1
А где-то в
комнатах пустых -
Зеркальных
отмельков роенье.
Черны осенние
кусты,
Предчуя -
зрения двоенье.
Разносится
клубАми пыль -
Нетронутая,
золотая.
Ах, чуять
наперёд кабы -
ЧтО на душе
возобладает.
Октябрь тут
царствен - листопряд,
И гравий
усыпляет тени.
И струйки
холодка бодрят:
За вОрот -
что ни миг осенний.
Узор немецкой
мостовой,
Запечатлённые
обличья.
Но ты не
знаешь, что с тобой,
Что разуму
хмельней и ближе.
И ратуш
зеленца томит -
Краснокирпичные кварталы.
Судьбу себе
сей век торит,
Деревьев
вычислив фракталы.
В лакунах
сонного дворца -
Задавние
гудят химеры.
Эпоха мерклая
с торца,
С фасада -
ясная несменно.
Мой
европейский Бужеля,
Нерукотворное
поместье.
И
виноградника петля -
К озёрной
пойме мнит привесть нас.
Каминный
узкий дальний зал -
С
недешифруемым фаянсом.
Балкончик с
видом на асфальт:
Французских
окон зол паяц к нам.
Октоберфестских клоунад -
Шаги - в сени
аэропорта.
Не под
бессмертьем ты, а над -
Освоив
странничать свободу;
Скитаться меж
отвесных стен
Монастырей
протестантизма.
Душа, чужая
ты - везде,
Готовая -
развоплотиться.
От Вислы - и
до Рейна, По,
До Сены, до
озёр, до Роны.
И грУзны
взгорбия эпох:
Сквозняк
сметает - посторонних.
По кромке
пажитей озёр,
На лучезарную
Женеву.
С отвесов - в
акведуки взор -
Бросает ангел
изодневно.
Женева - поле
красных крыш;
Лужайки
университета.
Не ты одна на
свете лишь,
И при свечах
- не отсидеться.
"Маноров",
"Мюллеров" огни -
Что ни
подземный хрусткий ярус.
И только Богу
намекни -
Всё вещий
выскажет стеклярус.
УзнАешь, что
надолго впредь,
А что - за
рьяным поворотом.
До рая -
радостно - терпеть,
Из ада
оказавшись родом.
А прочее -
свод записных,
Затверженных,
завзятых истин.
Светлы
нахоженные сны -
И только рай
бескомпромиссен.
2
Мой первый с
позолотой зонт,
Часы с
разметьем "Бушерера".
Бог - роскоши
кладёт резон -
В оснастье
пагубы и веры.
Сирийский нож
- и гобелен,
Вазончик к
спаленке - из "Купа".
Брюсселем так
ходил Верлен -
И плакал,
изредка и скупо.
Оправ
собранье роговых -
И с
пепельницы новой стразы.
Законы яви
таковы.
А что стихи?
На рифму - фразы.
Исповедальный
тихий тон:
До касс
швейцарских - на мопеде.
И неуследный
хронотоп -
Тебя застанет
на обеде.
Рикшеобразное
такси,
Без верха - в
росписях трамваи.
А убраны
когда шасси -
Вдруг
Маттерхорн сам оживает.
И призрак
шварцвальдских голгоф,
И хвойной
чащи колоннада.
И перед Богом
нет долгов.
Лишь мусик
саль. Оркестр. Соната.
Разметье
близлежащих Альп,
И счастье -
далеко не в муже.
А что душа? С
привычек скальп.
Оставь стихи
- для грешных: ну же!
Лишь поединок
без побед -
Любовь - в
тени отеля мшистой.
И эта сказка
- по тебе,
И ты готова с
нею сжиться.
Тебя отпустят
- не томись,
И ты уйдёшь
дорогой мира.
Опустошенье
утолить -
Как
разминуться с непреминным.
И страсти
спешные слова,
И пальма под
балконом спальни.
И ты иллюзией
жива -
Но
нениспровержимо-дальней.
Тысячекратная
тоска -
Как звук
проклятий заповедных.
Ты видишь в
скважину глазка -
Ненастижимое
мгновенье.
Мне не
дождаться в толчее -
Назначенного
персонажа.
И поцелуи на
челе -
Во сне
преследуют меня же.
День
нежеланный наступил -
Разлукой
замелькал безбожней.
Сандаловые
лишь духи -
И майка,
леггинсы, сапожки.
Я чуть
бессмертье обжила...
