Анна Полибина

Стихи 

 

 

*** Зарево зелёных звёзд

Идея. Идол. Идеал.

Для слов распахнутые губы.

Созвучья - пегий мрак стирал,

Со сном неясным - целокупен.

Взвивался лист календаря -

Столпом неизъяснимой воли.

Светилась медь на алтарях,

Резвились смутные повои.

И вспыхнув, ранняя звезда

Ушла за грани окоёма.

Вселенная, на взгляд, проста -

И всё ж мы в ней пока не дома.

Ну что добавишь к отжитым,

Непререкаемым закатам?

Смотреть в созвездья у воды -

Всепобедительным армадам.

Упрямство - с  зеленцой звезды -

Высвечивает нам планеты.

А краски дьявольски чисты,

И стрянешь сном - в их глубине ты.

Иносказателен ли Блок -

Решит эмоция в потёмках.

"Серебряновековья" бог,

Щедрот всебранная скатёрка...

Как поэтичный манифест,

Как башня из слоновых бивней...

А мир описан мной не весь,

И повесть эта - неразбивней.

О, притчи очерк вековой,

О, маета с малинным вкусом!

Как строг мой с небом уговор,

Царица, жрица и августа!

Но  сверх античности седой -

Живут несносные скрижали.

И коптской мумии златой -

Всей глубью снов - почти что жаль мне.

О, зарево зелёных звёзд:

Глаза закачены под веки.

Ты рождество переживёшь

Какой-нибудь неслышной Веги.

И отпускать тебе грехи -

Заявится Кассиопея.

И я витком  пишу стихи,

Пред вечным - загодя робея.

О первозвездье, волшебство,

Пик бесконечной канители.

А если мир и впрямь жесток -

То я исправить тот -  радею.

                            29 июля 2012 г., Подмосковье

 

*** Зимний Сочи

А снег ложится на айву, османтус,

На лавры, на магнолии во тьме.

И хочется с мест этих просто сняться,

Крылом прижавшись к рослой городьбе.

Ещё хурма, жирдёлы, мандарины

Под снегом до конца не полегли.

И что-то есть в напевии старинном,

Что сохранит от окаянной мглы.

На далях шторм, и гавани пустынны.

А в бухтах зреет, свирепеет бриз.

Зима на море. Истины – простые,

Хоть мира в изначалие упрись.

Всё с нашего на свете попущенья;

Всё в этом мире – с берегов иных.

Сыры и влажны гулкие пещеры,

А небеса зарёй подновлены.

 

*** В Петербурге ночью

Сумрак вспыхнул, разметало тучи,

Полнолуньем озарило даль.

Водит в мире всем ослепший случай,

Правит всем взъярённая печаль.

Город тёмен, и мостов разрывы.

В скверах приглушили фонари.

Камень полыхает неостывно:

Зной вбирай, и веруй, и смотри.

Не расколдовать названий улиц:

Зыбь погоды переходит в свет.

Нужно лишь чуть-чуть, чтоб все проснулись

И над тленом одержали верх.

Кровоток сбегающих маршрутов,

Зарево подопустелых трасс.

Тихо в заполночные минуты,

Мир к Пришествию готов как раз.

Заимь звёзд над выбеленной ночью,

Древний град замешан на мечтах.

Повесть начинается с отстрочья,

Но прозрели все давно – и так.

Неизбывно, горестно, устало –

Смотрят золотых огней глаза.

И, сроднясь с бетоном и металлом,

Нам эпохе вспять – уже нельзя.

Град – Петров, без Летнего пусть Сада,

Заслонённый пусть теперь – иным.

Трудно снам в иной ландшафт вписаться,

Но возмогут скоро старь – и сны.

Бог придёт, когда мир будет заспан -

Грёзу дня до титров досмотрев.

Ни огней, ни шелеста, ни залпов –

Призрачной Вселенной на одре.

Будет мир в тропической обёртке.

Бог придёт судить живых и мёртвых – 

И у Яффских сядет Он ворот.

Только жизни судная намётка – 

Всё едва ль свершит наоборот.

Разметает руки мир всегрешный –

В тихом сне размыслие распнёт.

