Эссе

Задаю себе вопросы и сам же на них отвечаю. Только и всего.

Харуки Мураками

(«О чём я говорю, когда говорю о беге»)

Первое появление в саду. Воробьи на своих гнёздах под лоджией сразу же установили наблюдение. Оживлённо чирикая, передают друг другу информацию о моих перемещениях. Но вскоре успокоились, видимо, вспомнив меня. Трясогузка даже не подала вида, что заметила, деловито прыгает рядом, кормясь, чем Бог послал. На верхушке дуба раскричалась всегда готовая постоять за свои права сорока. А гуси устало переговариваются на подлёте к островам, которые, как и вся Волга, уже освободились от зимнего покрова.

Очередная весна зажглась. Зелень радует глаза – неудержимо тянется к солнцу, распрямляется. А в голове, как всегда, неразбериха. Как ни старайся относиться к жизни спокойно и мудро, душа мятётся, и разум всё никак не может насытиться, всё тянет его в неведомое. Казалось бы, чего проще – успокоиться на склоне-то лет и жить. Не получается.

Как сложится это лето? Даже Бог не ответит.

Развёл костерок. Мысли вновь заплясали огоньками. Например, многих удивляют совпадения в судьбах людей. Но ведь все наши самые невероятные совпадения сущие пустяки по сравнению с нескончаемой чередой совпадений, приведших к появлению земной жизни и продолжающих её поддерживать.

Обречённые понимать. Звучит драматично. Ведь во многих знаниях, как известно, много печали. Есть и обречённые не понимать. Звучит ещё драматичнее, поскольку свидетельствует о некой неполноценности. Но к карьерному успеху, телесному здоровью, любви, дружбе и многим другим радостям жизни и то, и другое прямого отношения не имеет.

Или мы привычно говорим, что о нации судят по лучшим её представителям. Но разве на самом деле о нациях мы судим не по тем её представителям, какие уж нам волей случая попались на пути? Отсюда такое разнообразие мнений обо всех нациях без исключения. И нет единого мнения ни об одной. А, в конечном счёте, каждый из нас отвечает и за лучших, и за худших своих соплеменников.

Если евреев тысячелетиями скрепляет вера, то нас – русский язык. Не всякий еврей поймёт другого, ведь говорят они на разных языках даже в Иерусалиме. И так было всегда. Но всякий русский узнает другого по родному языку, где бы их встреча ни случилась. И так тоже было всегда. Скорее всего, я заблуждаюсь и на счёт евреев, и на счёт русских. Ну и пусть.

На верхней ветке дуба кукует кукушка. Заметив меня, замолчала. Потом снялась и полетела дальше со своим волнующим то звонким, то глухим «ку-ку». Мир, когда кукушка замолкает, становится совсем другим. Его охватывает неожиданная тишина. «Ку-ку» и, сразу, тишина.

Удивительно устроено человеческое зрение. Смотришь на скромный полевой цветок, а видишь всю Землю и даже Космос.

Эх, господа, радуйтесь, пока живы!

Утром прохожу мимо хлебного магазинчика. Каждый раз обволакивает родным с детства запахом только что привезенного из пекарни хлеба. Запах хлеба – запах настоящей жизни.

В телевизионном репортаже о террористическом акте в Минском метро пострадавший парень послал его зачинщиков куда подальше. Там бы оказаться и всем остальным, кто пускается во все тяжкие, добиваясь своих целей, объявляемых лучшими. В итоге навязывания другим своих идей и образа жизни мы все варимся в бурлящем несправедливостью котле. Впрочем, так было всегда.

Главное, парень спасся, хотя и остался без ног. Девушка, опоздавшая, слава Богу, на свидание, не бросила его. Они любят друг друга. Ждут суперсовременных протезов, и у них вся жизнь впереди.

Второй день затишье, как будто прошумевший накануне ураган унёс с собой весь местный ветер. Ни ветринки. И комаров по-прежнему нет. Видно, далеко их ураган унёс.

