб рукояткой пистолета. Взвыл от боли, одной рукой схватился за голову, другой полез в карман пальто, но новый удар в висок сбил его с ног. Ваганов набросился сверху, крепко заломил руку. Она гнулась, как стальная арматура. Такой гибкостью обладают только йоги,- мелькнуло в голове, - почему она не ломается?

- Дай веревку! - крикнул он Маше.

- Какую веревку?

- Любую!

- У меня нет...

- Дай чулок или колготки...

Маша вытащила откуда-то чулок, протянула Ваганову. Он два раза обернул скатанный в веревку чулок вокруг шеи, слегка придушив Арчи.

- Ваня, ты задушишь его! - закричала Маша.

- А ты хочешь, чтобы было наоборот?

- Нет, не делай этого!

- Машка, ты совсем рехнулась! Он же тебя за человека не считает!

- Ванечка, не делай ему больно! - заревела Машка.

- Дай еще чулок! - скомандовал Ваганов. Он связал за спиной вместе руки, ноги, шею. Именно в  такой же позе промакашки он сам лежал 15 лет назад на вонючем полу грязного сарая и не мог пошевелиться. Любое движение душило, перекрывало кислород.

- Маша, уйди в другую комнату и не входи, пока не позову, - попросил Ваганов. - у тебя есть пять минут, чтобы собрать вещи.

- Ванечка, пожалуйста, не бей его больше, - висла на руках сестра.

- Почему ты так за него переживаешь? - удивился Ваганов.

- Я беременна... от него...

- Час от часу не легче, - выдохнул Ваганов, - уйди отсюда...

- Ванечка... - ныла Мария.

- Уйди, я сказал, -  жестко приказал Иван.

Маша вышла. Закрыла дверь. Было слышно, как она плачет и шмыгает носом. Ваганов  ощупал пальто Арчи. Обнаружил Sig Sauer 330 с глушителем. Опускаешь руку в карман пальто, а попадаешь в кобуру на бедре и сразу нащупываешь лучший в мире пистолет швейцарского производства. Можно убивать, не вынимая руки из кармана. Точно такой же пистолет был у охранника, только без глушителя. Видимо теперь горячие парни предпочитают не только блондинок и швейцарские часы, но и безотказные швейцарские пистолеты. Профессиональный киллер никогда не ходит с одним пистолетом, он всегда имеет запасной на случай осечки. Тогда становится понятно, зачем Арчи нужен ТТ.

Ваганов отложил Sig в сторону, потянулся к спортивной сумке Арчи, вытащил нож, порылся в чемодане, вынул аптечку с ампулами. 

- Что это такое? - Ваганов приставил  ампулу к глазам Демона.

Тот дерзко посмотрел на него и сказал: - Тебе пиздец, Ваня! И твоей сестре тоже! Завтра вас повесят со спущенными штанами на Красной площади...

- Возможно, - сдержался Ваганов, - но прежде я узнаю, что это такое.

Он еще раз показал на ампулу.

Демон отвернулся.

- Ну ладно, не хочешь, не говори...- Ваганов  достал из кармана шприц, найденный в помойном ведре. Резким движением ножа отсек головку ампулы, вставил в шприц иглу, набрал два кубика.

- Если не объяснишь, придется... тебе вколоть.

- Послушай, давай договоримся, еще не поздно. Я позволю тебе уйти...

- Ты предлагаешь сделку?

- Да.

- А я не нуждаюсь в сделке с таким ублюдком, как ты. Или говоришь, что это за ампулы, или я делаю укол.

- Я дам тебе пол-миллиона долларов...

- Ты так низко оцениваешь свою жизнь? - искренне удивился Ваганов.

- Хорошо, пять миллионов, тебя устроит?

Ваганов поднес шприц к горлу Арчи.

- Еще одно слово не по делу, и я делаю укол, - тихо, но очень убедительно произнес он.

- Это антидот, - ответил Арчи.

- Какой антидот? - насторожился Ваганов

- Который был нужен от газа в МГУ...

- Из-за этих ампул погибли сто человек?

- Да...

- А что за порошки в пакетиках?

- Обычный героин, - с презрительной усмешкой ответил Арчи.

- Эту грязь ты колол Маше?

- Да. Она сама хотела этого...

Ваганов не сдержался, ударил мерзавца в нос. Хрящ смачно хрустнул, свернулся на бок. Больше ты никогда не будешь красавчиком, - подумал Ваганов, глядя, как из ноздрей негодяя потекли струйки крови.

- Это ты зря сделал, - сказал Демон, отхаркивая кровавые сопли.

Ваганов ударил еще раз, рассек над глазом бровь: - Скажи, если б твою сестру кто-нибудь изнасиловал... Что ты сделал бы с ним?

