Наталья Леванина

Липунюшка
 

сказочка про отцов и детей

Жили-были муж да жена, а детей у них не было. Жена уж все глаза из-за этого выплакала, а муж спасался работой.

 Был он мастер на все руки: из дерева вырезал и яркими красками  расписывал матрешек – детишкам на забаву, взрослым на потеху;  мастерил полезную домашнюю утварь – ковши, черпаки, миски да ложки; даже лапти плел. Замечательные такие лапоточки!

Да много чего удивительного и полезного в хозяйстве мог делать этот  мужик. А поскольку для всех этих дел лучше мягкой и податливой липы материала не найти, то мастер много времени проводил в лесу, в поисках подходящих деревьев.   Для мочального промысла ему нужны были взрослые липушки. А для плетения лаптей, сапог и босовиков требовалось молодое липовое деревце, никак не старше десяти лет.

Мужик  был в душе настоящим художником, он любил родную природу,  в своем лесу мог даже с закрытыми глазами  деревья по запаху различать. В первую очередь, конечно,  кормилицу-липу. Да разве с чем-то можно спутать ее медовый аромат, особенно в начале лета!  Да что летом! Этот  сладкий липовый дух  даже зимой хранят заготовленные для работы  деревянные чурки и послушно его отдают, стоит только прикоснуться к ним  острым инструментом.

…Пока бродил мужик по лесу, разные мысли ему в голову приходили: скоро старость, а наследника нет, некому  ремесло свое передать. А уж он научил бы мальца и лыко драть, и чурки нужные  заготавливать, и вырезать из них всё, что  душа  запросит. Он передал бы сыну секрет русского лубка - их семейную тайну  лубочных картинок, которые в базарный день разлетаются как стайка ярких снегирей.  И людям радость, и мастеру надежный кусок хлеба.

 Мало кто теперь умеет лубок делать. А он умеет. Знает, как из липовой доски изготовить клише,  а потом его отшлифовать. Как затем  аккуратненько ножом  пройтись по разбежавшимся линиям, чуть углубляя стамеской пространство между ними.  А перед самым  печатанием нанести на них  особую краску, изготовленную из смеси печной сажи и льняного масла. Рецепт этой краски тятенька прошептал ему перед самой своей смертью и наказал строго его хранить, а как придет час – передать своему сыну, чтобы ни род, ни дело семейное не прерывались.

 Да… А уж после того, как отпечатается контур, тут твори – не хочу! Оттиск вручную раскрашиваешь, как твоя душенька желает. Загляденье! У всех лубочников своя манера, свои любимые цвета.  И у него, конечно, тоже.

Эх! Какая несправедливость! Видать, придется с собой в могилу тайны  семейного ремесла уносить.

Только так подумал, как показалось мужику, будто слышит он вдалеке детский плач. Замер. Прислушался. Так и есть! Звуки доносились от лесной околицы, где стояла его любимица – липа вековая. Своей мощной, раскидистой кроной она не раз  спасала мастера от дождя. Под ней он всегда останавливался передохнуть по пути к дому. Здесь он любил думать о своей жизни, мечтать о сыне и петь:

                                              Липа вековая
                                              Над рекой шумит,
                                              Песня удалая
                                              Вдалеке звенит.

 

Не веря своим ушам, не разбирая дороги, припустил мужик  на детский плач. Так и есть! На мягкой июньской траве-мураве, под густой липовой листвой лежал и плакал  дивной красоты младенец в шелковых лазоревых пеленках.   Вне себя от счастья подхватил он  плачущего малыша  на руки и бросился домой, к жене.

Они были счастливы как никогда!  Смеялись, плакали и молились одновременно. Наконец-то сбылась их мечта, наконец, Господь послал им наследника! Да какого славного! Глаза, как небушко, голубые; волосики нежные, золотенькие, словно липов цвет. Не налюбуешься, не нарадуешься!