На Волге тихо. Квакает и булькает лягушка в камышах. Возле берега носятся стайки мальков. Дворняжка бегает по берегу, вынюхивая себе еду. Усатый с добродушным взглядом дядька в панаме ловит на удочку краснопёрок. Споро и спокойно прошёл между островом и берегом буксир с мерно работающим дизелем. Пригнал мощную волну, которая обрушилась на берег. Эти волны от моторных лодок и пароходов памятны с детских лет. Мы всегда с нетерпением ждали их приближения, чтобы с радостным визгом броситься на них.

Между тем облака заволокли небо. Всё-таки пахнет дождём.

Серьёзные хозяйственные дела и долгие гости выбивают из колеи. Хочется прежнего одиночества, неспешности. И хочется дождя. А потом захочется солнца. И долгих гостей. И новый хозяйственный замысел опять возникнет в голове. А затем вновь потянет к книге, бесконечным раздумьям.

Многие обходятся без искусства и живут себе припеваючи. Но как скучно, должно быть, выглядела бы без него цивилизация людей. Несколько дней живу под впечатлением «живой жизни» Вересаева и «виноградной косточки» Окуджавы. Вот уж, действительно, мне грустно и легко. Душа моя наполнилась чувствами, далёкими от окружающей действительности. И сладко ноет.

Глядя на буйно расцветшую хамоватую поп-культуру, невольно задумываешься, а не уйдёт ли с нашим поколением и сам Пушкин? Впрочем, его не раз уже сбрасывали с пароходов современности. А он жив. И по-прежнему «наше всё». Ничего, брат Пушкин. Прорвёмся и на этот раз. Хотя бы ради моего внука Тимоши.

«Абсурдность лежит в основе современного искусства!» Об этом кричат на всех перекрёстках. Абсурдна и сама жизнь. Но сквозь абсурдность всегда жило стремление к красоте, добру. Мир человека всегда был сложен, а не прост. Отражая одну абсурдность, не ищут ли художники лёгких путей – более зрелищных, значит, более выгодных, денежных? Что ж, в этом нет ничего зазорного, незачем и тень на плетень наводить.

Некоторые учёные утверждают, что человек не эффективен. Ведь вдохновение приходит редко и далеко не ко всем. Жизнь состоит из годов монотонной работы и безделья. Добавим, что человек, в общем-то, и не эффектен. На бога явно не тянет. Такая же песчинка эволюции, как и все прочие – муравьи, слоны или звёзды.

Утро не бывает недобрым. Недобрыми встречаем его мы.

Как же благоуханно цветёт виноград! Если его изысканный запах заполнит собой весь сад, то впаду в нирвану. И увижу, наконец, всё в истинном свете. Главное, любить свой виноградник, неважно, хозяин ты или скромный работник. Отдача будет одинаковой – любовь виноградника к тебе. Любое растение, как и человек, дружит с тем, кто не бросит его в трудную минуту, поддержит, поверит. Не обманет.

Жаль срезать увядшие пионы. Только что они красовались розовыми лохматыми шапочками, наполняя сад чудесным ароматом. И вот всё для них кончено. Правда, в отличие от людей, до следующего года. Конечно, это будут другие цветы. Но куст тот же, только разрастающийся. Вернее, корень один, невидимо укрепляющийся в земле. В саду всегда что-нибудь цветёт и отцветает. Красиво цветёт и тихо, печально отцветает.

Приятель работает над фотоколлажем «Последний птеродактиль». Его последнее яйцо разбито – больше птеродактилей не будет. Потеря оплакивается всеми, кто рядом. Неужели настанет час и последнего человека на Земле? И кто оплачет нас? Разве только Бог, как своих, так и незадавшихся детей. Не забывать бы, что живущие сейчас – всегда последние люди на Земле.

Истина не рождается в споре. И в вине её не найдёшь.

Был сад, в нём одиноко жили Адам и Ева. Но одиночество не для Земли, одной из скромных планет в нескончаемом океане Космоса. В итоге Эдем раздробился на бесчисленное количество осколков. Всё остальное пространство лишь переходы от одного сада к другому. По этому пространству бредут ещё не достигшие своего земного рая люди.