- Зарезал, - честно признался Арчи.

- А что мне делать с тобой?

- Отпусти. Пять миллионов на дороге не валяются...

- Ты уверен, что я возьму? - Ваганов пристально посмотрел в заплывший глаз Демона, и поймал себя на мысли, что точно так же, 15 лет назад, Демон смотрел на него. Ваганов тогда не выдержал, опустил глаза. И вот сейчас они поменялись местами. Секунды мучительно растянулись в полтора десятка лет. Дерзкий, хитрый, изворотливый Демон истекал кровью, но не сдавался. Ваганов ждал, когда тот опустит взгляд. Почему-то он больше не испытывал ненависти. Только любопытство. Внутри зрела решимость: если зверь не опустит взгляд, он убьет его прямо сейчас. Видимо, чутье подсказало Демону, о чем думал Ваганов. Он дрогнул и опустил глаза.

- Все берут и ты возьми, - сказал Арчи, глядя в пол, - война —  очень доходный бизнес.

- Если это так, то ты слишком мало предлагаешь - сказал Ваганов.

- Не вопрос, договоримся, - оживился Демон.

- Ты меня пугаешь,- иронично сказал Ваганов.

- Чем? - искренне удивился зверь.

- Тем, что так легко со мной соглашаешься...

- Мамой клянусь, - завел обычную песню Демон.

- Оставь маму лучше в покое.                                        

«Что мне теперь со всем этим делать?» - думал Ваганов. Внизу рядом с «Фордом» валяется в сугробе труп испанца. В любой момент может появиться полиция. Маша беременна от Демона и выгораживает его. В сумке ублюдка антидот и наркотики. Возле подъезда припаркован джип без номеров. Если отвезти Демона на Лубянку, нет никакой гарантии, что займутся им, а не самим Вагановым — откуда приехал, что делал, в каком качестве, припишут статью за «наемничество» и убийство. Потом доказывай, что все произошло в целях самообороны. В СИЗО звери перережут горло в первую же ночь — кровная месть. Надо спасать Машу, бежать из страны куда угодно. Только как это сделать, когда все вокзалы и аэропорты парализованы? 

Он оставил связанного Демона, прошел в комнату, где находилась Маша. Это была совсем чужая женщина, у нее не было ничего общего с его любимой сестрой. В одной руке Мария держала дымящийся вонючий окурок, в другой — бутылку французского коньяка. Черты лица обострились, как у всех обиженных неудачников. Воспаленные глаза, распухший нос, скривленные бледные губы. Иван осторожно приобнял сестру за плечи: - Ты готова?

- К чему? - Маша сделала театральную паузу. - Ваня, зачем ты вернулся? Ты разрушил мою жизнь.

- Здесь нельзя оставаться.

- Ты хочешь, чтобы я бежала из своего дома? Куда?

- Пока не знаю, но здесь ничего хорошего нас не ждет. Ты знаешь, что такое кровная месть?

- Нет...

- И слава Богу. Собирайся.

- Я никуда не поеду. Он отец моего ребенка. Будь что будет.

- Не строй из себя декабристку. Он убьет тебя вместе с неродившимся ребенком. Для него твоя жизнь — ничто.

Маша задрала голову к потолку, приложила бутылку к губам и сделала несколько глотков. Так отвратительно булькая горлом, пьют только отпетые алкоголики.

- Прошу тебя, больше не пей, - сказал Иван.

- А что мне остается делать? - истерически заверещала Маша.

- Ты погубишь ребенка...

Маша заплакала. Переход из одного состояния в другое был мгновенным. Она рыдала, уткнувшись в плечо Ивана, как это было тысячу раз в детстве. И непонятно, кого ей было больше жаль —  себя или будущего ребенка.

- Покажи, как готовят героин? - задумчиво произнес Ваганов.

- А че его готовить...  зачем тебе?

- Попробовать хочу, - соврал Иван.

- Ты? - удивилась сестра.

Иван протянул Маше пакетик с белым порошком. Она высыпала содержимое в столовую ложку, добавила из бутылки несколько капель коньяка, стала колдовать над огнем свечи, пока вся  муть не вскипела.

 - Все. У тебя есть шприц?

Ваганов опорожнил  шприц, в котором был антидот прямо на пол. Втянул через иглу  мутную жидкость и еще раз вспомнил о том, что нашел этот инструмент в помойном ведре.

- Я сейчас вернусь. Бери самое необходимое. Скоро поедем...

- Куда?

- На курорт, - пошутил Ваганов.

Иван вернулся в спальню, где находился связанный Демон. Его лицо изменилось неузнаваемо, будто с замечательной картины смыли растворителем масляные краски. Но Демон старался держаться с мужеством, не признавая поражения. Ваганов поднес шприц к его лицу.

- Ты что собираешься делать?

