I
Этот
ноябрь выдался жутко холодным. Леденящий ветер пронизывал
насквозь. Снег то срывался дикими белыми хлопьями, то
превращался в жесткие капли и молотил по лицу. Но мы продолжали
бурить трехметровые скважины в поле, ибо дуракам покоя нет,
особо в выборе профессии, сами понимаете.
Жили, а скорее, ночевали, в заброшенном сельском клубе.
Скрашивало все это счастье водка да консервы - по вечерам, и
пиво с вермишелью моментального приготовления - по утрам. Для
этого в селе существовал единственный в своем роде ларек.
Шел
второй день командировки, и мы ложились спать; в полуразрушенном
доме гулял ветер, в унисон подпевая дрожащим оконным стеклам.
Укутавшись в фуфайку и ватное одеяло, я лег на панцирную сетку
разбитой железной кровати и отвернулся к стене:
-
Ромыч, сколько сегодня сделали?
-
Двадцать три дырки, - Ромыч зевнул.
Водитель - третий член нашей гоп-компании мирно посапывал в
углу, на чудом уцелевшей деревянной койке.
-
Выспаться бы, а то завтра не потяну, - я закрыл глаза.
Через пять минут после формального отбоя, в комнате "ночной
тишины и поющего ветра" начало что-то скрестись и шуршать.
Причем очень настойчиво и даже с неким, можно сказать,
фанатизмом.
- Ну
что за дела?! – я ненавижу посторонние механические звуки, когда
засыпаю. Ненавижу!
Скрепя всеми частями тела, кровать отпустила меня на поиски: я
включил свет и стал заглядывать под койки. Ромыч и водитель
отодвинули стол: в плинтусе обнаружилась дыра размером с куриное
яйцо: мыши! А что вы хотели увидеть в заброшенном клубе?
Попугайчиков?
- Эти
твари покоя не дадут, - мы стояли и смотрели на нору. - Что
делать?
- Яду
бы достать, - сказал водитель.
- Да
где ж его сейчас найдешь? Ночь на дворе... Ладно, давай спать.
Может, получится, - и мы разбрелись по койкам.
Спать в ту ночь не получилось: как только выключили свет - сразу
же начался дикий мышиный топот и погрызывание всего и вся.
Пришлось включить лампочку, чтобы убрать со стола продукты:
словно в детской игре "жмурки", мыши моментально спрятались и
затаились.
После уборки возникшая темнота вмиг породила широчайший диапазон
звуков и движений...
II
Утром, невыспавшиеся, помятые и злые, мы вышли умываться.
Понятно, что воды в заброшенных домах культуры не бывает, и надо
идти к артезианской скважине, где она льется самотеком. Разбив
лед, умылись; на обратном пути мелкие сосульки весело
позвякивали на волосах.
-
Четыре "Жигулевского" в стекле и два "Роллтон" со вкусом курицы,
пожалуйста, - я пытался разглядеть продавщицу в амбразуре
ларька. Из тьмы сверкнули два старых раскосых глаза, и я
отшатнулся.
Мы
шли в жилище и чувствовали себя как в музее: со всех сторон на
нас таращились жители села. Дело в том, что русских отсюда нежно
попросили уехать ещё лет десять назад, и, хотя это место
называлось "российская федерация", мы были здесь своего рода
экзотикой. Не трогали нас по одной причине: мы делали нужную
работу, за которую они уже заплатили. Понятное дело, что никаких
развлекательных программ для нас предусмотрено не было, поэтому
командировочное расписание не страдало культурными изысками:
еда-работа-еда-сон, далее - смотри начало.
Я и
Ромыч выпили пивка, а водитель отказался. Хотя милиция здесь
понятие очень условное, как и власть в целом, но старые
водительские привычки не переделать. Побросав пустые бутылки под
кровати и убрав со стола, поехали бурить.
Ветер и холод в поле никак, даже отдаленно, не похожи на то, что
они представляют из себя в городе, среди домов. В бескрайней
степи этот тандем чувствует себя так раскованно и свободно, что
приводит человека в ужас. Каждые полчаса мы отогревались у печки
в машине, но это помогало ненадолго: через пять минут ты
чувствовал дрожь от пронзающих тебя тысяч холодных игл.
В
этот день было сделано тридцать проколов. Оставалось всего
ничего: ещё триста...
Вечером на электрической печке мы сварили борщ из томатной пасты
и взятой на прокат фермерской капусты. Все равно получилось
лучше, чем у "Роллтона" с вермишелью. Развели спирт, грохнули по
стакану и за разговорами совсем забыли о главном: мыши! Но было
поздно...
