Мы не Запад, не Восток,
Мы Россия - это рок.
Это фатум и планида
Воровать свои обиды.
Это темная судьба
Искушать в себе раба.
Это нечто без названья:
Синей бездне предстоянье
В окружении теней
Хоровода ночедней.
МЕСЯЦ БЕЛЫХ НОЧЕЙ
Белые ночи - чьи?
Отблеск теней оробелых.
Питер пропах в ночи
мелосом, мрамором, мелом,
водорослями небес,
сном фонарей-жемчужин.
Но проникает бес
в город, мечтой завьюжен.
Тени бледны, как воск,
тают, переступая,
в рай серебристых звёзд
парус плывёт, мерцая.
Рай отворяет Пётр* -
ключник, впуская нежных
в Санкт-Элизийский порт
душ, с островов мятежных.
Белые ночи для
ради прозренье свыше,
чтоб обрела земля
саван, где вечность дышит.
* Апостол Пётр, в честь
которого назван Санкт-Петербург.
ИСТИНА СТА
Истина это боль -
Точка мировоззренья,
Родинка, где юдоль
Вдруг обожглась мгновеньем.
Это уставший лист
Над родником в чащобе
Вдруг простирает свист,
Ветром пронзён в ознобе.
Истина как стена,
Пола, прозрачна, тленна
Здесь, где обломки сна
Храма всея Вселенной.
Подлинное нельзя
Прикосновеньем мерять,
Подле креста сквозя,
Змей проплывает в девять.
Тайна - она одна,
Над перекрестьем лезвий,
Список прочла луна
И оглашает в бездне.
ОКРЕСТНОСТЬ ПАЛИМПСЕСТА
Под Нарвой - полночь. В
Приозерске грозы.
А розы? Их еще не подвезли.
В Рождествено нетающие
росы,
в пещерах окровавленной
земли.
Малина притаилась. Спит
Марина,
ей не восстать до Страшного
Стыда.
Над пустотой расстрелянных
невинно
слагают стансы вечного
труда.
Набоков - миф. Он облако
живое,
перетекая то в печаль, то в
сны,
приотворяет небо над Невою,
стеклянными ступенями
волны.
Зам Петербург уходит в
неизбежность,
ломая контуры, вздымая
ложь.
Мятежность, нежность, и
порой - безбрежность
в вине Фонтанки наполняют
дрожь.
* * *
Заместо бога
Поставь любого -
И каждый бог
Не так уж плох,
Когда он выдох
Даст и вдох.
ОБРЕТЕНИЕ ПОТЕРИ
Любая вещь грозит
исчезнуть,
как в фантастическом кино:
испепелиться, лопнуть,
треснуть,
врасти в пустое полотно.
Уже готовые к побегу,
к переступанию в ничто
шлагбаум, лошадь и телега,
а с ними - кучер заодно!
За дверью, в сумерках
опасных,
гомункулы других теней -
материи почти бесстрастной
и духов отреченья в ней.
МАСКА ПОЭТА
Ни капли лжи под пеленой:
теперь ты - мел.
Ложится маска глубиной
на твой пробел.
Под гипсом плавятся черты -
восстанет лик!
Проступит крик из немоты -
там жив двойник.
Но Вечность жаждет навсегда
запечатлеть.
Забудешь ли стихи тогда,
в ночи - ответь.
Где мыслей невесомый ток
в глазницах сна.
Лиловый принесла цветок
твоя весна.
БЛИК ПЕТРА
Я лик Петра увидел в тучах
-
Кумир на вздыбленном коне
грозою тёмной, неминучей,
внезапно двинулся ко
мне.
Мосты и люди - всё исчезло;
лишь он клубящейся рукой
занёс, как меч, подобье
жезла
над окровавленной рекой.
- Зачем пришёл ко мне без
спросу? -
изрёк он грозно в вышине...
Но был пронзён молниеносным
разящим словом на коне.
1999 – 2013
КРОВЩИК
- Кровельщик призрачный,
что ты там чинишь?
- Разве не видно? Ничто.
- Жесть жестяную ты слова
накинешь,
или уйдешь в решето?
- Я не имею для жеста
причины.
Я - размываюсь дождем. -
Бог безымянный в безумии
чинит
крыши бездонный проем.
* * *
На клавишах рассохшего
рояля,
зимой продрогшего – на
даче, у реки,
два ангела Бессмертие
играли,
сонату, где смятенья
глубоки.
Хозяин этих мест, наместник
Бога,
мелодии преддверия был рад.
Из города вела людей
дорога,
судьбе вослед сочился
листопад.
Сносили дачу, и рояль
беспечный,
исторгнув в муке
нерождённый стих,
как тот сверчок невидимый,
запечный,
пред музыкой беспамятства
затих.
И в новостройки выплакалась
местность,
и небеса бледнели от тоски,
два ангела не узнают
окрестность,
и крылья их тревожны близ
руки…
|