Ваганов с силой засунул ему в рот кусок шторы. Проколол иглой толстую вену на шее. Демон не мог дышать через разбитый нос, стал задыхаться. Ваганов хладнокровно ввел героин. Резко выдернул кляп.

- Ты об этом пожалеешь,-  сказал Демон, глотая ртом воздух, словно задыхающаяся на берегу рыба. - Ты мог стать сегодня очень богатым человеком, но вместо этого подписал себе смертельный приговор.

- Возможно. Но я хочу, чтобы ты испытал на себе то говно,  которым убивал мою сестру, - сказал Ваганов. Зрачки Демона расширились, сердце учащенно забилось, он закатил глаза и отключился. Ваганов подождал несколько минут, желая убедиться, что Демон не симулирует «приход». Пощупал пульс. Сердце продолжало толкать кровь. Ваганов развязал Демона, обнаружил под пальто бронежилет. Вот почему он показался ему таким здоровым.  Расстегнул  брюки, вытащил ремень и вспомнил, как Демон пообещал повесить его завтра на Красной площади со спущенными штанами. Так вешали в Грозном сотрудников ФСБ в 95-м году. Спустить штаны  —  означало не только надругаться над трупом, это значило посмертно обесчестить мужчину. Ваганов вспомнил, когда убили Аслана Масхадова, российские телеканалы увлеченно показывали труп бывшего президента Ичкерии со спущенными штанами, и таким образом сделали легитимной унизительную расправу. Демон продолжал лежать не шелохнувшись. Ваганов раздел его, оставив только дорогие швейцарские часы на руке. Посмотрел на мясистый обрезанный орган и еле удержался, чтобы не оскопить Демона. Слишком много будет крови, - подумал он. Перетащил тело к холодной батарее, накрепко привязал. Внимательно исследовал содержимое карманов. Во внутреннем кармане пиджака лежало удостоверение на имя полковника спецслужб Арчаева Ахмеда Алиевича с фотографией Демона и строгим вкладышем: «Всем сотрудникам полиции: оказывать незамедлительное содействие предъявителю настоящего удостоверения». В другом кармане Ваганов обнаружил портативный компьютер, который мог использоваться как телефон и выходить в интернет через спутник. Ваганов нажал на кнопку, высветился дисплей. На рабочем столе не было ничего лишнего. Вошел в папку «телефонные звонки». Все входящие и исходящие звонки были зашифрованы. Ни одного номера, только звездочки. Зашел в папку «Имена». Увидел обширный список фамилий с фотографиями, электронными адресами, номерами телефонов, домашними адресами со схемой проезда. Большинство лиц и фамилий были до боли знакомыми. Всего 286. Это были имена широко известных оппозиционеров, правозащитников и журналистов. Первыми в списке был Физик, Шахматист и Рыжий. Не может быть, чтобы Демон общался со всеми этими людьми! Что у него может быть с ними общего? В кратком досье на каждого было указано, кто пользуется охраной, на каком автомобиле передвигается, а также — где ночует, состав семьи, наличие домашних животных. Странная любознательность в отношении деятелей оппозиции. Ваганов порылся в брюках, обнаружил карман с молнией. В нем лежали три плотные «котлеты» по десять тысяч долларов в банковской упаковке. «Не он ли грабанул накануне инкассаторов?» - мелькнуло в голове. Обыскал карманы пальто в надежде отыскать ключи и документы от «Гелендвагена», не нашел. Значит, ключи от машины должны быть у испанца.

Ваганов вывел Машу, словно маленькую девочку, за руку из квартиры, тщательно запер дверь. Зачем-то протер ручку. Наверное, чтоб не оставлять отпечатки пальцев. Он поймал себя на мысли, что стал делать много ненужных телодвижений. Кому нужны его отпечатки пальцев? Боевикам? Они не криминалисты и не будут возиться с такой мелочью. Куда страшнее ребятки из спецслужб. Как глупо, - подумал Ваганов, - в родной стране приходится опасаться родных спецслужб...

- Жди у машины, я сейчас подойду, - сказал он сестре, когда спустились по лестнице. На улице было темно, снег отражал бледный свет луны. Труп испанца слегка припорошило. Ваганов обыскал его карманы, нашел документы, техпаспорт на машину, ключи, спутниковый телефон, и... еще одну «котлету» с долларами. Они также были в свежей банковской упаковке.

 Машина завелась с полоборота. Мария с недовольным видом уселась на заднее сидение. По хищному урчанию мотора, тяжелой двери и невероятно толстым стеклам Ваганов понял, что это не рядовой бронированный «Гелендваген». Ваганов сдал немного назад, открыл багажник, чтобы погрузить в него труп испанца, и обнаружил целый арсенал оружия: несколько автоматов, две снайперские винтовки, ручной гранатомет, бронежилеты, патроны в ящиках, приборы ночного видения, противогазы. Ваганов подтащил труп, погрузил в багажник, захлопнул дверь. Четырехсотпятидесятисильный мотор хищно рванул с места — танк с бешеным ускорением болида.