У Луны едва ли нам согреться –

Прежде, чем Вселенная заснёт.

Эта повесть апокалиптична:

В ней падёт кулиса, прошуршав.

Мир в Неву бессонную глядится,

Словно в ней схоронена душа.

Петергоф и Лужские озёра,

Царскосельский смутный ли палас…

Мир театр, и все мы в нём – актёры:

Что добавим к этому от нас?

***                                                                                                   

Смолу в подлеске шершень тянет,

Одолевает мошкара

Захожих путников случайных,

Хотя покуда не жара.

Боровики, лисички, вешня –

За огородом в бороздах.

И дух свою уносит веру –

И в дальних прячет ту верстах.

Шум кос – в канун седого ливня,

Роса заутрень – за селом.

И счастью хочется продлиться,

Хоть душу марево б взяло!

Ко сну летят шмели с поноской,

Под шапки сели купыри.

Перепелов тугие гнёзда –

На длани лиственных перин.

Цепочкой вётлы и ракиты,

И хвощ  заборы облепил.

И ночью в камышином ските –

Плач соловьиный – о любви ль?

Омшистый склон ручьём гнусавит,

И паучиная кудель

Коры на шишки – наползает.

До зорь – коростелям гудеть.

Дорожки лунной вновь  чешуйки –

Вкось разметало на пруду.

О, загадаю я на чудо,

Себе желания спряду.

Скудна звезда и затаённа,

Что льёт мне боль – из глаз в глаза.

Обвыкшись в розовой сторонке,

Мы понимаем: вверх – нельзя.

Но для всего ещё есть шансы –

На этой лучшей из планет.

Нам грех, заблудшим, обижаться!

И долго месяцу качаться –

На дланях вод, идя в рассвет!

Бубнят шмели, и со значеньем –

Горит росою сеновал.

О, света лунного сажени!

О, полнолуния овал!

И в кряжистом бору с рассветом –

Звенят, звенят тетерева.

И дружный клич в лугу заветном –

Мне откликается едва.

31 июля 2012 г., Ступинский район Подмосковья

 

***

Эпиграф:

«Я и лошадь, я и бык,

Я и баба, и мужик.

Я и сею, и кошу;

На себе дрова вожу».

            Частушка военных лет

Вдогон войне – мы жизнь итожим…

Орлица – бабушкина лошадь,

Тяжеловоз, лентяйка, дрянь.

Всех разобрали – повезло же!

Мне ж эта кляча – спозарань.

Война, и рожь везти мне – с поля.

Но это – всё да не пахать.

У нас с тобой гнилая доля,

Но и она – не так плоха.

Пойдём, Орлица, запрягайся!

Уже под сбруей – тяжкий пот.

Мне ль, малолетке, отрекаться –

От непомерных, злых забот?

Бесправных сирот, беззащитных –

Так гнали сено везть – не раз.

А снег разбрюзг, хоть удушиться,

По брюхо – конь в снегу увяз.

Загрязли… Из трясин не вылезть:

Худа скотинка, голодна.

Уж как над ней мы выли,  бились,

Узнали эту топь до дна!

А мы в лаптях! Свезлись онучи,

Голяшки – в ледяной воде!

Тащили лошадь мы на кручу:

Увязла б та – и быть беде.

Кобылка у подруги сдохла –

Девицу упекли за ту.

Так шли мы за соломой – топью –

В военном роковом году.

 

*** Посвящение бабушке, Вере Шуваловой

 

Двухлемешный плужик за лошадкой –

Волочит крестьянин в очерёд.

Дождик плещет из свинцовых кадок –

Стебли оземь вышедшие гнёт.

И кочует облако без кровли,

Облегчая тенью горький труд.

Знать, нам, грешным, ангелы не ровня:

На себе пахать – их не берут.

Это крест и тягота до гроба –

Полустанков вспыленных во мгле.

Лихо – наша выдюжит порода,

Многое понявши на земле.

Это наша поскупилась доля

Нам назначить саженку овса.

И старушка выпавшему вторит,

Выплакав последние глаза.

Это сев, страда, покос и жатва,

Сирот беззакатно-долгий труд.