Цветы могут вырасти и на мусоре. Но лучше они всё-таки растут на хорошо удобренной земле. Оказывается, у цветущего ириса роскошный запах – густой, медовый. Вот тебе и «садовые цветы не пахнут!» Ещё как пахнут – изысканно, разнообразно.

Наступишь случайно на теленовости: убили, украли, изнасиловали, разбился, повесился, развёлся.… И никто не прожил день счастливо? Неужели?

Сверху деревья выглядят травой, общим с ней зелёным покрывалом Земли. Один знакомый выпускает интернет-альманах в Канаде, другой разводит на речном острове новые сорта винограда, третий охотится в лесах Эстонии, четвёртый ремонтирует обувь в Пятигорске, пятый рыбачит недалеко от меня на Волге…. Что такое жизнь человеческая? Обычная жизнь нескольких сотен известных и миллиардов неизвестных нам людей.

Самый огромный и заковыристый опыт не перекроет самый скромный, но другой. Поэтому неприятно, когда толпа тебе кого-то навязывает. Хотя бы и Высоцкого.

Верующие боятся своих богов. А я сторонюсь лихих людей. Зло приходит только от них. Слишком многие на Земле стремятся перетянуть других на свою сторону. Попробуй, удержись на собственных ногах. Но ведь навязывание своих идей тоже насилие. А насилие – мать всех земных грехов.

Любая война калечит души. Ведь человек привыкает убивать. Один раз убил, второй – и безнаказанно, более того, тебя поощряют – можешь убить сколько угодно. Убийство губит душу, будь ты хоть трижды верующим.

Собирая под уэлси падалицу, нечаянно вспугнул трясогузку, которая охотилась рядом под бордовой плетистой розой. Птичка-невеличка взлетела на ветку яблони прямо надо мной и горячо, быстро высказалась по моему поводу. В это же время изящная жёлтая иволга, возмущённо попискивая, гнала из дубов, очевидно, от гнезда, огромную ворону.

Кстати, в образе трясогузки древнеегипетские художники представляли человеческую душу.

Умер Нил Армстронг, сказавший, что люди не прикованы к Земле.

Знакомая немолодая пара бизнесменов перебирается в небольшую европейскую страну с уже устоявшейся новейшей российской диаспорой. А как же дым Отчества? Любовь к отеческим гробам? Язык не поворачивается обвинить их в отсутствии патриотизма. Люди работящие, предприимчивые, ответственные, с уважением относятся к своим донским корням, православной вере. Опора общества, совсем не космополиты.

Мои знакомцы уезжают не за лучшей долей. Они сумели сколотить достаточное для безбедной жизни в любой стране состояние наперекор всем российским препонам. Но устали от постоянной, бессмысленной и небезопасной борьбы с этими препонами. И уезжают спокойно доживать.

Верующий и неверующий смотрят друг на друга с одинаковым сожалением. Однажды я искал Бога в церкви. Но нашёл там одних служителей. А Бога обрёл в душе. Он помогает мне постигать гармонию всего сущего. И не даёт спокойно жить. Не прощает грехов. И ничего не обещает.

Неужели нельзя обойтись и без либеральной разнузданности, и без поповского присутствия в каждом вдохе-выдохе?

Небо расчистилось, всюду звёзды. И между ними – мигающий фонарь самолёта. Небо в звёздах – не самая ли надёжная и роскошная крыша над головой человека? И что может быть хуже неурочного ночного телефонного звонка? Прежде, чем возьмёшь трубку, в аду побываешь.

С вечера и ночью грохотало, блистало, иногда сыпало дождём. В мансарде с окном во всю стену и открытой дверью на Волгу, над которой природа и устроила свой фейерверк, всё это действо воспринималось театрально, подчёркнуто, с некоторым, вместе с тем, подспудным страхом: «А вдруг залетит шаровая молния, и что тогда делать?»