- Маша, ты в порядке? - спросил Иван, когда выбрались на МКАД.- Как  себя чувствуешь?

- Отвратительно, - ответила Маша. -  Меня сейчас стошнит.

- Остановиться?

- Да, как можно быстрее, чтобы выбрасить труп... Хотела тебя спросить...

- Спроси...

- Ваня, ты убийца?

Ваганов поежился и пожалел о том, что погрузил в машину труп. Это была серьезная ошибка.  Надо было закидать его снегом и бросить во дворе.

- Поверь мне, это была самооборона, -  сокрушенно сказал Ваганов.

- Я не об этом, - перебила  Маша. - Ты привязал раздетого Арчи к батарее. Он замерзнет и умрет.

- И что ты предлагаешь? - Ваганов надавил на газ.

- Если он в чем-то виноват, пусть это решит суд. Ты не имеешь права убивать его.

- Ты серьезно?

- Вполне.

- Маша, я думаю, ты не совсем понимаешь, в какой стране живешь! - сказал Ваганов с усмешкой. -  У нас нет судебной власти, потому что никто не соблюдает закон.  Помнишь, в детстве говорили: «дуракам закон не писан». Это про нас. А люди типа твоего Арчи вообще живут согласно древнему Адату и закону кровной мести. Им наши законы глубоко фиолетовы. Так вот, согласно их законам, я должен был убить его на месте, но не сделал этого.

- Да лучше б сразу убил! Но вместо этого ты вколол ему героин и оставил умирать.

- Я сделал это, чтобы завтра он почувствовал все прелести ломки. Я не убийца.

- А кто же ты? Кто?

- Твой старший брат, Маша,если ты забыла, - сдерживая себя, ответил Ваганов.

На выезде с МКАД в сторону энского шоссе образовалась огромная пробка. Дикое количество машин пытались выехать из Москвы. Полицейские проверяли документы и шмонали  автомобили. Вот и приехали, - подумал Ваганов. Если бы в машине не было Маши, можно было бы прорваться через кордон. На пустой трассе он мог бы уйти от погони, но через пробку не перелетишь. Лишь бы Машка не впала в панику и не начала вопить не по делу. Ваганов втерся в крайний левый ряд и стал нагло теснить машины. Он решил использовать чужую проверенную тактику —  лезть напролом. У шлагбаума стояли полицейские в оцеплении, подошли двое с автоматами. Живо заинтересовались автомобилем без номеров.

- Ваши документы? - спросил майор.

- Кто у вас старший? -  поинтересовался Ваганов

- Я старший...

- Такие документы подойдут? -  Ваганов протянул свернутую «котлету» в десять тысяч долларов.

Глаза у майора загорелись. Он обернулся к напарнику, сделал ему какой-то знак и мотнул головой:

- Да. Такие документы лучше всего, проезжайте! Имейте в виду: въезд обратно будет в два раза дороже.

Открылся шлагбаум. Матовый «Гелендваген» без номеров проехал полицейский кордон. «Какой позор, - подумал Ваганов, - правду сказал Арчи. В этой стране каждый наживается, как может.»

Если б Ваганов мог предпологать, что так легко сможет выехать из Москвы, то взял бы Арчи с собой. Подумаешь, одним трупом больше, одним меньше. Но, если без шуток, почему он все-таки не убил его? Неужели только потому, что не захотел этого сделать при Марии? Наверное, аргумент в пять миллионов долларов сыграл не последнюю роль, если только Арчи не блефует. Какой еще идиот откажется от такой огромной суммы! - думал Ваганов. - Надо вернуться, вытрясти из Арчи деньги и валить из страны. Но тогда чем он будет отличаться от ублюдков в полицейской форме? Пусть лучше Арчи подавится.

Ваганов достал трофейный телефон. Мелькнула шальная надежда. Набрал на удачу номер Пашки Кулешова во Франции. Сердце радостно торкнуло, когда тот ответил с французским прононсом: -  Аллеоу?

- Привет, брат, это я.

- Здорово! - завопил Пашка. - Что за жопа у вас там?!

- Не спрашивай ни о чем. Не называй имен. Телефон могут прослушивать. Скажи только: «да» или «нет».

- Понял.

- В Москве коллапс. Электричества  нет. Связи нет. Бензин - на пределе. У меня с «чехами» проблемы. Можешь прислать за мной «Цесну» в зимнем варианте? Я оплачу все расходы.

- Разбогател?

- Не задавай лишних вопросов.

