О счастье
Я когда-то умела быть очень
счастливой. Давно.
Я вплетала в тяжелые косы
цветы апельсина.
Я срезала тугой виноград и
в плетеных корзинах
Относила ему. Он любил
молодое вино.
А потом (тоже очень давно)
я носила атлас
И, жемчужную брошь приколов
к голубому корсажу,
Шла к нему. Так случилось,
что он не любил экипажи.
Шла пешком. Приходила на
время, на вечность, на час.
Я смеялась взахлеб и судьбу
рисовала мелком,
Обводила ночные бульвары
сиреневой тушью.
Он читал мою жизнь... Он
гадал...И кофейная гуща
Предрекала мне счастье.
Когда-нибудь. После. Потом.
Он блестяще раскладывал
старый бурбонский пасьянс,
Но... ошибся: и карты
смешали минуты с веками.
Я сегодня купила вино и
коробку с мелками,
Я у счастья хочу отыграть
золотое «сейчас»!
***
Н.Л.
Все б ничего, но хозяин
повысил квартплату -
Значит, не будет ни
отпуска, ни приключений,
Ни голубых островов, ни
колючих растений,
Неба, чужого и теплого, в
тонких заплатах,
Белых бульваров, фонтанов и
влажных закатов,
Значит, не будет.
Бросить бы все, захмелеть и
податься в артисты,
Помнишь, мечтали? В
бродячие комедианты!
Нынче-то кто мы? Ах, стыдно
сказать – квартиранты!
...станем свободными –
шали, браслеты, мониста,
будем плясать на лугах, на
холмах каменистых,
Мы ведь мечтали!
Или останемся, будем гулять
по столице,
Мелочью звякать, смеясь,
отражаться в витринах,
Пить горьковатый июнь с
ароматом бензина,
Будем шутить – гороскоп на
девятой странице
Нам обещал, что сумеем
влюбить и влюбиться...
Вдруг мы сумеем?
Влюбимся и позабудем, что
где-то, когда-то
Жадный хозяин квартиры
повысил квартплату.
***
Замок за холмом
Я выдумала нас – наш замок
за холмом,
И парк, и старый пруд,
залитый синей тушью...
В окне замёрз ноябрь.
Надменный мажордом
Нам принесёт графин с
горячим пряным пуншем.
Пусть в дымоходе вой
отшельников-ветров,
Изорванная тьма висит на
ветках сада –
Нас греет красный плед. Под
треск горящих дров
Мы будем сочинять осенние
баллады.
Мы вспомним, что сердца,
как тётушкин хрусталь,
Хрупки! И в них живут
забытые легенды.
Мы вспомним, как зимой
однажды цвел миндаль
И как дорога вверх
стелилась алой лентой.
...Наш пруд оцепенел:
холодная слюда
Пугает, словно в ней
застыли наши души...
Я выдумала нас. Мы здесь не
навсегда.
У нас в запасе ночь – и по
бокалу пунша.
***
Говорят, у королевы...
Говорят, у королевы в
услуженье чернокнижник,
Потому-то в королеву все
мужчины влюблены!
А глаза – темнее ночи, а
уста сладки, как вишни,
А лицо её нежнее новорожденной
луны!
Говорят, что королева носит
ночью ожерелье
Из несбывшихся мечтаний и
разбившихся сердец.
А слова ее дурманят пуще
дьявольского зелья –
И любой мужчина тает, будто
мятный леденец.
Королева роз, и вёсен, и
лесных ветров бродячих!
Про неё слагают альбы
трубадуры, чернь и знать...
А о том, что королева по
ночам тихонько плачет...
Нет, о том никто не знает.
И никто не должен знать.
***
Я тебя отпускаю
Я тебя отпускаю. Удачи.
Попутного ветра.
Мне останется память:
весна, голубые аллеи...
Прямо в воздухе мы
танцевали под музыку ретро:
Город медленно таял внизу.
Фонари золотели.