Назвали они мальчика Липунюшкой. А как же еще? Ухаживали  за ним изо всех сил. Жена не отходила от печи, готовила вкусную  еду для своего ненаглядного  сыночка. Не разгибаясь, стирала и гладила его одежду, чтобы был он нарядней всех в деревне.

            Муж тоже всё время проводил за работой, без устали  строгал, вытачивал, раскрашивал свои поделки и продавал их в городе, чтоб сынок ни в чем не знал нужды.

Липунюшка при таком уходе рос не по дням, а по часам. Старики же не по дням, а по часам старели. Но грустить об этом им было некогда, надо было много  работать, сына поднимать! Он один у них  - свет в окошке.

            Но чем усерднее старики служили Липуне, чем сильнее хотели потрафить, тем больше  он их сторонился. Стеснялся их простого вида, чурался деревенской работы, не интересовался отцовским ремеслом.  Матрешки, ковши и ложки вызывали в Липуне  смех, а на искусно сплетенные лапоточки он только искоса щурился.

Старики же продолжали угождать  сыночку днем и ночью, радуясь, что Господь дает им силы довести его до ума.  Ум у Липуни, определенно, был. Он легко выучился грамоте, много читал, учителя его хвалили.   После школы  сынок засобирался  в столицу.

Старики продали всю свою домашнюю живность, сняли с книжки все сбережения, собрали Липунюшку не хуже городского и проводили, обливаясь слезами,  в Первопрестольную.

Между собой только и говорили, что про сыночка своего, скучали.  Каждый день ждали весточки.

 А то вспоминать примутся, как появился у них Липунюшка: кто знает, какие настоящие родители были у сыночка их ненаглядного, наверное, непростые, пеленочки-то помнишь, лазоревые, шелковые? Да и  собой Липуня -   совсем не такой, как наши, деревенские. Местные как на подбор - кряжистые, темноволосые, цыганистые.  А  сынок – другая порода.   Стройный и легкий, как тростинка,  в золотистых волосах будто солнце заплутало, а уж глаза такой синевы, что  и в небесах  такую синь  не каждый раз увидишь.

Кто же мог такое сокровище потерять? И ведь за всю жизнь не слышно было, чтоб искали. Нам-то это только на руку!  Наш Липунюшка, больше ничей. Но ведь кто-то родил этого ангела! А может, стряслось что-то страшное?  Спаси и помилуй, Царица Небесная!

Вот так они меж собой  говорили. А что им еще  оставалось делать? – Только вспоминать и ждать.  Птенец вырос и вылетел из гнезда.  У него началось своя взрослая жизнь. А старики снова остались вдвоем. Жили  потихоньку, старуха возилась в  доме и огороде, а старик всё так же бродил по лесу в поисках материала для своих поделок. На обратном пути  он обязательно сворачивал к липе-вековухе, подарившей им когда-то сына.

  Со вздохом вытягивал усталые ноги, потирал натруженные руки  и как завороженный любовался этим чудо-деревом. Он то дивился на осеннюю щедрость его золотых монеток, то умилялся весенней благодатью возрождения, то замирал от ювелирного мастерства, с которым выполнен  каждый цветок этой чудо-липы.

Божий мир был невероятно красив, и мастер по-прежнему любил его.  Вот только сыну своему он  почему-то объяснить это не сумел.  Не смог заинтересовать своим делом.  И, как и прежде, некому было передать секреты семейного мастерства.

  Он винил в этом только себя. Ты отец – с тебя и спрос.

Да… Разные мысли в голову приходили. Иногда думалось: не ты сеял – не ты и пожнешь. Видно, так.

И даже: а был ли Липунюшка-то?

Под кроной векового дерева его собственная жизнь казалась мастеру одним промелькнувшим  мигом.  Но мигом, осененным чудом. И чудом этим был их сынок, Липунюшка,  ангел в лазоревых пеленках.