Возникла мучительная пауза.

- Как быстро и где сесть?

- В течение суток. Где растут подсолнухи. Позднее уже можешь не прилетать.

- Я постараюсь. Держись.

- Маша передает тебе привет!...

- Ей тоже! Пока.

 Ваганов отключил телефон. В работающем состоянии он мог служить передатчиком для  спецслужб. Телефон мог это делать даже в отключенном состоянии, поэтому для страховки Ваганов положил его в бардачок.

- Что за подсолнухи среди зимы? - поинтересовалась Маша.

- Учебный аэродром недалеко от Твери, на котором мы с Пашкой прыгали с парашютом, когда были курсантами. У нас полбака бензина. Если повезет, через пару часов будем в Твери. Пашка должен прислать за нами частный самолет. Он сядет прямо в поле на  лыжи.

- Ваня, какие к черту лыжи? Я не оставлю Арчи умирать! Оставить голого человека замерзать античеловечно! Даже если он подлец.

- Маша, о какой человечности ты говоришь? Чистая случайность, что я связал его, а не он меня. Он — убийца. У него в машине целый арсенал оружия.

- Нет, Ваня! То что он убийца — нужно еще доказать. А про тебя — и доказывать ничего не надо. У тебя труп в машине. Только не говори про «чистую случайность». Я слушать ничего не хочу! Мне дико, что ты убил человека!

- Я военный, а не священослужитель. Когда идет война, кто-то умирает первым...

- Нет! Если ты захочешь, он не умрет! Он отец моего будущего ребенка! Зачем тебе нужно, чтобы он замерз? Ты задыхаешься от ревности? Упиваешься властью? Останови машину.

- Маша, не дури! Ты уже достаточно наделала глупостей!

Маша попыталась на ходу открыть дверь, но она была заблокирована центральным замком. Ваганов резко затормозил, Маша чуть не влетела в лобовое стекло.

- Я ненавижу тебя. Ты мне больше не брат, - сказала она.

Ваганов прижался к обочине. Обернулся к сестре. Было видно, как ее колотит от ломки. Рвота подкатила к горлу, Машу стошнило на  кожу сидений.

- Машенька, тебе плохо? - пожалел Иван сестренку.

- Нет, мне просто сказочно...- усмехнулась она, вытирая пену с губ ладонью.

- Чем тебе помочь? - в растерянности спросил Ваганов.

- Нужна доза. Иначе остановится сердце...

- Не шантажируй меня, терпи, - жестко отрезал Ваганов, - доз больше не будет.

Он свернул с шоссе. Проехал полкилометра, повернул в лес, дорога вывела к небольшой речке. Возле мостков чернела полынья.

- Выходи, - сказал он Маше.

- Зачем? - спросила она с безумным взглядом.

- Сейчас узнаешь.

Ваганов открыл дверь, вытащил Машу за руку наружу. У нее не было сил сопротивляться, она слабела на глазах.

- Иди за мной, - сказал он и устремился по снегу к проруби.

- Я не могу, мне тяжело, - запричитала Мария, бессильно упала в снег.

Ваганов вернулся к ней, расстегнул норковую шубу, стащил сапоги и сказал: - Снимай все!

- Зачем? Ты хочешь меня утопить? - испугалась Маша.

- Да! Я хочу тебя утопить, дура! Как ты догадалась?

- Нет!!! - закричала в истерике Маша.

            Ваганов вытащил сестру из шубы, волоком потащил к проруби. Маша  нелепо сопротивлялась, дрыгала ногами, хваталась руками за лед, оставляя глубокие царапины,  словно вместо ногтей у нее были металлические шипы. Ваганов с силой столкнул ее в ледяную воду прямо в одежде и, схватив за волосы, несколько раз окунул с головой. Маша безумно вытаращила глаза, скривила рот в ужасной гримасе и вопила, как недорезанный поросенок: А-а-а!!!

Лесное эхо вторило: УА-уа-уа-а!

У Маши было ощущение, будто ее опустили в котел с кипящим маслом. Она кричала как ошпаренная, отчаянно цепляясь и пытаясь выбраться на обледеневший берег.

- Убийца! Сволочь! Садист! Ненавижу тебя! - вопила она в истерике.

Ваганов отвернулся. Пошел по льду, подобрал брошеную шубу. Вытащил Машу за шкирку. Раздел догола, закутал в шубу, напялил на ноги сапоги и сказал: Беги в машину, дура, пока не окоченела...

- Зачем ты это сделал? - постукивая зубами, спросила Маша, когда немного отогрелась в машине.

- Разве у меня были другие варианты тебе помочь?

- Что ж теперь? Я полечу голая? - шмыгнула носом Маша.

- Ничего страшного, Пашка даже обрадуется, он еще в таком виде тебя не видел.

