Анна Полибина-Полански 

*** Итальянские мемории

Кто-то пишет стихи, в глаз не видев Берлина -

Лишь над морем просОленный слыша штандарт.

Оползает в душе первородная глина,

И к мечтам  подступает очнувшийся март.

На морях провела я что чуткое детство -

Это до исступленья, дотла  хорошо.

Примеряя сплошное - по росту - наследство,

Выбегает душа по стихи нагишом.

В черепичных витках загорающей крыши -

Как я запросто - с этим альпийским снежком.

За тосканский овраг. Безвоздушней и выше.

Только арка в плюще - и дорога пешком.

Мой миланский камин. Кружевное застолье.

Тянет ветви в окно  грецкий куст или бук.

С детством этаким - всё ж - я чего-то до стою -

В том незнамом краю неулЕгшихся вьюг.

Я Москву не ценю ни в гнилую копейку:

Это остовы падших лишь свищут, взыща.

Итальянского кофе на бурую пенку

Я гадаю, и севера б - не посещать.

Я изящной Италии островитянка,

В этих патио - место мне отведено.

И арктичными сердце тревожа вестями,

Я кручу - дробной памяти веретено.

А рояль - из примет итальянского быта,

И грохочет трамвай - за французским окном.

За судьбу - много вечных  примет накопилось,

И не спрячешь прозрений под синим сукном.

Помню аперитивы  - в преддверье обеда,

Над арахисом, чипсами  - грань полутьмы.

Наперёд наша песня альпийская спета,

Но я знаю, что мы всё ж пребудем - людьми.

Просто очень давно я - в легенде бессоннной,

Просто детство - за выступ легло Апеннин.

По-набоковски помню я сны в пансионах,

И никто меня в чужеском - не обвинил.

Это юность на виллах под пальмой Локарно,

И в ландшафтах Люцерна - незрелость стихов.

Несравнимость средиземноморских закатов -

В час, когда от пиррихиев - век - до синкоп.

Светозарных аллей эта хвойная накипь,

Рано пОзнанные - этой мглы рубежи...

Я с небес принимаю неявные знаки -

В золочёных тенях несомненной души.

Все дороги сбегаются к Риму с Миланом,

И до Тибра - витийные русла текут. 

Призабылись пейзажи души - да и ладно:

Значит, сердцу - отравных не будет цикут.

***

Наступают на горло лишь тем, кто чего-то да стоит.

А всё прочее - в гуле мирском исчезает и тонет.

Эта смута - она воздаяньем тебе как поэту:

Кто-то до закорючки - твои разбирает пометы.

Это славный удел - наследить, взбаламутить и сгинуть.

Отстрадавшей душе - обратиться дано лишь - в регину.

Это просто альбомы хрустят намелованной дрожью;

Это просто грех взял и очнулся - под тонкою кожей.

И планета летит, пепелясь бесконечно и рьяно.

Это обочь слегают от звёздного ветра - бурьяны.

Это просто луна выжигает иззябшую почву;

Это горлицы не донесли им вручённую почту.

Это просто зима навсегда улеглась в этом мире;

Это просто седой фимиам - застилает кумирни.

Безоглядно живя, без разбора и без передышек,

Ты не чуешь, затеял на свете что тёмное - ты же.

Ну а впрочем, по силам и кара, а не по порокам.

Неужели нельзя обойтись - без напраслины строк-то?

Что за зуд на душе, что за тяга - мечту сверить с небом?

Жалко - всем - и всего, и зимою - не выпросишь снега.

Слишком ценишь ты явь, чтоб хоть крохою той - поступаться.

Мёрзнут, как на ветру, - к ласкам было привыкшие пальцы.

Ты готовишь себя к рубежу, а к какому - невемо:

Из-под рук убегает лишь пряжей - несытое время.

Это абрисы непостижимого, свыше апломба.

Ветер Изыска, вЫчур, надменность, патетика, помпа.

Время чопорно ходит в обносках идей, меж ристалищ:

Что ты не победишь в себе, друг мой, - тем  вскоре и станешь.

Piccolo estate

1

Хрустальна вечность на плечах ошибок,

Что в ночь припоминаешь без разбору.

Не нами всё на свете пусть вершится,

Но только всё - в свою бывает пору.

Печётся на губах исповедальность;

Как горлица - затверженное имя.

Мы правы - временами и местами,

И Бог - любой порок - на высях примет.

Мы каемся: а в чём - в одном иль разном, -

На свете впрямь - не так уж интересно.

Глицинии кудрявятся  по вазам,

И из засад жуки выходят - греться.