Было так: на полу
облюбованной солнцем мансарды
Мы сидели с тобой
по-турецки и пили какао.
Там, на зыбкой, неясной
границе апреля и марта
Я твое обхватила запястье и
не отпускала.
А сегодня – он твой, этот
вечер чернильно-пиковый.
Говорят, тот, кто любит,
всегда возвратится обратно.
Я в руке не могу удержать
самолетик кленовый,
И тебя отпускаю. И ты
отпусти меня, ладно?
***
Я бы тебе показала изнанку
ночи:
Сумрак опустится синей
летучей мышью
Прямо на плечи влюбленных и
одиночек...
Там, где пылятся созвездья,
по темным крышам
Мы бы бродили. Там жизнь не
дороже цента,
Впрочем, и смерть – только
отзвук чужих историй.
...В воздухе плавают алые
гиацинты,
А под ногами шампанским
вскипает море.
Я бы тебя увела потайной
дорогой
В мир, где с камнями ведут
разговор друиды.
Там на полянах пасутся
единороги
И голубыми ручьями земля
расшита.
За бирюзовой луной
проступают луны,
Как под копирку! У полночи
цвет лиловый.
Я б для тебя попросила у
кельтов руны,
Чтоб на песке написать не
слова, а Слово.
...Я бы тебе показала
изнанку ночи,
Если захочешь. Скажи, если
вдруг захочешь.
***
Здесь велюровую полночь
прожгли огоньки светлячковые:
Можно верить в звездопад и
в любовь, и не верить в дожди.
У тебя судьба такая – не
клевером, значит, подковою
Наградит. И ты смеёшься. И
бабочки бьются в груди.
Не сдувай пыльцу с ладоней,
не хмурься, не думай об осени,
Я апрельской голубой
тишиной нас с тобой обверну.
Нас когда-то по ошибке на
эту планету забросили
И ввели под кожу нежность,
и в кровь подмешали луну.
Самый дерзкий и красивый из
всех коронованных мальчиков,
У тебя судьба такая – на
удочку звёзды ловить.
...Поцелуй горчит, как мёд
из степных, золотых одуванчиков.
Мне не больно. Это просто
луна остывает в крови.
***
Мой маленький флейтист,
о чем грустите Вы?
Мой маленький флейтист, о
чем грустите Вы?
Вам снится дивный мир, где
вьют кукушки гнёзда...
У ночи терпкий вкус варенья
из айвы,
К черничной темноте пришиты
прочно звёзды...
...И нет покрытой ржавчиной
листвы.
О чем молчите Вы, мой
маленький флейтист?
Вам снятся башмаки и желтая
дорога...
Там неба голубой,
изысканный батист
Полощут сквозняки, но
разорвать не могут.
А вечер, как холодный
аметист!
Забудьте обо мне, мой
синеглазый паж,
У Вас в зрачках опять
плясало полнолунье.
Наш мир совсем иной, он не
такой, как Ваш –
Всего-то восемь фей, в
придачу я – колдунья! -
Да рифмы, да чернильный
карандаш...
А если к нам пришли, о
прошлом не жалейте!
Нам не хватало Вас и Вашей
флейты.
***
На златой трубе...
Сказка моя стала тихой,
пустой, односложной –
Бродят герои по свету,
забыв обо мне:
Сшил сапоги-скороходы
веселый сапожник,
Прочь ускакал королевич на
белом коне.
Где-то трава зеленее, и
гуще, и ярче –
Там шьет кафтаны из роз
седовласый портной.
Тусклые сны зажигает на
небе фонарщик,
Братец-апрель водит шашни с
капризной луной.
Катится яблоко-время по
белому блюду,
Белому, тонкому блюду с
небесной каймой.
Мой часовщик верит в старое
доброе чудо:
В то, что однажды ты где-то
столкнешься со мной.
Здесь на цветущих черешнях
настоянный воздух,
Здесь, на златой,
отшлифованной ветром, трубе –
Ночь. Я пытаюсь согреть
беспризорные звёзды,
Прячу в подоле весну и
грущу о тебе.
