Анна Полибина-Полански

Из подборки "Собрание лакун"

1

А где-то в комнатах пустых -

Зеркальных отмельков роенье.

Черны осенние кусты,

Предчуя - зрения двоенье.

Разносится клубАми пыль -

Нетронутая, золотая.

Ах, чуять наперёд кабы -

ЧтО на душе возобладает.

Октябрь тут царствен - листопряд,

И гравий усыпляет тени.

И струйки холодка бодрят:

За вОрот - что ни миг осенний.

Узор немецкой мостовой,

Запечатлённые обличья.

Но ты не знаешь, что с тобой,

Что разуму хмельней и ближе.

И ратуш зеленца томит -

Краснокирпичные кварталы.

Судьбу себе сей век торит,

Деревьев вычислив фракталы.

В лакунах сонного дворца -

Задавние гудят химеры.

Эпоха мерклая с торца,

С фасада - ясная несменно.

Мой европейский Бужеля,

Нерукотворное поместье.

И виноградника петля -

К озёрной пойме  мнит привесть нас.

Каминный узкий дальний зал -

С недешифруемым фаянсом.

Балкончик с видом на асфальт:

Французских окон зол паяц к нам.

Октоберфестских клоунад -

Шаги - в сени аэропорта.

Не под бессмертьем ты, а над -

Освоив  странничать свободу;

Скитаться меж отвесных стен

Монастырей протестантизма.

Душа, чужая ты - везде,

Готовая - развоплотиться.

От Вислы - и до Рейна, По,

До Сены, до озёр, до Роны.

И грУзны взгорбия эпох:

Сквозняк сметает - посторонних.

По кромке пажитей озёр,

На лучезарную Женеву.

С отвесов - в акведуки взор -

Бросает ангел изодневно.

Женева - поле красных крыш;

Лужайки университета.

Не ты одна на свете лишь,

И при свечах - не отсидеться.

"Маноров", "Мюллеров" огни -

Что ни подземный хрусткий ярус.

И только Богу намекни -

Всё вещий выскажет стеклярус.

УзнАешь, что надолго впредь,

А что - за рьяным поворотом.

До рая - радостно - терпеть,

Из ада оказавшись родом.

А прочее - свод записных,

Затверженных, завзятых истин.

Светлы нахоженные сны -

И только рай бескомпромиссен.

2

Мой первый с позолотой зонт,

Часы с разметьем "Бушерера".

Бог - роскоши кладёт  резон -

В оснастье пагубы и веры.

Сирийский нож - и гобелен,

Вазончик к спаленке - из "Купа".

Брюсселем так ходил Верлен -

И плакал, изредка и скупо.

Оправ собранье роговых -

И с пепельницы новой стразы.

Законы яви таковы.

А что стихи? На рифму -  фразы.

Исповедальный тихий тон:

До касс швейцарских - на мопеде.

И неуследный хронотоп -

Тебя застанет на обеде.

Рикшеобразное такси,

Без верха - в росписях трамваи.

А убраны когда шасси -

Вдруг Маттерхорн сам оживает.

И призрак шварцвальдских голгоф,

И хвойной чащи колоннада.

И перед Богом нет долгов.

Лишь мусик саль. Оркестр. Соната.

Разметье близлежащих Альп,

И счастье - далеко не в муже.

А что душа? С привычек скальп.

Оставь стихи - для грешных: ну же!

Лишь поединок без побед -

Любовь - в тени отеля мшистой.

И эта сказка - по тебе,

И ты готова с нею сжиться.

Тебя отпустят - не томись,

И ты уйдёшь дорогой мира.

Опустошенье утолить -

Как разминуться с непреминным.

И страсти спешные слова,

И  пальма под балконом спальни.

И ты иллюзией жива -

Но нениспровержимо-дальней.

Тысячекратная тоска -

Как звук проклятий  заповедных.

Ты видишь в скважину глазка -

Ненастижимое мгновенье.

Мне не дождаться в толчее -

Назначенного персонажа.

И поцелуи на челе -

Во сне преследуют меня же.

День нежеланный наступил -

Разлукой замелькал безбожней.

Сандаловые лишь духи -

И майка, леггинсы, сапожки.

Я чуть бессмертье обжила...

Прядь смоляная тяжела,

Но минералка в баре льдиста.