И паутинка к осени прозрачней,

И в садике шуршат листва и гравий.

Грядёт мой кружевной сентябрьский  праздник,

А мы пред Богом - лишь рожденьем правы.

Второе сентября - мой день рожденья,

И сходятся в нём - издали дороги.

Маршруты верстовые зря проделав,

Опять не нахожу согласья  - в Боге.

О, в небо слишком долго ждать оказий,

Вслепую - в мире все дела вершатся.

А говорят, что по греху и кара,

Но долго - на признание решаться.

А этот праздник - компромиссом с прошлым,

С тенями, что во сне очнутся разве.

Мы с истинным на свете ходим розно,

Но дан же - неразменный жемчуг фраз нам!

2

Si, io rafreddo. Io riscaldo pure.

И бор становится помалу бурым.

Последнего тепла в объятье лёгком -

Всё, что в тумане кроется далёком.

О, фитилёк связует оба света,

И недосяжней - смутный берег лета.

В листве зарылось дальнее именье,

И всё молчит в предвкусье онеменья.

Ещё вот-вот - и сгинут к югу стаи,

Но осень увяданьем плеч не давит.

И, расправляясь с волшбяным накатом,

Отбытья ждут кленовые фрегаты.

И мир молчит, не прекословя року:

Явь меряет судьбу шкалой широкой.

На свой аршин - толкует Бог мгновенья:

Его точнЫ трактовки и надменны.

Его не устыдить, не переспорить:

Любую Он с конца читает повесть.

Не нашего ума - что может статься:

Свои суды - у Саваофа-старца.

Ему лишь - изощряться не зазорно,

Очнувшись - всходят  срОненные зёрна.

Не спрянут эти истины святые,

Куда ни приведут пути витые.

О, сколько за нос ни води на свете -

Тебя обставят впредь уловки эти.

Всё разлиновано - впредь лет на двести:

По благодетели ль - нам дар отвесят?

Здесь, что ни час, - то ужас перед явью,

И пялим глаз мы в звёзды - из сотравья.

Молчит всё, тишину перемогая:

Мир шествует, взор в океан макая.

В челе несвядней вспыхнут диадемы:

Как жаль, что спрянул смех - и что не те мы.

Луна взирает оком посторонним:

Но суть не в жезле-мантии-короне,

А в том, что в пруд бессмертья мы не вхожи.

Костёр - созреет ли - морей под кожей?

Набыться б, надышаться, насмотреться...

Но нам у скудных лун не отогреться.

Холодным пламенем мерцают дали:

И не в пример нам - мёртвыми видали.

Мне всё равно. Глотая боль из чана,

Растила рок я, на руках качала...

Тот жизни наподольше отвоюет -

Черней кто преисподнюю малюет.

Сгущая краски - ты честней и чище:

Гордыньки рыщут жадные волчища.

Смирясь и свыкшись - ты правее станешь -

И больше шансов - у галактик стянешь. 

Всё познаётся - в ложном и обратном:

Нам мнимость - не осилить в деле ратном.

Досягнет миф - космические дебри,

Когда мир распогодит и растеплит.

Соль откровенья - чутче и дороже,

И смотришь ты за рубчик осторожней.

Не расплескав священных вод иллюзий,

В коварном мире - прежде - отмолюсь ли?

Оцепененье или оцепленье:

Всё изъясняется в тщете и тлене.

И высеченная зазря свобода -

Во мглу уходит - по большую воду.

А время сучит и смежает нити,

Но не дано, увы, угомониться.

И неунятой мУки перегудом -

Весь этот мир овеян и окутан.

Ах, эта явь. O cuesta aqua alta!

О менестрели, зингеры и скальды.

Всё в мире отпылало семистишьем,

И тягот новых пену - углядишь ли?

Прибой вовсю на сушу наступает,

Ворочается в жилах боль тупая.

И кровотоком шелестят мгновенья,

Лиясь в тугих пределах Откровенья.

И верховодит Бог - всё убеждённей:

Летать не сможет - шествовать рождённый.

***

                         Нищетою необычной

                         На чужбине дорожу.

                         Утром в ратуше кирпичной

                         За конторкой не сижу...

                                                        В.В.Набоков "Берлинская весна"

Однажды осенью, в Берлине,

В дневном сверканье смутных лиц,

Мелькнут черты - как слепок глины,

И не вдали, но и не близ.

И всё покажется, как прежде,

И я от времени проснусь.

В иллюзии забывшись грешной,

К чему-то свыше - прикоснусь.

Знакомый образ - что межстрочье,

Мельканье в ободе зеркал.