***
Я живу в старом доме, где
ночью скрипят половицы,
Где тоскует фарфоровый слон
на резной этажерке.
У меня на стене гобелен:
королева и рыцарь.
У меня за окном полумрак,
горьковатый и терпкий.
Полумрак-полусон в
запылённом моем королевстве:
Пустотелая память, как
папье-маше из газеты,
У засушенных роз – аромат
незабытого детства,
А в шкатулках – стеклянные
капли дождливого лета.
Я тебя разлюбила. Весенняя
чушь под гитару,
Нет, не ранит... скорее,
становится дьявольски скучной.
Мне бы в окнах увидеть
лоскут голубого муара –
Просто небо. И большего
счастья мне, право, не нужно.
***
Романс куртизанки
Я люблю... богатых людей,
Оттого, что они без сердца.
Мари
Дюплесси
Были песни, и сны, и
песочные замки в апреле,
Но слепые мечты так легко и
сломать, и сломить.
У изюма нет вкуса и запаха
нет у камелий,
Нет надежды во мне, а у Вас
сердца нет, mon ami.
Не сложился пасьянс. Не
король, а глумящийся джокер
Трижды выпал. И грохнулось
небо в ладони мои.
У меня есть круги на воде,
и смятенье, и строки
О любви, и любовь, а у Вас
сердца нет, mon ami.
А мои трубадуры опять
сочиняют канцоны,
А мои чародеи спасают от
осени мир...
Ах, сирень в молоке и
каштаны в камзолах зеленых!
Только Вам не понять, ведь
у Вас сердца нет, mon ami.
***
Песенка о близоруком
клерке и мадемуазель Мари...
У мадемуазель Мари в
горшках цветут фиалки,
Ей пишет письма о любви
подслеповатый клерк.
И ночь с глазами молодой
обманщицы-гадалки
Сдает колоду старых слов
всегда рубашкой вверх.
Увы, прелестная Мари совсем
не любит клерка –
Он так наивен и нелеп, к
тому же близорук.
Мари смешат его очки и розы
в бутоньерках...
Он ей – не более, чем друг.
Не менее, чем друг.
У мадемуазель Мари на
стенах акварели:
Где город утренних ветров
вращает флюгера,
Где голубой луны зрачок и
яблони в апреле...
Гравюра осени: сады и
желтый дым костра.
У мадемуазель Мари есть
синяя тетрадка –
А в ней стихи, в стихах -
туман, в тумане – фонари...
Там сахарятся облака шарами
ваты сладкой...
И счастлив близорукий
клерк, и счастлива Мари.
***
А у меня опять костры и
астры
А у меня опять костры и
астры.
Фарфоровое небо очень
хрупко –
Намедни солнце вдребезги
разбилось.
И в воздухе разбавлена
печаль...
Туман густой – хоть режьте
бритвой острой.
А мне всё снится белая
голубка,
И тот, кого я, кажется,
любила,
и наш весенний маленький
Версаль.
А у меня опять хандра и
осень.
И писем нет. И парк с
отливом медным
Такой уныло-тихий и
застывший,
как будто фото в рамочке
резной.
Обрывки лета сквозняки
уносят
(разбилось солнце вдребезги
намедни!)
Сентябрь сидит на
черепичной крыше,
беседуя с продрогшею луной.
А у меня опять... Оставим,
право!
Ведь мне приснился наш
Версаль в апреле –
И было столько чародейской
силы
в моем прозрачном,
невесомом сне:
Там в утренней росе
сверкали травы,
и в каждой капле радуги
звенели,
И тот, кого я, кажется,
любила,
еще грустил и помнил обо
мне.
***
Это – Рио!
А давай мы уедем в
Бразилию! Бросим всё и уедем в Бразилию!
Там кофейные ночи, а в
зарослях много диких смешных обезьян.
Ты угрюм, словно узник
Бастилии. Я бледна, как поникшая лилия...
Оживем в шоколадной
Бразилии, там, где каждый и бодр, и румян.