Беспрекословна - тишина,

Во что - не зная - воплотиться.

И серьги - всё ещё туги,

Тесны мне сдвоенные кольца.

И от строки - боль - до строки,

И в дУше - трепетно и  скользко.

Отвратен этот мир простой,

Страстей не помнящий, - до рвоты.

Набоков ненавидел столь -

Берлинских пансионов своды.

Он целомудренно развёл

Своих героев ностальгичных.

И выцветают перья звёзд -

В берлинских окнах элегичных.

А окна розовые в парк -

Всё лицезреют черепицу.

Есть где-то повесть - без помар,

И ею хочется - упиться.

Дань платишь упоенья - тем

Мечтам, что все уходят в тени...

Лишь кратковечных шквал страстей -

Надолго затвердили стены.

О, мне ли - идеалом стать -

Всё дешевеющего века?

Моя душа, познавши страсть, -

Как времени пинакотека.

 

***

Ещё, наверное, томлюсь -

И верю - вспять истекшей  вере.

А где-то приглушённый блюз -

Всё непресильней, знобче веет.

Страсть - без регламентов игра,

Мечты в неё сполна ввязались.

И неосязный брезжит край,

Как в осень - солнечный физалис.

Ещё не раз - так будет вновь:

Рассказ не зря с развязки начат.

Но мне-то отнюдь не всё равно,

Что всё и терпче, и иначе.

О фабульный причудный свив:

Я с глаз уйду - хотя бы первой.

И стянуты теснее швы,

Очнувшиеся бойче нервы.

Но даже если не дождусь

Его - в анналах будет ода;

И бой часов, и мерный стук,

Вотще растянутый на годы.

Я принимала за мечту

Всё то, к чему - ищи возврата.

К приобретениям  причту,

Увы, - и сущие растраты.

Не все, кто смел и притязал, -

Впадал потом в разуверенье.

Молчаньем накалился зал.

И монолог играет - бренность.

О пытка остротой любви,

Отображённая в обличьях.

И каждый был - немного высь,

Был каждый - невозможно ближе.

И каждый стал - всему судьба -

И вера без тщеты и тлена.

И солнце прозревала тьма,

Забвению сдавая пленных.

Как распознать искомый край,

Где сопределие досяжно?

Приелась - и навсю игра,

И дух немотствует вальяжно.

Ты пишешь в покере очки

В столбцы, не чая результата.

Душа же - взрослая почти -

И принадлежна, может статься.

Не ведая цены мечте,

Знай, что предрешено - избранье.

О, прежде - чаяли не те -

Тобою грезить непоправней.

Мои измены - невзначай,

Но легкосудье - искупимо.

Я повзрослела - но печаль:

Я в мире нАдвое любима.

О, крылья поровну важны:

Накалом - чувство всё рассудит.

Мои тропические сны -

Ничто на свете не остудит.

Ничто во мне не отомрёт -

С теченьем доблестным сезонов.

Пройти ли - тягу с болью - вброд,

Рачуя пагубы бессонно?

Да, здравосудье говорит

Со мной полночьями, - не скрою.

О, полюбила я двоих -

Но счастье то, что их не трое.

И тени корчатся в окне -

Как на жаровне преткновений.

Пусть изберёт - меж двух огней

Один  -  ареопаг мгновений.

Мне ль - прозревать весь жребий мой?

Плавильня гордости - напрасна.

И проще мне уйти самой,

Чем рассудить разнообразье.

И шествуют мои часы,

И мановеньями - взрослеют.

Снов не постигнуть и азы,

Но оглянусь на свет - во зле я.

Я ангел чёрного пера:

Темны заманчивые очи.

Лишь меж темнОт мне - выбирать,

Как голос не сменить и почерк.

Есть в мире много от игры,

Отписано и мне  ту - помнить.

Я птица полуночных крыл -

На длань  мелованых альбомов.

Созвездная, в прожилках тьма;

Ночь длинных локонов в заплечье.

Ресниц несмелых бахрома -

И детский профиль неупречный.

Я одухотворённей жду,

Всем прочим наскоро гнушаясь.

И бродом шествую мечту,

С тенями цветкими мешаясь.

Предсказья незачем душе,

Догадок всклень ей неутайных.