- Ошибаешься, Ванечка, - со злорадной усмешкой ответила Маша, - он меня всякую видел...

Ваганов обернулся к сестре, пристально посмотрел ей в глаза. «Какая же ты, Машка, шлюха!» - хотел он сказать. Но вместо этого с обидой произнес:

- Ну, тогда сиди и помалкивай. Достань теплые вещи из сумки, если, конечно, взяла, оденься. Не лето на дворе...

Маша поняла, что совершила огромную глупость, выдав Пашку. Ваганову было неприятно, что за его спиной у Марии и Павла были какие-то отношения. Ведь он доверял Пашке на тысячу процентов. Или Машка специально  все врет, чтобы досадить лишний раз? Шалава чертова! Но уж лучше пусть будет с Пашкой, чем с Демоном. Только что с ней, беременной, Пашка теперь делать будет? Ладно, пусть сам разбирается, если они выкрутятся, конечно...

                Ваганов выжимал из «Гелендвагена» всю дурь, несся с огромной скоростью по скользкой дороге. Включил печку на полную мощность, чтобы Маша отогрелась и не схватила воспаление легких. По радио «Свобода» знакомый голос с легким акцентом передавал информацию: Час назад в Москве убиты лидеры оппозиции. Известные политики Шахматист и Физик были расстреляны в автомобиле на Краснопресненской набережной. Политик Владимир Р.,  заявил, что не доверяет официальному следствию. Более того, открыто заявил радио «Свобода», что со стороны властей готовится «ночь длинных ножей» с целью уничтожения оппозиционных лидеров, и что существует список из 286 человек, которые в ближайшее время будут подвергнуты репрессиям или уничтожены. Москва по-прежнему в энергетической и информационной блокаде. Правительство бездействует, полиция не препятствует разгулу мародерства.

Ваганов сбавил скорость. Достал портативный компьютер Арчи, открыл папку «имена». Первыми в списке стояли имена Шахматиста, Физика, Рыжего, Юли Л., Андрея П. Определенно, Арчи имел отношение к готовившемуся убийству. Ваганов коснулся пальцем фотографии Владимира Р, высветился номер, «соединить».

- Слушаю, - неожиданно быстро ответил такой узнаваемый голос Владимира.

- Мне кажется, я распологаю тем, что вы ищите, - сказал Ваганов.

- Что вы имеете в виду?

- Я имею в виду список из 286 фамилий.

- Кто вы?

- Это неважно. Одно могу сказать точно — я не провокатор.

- А кто?

- Случайный свидетель. Я передам список журналистам с радио «Свобода». Ваш телефон наверняка прослушивают, но это ничего не меняет. Я обязательно приеду.

Ваганов положил трубку. 

- А как же я? - раздался сзади обескураженный голос Маши.

- Я отвезу тебя на аэродром, оставлю денег, ты дождешься Павла. Он позаботится о тебе.

- А вдруг он не прилетит? - не на шутку испугалась Маша.

- Он не прилетит только в одном случае, если его собьют ракетой, - мрачно пошутил Ваганов.

         Заброшеннй учебный аэродром находился рядом с территорией бывшей военной части. Выбитые стекла в казармах, разбитые стены. От былой воинской славы остались развалившиеся ворота с красными звездами, оборванные провода, покосившиеся столбы, да доска почета. Под ржавым орденом Ленина — жирная свастика и матерное слово из трех букв. Ваганов не был здесь почти двадцать лет. Бывшая военная часть превратилась в зону Сталкера, впрочем, как и вся остальная территория страны.

- Что теперь? - спросила Маша.

- Будем ждать, - ответил Ваганов и выключил мотор. Надо было экономить бензин на обратную дорогу.

- Сколько?

- Не знаю. Пока не прилетит.

Маша сидела обиженная на весь белый свет и на себя. После ледяного шока в проруби ей стало легче. Ломка исчезла. Только слегка подташнивало и по-прежнему сильно смущало соседство с трупом в машине. Ей вообще было дико, что ее добрый, любимый Ваня мог кого-то убить. Такой мягкий и безобидный...  Не надо было с ним так резко разговаривать. Он же любит ее, заботится как может. Но он всего лишь брат. Внутри нее зреет плод от другого мужчины, который завоевал ее молниеносно, как когда-то Гитлер Европу. И вот теперь она вынуждена бежать, а его обречь на мучительную смерть.

- Ты долго будешь возить труп в машине? - спросила Маша

- А что ты предлагаешь?

- Избавиться как можно скорее.

Ваганов  вынул ключ из замка, вышел из машины, вытащил труп из багажника, оттащил к заброшенной кочегарке и забросал снегом.

- А почему ты сразу от него не избавился? - допытывалась Маша.