Я куплю себе платье с
оборками, полосатое платье с оборками,
Стану дерзкой, смешливой,
порывистой...Донна Роза, встречайте, друзья!
Это – Рио! За облачной
шторкою утро пахнет арбузными корками,
И свобода стеклянной
иголкою колет сердце: иначе нельзя.
Будем праздновать жизнь
карнавалами, полнолунием и карнавалами,
И пассаты на леску
нанизывать, и искать под водой жемчуга...
Зацелованный солнцами
алыми, расплывается берег коралловый:
Это – Рио с улыбкой усталою
повидавшего мир моряка!
Как бутылку, хандру
запустили мы со скалы в голубой океан...
Навсегда остаемся в
Бразилии, там, где каждый и бодр, и румян.
***
Верю, верю
Верю, верю, будет время,
будет полдень, будет дом
С круглой розовой верандой,
очень круглой, очень летней.
Будут белые дорожки, будет
церковь за углом
Созывать колоколами
прихожан своих к обедне.
Будут волны, будет полдень,
словно ягода, пунцов.
Будет вечер чистый-чистый,
аметистовый, коньячный...
...Керосиновая лампа,
чье-то милое лицо,
Месяц новый и подкова на
удачу, на удачу!
Фейерверки будут близко:
будут искры падать вниз!
...На песке – морские
звезды. Виноградник, голубятня...
Чай на веточках вишневых,
синий бабушкин сервиз...
Шляпка с шелковою лентой:
нет нарядней, нет нарядней!
Заштрихованные солнцем,
золотым карандашом,
(Верю, верю!) будет время,
будем мы и будет дом.
***
Было что-то такое в ней...
горький осенний дым,
В сердце – амбра и кедр, и
сандал на конечной ноте...
Было в ней много воздуха,
воздуха и воды,
И как будто сады в
облупившейся позолоте...
Очень грустная девочка с
рыжей копной волос,
Под ресницами сумерки,
сумерки и потемки.
Ты хотел и не смел, не
решался задать вопрос:
- Ваше имя? Откройте,
осенняя незнакомка!
Земляничное лето остыло, и
мир померк.
Очень грустная девочка едет
в пустом вагоне...
Ты стоишь на перроне и
смотришь зачем-то вверх –
И пытаешься горький дым
удержать в ладонях.
***
Там,
где кончается радуга
…keep
looking for the rainbow’s end
Carl Sandburg
Где кончается радуга, там
говорит свирель.
Эта музыка радует твой
благородный слух.
Эдельвейсами белыми устлана
колыбель –
Усыпляют ветра низкотравный
альпийский луг.
Где кончается радуга, там
не хватает слов:
Медный маятник солнца
качнулся – и вдруг застыл!
Там живая вода исцеляет
любое зло,
Возвращая румяным сердце, а
бледным – пыл.
Где кончается радуга, там
отступает враг,
Там ржавеют мечи и победой
сверкает щит.
Эта радуга в чьих-то
теплых, как дождь, глазах.
Ты, конечно, найдешь ее,
только ищи. Ищи!
***
Ей бы просто...
Ей бы просто нырять в
синеву, где стрижи и дрозды,
Где весеннее облако к небу
прикреплено скотчем.
И не знать, не гадать, не
мечтать кардамоновой ночью
О случайном падении глупой,
случайной звезды.
Или сделаться очень
прозрачной, как мыльный пузырь,
Очень-очень прозрачной и
круглой, как маленький глобус!
И от нежности лопнуть, от
нежности, а не от злобы,
Становясь частью радуги,
солнца и первой росы.
Или стать бесконечно
уютной, как мамин пирог,
Как варенье на блюдце,
какао и старые фото...
И уже не искать в
заколдованном мире кого-то,
Не искать, не гадать, для
чего ее выдумал Бог.
Ей бы слово собрать из
осколков разбитой души...
Ей бы просто нырнуть в
синеву, где дрозды и стрижи.
***
|