Надо признаться, что в саду отрешиться от суеты так же непросто, как и в городе. Чужая жизнь легко вторгается и за садовый забор, пробивая зелёные завесы со всех сторон. И всё-таки удаётся окунуться в садовое безмятежье с головой! Не часто. Ведь любая роскошь не ежедневный хлеб, а праздничный домашний пирог.

За сад! За жизнь! За жизнь в саду!

Барахтаться в грязной луже и остаться чистым невозможно. Но барахтаться можно с наслаждением. Можно с досадой, мстительно разбрызгивая едкую грязь на других, брезгливо проходящих мимо. А можно и с отвращением к грязи, стремясь быстрее выбраться из липкой жижи, чтобы хоть что-то оставить незапачканным. В первую очередь, конечно, душу, слава Богу, глубоко запрятанную в нас. А выбравшись из мерзких объятий, можно очистить от грязи и тело.

Не отрываясь, смотрел по телевизору историческую реконструкцию судьбы Одиссея, своего рода «документальный» фильм. Страстное стремление героя домой, к семье, счастливой осмысленной жизни потрясло душу. И укрепило её как мало что другое.

– Опять цапля стоит на краю обрыва! – воскликнул Ванюшка.

Он о ней и неделю назад рассказывал, удивляясь поведению прибрежной птицы. Но тут «цапля», крякнув, взлетела, оказавшись вороной и вызвав смех.

– Она на палке сидела, как будто стояла на ноге, – подытожил Ванюшка.

Вышел на лоджию. У соседей грелась на солнышке всеобщая любимица Аська. Заметив меня, удивилась, и глядела, не отрываясь, пока не ушёл.

Вид недостроенных и заброшенных дач вызывает печаль.

Когда зимой пробивался к саду по глубокому снегу, оступаясь и проваливаясь выше колен, вспоминал разговор приятельницы со знакомым садоводом, на животе по снегу добравшемся до своей дачи:

– И тебе это надо?

– Надо, Люда, надо!

Жажду можно утолить и водой. Но аромат чая, его вкус, терпкость водой не заменишь.

Упрекают человека в том, что он витает в облаках, забывая о мелочах, а в них-то, мол, и жизнь. Но разве только в них? По словам Леонардо да Винчи, мы живём в комфортной световоздушной среде. Часто мы счастливы, не догадываясь об этом. Бывает, что так и остаёмся в неведении. Что это меняет? Ничего. Мы были счастливы, и это пережитое состояние осталось с нами.

Нередко люди расходуют весь свой пыл на то, чтобы оправдать очевидную для других глупость. Правда хороша как процесс. Как итог она, скорее всего, ужасна.

Чуть свет разбудила всё та же кукушка, которая здесь, видно, вместо будильника. Вслед за «ку-ку» раздалось первое попискивание, чириканье и даже флейта иволги выдала пару нот. Кукушка, между тем, летала по окрестностям, голос её становился то глуше, то вновь возвращался с прежним деловым и отчётливым «ку-ку». Кстати, уже и рассвело. Птичьи голоса становятся всё живее.

Молодые нежно-зелёные прозрачные малинники взывают к миру.

Один мудрый человек заметил, что есть три бесспорных чуда – цветы, звёзды и глаза детей.

Читаю Бунина о жизни, любви, смерти и плачу. И не я же один.

По преданиям, Жанна Д,Арк говорила, что солдаты должны сражаться, а победу дарует Бог. Но с кем сражаться нам? И на какую победу надеяться? Хотелось бы просто прожить долго и счастливо. Возможно ли это? Если внушить людям, что через пару сотен лет на Земле не останется ни деревьев, ни птиц, ни их, людей, потомков, то они начнут вымирать прямо сейчас.

Внук Тимошка – человечек, готовящийся к пробуждению своего сознания. Ему ещё не хватает слов, он это знает и сокрушённо разводит руками. Вот он собрался домой, попрощавшись с нами. Лицо его становится серьёзным, взгляд устремляется куда-то вдаль. О чём он думает в эти минуты? Какими словами, образами? Так хочется понять его мысли. Ведь полным ходом идёт рождение личности, души, духа. Господи, прямо на наших глазах зарождается целый мир. Сам Тима ещё не в состоянии осознать этого таинственного процесса. И нам, самым родным и любящим его людям, он неподвластен.