Предзнаю многое уже,

Пресуществляясь и витая.

О, принадлежны мы вещам -

Неисповедным и коварным.

И что-то лучшее ища,

Дух дерзко скован миром тварным.

Подсказок нет, шаблонов нет.

Всё нАчерно, но спросит кто-то -

С тебя за правду и за бред,

За паузы - и строф длинноты.

Судьбы невнятица всё та ж,

Но - притяжима небесами.

А опыт ранних неудач -

Как опыты стихописанья.

 

4. Октавы

На какой-то там пристаньке самого южного Рейна,

Где Брунхильда со хваткой змеиною правит весло,

Ты однажды поймёшь, что всё тщетно, напрасно и бренно -

И что мир этот красочен, словно живущим на зло.

Вещий фахтверк уходит в витийный узор колоннады,

И в каналы глядится в резиновых ставнях стекло.

Акведуки, мостки - отраженьями синими снятся,

И озёрный залив разбираем предутренней мглой.

 

В скрепах каменных замка - зелёные брезжат откосы,

Хвощаные ограды гадают на водную зыбь.

И голландские домики, и поразметье угодий;

И предчуянье давнее - страх умножает в разы.

Это просто прогулка по руслу гудливого Рейна,

И барОчные замки - как будто взапредь - на часах.

И немецкими флагами тень вьётся самоотречно,

И порядья домов забирают в зенит очеса.

 

Тёмный базельский порт - ненаглядная воли кумирня.

Кальвинистский устав - на жилое преднебье окно.

Парапеты из камня - наказом и граду, и миру.

Дом в плюще, мост во мху - и в корючках французских блокнот.

Диакритики точно расставлены и апострОфы.

Нарисован, как Аполлинером, витийный сюжет.

И стекаются тут - из-за кряжа протяжные тропы...

Бой воскресный - взыскующ. Темны волокнистые гроты.

Испытующе память - торит силуэты в душе.

 

Приючают здесь Юрские  горы - сельцо в семь  высоток.

Лишь мелькают овечьи загончики, стойбища коз.

И бегут магистрали - от истины  "сопре э  сотто" -

По туннелю - и взмывом, а после  - в отвес, под откос.

Фельденштрассе уходит на дорф, за разметицу пашен,

И для гольфа набриты луга - неоглядны, ясны.

О, я здесь спохватилась той неизъяснимой пропажи,

Что наведалась эхом - в мои заальпийские сны.

 

Это просто поэма без фабулы и без героя:

Изодневная паста, сыры, виноград и вино.

От сомнений меня слюдяная реальность укроет:

Переможет  что всех - то прихлынет, как ток кровяной.

Провансальские травы - под осень цветны и ажурны.

Шварцвальд перифериен. Чисты базилик и тимьян.

И по Рейну уходят на юг неприютные шхуны,

И мотив от Брунхильды достался нам - смел, осиян.

7 ноября 2013 г.

 

***

Я помню этот вечер – самый первый,

Разостланные сны – просторней нет.

Созвездий несминаемые перья,

Пушимые в необъяснимом сне.

И этот снег в душе – навстречу зренью,

И веры в небылое жемчуга.

И страсти разрешая теорему,

Я чаю грёз – которые века.

 

Всё так и есть, но станется и больше.

От верениц упрёков ли – спастись?

Меняю сны, привычки, облик, почерк:

Поди-как от оков освободись.

Любимый, нервы вспороты ли страстью –

Иль я острей предчую наш финал?

Меня во мне ж – сомненье разбирает,

На те и эти болесть времена.

 

Истреблены досужие догадки,

И ворох сжит разбуженных надежд.

Сама судьба поставлена на карту:

Явь та же, да и мОроки всё те ж.

И дальний план размыт самоотречно,

И то, что близ, - как пены волокно.

Латаю я разверзшиеся бреши,

Но что они? На радугу окно.

 

И я слежу мечты самоупивней,

И чту расплетья вещего стыда.

И солнце всходит ярко на глубинах,

И мне б кроить бессмертье – лишь туда.

Несовершенствами равняюсь с миром,

А идеальным  - с Богом и с тобой.

И всё, что станется на свете милым, -

Я увлеку нездешнею тропой.

 

На полпути до неги – только ливни

Отвесные, вполсна лиловизна.