Прядь
смоляная тяжела,
Но минералка
в баре льдиста.
Беспрекословна - тишина,
Во что - не
зная - воплотиться.
И серьги -
всё ещё туги,
Тесны мне
сдвоенные кольца.
И от строки -
боль - до строки,
И в дУше -
трепетно и скользко.
Отвратен этот
мир простой,
Страстей не
помнящий, - до рвоты.
Набоков
ненавидел столь -
Берлинских
пансионов своды.
Он
целомудренно развёл
Своих героев
ностальгичных.
И выцветают
перья звёзд -
В берлинских
окнах элегичных.
А окна
розовые в парк -
Всё лицезреют
черепицу.
Есть где-то
повесть - без помар,
И ею хочется
- упиться.
Дань платишь
упоенья - тем
Мечтам, что
все уходят в тени...
Лишь
кратковечных шквал страстей -
Надолго
затвердили стены.
О, мне ли -
идеалом стать -
Всё
дешевеющего века?
Моя душа,
познавши страсть, -
Как времени
пинакотека.
***
Ещё,
наверное, томлюсь -
И верю -
вспять истекшей вере.
А где-то
приглушённый блюз -
Всё
непресильней, знобче веет.
Страсть - без
регламентов игра,
Мечты в неё
сполна ввязались.
И неосязный
брезжит край,
Как в осень -
солнечный физалис.
Ещё не раз -
так будет вновь:
Рассказ не
зря с развязки начат.
Но мне-то
отнюдь не всё равно,
Что всё и
терпче, и иначе.
О фабульный
причудный свив:
Я с глаз уйду
- хотя бы первой.
И стянуты
теснее швы,
Очнувшиеся
бойче нервы.
Но даже если
не дождусь
Его - в
анналах будет ода;
И бой часов,
и мерный стук,
Вотще
растянутый на годы.
Я принимала
за мечту
Всё то, к
чему - ищи возврата.
К
приобретениям причту,
Увы, - и
сущие растраты.
Не все, кто
смел и притязал, -
Впадал потом
в разуверенье.
Молчаньем
накалился зал.
И монолог
играет - бренность.
О пытка
остротой любви,
Отображённая
в обличьях.
И каждый был
- немного высь,
Был каждый -
невозможно ближе.
И каждый стал
- всему судьба -
И вера без
тщеты и тлена.
И солнце
прозревала тьма,
Забвению
сдавая пленных.
Как
распознать искомый край,
Где
сопределие досяжно?
Приелась - и
навсю игра,
И дух
немотствует вальяжно.
Ты пишешь в
покере очки
В столбцы, не
чая результата.
Душа же -
взрослая почти -
И
принадлежна, может статься.
Не ведая цены
мечте,
Знай, что
предрешено - избранье.
О, прежде -
чаяли не те -
Тобою грезить
непоправней.
Мои измены -
невзначай,
Но легкосудье
- искупимо.
Я повзрослела
- но печаль:
Я в мире
нАдвое любима.
О, крылья
поровну важны:
Накалом -
чувство всё рассудит.
Мои
тропические сны -
Ничто на
свете не остудит.
Ничто во мне
не отомрёт -
С теченьем
доблестным сезонов.
Пройти ли -
тягу с болью - вброд,
Рачуя пагубы
бессонно?
Да,
здравосудье говорит
Со мной
полночьями, - не скрою.
О, полюбила я
двоих -
Но счастье
то, что их не трое.
И тени
корчатся в окне -
Как на
жаровне преткновений.
Пусть изберёт
- меж двух огней
Один -
ареопаг мгновений.
Мне ль -
прозревать весь жребий мой?
Плавильня
гордости - напрасна.
И проще мне
уйти самой,
Чем рассудить
разнообразье.
И шествуют
мои часы,
И мановеньями
- взрослеют.
Снов не
постигнуть и азы,
Но оглянусь
на свет - во зле я.
Я ангел
чёрного пера:
Темны
заманчивые очи.
Лишь меж
темнОт мне - выбирать,
Как голос не
сменить и почерк.
Есть в мире
много от игры,
Отписано и
мне ту - помнить.
Я птица
полуночных крыл -
На длань
мелованых альбомов.
Созвездная, в
прожилках тьма;
Ночь длинных
локонов в заплечье.
Ресниц
несмелых бахрома -
И детский
профиль неупречный.
Я
одухотворённей жду,
Всем прочим
наскоро гнушаясь.
И бродом
шествую мечту,
С тенями
цветкими мешаясь.
