Глава шестая «Главная сварщица»

– Мама, мамочка приехала! – радостно закричал Игорёк, как только Людмила переступила порог отчего дома.

Сын бросился навстречу матери, обхватил её шею ручонками. Она целовала его, не сдерживая слёз радости.

– Игорёк, ты ж уже большой, скоро в школу пойдёшь, ну отпусти мам­

ку, мне тоже хочется с ней поздоровкаться, чай она дочка моя. Анастасия, конечно, тоже всплакнула, обнявшись с дочерью.

– Ну, как вы тут, без меня, где папка? – уже спокойно спросила Люда, вытерев слёзы.

– Ничего, справились. Игорёк не болел, ел хорошо, не хулиганил и

слушался бабушку, – сказала Настя, стараясь не смотреть в глаза дочери. Людмиле показалось, что мать что-то не договаривает.

                        Мам, а где папка, как у него дела? – предчувствуя что-то недоброе, спрашивает дочь.

                        Отец? Ты только не волнуйся, доченька, всё страшное уже позади. Папа сейчас в нашей больнице, в кардиологическом отделении. У него был сердечный приступ, думали, что инфаркт, но, слава Богу, обошлось.

Сердце Людмилы мгновенно защемило. С детских лет она видела отца всегда только здоровым, не знала случая, когда бы ему потребовалась ме­дицинская помощь. Самое «страшное», что с ним бывало, так это головная боль, да потеря аппетита на следующий день после лишней рюмки. Но та­кое с ним случалось крайне редко. Поэтому сообщение матери её встрево­жило и, конечно же, очень удивило. Ведь сердечные приступы без видимых причин бывают лишь у людей преклонного возраста, а отец ещё сравни­тельно молодой и крепкий мужчина.

Мать рассказала, что десять дней тому назад, ночью, отец возвращался с очередного вызова аварийной городской службы. Было темно. Внезапно, на проезжую часть дороги из-за кустов выскочил мужчина, убегавший от кого – то, как оказалось, от собственной жены. Отец не успел затормозить. От полученных травм мужчина скончался на месте.

Экспертиза установила, что потерпевший находился в сильной стадии опьянения, а его жена, также была пьяна. Вина водителя в этом дорожно­транспортном происшествии явно отсутствовала. Однако, пришедшая в себя, жена погибшего написала заявление с требованием возбудить уголов­ное дело.

Естественно, что отец Людмилы пережил случившееся очень тяжело. В его многолетней шоферской практике, такой случай произошел впервые. А когда он узнал, что его ещё и судить собираются, то сердце этого честно­го, во всём порядочного человека, не выдержало, дало сбой. Хорошо, что врачи успели своевременно оказать ему помощь.

Терзаемая угрызением совести, Людмила той ночью никак не могла уснуть. Значит, в то время, как там, в командировке, она развлекалась с любовником, здесь, дома, происходили события, только к счастью, не за­кончившиеся трагедией…

Появление Хохловой в техническом бюро цеха было встречено радост­но не только её коллегами, но и начальством.

– Ну, как, Людмила Васильевна, «профессор» ты наш, поднабралась там опыта? – нарочито официально спросил зашедший к технологам на­чальник цеха.

– Анатолий Петрович, до профессора у меня, конечно, нос не дорос, но весь процесс сборки крыла нового самолётика я теперь, действительно, представляю. Кроме того, мне удалось записать и зарисовать всё ценное, что было накоплено в Дубне одним очень опытным технологом. А наши ребята, сварщики, приобрели практические навыки сварки топливных от­секов крыла. Так что, мы готовы к «бою».

– Хорошо, Хохлова, молодец, будешь внештатной «главной сварщи­цей» нашего цеха. Я знал, кого посылать учиться, – сказал явно довольный Петрович, разглаживая усы.

Настроение Людмилы немного поднялось. Сразу после обеденного перерыва она собиралась отпроситься с работы и навестить отца. Но, не­ожиданно, в комнату вошёл майор, военный представитель, ранее никогда здесь не бывавший.

– Здравствуйте, мне нужна Хохлова Людмила Васильевна, – приветли­во сказал он, ничем не выдавая того, что знает её. Людмила смутилась, заволновалась. Она не ожидала такой скорой встречи с Николаем, и, вообще, сегодня ей было не до любовных дел. Но раз он явился, «не запылился», то уж нужно было ему подыграть.

– Я Хохлова, а что, собственно, привело Вас к нам, технологам? – спро­сила она равнодушным тоном.

– Мне рекомендовали обратиться к Вам, как специалисту, владеющему вопросами сварки топливных отсеков крыла нового самолёта.