О эта неупречность чётких линий,

Непредречимо щедрая весна.

И снег сойдёт, и запоют капели,

И с сердца явь соймёт пришедший сон.

Без грёзы – не согласна и теперь я,

Хоть к повзросленью – этакий резон!

 

И жизнью дорожа необъяснимо,

Я второпях сужу о ласках встреч.

И я сдираю ангельские  нимбы,

Когда дороги розно, но и вскресть.

О сирый мир, в себе самоупивный!

Как бархатен – забвения чертог.

Край неба – светит  раем на глубинах,

И промышляет там безмолвьем Бог.

 

Неукосним в душе вселенский ветер,

Но новые идут мне грани фраз.

Отверженная многажды на свете,

Играла и победу – много раз…

Строфа вовсю стремится к окончанью:

Как быстро канули раскустья од!

Мир занавешен темью, как свечами,

Когда идёшь почти бессмертьем – вброд.

Февраль – сентябрь 2013 г.

***

Сколько крыльев у птиц – столь и сердцу  страстей.

Сердце надвое -  на полпути, но да  ладно.

А от Бога не слышно вселенских вестей:

В мире сумрачно, знобко, сквозячно, прохладно…

Понимаю, что всё непоправней люблю,

И словами – топорщатся иглы под кожей.

Бороздою влача реческазия плуг,

Я предзнаю, что стыд есть – куда невозможней.

 

И тревога касаний,  и оторопь ласк.

Я с тобой всё изведала и претерпела.

Переливы дыхания, омуты глаз,

Камнепады пространства – с окалиной тела.

Приподнявшись над явью, я смирно взыщу,

Расторопные буквы ведя на тетради.

О, воды китежанской  я не расплещу

В этот призрачный раз – упоения ради.

 

Не очнуться – и бренности так не возмочь,

Не поймать  смутный отблеск – и каверз не вычесть.

И мерцает луна – от бессмертья ломоть:

Строй души – низадаром  и взвенчан, и взвинчен.

Ничего в рьяном сердце-то не улеглось,

Замять тяготы – на неоглядные вёрсты.

Взлунье цепит на взрожье сохатый ли лось –

Или снег на поля сыплет, рощи, погосты?

 

А кругом – разве вьюга, и мы в ней одни,

Перемогши печаль в кружевные метели.

Просто мгла реческазья – на длань пелены.

Обоюдным июнем согрелись два тела.

Партитуры до ноты знакомы зимы,

Город светит огнями недрёмно сквозь вьюгу.

Не вернулся никто что из пологов тьмы –

Мы узнАем не нынче, а лишь – друг без друга.

 

Проплывают огни в затемнённом стекле,

И случайная музыка – верою брезжит.

И теряется след твой в захоженной  мгле,

В засмолённом и нерукотворном безбрежье.

Это стрелки скрежещут, чтоб дождь разогнать

И затеплить фонарь – в  лобовом окоёме.

Этот дождь уравняет пред вечным всех нас,

Впредь ведя магистраль – только узкой каёмкой.

 

Это лишь антифон расторопных зеркал,

Полуночной реальности – свыше меандры…

Мысли тщетны, но всё ж принадлежны векам.

Вид на город открыт – с полутёмной  веранды.

Как хотела б шептать  я, что всё же – твоя, -

На сиреневой кромке пришедшего утра.

С придыханием – непотопимая явь,

И размывы луны – той свечой незадутой.

 

Я почую сквозь топкий предутренний сон –

Поцелуй твой прохладный, о времени справясь.

Нам отпущена вечность, но ангельский сонм

Соблазниться успел до  прихода дней райских.

Я услышу шаги и пойму: ты ушёл, -

Но потонет действительность в сонной прохладе.

Это память всё рядит нам в атлас и шёлк –

Недостижности розовой, радужной ради.

 

И не высказать словом – навек и всего,

Что молчащею – душу во тьме ни застанет.

Просто жест, просто мимики всплеск и кивок;

Но обманутым многажды сердцем – чиста я.

И я ткнусь на мгновенье – котёнком – в  плечо,

И взойдёт вероломное утро  неярко.

На аморфность сюжетов – стихи ни о чём,

На размытые фабулы – сглупу ремарка.

Сентябрь 2013  г., Москва