Предсказья
незачем душе,
Догадок
всклень ей неутайных.
Предзнаю
многое уже,
Пресуществляясь и витая.
О,
принадлежны мы вещам -
Неисповедным
и коварным.
И что-то
лучшее ища,
Дух дерзко
скован миром тварным.
Подсказок
нет, шаблонов нет.
Всё нАчерно,
но спросит кто-то -
С тебя за
правду и за бред,
За паузы - и
строф длинноты.
Судьбы
невнятица всё та ж,
Но -
притяжима небесами.
А опыт ранних
неудач -
Как опыты
стихописанья.
4. Октавы
На какой-то
там пристаньке самого южного Рейна,
Где
Брунхильда со хваткой змеиною правит весло,
Ты однажды
поймёшь, что всё тщетно, напрасно и бренно -
И что мир
этот красочен, словно живущим на зло.
Вещий
фахтверк уходит в витийный узор колоннады,
И в каналы
глядится в резиновых ставнях стекло.
Акведуки,
мостки - отраженьями синими снятся,
И озёрный
залив разбираем предутренней мглой.
В скрепах
каменных замка - зелёные брезжат откосы,
Хвощаные
ограды гадают на водную зыбь.
И голландские
домики, и поразметье угодий;
И предчуянье
давнее - страх умножает в разы.
Это просто
прогулка по руслу гудливого Рейна,
И барОчные
замки - как будто взапредь - на часах.
И немецкими
флагами тень вьётся самоотречно,
И порядья
домов забирают в зенит очеса.
Тёмный
базельский порт - ненаглядная воли кумирня.
Кальвинистский устав - на жилое преднебье окно.
Парапеты из
камня - наказом и граду, и миру.
Дом в плюще,
мост во мху - и в корючках французских блокнот.
Диакритики
точно расставлены и апострОфы.
Нарисован,
как Аполлинером, витийный сюжет.
И стекаются
тут - из-за кряжа протяжные тропы...
Бой
воскресный - взыскующ. Темны волокнистые гроты.
Испытующе
память - торит силуэты в душе.
Приючают
здесь Юрские горы - сельцо в семь высоток.
Лишь мелькают
овечьи загончики, стойбища коз.
И бегут
магистрали - от истины "сопре э сотто" -
По туннелю -
и взмывом, а после - в отвес, под откос.
Фельденштрассе уходит на дорф, за разметицу пашен,
И для гольфа
набриты луга - неоглядны, ясны.
О, я здесь
спохватилась той неизъяснимой пропажи,
Что
наведалась эхом - в мои заальпийские сны.
Это просто
поэма без фабулы и без героя:
Изодневная
паста, сыры, виноград и вино.
От сомнений
меня слюдяная реальность укроет:
Переможет
что всех - то прихлынет, как ток кровяной.
Провансальские травы - под осень цветны и ажурны.
Шварцвальд
перифериен. Чисты базилик и тимьян.
И по Рейну
уходят на юг неприютные шхуны,
И мотив от
Брунхильды достался нам - смел, осиян.
7 ноября 2013
г.
***
Я помню этот
вечер – самый первый,
Разостланные
сны – просторней нет.
Созвездий
несминаемые перья,
Пушимые в
необъяснимом сне.
И этот снег в
душе – навстречу зренью,
И веры в
небылое жемчуга.
И страсти
разрешая теорему,
Я чаю грёз –
которые века.
Всё так и
есть, но станется и больше.
От верениц
упрёков ли – спастись?
Меняю сны,
привычки, облик, почерк:
Поди-как от
оков освободись.
Любимый,
нервы вспороты ли страстью –
Иль я острей
предчую наш финал?
Меня во мне ж
– сомненье разбирает,
На те и эти
болесть времена.
Истреблены
досужие догадки,
И ворох сжит
разбуженных надежд.
Сама судьба
поставлена на карту:
Явь та же, да
и мОроки всё те ж.
И дальний
план размыт самоотречно,
И то, что
близ, - как пены волокно.
Латаю я
разверзшиеся бреши,
Но что они?
На радугу окно.
И я слежу
мечты самоупивней,
И чту
расплетья вещего стыда.
И солнце
всходит ярко на глубинах,
И мне б
кроить бессмертье – лишь туда.
Несовершенствами равняюсь с миром,
А идеальным
- с Богом и с тобой.
И всё, что
станется на свете милым, -
Я увлеку
нездешнею тропой.