-
Может прокатит? - неуверенно сказал водитель.
- Ну,
и выбора у нас нет, - философски поддержал я, - будем надеяться,
что прокатит и будет спокойно...
На
улице стояла тихая ночь. Такую показывают в фильмах про
Рождество или "Кока-колу". Убийственно хотелось спать. Мы
потушили свет и рухнули на кровати. Через пять минут власть в
комнате переменилась: везде зашуршало, заскреблось и
задвигалось. Я затыкал уши ватой из матраца и кидал в них свои
сапоги; я укрывался с головой и включал свет - помогало, но
ненадолго.
-
Нет, так не усну! Надо что-то делать! - я сел на кровать и
включил лампочку.
Ромыч
и водитель злобно терли глаза: мои движения, надоели им ещё
больше мышей.
- Не,
ну а чё делать? - водитель озирался вокруг, - может ботинками
мочить?
-
Не, ботинками хрен их убьешь! Живучие твари, - сказал Ромыч.
- А
если не убить, значит, будем кормить! - я полез за хлебом, -
Может у них совесть появится, и они не будут мешать спать. И,
отломив несколько кусочков, предварительно макнув их в тушенку,
я положил их возле дырки. Ромыч выключил свет, и мы легли. В
темноте послышался осторожный шум и тихое движение: хлеб уходил.
Наступила гробовая тишина, и мы провалились в беспокойный
командировочный сон.
III
Утром я проснулся от шороха и писка: возле стола сидела
прикольная серая мышь. Она без боязни смотрела на меня своими
глазами-пуговками. Вид у неё был настолько умный, а взгляд
настолько понимающим, что мой порыв кинуть сапогом умер ещё в
проекте.
-
Здарова, тварь, - сказал я, криво улыбаясь, - жрать хочешь?
Мышь
не двигалась и смотрела на меня.
-
Мужики, прикинь, мыша сидит и не боится, охренеть просто! - я
стал натягивать сапоги.
- В
натуре, сидит, - Ромыч выглянул из-под одеяла.
Мы
подошли к столу - она осталась на месте. Только глаза
внимательно следили за нашими движениями.
Отломив кусок хлеба, я положил рядом с ней. Мышь, по-деловому
осмотрев хлеб, потащила к норе. Оттуда выглядывало несколько
таких же мелких тварей.
- Так
это её дети! - водитель подошел к нам, - видал! Сама не ест, а
мелким несет! Как человек прям…
Я
отломил кусок побольше, чтобы, значит, не пролез в нору по
габаритам:
-
Интересно, а что сейчас эта тварь придумает? - и три небритых,
заспанных, здоровых мужика внимательно начали следить за
развитием ситуации. Мышь подтащила хлеб к дырке и стала
откусывать куски поменьше, передавая их лапами в нору. Там, на
приемке, мышата принимали и уносили еду в закрома их малой
родины. Охренеть! Вот это цирк! Мы даже на время забыли о
работе! Но отломив ещё несколько кусков и бросив их в дырку,
засобирались: всё-таки бурить ещё много, и никто кроме нас это
не сделает...
-
Четыре бутылки "жигулевского", две пачки "Роллтона", любого, и
сметаны дайте,- я даже не пытался посмотреть в зево ларька и
сунул деньги наудачу.
-
Какой сметан давать? - донеслось из ларька.
- Ну
так, чтобы мышам понравилась. Есть такая?
Возникла пауза. Внутри ларька что-то загремело, и на прилавок
поочередно выставился весь товар, включая сметану. Да, не здесь
была родина юмора, однозначно.
Позавтракав, как и в прошлый раз, мы отправились в поле.
Вечером доели борщ и начали играть в карты.
-
Слушай, давай мыше тарелку сделаем. Что она с пола ест? - на
водителя уже начал действовать алкоголь.
-
Давай, делай! - я полез в пакет и достал ему несколько
пластмассовых крышек.
В
этот раз мы положили ей сметаны, хлеба и тушенки. Всё это
расставили под столом у наших ног.
-
Надо бы назвать как-то тварь. Всё-таки с нами вместе лямку
тянет, - серьезно сказал Ромыч.
- Да,
с ней как-то настроение поднимается, светлей, штоли, становится,
- водитель полулежал на кровати и философствовал.
- Ну
вот, Светкой и назовем, - сказал я, раздавая карты.
Сыграв партию, мы услышали шорох: Светка подбежала к своим
тарелкам и начала тыкать свой нос в каждую из них. Надо ли
говорить, что карты были сразу заброшены - начиналось
представление! Поев, она стала носить продукты в нору короткими
перебежками. Там, как всегда на подхвате, стояли мышиные сыны и
дочери. Они не выходили. Видимо мать не разрешала бездумно
рисковать жизнью и запрещала прохаживаться возле трех пьяных,
пусть и добрых, мужиков. Я посмотрел на будильник: было ровно
семь часов вечера.