Уже с утра установилась знойная, сразу за 30 градусов, погода. Но вдруг поднялся ветер. Повеяло другой, бодрой жизнью. Душа повеселела.

Опять гостил дикий голубь. Взлетел на ветку дуба. Какой же красавец!

На нижней бетонной ступени схода греется серая ящерица. Обычно они отбегают в сторону. Но эта только что отобедала, с раздутыми боками, ей тяжело бегать. Немного поёрзала на месте, поглядывая на меня, решила остаться.

После «последнего веника» накинул банное полотенце на бёдра и вышел в малинник – под солнце, свежий ветерок, птичий щебет.

Прошлого и будущего, утверждается, для нас нет. Есть только слова по их поводу, которые каждый волен подбирать, как ему заблагорассудится. А настоящее? Оно неуловимо и оставляет после себя лишь осадок от исчезающих на глазах ощущений.

И оптимиста можно загнать в угол, и пессимиста вытащить под лучи солнца.

Ничего нового нет под луной. И даже сам этот вывод Экклезиаста – когда он был нов? Никто не скажет. Всё, что люди пишут и говорят, является повторением, по сути, плагиатом. Чего же обижаться, когда за него не платят?

Хотя у книг, в отличие от фольклора, не бедняцкие корни. Они печатаются, когда достаточно пушек, хлеба, работают суды. Книги используют в своих войнах враждующие кланы. Но сами по себе они не сотрясают основ и служат, в основном, для развлечения.

Говорят ещё, что путешествия развивают ум. Но вот, например, вороны, в отличие от большинства птиц, вообще никуда не улетают со своих дворов, однако, слывут мудрыми. Правда, птицы не люди, с этим не поспоришь.

Жизнь сада – это жизнь потаённая, скрывающаяся от постороннего взгляда. Жизнь эта динамичная, даже по-своему кипучая, но не на публику. Она первобытно заострена на продолжении своего рода. Не надо только ей мешать. И она отблагодарит красотой, плодами, тенью.

Мой сад населяют в основном древнейшие обитатели Земли. Изредка забежит Аська, собака уличная заскочит, ёжик протопает. Вот, собственно, и все млекопитающие, не считая нас, высших приматов. Кто же здесь хозяйничает? В земле расположились муравьи разных племён. По закоулкам рассредоточились маленькие динозаврики – ящерицы. В воздухе господствуют пернатые динозавры, которых мы называем птицами. И, конечно, насекомые разных видов. Они неустанно летают, ползают, прыгают, жужжат, сверчат, раскидывают сети.

Все стараются приспособиться к переменам погоды и другим обстоятельствам. Срублю я, допустим, худородный джонатан, что напротив гнезда трясогузок – придётся им за гусеницами чаще летать на другие яблони. В моём саду нет пресловутой борьбы за жизнь. Не едят сильнейшие слабейших. Каждый ест то, что ему предначертано, что он сможет переварить, чтобы извлечь энергию роста. Очевидно, что преимущество в занятии лучших норок у более сильных, вёртких ящериц. Но разве это не справедливо?

А самым древним жителем моего сада является камень-песчаник. Он сформировался в девонском периоде, значит, ему где-то под 400 миллионов лет. Даже неловко ходить рядом с ним.

Под утро опять пронзила мысль о смерти. Мы изо всех сил стремимся отстраниться от неё. Или выдумываем всё, что угодно, чтобы смириться с ней – от погребальных камер в пирамидах до Рая небесного. Выстраиваем красивые теории о продолжении себя в потомстве. Или беззаботно и обречённо бредём к ней. Некоторые не выдерживают напряжения пронизанной смертью жизни и сами бросаются в последние объятия. А как бы хорошо умереть, подобно Наталье Савишне, героине «Детства» Л. Толстого: «Она совершила лучшее и величайшее дело в этой жизни – умерла без сожаления и страха». Похоже как раз на литературную ложь, что призвана помочь вынести правду жизни. Не помогает.