На полпути до
неги – только ливни
Отвесные,
вполсна лиловизна.
О эта
неупречность чётких линий,
Непредречимо
щедрая весна.
И снег
сойдёт, и запоют капели,
И с сердца
явь соймёт пришедший сон.
Без грёзы –
не согласна и теперь я,
Хоть к
повзросленью – этакий резон!
И жизнью
дорожа необъяснимо,
Я второпях
сужу о ласках встреч.
И я сдираю
ангельские нимбы,
Когда дороги
розно, но и вскресть.
О сирый мир,
в себе самоупивный!
Как бархатен
– забвения чертог.
Край неба –
светит раем на глубинах,
И промышляет
там безмолвьем Бог.
Неукосним в
душе вселенский ветер,
Но новые идут
мне грани фраз.
Отверженная
многажды на свете,
Играла и
победу – много раз…
Строфа вовсю
стремится к окончанью:
Как быстро
канули раскустья од!
Мир занавешен
темью, как свечами,
Когда идёшь
почти бессмертьем – вброд.
Февраль –
сентябрь 2013 г.
***
Сколько
крыльев у птиц – столь и сердцу страстей.
Сердце надвое
- на полпути, но да ладно.
А от Бога не
слышно вселенских вестей:
В мире
сумрачно, знобко, сквозячно, прохладно…
Понимаю, что
всё непоправней люблю,
И словами –
топорщатся иглы под кожей.
Бороздою
влача реческазия плуг,
Я предзнаю,
что стыд есть – куда невозможней.
И тревога
касаний, и оторопь ласк.
Я с тобой всё
изведала и претерпела.
Переливы
дыхания, омуты глаз,
Камнепады
пространства – с окалиной тела.
Приподнявшись
над явью, я смирно взыщу,
Расторопные
буквы ведя на тетради.
О, воды
китежанской я не расплещу
В этот
призрачный раз – упоения ради.
Не очнуться –
и бренности так не возмочь,
Не поймать
смутный отблеск – и каверз не вычесть.
И мерцает
луна – от бессмертья ломоть:
Строй души –
низадаром и взвенчан, и взвинчен.
Ничего в
рьяном сердце-то не улеглось,
Замять тяготы
– на неоглядные вёрсты.
Взлунье цепит
на взрожье сохатый ли лось –
Или снег на
поля сыплет, рощи, погосты?
А кругом –
разве вьюга, и мы в ней одни,
Перемогши
печаль в кружевные метели.
Просто мгла
реческазья – на длань пелены.
Обоюдным
июнем согрелись два тела.
Партитуры до
ноты знакомы зимы,
Город светит
огнями недрёмно сквозь вьюгу.
Не вернулся
никто что из пологов тьмы –
Мы узнАем не
нынче, а лишь – друг без друга.
Проплывают
огни в затемнённом стекле,
И случайная
музыка – верою брезжит.
И теряется
след твой в захоженной мгле,
В засмолённом
и нерукотворном безбрежье.
Это стрелки
скрежещут, чтоб дождь разогнать
И затеплить
фонарь – в лобовом окоёме.
Этот дождь
уравняет пред вечным всех нас,
Впредь ведя
магистраль – только узкой каёмкой.
Это лишь
антифон расторопных зеркал,
Полуночной
реальности – свыше меандры…
Мысли тщетны,
но всё ж принадлежны векам.
Вид на город
открыт – с полутёмной веранды.
Как хотела б
шептать я, что всё же – твоя, -
На сиреневой
кромке пришедшего утра.
С придыханием
– непотопимая явь,
И размывы
луны – той свечой незадутой.
Я почую
сквозь топкий предутренний сон –
Поцелуй твой
прохладный, о времени справясь.
Нам отпущена
вечность, но ангельский сонм
Соблазниться
успел до прихода дней райских.
Я услышу шаги
и пойму: ты ушёл, -
Но потонет
действительность в сонной прохладе.
Это память
всё рядит нам в атлас и шёлк –
Недостижности
розовой, радужной ради.
И не
высказать словом – навек и всего,
Что молчащею
– душу во тьме ни застанет.
Просто жест,
просто мимики всплеск и кивок;
Но обманутым
многажды сердцем – чиста я.
И я ткнусь на
мгновенье – котёнком – в плечо,
И взойдёт
вероломное утро неярко.
На аморфность
сюжетов – стихи ни о чём,
На размытые
фабулы – сглупу ремарка.
Сентябрь 2013 г., Москва
|