- Хотел отвезти труп на Лубянку, да духу не хватило. Надеюсь, не надо объяснять почему?

- Не надо, Ванечка, - примирительно ответила Маша. - И не надо возвращаться в Москву. Тебя убьют.

- Ты что-то знаешь? - насторожился Ваганов.

- Да, - ответила Маша, - Арчи говорил, что их люди сидят в Кремле. Они давно готовились к уничтожению оппозиции и всех несогласных. Ждали час Х.

- Почему ты молчала? - Ваганов был шокирован откровением сестры.

- А кому я об этом должна была рассказать? Тебя не было. Да и что это изменило бы?  Нам внушили, будто мы победили в войне, а оказалось все наоборот. Хан Дыров отстранит от власти Альфа-дога, и вся Россия будет жить по законам шариата. Ты думаешь, почему я колюсь? Чтобы не думать об этом ...

 Маша умолкла. Она растерянно ждала, что ей ответит брат. Но Ваганову нечего было ответить. Мысли скакали, как блохи на грязной собаке. От отчаяния хотелось что-нибудь сломать. Ваганов пролез в полуразрушенную казарму и стал выламывать из пола доски.

- Зачем ты это делаешь? - спросила Маша.

- Надо развести костер, - ответил Иван, - чтобы Пашка случайно мимо не пролетел.

Ваганов, утопая по пояс в снегу, раздожил из ящиков и выломанных досок четыре кострища и поджег. Светало.

- Что ты решил? - спросила Маша.

Ваганов протянул Марии две «котлеты» с долларами и пистолет.

- Зачем это? - удивилась она.

- Это Пашке за услуги и тебе на первое время,  - ответил Ваганов, -  этот пистолет очень прост в обращении — вот предохранитель, вот курок. Если не понадобится, выкинешь.

- Ты оставляешь меня одну? - изумилась Маша.

- Если есть хотя бы минимальная возможность спасти людей, это надо сделать, - ответил Иван.

- Ты с ума сошел! Эти люди тебе никто! И ради них ты готов всем рисковать? Оставить меня здесь на съедение волкам?

- Никто пальцем тебя не тронет. Пашка, прилетит, вот увидишь.

Он сел за руль, захлопнул дверь и ни разу не обернулся. Дал по газам и помчался в Москву. Ваганов думал, что, конечно же, совершил недопустимую глупость: зря так мелко сводил счеты с Арчи. Как пацан, привязал его к батарее, вместо того чтобы основательно допросить. Если Демон распоряжается антидотом, предназначенным для восставших, значит, он немало знает и концы могут привести даже трудно представить куда... Надо было сдать его со всем арсеналом на Лубянку. Это было бы уже на их совести, вместе с антидотом, героином, кучей фальшивых документов и пачками долларов в банковских упаковках. Не могут же все спец-службы состоять из одних подонков и предателей. А теперь к этой истории еще добавился целый список опозиционеров, которых могут в любой момент уничтожить, как это сделали с Физиком и Шахматистом. Нет, этого допустить нельзя. Он заберет из дома Арчи, привезет к офису радиостанции «Свобода» и заставит рассказать в живом эфире всю правду.

С такими мыслями Ваганов вернулся в Москву. Проехал в Солнцево. Бегом поднялся на двенадцатый этаж. Открыл ключом дверь. Прошел в спальню... она была пуста. Никаких следов Демона. Ни свернутых колготок у батареи, ни одежды в шкафу, ни спортивной сумки и чемодана из крокодиловой кожи. Только жуткий бардак на кухне. Ощущение, что тот, кто освободил Демона, все за собой подчистил. Неужели Ваганов вляпался в засаду? Выйти из дома будет сложнее, чем войти. Ваганов подошел к окну, посмотрел на припаркованный «Гелендваген» и на двор, в котором начинало происходить какое-то странное оживление. Судя по всему, толпа задержала мародеров и жестоко избивала. Через двойное стекло Ваганов заметил преломление от света маленькой красной точки. Лазерный прицел. Кто-то из дома напротив целился ему в грудь. Жалобно звякнуло стекло, нокаутирующий удар свалил его с ног. Разрывная пуля от СВД чуть не пробила бронежилет навылет. Ваганов лежал на полу и пытался сообразить, что делать. Дикая боль в животе не давала сосредоточиться. Через секунду могли появиться неизвестные и добить контрольным выстрелом в голову. Он нащупал пистолет, передернул затвор, готовясь отстреливаться до последнего, и пополз к  выходу из квартиры, оставляя на полу кровавый след.  Хотелось скинуть бронежилет, который душил, не давал вздохнуть полной грудью и вдруг стал невыносимо тяжелым. В коридоре было пока  тихо.  Ваганов сбросил бронежилет и, истекая кровью, устремился вниз.