И тихо опадают рощи -

Для всех, забвенья кто искал.

Я отгорожена от мира

В берлинской утренней тиши.

Часы бегут куда-то мимо,

На тот рубеж моей души.

И вновь глотаю листопада

Я феерическую дрожь.

И вспять судьбе бредут стопами

Часы - туда, куда не ждёшь.

Здесь шелушинками ограда,

А окна - нА три стороны.

И в замкнутом пространстве сада -

Напоминание войны.

Лазурь багряного Берлина,

Водораздел моих надежд.

Сюда - уж если в мире  сгинуть

Дано, - в дневые скверы те ж.

Булыжная ли коллонада,

Собранье ль ветхих черепиц.

Не так уж многого и надо,

И осень рьяная - рябит.

Сюда опять потянет очень -

Лишь вспыхнет дух снопом идей.

Нарядная смешлива осень,

Фонарики - в строю детей.

Мне здесь свободно и печально,

Средь ровных мётел тополей.

Берлин - возможностью мечтанья,

Сколь им взаправду ни болей.

Берлин - Москва

*** Сен-Луи

                             И, запылённый и счастливый,

                             лениво развяжу в тени

                             евангелической оливы

                             сандалий узкие ремни...

                                        В.В.Набоков "Прованс", 1923 г., Сольес-Пон

Я обжилась в разрозненных катренах,

Как в кальвинистских улочках глухих.

"Там, где-нибудь, когда-нибудь, наверно...", -

Идут георгианские стихи.

Набоковские рослые оливы,

Для гольфа понабритые луга.

И смотрят козы беж - на нас пугливо,

И тычут в землю скудные рога.

И клоним долу мы согласно душу,

И шварцвальда перипетии чтим.

Когда-нибудь я буду в местность ту же,

Как будто дух - с мечтою побратим.

И ластятся хибары к небоскрёбам,

Чтоб фахтверк вещий - дерзостней хранить.

Нет ничего для нас - за гранью гроба, -

Гласит натло мелованный гранит.

Мечтательности ветхие пелёнки:

Пытливей чёрный лес глядит в глаза...

О, буду помнить в странствии далёком -

Я мытые до глянца небеса.

О Рейн! Вовсю следы Наполеона,

Цветаевой по зеркалам зрачки.

И геликона, и аккордеона -

По улицам разметья и значки.

Под утро прорезиненные ставни -

Заглушат пусть очнувшийся трамвай.

О кальвинизма дух мятежный, давний,

В своём бунтарстве мнимом - я права ль?

Фонтанами мифической Брунхильды -

Иль скверами ярящейся змеи.

Что Франция? По раю панихида,

Разбуженные призраки мои.

Что Франция? Обратной перспективы

Штрихи - созвездных средь солончаков.

Материкам всем предстаёт, на диво, -

Та - жрицей жизненосных жемчугов.

Прованс - Москва

***

Я вправе разгадывать, где там

Звучит - посвящённое мне.

Но слишком здесь знойное лето -

И мОроки чутче, темней.

Я вправе смотреть без прищура -

За звёздную эту кайму.

Но больше всё ж верую в чудо -

И больше - из жИзни пойму.

Мне книжные эти морали -

Как тон - ветхой истине встречь.

И нот я не перевираю,

Хотя темам - перечь - не перечь.

И водятся снова знаменья -

За сердцем смешливым моим.

И тесен мне лик неразменный

Мечтающих втуне мальвин.

Уходит во тьму вечер длинный,

И тянется к югу фрегат.

А я, как оползшая глина,

КроЮ естество - внаугад.

И боль - кровотоком по венам,

И явственней правда - стократ.

И компасов недостоверных

Не надо - как времени трат.

Унылое поползновенье -

К тому, не преминуть что впредь.

И зыбкою почвой - мгновенье -

В эпохе, набитой на треть.

О, вечность себе неоглядна,

Парит и стрекочит ручьём.

И мир, навощённый до глянца, -

Творение всё-таки чьё?

Свечей стеариновых ночью -

Едва ль пересилит луна.

Лишь девятиглаво - меноры

Качнутся слегка  пламена...

О жречество древнего Бога,

Под нефом - побочный алтарь.

И музык полны перепонки,

И в сердце огнистый янтарь.

А что ещё нужно на свете,

Связуемом крепко с Творцом?

Судьба в направлении ветра -

И лавры, и лавры - венцом.

***

Всё помалу становится - в Божью затею...

Ничего-то во снах я уже не радею:

Только супится сумрак над пажитью мглы;

Только пагуб вотще я считаю углы.