Никто не знает, когда он умрёт. Но, некоторые, возможно, догадываются. И живут с этим. Увы, мы стареем, и стареем безвозвратно. Между тем люди преклонных лет склонны говорить о своих годах весело, подшучивая, будто их ждёт не скорая смерть, а нечто обыденное, не стоящее серьёзного отношения. Это утешает.

Пришло время убрать старый синап. А на душе неуютно, совестно. Сколько зим наслаждался его плодами. Но яблоню не отправишь на покой, как боевого коня или заслуженного сторожевого пса. Рядом разрастается молодая яблоня, и она требует своего.

Под шум ливня, бьющего по крыше, можно только его и слушать. Ну, ещё смотреть на стремящиеся к земле дождевые нити. И то, и другое стоит того, чтобы слушать и смотреть.

На Земле много холмов, облюбованных и животными, и людьми за расширяющиеся с них горизонты и приют. Если все холмы слить в один, то он затмит, может быть, и самые высокие горные гряды.

Поехали с Ванюшкой посмотреть на местную речку Хмелёвку. Знакомый писатель вычитал в старинной книге, что до революции река была бурной, её запруживали, на ней стояли мельницы и разводили форель. А в селе Хмелёвке, окружившем устье реки при её впадении в Волгу, жили два дяди гениального художника Борисова-Мусатова.

Речка жива – бодрым ручьём течёт по живописной густой пойме, поросшей огромными дубами и вязами. Устье у неё широкое, весной, очевидно, бурлит большой водой. Но и летом Хмелёвка безостановочно вливается в Волгу возле крутого обрыва. И кто скажет, что её вода лишняя для великой реки?

По дороге увидели лису – маленького зверька с длинным жалким летним хвостом и хитрыми глазками на вытянутой мордочке. Лиса собиралась перебежать дорогу. В пасти она держала кусок кулича вместе с обёрточной бумагой. Мы ей помешали, и она побежала по ложбинке вдоль дороги дальше. Увидев, что мы следуем за ней, остановилась переждать, когда же мы проедем.

В обед мимо дачных ворот прошла на пляж живописная группа с пиками из камыша. Малышка-дошкольница, бравая бабка и мужчина, заплетающий на ходу косичку на голове. Шли мерно, спокойно, только малышка в нетерпении скакала и спрашивала, где же Волга?

За баней в малиннике наткнулся на большого ежа. Он меня, видно, тоже не ожидал. Просто сидел и терпел, пока я его пару раз погладил по иголкам.

Что за шум на беседке? Два воробья деловито, настойчиво перетягивают друг у друга большую зелёную гусеницу. А третий прыгает сбоку, и молча, тоже деловито посматривает. Кстати, птицы, как и люди, сеют семена, и питаются созревшими плодами.

Первые завязи на грецком орехе! Всего можно дождаться.

Не так-то просто набрести на царапающую сознание и душу книгу. Но вот читаю Баруху Спинозу о врождённом стремлении людей к гармонии и желанной для каждого разумного человека свободе самовыражения. Как и в прежние времена для целостного постижения мира нужны титаны-энциклопедисты. Возможны ли они сегодня, это уже другой вопрос.

Пустота жизни всегда рядом, но это ещё полбеды. Беда в том, что никто её, кроме нас самих, не заполнит. А захватить, как пустующую землю, смогут многие.

Всё больше вникаю в жизнь сада, каждого его жителя. Подхожу, смотрю, стараюсь понять, запомнить. Сад не будет бегать за мной, ведь хлеб за животом не ходит. Вот какая-то залётная пичужка с завидным аппетитом лакомится семенами укропа, ловко устроившись, слегка покачиваясь, на самом растении. Посреди земляники сидит Аська. Выразительно смотрит на меня. Подошёл. Она тут же разлеглась, вытянув шею, которую я стал поглаживать, и заурчала с таким удовольствием, наслаждением. Вот оно, кошкино счастье.

– Что делаешь?