Вышел на улицу через черный ход. Толпа избивала мародеров. Полицейские что-то кричали и зачем-то пытались их отбить. Ваганов пробрался к машине, завел мотор, дал задний ход. Бензин был на нуле, нужно было во что бы то ни стало добраться до офиса радиостанции «Свобода». Но перед этим обязательно остановить кровь. 

Надо попасть в госпиталь, чтобы понять, что с ним, промыть рану и ввести обезболивающее. Ваганов подумал о Берштейне и Иване Андреевиче, вспомнил, что одолжил  накануне у  замечательных стариков три тысячи рублей под честное слово и, не раздумывая, свернул в сторону госпиталя.

           «Гелендваген» притормозил у ворот , когда навстречу из двора выехал старенький микроавтобус «Фольксваген» с затемненными стеклами. Водитель так спешил, что они едва не столкнулись лоб в лоб. Ваганов резко ушел вправо, уперся в сугроб, заглушил мотор. Вылез из машины и поковылял к крыльцу, придерживая рукой живот, оставляя за собой кровавую дорожку, будто сучка пробежала по снегу во время течки. Дверь госпиталя была открыта настежь. Ваганов прижался к стене и увидел в коридоре следы яростной борьбы. Совсем недавно здесь была перестрелка, в воздухе еще не рассеялся пороховой дым. На полу стреляные гильзы, лужи крови, перевернутая инвалидная коляска.

           Ваганов вынул пистолет, поднялся, держась за перила, на второй этаж и увидел возле ординаторской Василия Ивановича Берштейна с простреленной головой. Чуть дальше в крови лежал Иван Андреевич и сжимал в руках старенькую двустволку. Он еще прерывисто дышал. Ваганов бросился к нему, попытался поднять:

- Иван Андреевич, вы живы?

- Умираю, шынок, - ответил старик, - опождал ты маленько. Рашштреляли наш ш Берштейном мародеры. Трое, в машках, ш Калашом, а мы... Жаль, патронов было маловато... А то бы... отбилишь...

Ваганов не расслышал вой сирен на улице. С двух сторон  госпиталь блокировали несколько полицейских автомобилей. Полицейские явились в полной боегтовности: в касках,  бронежилетах, с автоматами наперевес —  решительно двинулись к крыльцу госпиталя, где только что скрылся Ваганов. Трое полицейских остались на улице, осторожно обошли «Гелендваген», заглянули через стекло в салон, дотронулись до водительской дверцы. Один достал рацию и сообщил неизвестному: «Все в порядке! Угнанный джип обнаружен».

     Иван Андреевич умер на полуслове. От гнева и отчаяния Иван хотел кричать, броситься в погоню за микроавтобусом, догнать, прижать, передавить и перестрелять всех к чертовой матери! Он двинулся к выходу, когда услышал топот на лестнице и крики: «Стоять! Руки за голову! Не двигаться! Полиция!»

В одной руке Ваганов по-прежнему сжимал пистолет, другая  была испачкана собственной кровью. Ваганов поднял обе руки выше головы, не выпуская SIG с глушителем.

- Оружие на пол! - заорал полицейский и взял Ваганова на мушку. Следом подбежали еще четверо с автоматами.

- Успокойтесь, я не мародер, - Ваганов положил оружие на пол.

- Молчать, блядь! - истерически завопил полицейский и Ваганов узнал в нем злого клоуна с Кутузовского проспекта.

- Еще не известно, кто из нас блядь, - с мрачной усмешкой ответил Ваганов.

- Что? Что ты сказал, сука?! - полицейский распознал Ваганова и от этого еще сильней разозлился.

- Я сказал, вы в тысячу раз хуже мародеров. Грабите людей под прикрытием государства, на которое вам насрать.

- Стреляй! Чего ты ждешь?! - подстрекали напарники  полицейского клоуна, - он оказывает сопротивление!

Злой клоун зажмурил глаза и трижды нажал на курок. Пули будто прибили тело гвоздями к стене. Ваганов медленно сполз на пол. В мозгу захрипел Высоцкий с надрывом: «Чуть по медленнн-нее! Кони! Чуть помедленннн-нее-е!»

- Добейте эту сволочь, - в последний миг Ваганов расслышал голос Демона. - Приказ: стрелять мародеров на месте. Как бешеных собак...

 апрель 2011г. Москва-Нижний Новгород 

P.S.  "Жизнь — путешествие во времени. От рождения к смерти. Время постоянно меняется: молниеносно сжимается, бесконечно растягивается, вдруг оборачивается вспять. Время — сгусток энергии в нашем сознании. Управляя сознанием, мы пытаемся управлять временем. Но как управлять океаном, являясь всего лишь каплей?"   

                                                                                                 Джон Тауэр «Последний Тарантино»

Окончание следует