Тяготой проверено несчастье:

Старики об оном не соврут.

Ах, вдовство и будни трудовые:

Из князей да писчих - голытьба.

А вдали гудят лишь яровые,

Словно людям трудная судьба

***

Радуницы и свод медуничный:

По просельям гуляет весна.

И к посевью готовый станичник

В борозде уже ходит без сна.

В этой вотчине древней, безродной –

Утопает несбыточный конь.

Жавората поют неукромно –

Над очнувшейся было рекой.

Полевой лишь отчизны запевье,

Краски северной тихой страны.

Запасайтесь, селяне, терпеньем,

Возвратившись с которой войны.

Ах, взойдут эти борозды ярко,

Встанет небо, осанку храня.

Обойдут ваш задвор конокрады,

И вьюны пышный цвет заронят.

Сенокос пестротравный затихнет,

Свесит месяц в луга остриё.

В стойла с выгула сгонят скотину,

Та сойдётся из дальних краёв.

И село в лунном оцепененье –

Сеновалы обагрит росой.

И звезда в высях залубенеет,

Сдуру вышедши в поле босой.

Нет, нам не было так на чужбинах:

Здесь лишь сказке дано лопотать.

И созвездья лик тычут в крапиву –

Далеко с огорода видать.

***

Здесь лоси ходят к роднику,

Под клёном ухнут совы утром.

Туманит зренье набегу –

Упругой лиственницей бурой.  

И лес, очнувшийся от грёз,

На красках изъявляет волю.

И кисти сохлые с берёз –

Топырят пальцы над травою.

Готова – в осень вышина,

Хоть птиц исполнена чащоба.

Давно ль рассвет так расшивал

Свои владения – бесшовно?

Но август отойдёт на слом,

Боры сосновые туманя.

А птиц несметное число –

Вот-вот за море переманит.

И обдан ликованьем свод,

И небо звёздное ершится.

И что-то тускленько зовёт,

И тайна чистая вершится.

Кленовый цвет стряхнёт заря,

Бродячий шорох шевельнётся.

В душе неистово царя,

Мираж из детства развернётся.

Суля под занавес нам сны,

Чуть суровеет гулкий ветер.

От бед, как будто наносных,

Становится ясней на свете.

Во всё увидевшем лесу

Пусть лето зрелое ликует.

А я ещё не то снесу,

Но – повторить бы явь такую!

Тот не по численникам смех

В плакучих рощах ненастижных…

Пусть невзначай застигнет смерть –

На грани счастья и затишья.

***                                                                                          

 

Сны, громоздясь, исподтишка вершат

Иных времён скупые панорамы.

А знаете ли, истины горчат,

Как тонкие на будни эпиграммы.

Но я на свете всё перемогу,

Чтоб доискаться до первопричины.

Сквозь темень и вселенскую тоску –

Авось и нас к бессмертию причислят.

Быть ярче ухитряется душа –

И заниматься теми берегами.

Мне ни к чему скитаться, свет ища:

На месте обрастает даже камень.

И в венчике орбит, комет, цветов –

Летит земля, как сложенные стансы,

К мечтам на сизом донышке веков.

И по невзгодам – трепетно скитаться. ***                                                                                 

 

Топтать дорогу, проторять свой след

В непоправимо слегшихся чащобах.

А мне охоты до затишья нет,

И тихой жажды поиска – ещё бы.

Сарказмом тщетно сердце мне солить:

Я поднимусь, себе предел воздвигши.

Пускай из несказуемой дали,

Как воздух, мне в ночи приходят вирши.

А я рассею бурю и туман,

Развею тяготящие сомненья.

Ведь главное – что в сердце и умах,

Что на крутом пределе откровенья.

А меньшее – крылом ложится вкось,

Кукожится, метелится, проходит.

Набравши солнца праздничного в горсть,

Душа пусть плачет, плавится, рокочет.

Идут мечты пусть нам – не по часам,

С нездешним бег сверяя хронотопом.

За всё – решает волей разум сам:

Повелевать раз – то сердечным топям.

              30 июля 2012 г., Домодедово