– Живу. Просто живу. Ничего никому не задолжав. Выращиваю овощи, фрукты и виноград. Из винограда делаю вино. А зимой пишу свои маленькие эссе. Есть, оказывается, и такой образ жизни.

День и ночь слышен стук падающего мальта. А наша мелба своей стройностью, яркими плодами продолжает вызывать восхищение прохожих. Подслушал разговор двух дачниц: «Такая красивая яблоня. Куда там Матиссу. Специально вернулись с фотоаппаратом, чтобы её сфотографировать». В осенних планах было укоротить ей ветви, но решил оставить. Пусть красуется, людей радует.

Копать яму лучше одному. Копаешь и копаешь. Размышляешь потихоньку обо всём, что в голову придёт. Никто не мешает. Ни копать. Ни размышлять.

Примета времени. Встречаясь, все спрашивают друг друга: «Куда же мы катимся»? Зачем люди вершат очевидное зло? Ради выгоды? Не могут иначе? По стечению обстоятельств? Но зачем так истово и до последнего вздоха? Считают своё зло добром? Понять природу зла труднее, чем природу добра. Или это так кажется? Ведь миром движет и добро, и зло. И зло должно быть. Но, как сказано, горе тому человеку, через которого зло придёт в мир.

Некоторые политологи утверждают, что стремление к повелеванию, рождающее власть, является едва ли не первородным инстинктом. И даже, если предположить, что внезапно исчезнут все скрепляющие людей властные структуры, власть останется в лице желающих повелевать. И они начнут новый поход за обладание чужими карманами и душами их владельцев. Иными словами, начнут вновь искать шеи для своих хомутов. И найдут.

Но всякая власть, чтобы уцелеть и стать могущественнее, вынуждена заниматься благоустройством подвластного ей народа. Поэтому бесполезно свергать её во что бы то ни стало. Свергнув одну, получим другую, ещё более изощрённую. Нам ли этого не знать? С властью надо не бороться до «победного» конца, а постоянно подталкивать к большей заботе о простых людях.

Не следует нарушать заповеди. Не следует и подстрекать к их нарушению. Кричи не кричи, что, мол, не я – он убил, а я всего лишь разозлил его на врага своего. Равновеликий грех.

Мимо по берегу бежали два крепких рыжих кобелька. Один из них подошёл ко мне, доверчиво лизнул в колено.

Как произошёл человек? Естественным путём, божественным, ещё каким-нибудь.… Когда я думаю о Тонино Гуэрра, мне это всё равно. Он произошёл от добрых, талантливых людей. И родил многих таких же хороших людей. Вот он умер, и не к кому обратить мятущуюся душу.

У человека много магнитов, но самый главный, как ни крути, это его ум. Он настолько привлекателен, что забываешь, кому он принадлежит – доброму или злому человеку, красивому или с обычной внешностью, мужчине или женщине.

А вот с менталитетом не управиться одним желанием. Если только переродиться. Я не верю в церковных богов, вообще не верю в то, что не имеет понятных для меня корней. Но, случись перекреститься, сделаю это справа налево. Не задумываясь.

С ночи идёт потоп. Правда, мелкий, но если будет идти ещё 39 дней и ночей, то результат будет тот же. Всё надоедает, но особенно ночь и день тянущийся дождик в саду. Надену плащ, возьму зонт, и всё равно погуляю по саду.

Нашёл себе милое занятие: сижу в предбаннике у печки, подкладываю дрова и жду, когда они прогорят. А вот и дождь перестал. Небо просветлело. Тучи разошлись на отдельные пятна.

Английский художественный гений Уильям Блейк, как пишут его исследователи, жил в мире, в котором всё было окрашено чувством возвышенного, страдая от столкновений с повседневностью. Для него воображение было «реальным и вечным миром, в сравнении с которым цветущая Вселенная – всего лишь слабая тень».

Всё возможно, господа, и никогда не поздно, если делаешь, что должно. Немудрёный вывод. Как и вся наша, в общем-то, жизнь.

О, мой сад, ты уже за холмом!

Село Хмелёвка Саратовской области, 2012 год