И душа смотрит в прошлое цепче и весче,

И я перебираю несжитые вещи

В неулегшейся памяти - молча, навзрыд.

Котлован безрассудства был кем-то да рыт...

В этой лиге бессмертья - всё, в сущности, так же:

Чем ни дальше - тем всё неизбежней и тягче.

Непредречно тщета нам становится впрок;

Столь же слепо разит гущу тварного - рок.

Эту пинакотеку воздвиг некто свыше,

И отчётливей мир непритворное слышит.

Наковальнею веры гнушаясь спроста,

Неисходного вспять ты не чаешь моста.

Явь на взветренном свете свершая по кругу,

Демиург не протянет ваянию руку.

Занавесясь от апофеозов дождём,

В зорко-непререкаемый мрак мы уйдём.

А там пегих туманов нам будет три меры...

Мир во сплёте пал непревозможной химеры.

Церемонно вершит в сердце ратуша бой,

И за вечность - никак не набыться собой.

И в хлеву залегла неприметная вера:

Лиловеет зря облаком хвои - Ривьера.

Снова грянет из небыли пламенный шквал:

Всяк покается - кто лихосказие звал.

От безрыбья и до позастолья - шаги,

И в неслаженной скудости - сны высоки.

Первобытное вздыбье сомнений и тягот:

Лишь вот-вот - и на вёрсты - моря эти лягут.

Ни ковчега не ведая, ни очага,

Дух отчаянней шествует - по жемчуга.

Преткновений валун - и булыжник запинок:

Мандельштам ли швырял  их - в парижских глубинах?

Oh l'hiver de Russie, oh le neige des ciels!

И не этот ли мрак - очи дослепу съел?

Звёзд под жёстким согрядьем - дремала халупа:

Лирик ждал от щедрот недосяжных - отлупа.

И накликанный морок - во весь смрадный рост...

Ухищрения нет, ребус истины прост.

В братнем сердце - вся явь эта, без пережима,

Но слова опаляют непревозможимо.

И скитаться след увещевает всех нас,

И готова для странствий надёжная снасть.

Камнепады, лавины, наползшие груды -

Нас бессонно зовут в запределье маршрутов.

Цепи якорной скрежет зазывен и прям;

Воздух моря шипящ, переимчив и прян.

Если станется что-то на дрейфах задальних -

Из посланий узнаем мы - мысленных, тайных.

И кодируя счастье,  шифруя тоску -

Мы узнаем, что мир на свеченье не скуп.

И горячие с палуб видны маяки,

И легенду голубят в портах моряки.

Что легенда нам? Вся королевская свита.

Этот мир - на бессмертье с чарующим видом.

Встанет в гибель вотще нам - добыча огня,

И на свете - всё зАкланных больше ягнят.

Этот мир - недосказья сплав и междустрочья;

Быт к прозреньям не нами, увы, приурочен.

Из-под спуда сомнений - сквозит правота,

И высокая вспять отступает вода.

И мы тщимся мораль суесудную высечь,

И молчат порастравленно ветхие выси.

И на отповедь - шансов всё менее тут,

И ветра лихоклично - нам след заметут...

Но изустные реплики, впрочем, нелишни,

И пригрядшим потоком - мираж этот личный.

И натруженным сердцем - в пытливый зенит

Ты глядишься, и правда тебя - осенит. 

О, созвездье в судьбу снаряжает посыльных,

Только мы пред бессонным затемьем бессильны.

И проверенным оком глядит чистый снег -

В омут звёзд у озёр, там который уж век.

Присягает сомненью бесплотная вера,

Набегает прозрачная темь Агасфера.

Аваланшей в предречьях идёт пелена,

Становясь на  земные - вотще - времена.

И недрёмно рок пользует малые шансы,

И у Бога нет повода - в бытность вмешаться.

И объемля Пришествием - бренность - Вторым,

Мы с бесплотным вовсю по душАм говорим.

Назначенье и сущность церковных обрядов,

Литургичных стихий - до прозренья добраться;

Дотерпеться, дождаться, допрясть, доскрестись;

До постоя - в упряжке с ландо - дотрястись.

О меандры забытого временем хора,

О акафист - на ухо прожорливой мгле!

Эти сны тишины - до сих пор невпокор нам:

Отсидеться б до рая - в целебном тепле!

Оглянись-ка в бесстрастье, в блаженстве и гневе:

Опьяненье в аортах доселе спало.

И язычество взгляд подымает рогнедой,

И глядится бесстрастно в штришки куполов.

Август - сентябрь 2013 г., Москва