-
Охренеть, она ж меня разбудила в семь утра! Мы бы проспали,
будилу ведь никто не завел! И сейчас пришла в семь, - я зачем-то
крутил будильник в руках.
- Ну
вот, теперь нам и будила не нужен, хе-хе, - Ромыч оторвался от
просмотра бесплатного цирка,- умная тварь, согласись!
-
Далеко не дура, - сказал водитель и разлил спирт по стаканам.
- А
почему ты на троих разливаешь? Нас же четверо, - я взял бутылку
и плеснул разбавленного спирта в пластмассовую крышку.
IV
Утром, ровно в семь, меня разбудил тихий, ненавязчивый шорох:
Светка сидела возле своих тарелок.
-
Вставай, братва! Мышу кормить, да на работу! - я полез за
сапогами под кровать...
-
Надо бы пивка подлить Светке, а то она тоже вчера усугубила с
нами. - Ромыч плеснул "Жигулевского" в крышку. - Вот и порядок,
подруга, сейчас лучше станет...
Так
прошло десять дней. Светка, как по часам приходила ровно в семь
утра и семь вечера. Она ела и пила вместе с нами, а потом
кормила своих детей. Вообще, своей заботой о потомстве,
храбростью и решительностью она просто купила нас с потрохами!
Мы так привыкли к ней, что вряд ли я могу описать словами эту,
мягко говоря, странную дружбу. Тем более она казалась странной в
этой дыре, где с нами из жителей никто даже не разговаривал, но
почему-то дружили мыши.
Утром, на одиннадцатый день знакомства, я проснулся от яркого
солнечного света. Луч пробился сквозь пыль и грязь окна и
расплескался радугой на моем лице. Посмотрев на будилу, я
вскочил:
-
Мужики, девять часов! Проспали!
Ромыч
повернулся на кровати:
- О,
а Светка где? Почему не разбудила?
Точно! Светки не было! Мы рано легли спать и оставили ей пайку,
но она оказалась нетронутой.
-
Светка! Светка! Светка! - Все ходили и топали по полу, - может
спит?
Но её
нигде не было...
Отработав последнюю смену, мы пришли в комнату собрать свои
вещи, между делом продолжая звать и искать Светку; не хотелось
уезжать не попрощавшись. Не по-русски это...
-
Слышь, Ромыч, денег то у нас совсем нет, - я смотрел под
кровати, где валялось несметное количество стеклотары, - давай
бутылки сдадим, пива купим хотя бы. За отъезд, то да сё...
-
Давай. Не на себе ж тащить. В городе и сдадим.
Бутылок получилось два больших мешка. Быстро погрузив их в
машину и оставив на прощание несколько открытых банок тушенки и
булку хлеба возле норы, тронулись...
Мы
уезжали: из каждого двора, дома, курятника за нами пристально
следили глаза. Так нас провожали. По-другому здесь уже не
умели...
V
В
городе мы сразу же нашли приемный пункт. В мрачном темном
подвале нам дали пустые ящики. Я, Ромыч и водитель в быстром
темпе заполнили их бутылками.
-
Принимаем только чистые бутылки, - огромная женщина
профессионально трогала горлышки, проводя по ним пальцем и
считая посуду, - вот эту забирайте! Она вытащила бутылку и
отдала нам:
- На
хрена мышь то туда засунули? Вы б ещё насрали туда, демоны! Всё
шутки шутите! А если б не я, а Валька была? Да тут бы вам и
конец пришел, оглохли бы от крика!..
Она
вдруг замолчала от внезапно возникшей мрачной тишины. Мы стояли
и смотрели на бутылку: там была мертвая Светка...
Если
кто видел нашу процессию со стороны, тот мог бы подумать, что
троим мужикам то ли делать нечего, то ли выпить негде: на
пустыре, выкопав небольшую могилу, мы закопали Светку.
- Ну
все как у людей, гляди, - водитель присел на сломанное маленькое
деревце, - видимо, по утру сушняк долбил, а пиваса не плеснули.
Она и пошла искать, да залезла в бутылку - там же оставалось
немного... А обратно уже не выйдешь - тишина, скользко...Вот
ведь и не догадались там посмотреть...Научили на свою голову
бухать...Ну все как у людей получилось...
Мы с
Ромычем стояли и пили пиво: обратная дорога действительно очень
тяжелая и очень скользкая...
|