– Хорошо, что же конкретно Вас интересует? – спросила она.

Он подсел к её столу и между ними завязался диалог, смысл которо­го не мог быть понятым окружавшими их людьми. Другое дело, взгляды, которыми они обменивались. Но никому до них не было дела, потому что вскоре начался обеденный перерыв, и техническое бюро опустело.

– Давай сегодня вечерком встретимся, предложил Николай, пытаясь обнять и поцеловать подругу.

Она резко отстранилась от любовника. Она не была готова к любов­ным утехам. Заметив неожиданную перемену в Людмиле, он недоумевал, что бы это значило.

– У меня серьёзные проблемы дома. Пока мне не до встреч, мой отец в больнице.

Она рассказала Николаю о беде, свалившейся на свою семью. Он был явно раздосадован но, к удивлению Людмилы, сочувствия ей не выразил. Они расстались, договорившись пока встречаться в заводской столовой.

Посетив несколько магазинов с их скудными прилавками и не найдя там ничего, что можно было бы купить для больного человека, Людмила помчалась на рынок. Там, не глядя на цены, она купила всё, что хотела: виноград, яблоки и даже абрикосы.

Больница встретила Хохлову резким, неприятным запахом лекарств, хлорки и ещё чего-то. Она нашла отца в общей палате, где размещалось не менее десятка больных. Отец держал в руках брошюрку, перечитывал «Правила дорожного движения».

                        Привет, папочка, я вчера вечером вернулась из командировки, а ты, оказывается, здесь, – сказала она, целуя заметно изменившегося в лице, по­старевшего отца.

                        Здравствуй, родная моя, ничего страшного, как видишь, я уже не в реанимации, значит, всё будет хорошо, скоро снова сяду за руль.

                        Да, конечно, пап, я успела посоветоваться на работе со знающими людьми, тебе ничего не грозит, никакого суда не будет. Вот, принесла тебе фрукты, поправляйся быстрее.

                        Ты что, дочка, Бога ради, забери фрукты домой, пусть Игорёк ест, мне ничего не надо, нас здесь отлично кормят.

Они долго говорили «по душам», пока Людмила заметила, что утомила отца. Был момент, когда ей так захотелось рассказать ему о своём «грехопа­дении». Но она воздержалась, побоявшись расстроить отца такой новостью. А дома, у неё исчезло желание поделиться «сюрпризом» даже с матерью. Она чувствовала, что у родителей, долгие годы проживших в мире, любви и согласии, её поведение одобрения не найдёт.

В заводской столовой Людмила и Николай оказались почти одновре­менно, как будто бы случайно. Также «случайно», они оказались и за од­ним столиком. Их взгляды встретились. Они излучали такую тоску друг по другу, что их мысли можно было понять даже постороннему человеку. Но никто на них не смотрел, никто за ними не следил. Николай, спросив о состоянии здоровья отца и возможных последствиях его болезни, быстро заговорил о своём желании видеться с Людмилой не только в столовой. Она слушала его, вспоминала их свидания. Ей снова хотелось быть с ним, с этим красивым и сильным мужчиной.

– Люда, я надеюсь, что скоро мы сможем встречаться с тобой в до­машних условиях. Это будет моим сюрпризом для тебя, – сказал Николай, прощаясь со своей любовницей, целуя ей руку.

Они вернулись к своим делам, полные надежд на будущее. А дел у Людмилы Хохловой, действительно, оказалось предостаточно. В те дни было принято Правительственное решение о серийном производстве ново­го истребителя-перехватчика на базе Горьковского завода. Этот выбор не был случайным. Дело в том, что к этому времени массовый выпуск знаме­нитых самолётов МиГ-21 уже был доведён до совершенства. В цехе, где их собирали, люди работали как медики, в белых халатах. Технология сборки была отлажена до такой степени, что применение молотков, таких популяр­ных инструментов, было категорически запрещено.

«Изделие 84», как пока условно называли новый самолёт, развивал скорость, в три раза превосходящую скорость звука, мог летать на огром­ной высоте, 20 тысяч метров, и перехватывать противника на удалении 700 км от аэродрома вылета. Для того, чтобы самолёты выдерживали возни­кающие огромные нагрузки, пришлось принципиально изменить их кон­струкцию и технологию производства.

На заводе начинался период практического освоения нового самолёта. Основным процессом сборки теперь, вместо клёпки, стала сварка. Сварщи­ки старались, как можно тщательнее выполнять свою работу, а контроль­ные мастера придирчиво проверяли результаты. Не всё получалось сразу, а заводское начальство требовало скорейшего выхода продукции.

В те дни, с заводского аэродрома лётчик – испытатель впервые поднял в воздух МиГ-25. Это была победа всего коллектива. И Людмила, простой технолог, но ставшая знатоком сложных процессов сварки, ощущала при­частность к ней. Кстати, только однажды, в шутку, названная начальником цеха «главной сварщицей», она так и оставалась с этим, «прилепившимся» к ней, званием.

Николай «подкараулил» её на заводской проходной. Ещё до того, как они поздоровались, Людмила по его виду поняла, что ему не терпится со­общить ей что-то радостное, приятное.

– Людочка, всё, наконец-то, у нас теперь есть надёжное место, где мы можем встречаться столько, сколько захотим. Мы можем туда поехать хоть сегодня, прямо сейчас, – сказал он, глядя на Людмилу истосковавшимся взглядом.

– Хорошо, Коленька, мы обязательно встретимся, но только не сегодня и не завтра… Я же должна дома предупредить маму, всё уладить.

Он взял с неё честное слово, что через три дня, в следующую субботу, она приедет на «явочную квартиру», адрес которой ей сообщил. На проща­нье он поцеловал её, не боясь посторонних взглядов.

Думая о скорой встрече с любимым, она шла домой, где обстановка уже была вполне спокойной. Отец полностью выздоровел и снова продол­жал работать на своей машине. Уголовное дело, возбуждённое по факту гибели пьяного мужчины, было прекращено за отсутствием состава пре­ступления. Игорёк был жив и здоров и хорошо подготовлен к началу за­нятий в школе. Всё это, как будто бы, давало моральное право Людмиле на её личную жизнь.

Квартира, в которой должно было произойти свидание, находилась недалеко от завода, в одном из пятиэтажных домов. Она шла навстречу с Николаем не впервой, но, с каждым шагом, приближающим её к нему, сер­дечко женщины колотилось всё сильнее. Не отдышавшись, нажала кнопку звонка. На пороге появился Николай в синем, с белой окантовкой, спортив­ном костюме…

– Ну, наконец-то, любимая, здравствуй, – радостно сказал он, протяги­вая к ней руки.

Они крепко обнялись и расцеловались так горячо, как будто бы не ви­делись целую вечность. Николай помог ей разуться и с удовольствием на­дел домашние тапочки на её ножки. Он подал ей руку и завёл в комнату, посреди которой стоял обеденный стол, накрытый всеми атрибутами пред­стоящего романтического ужина. Людмила видела такое разве что в кино: свечи, букет алых роз, бутылка шампанского, разные фрукты, небольшой торт и ещё какие-то закуски.

Николай зажигает свечи, ловко откупоривает бутылку и быстро напол­няет фужеры шипящим вином.

– За тебя, дорогая Людочка, за нашу встречу, – провозглашает он и легонько чокнувшись, залпом осушает фужер до дна.

Людмила, как бы пробуя, отпивает вначале немного, а потом следует его примеру. Он включает проигрыватель, и зазвучали песни в исполнении Клавдии Шульженко. Тепло приятно разливается по телу Людмилы, слегка закружилась голова. Прежде, чем пригласить её на танец, Николай вновь наполняет фужеры.

– Милая ты моя! Давай выпьем за нашу любовь, – предлагает он, глядя

на неё, как кот на сметану. Людмила отпила немного и отставила фужер.

– Людочка, так не годится, ведь этот тост за нас, за наше будущее, – на­стойчиво говорит он.

И она подчиняется ему. Они танцуют. Он так прижимает её к себе… Они снова садятся за стол. Людмила погружается в благостное состояние. Исчезли, испарились все её заботы, сомнения, опасения. Она слушает его со вниманием. Она чувствует, как сильно любит его, как страстно хочет его близости...

В спальню он ушел первым. Она вошла, сожалея о том, что не захва­тила с собой халатик, хотя предполагала, что такая вещь потребуется. В комнате окно было зашторено, тускло светил ночник.

– Туши свет, Коленька, мне нужно раздеться, – стыдливо сказала Люда.

Он тотчас выполнил её просьбу, и через мгновенье она оказалась в его крепких объятиях. Она отдалась его ласкам, которыми он одарял её ещё более щедро, более страстно, чем в Дубне. Мельком, она вспоминала своего бывшего мужа. Да, он ни в какое сравнение не шел с её теперешним, более опытным и изобретательным любовником.

Но там, в командировке, вдали от своих семей, они не были ограни­чены во времени, предаваясь любовным утехам. Здесь же, в своём городе, обстановка была совершенно иной. Николай несколько раз включал ночник и с тревогой поглядывал на часы, висящие на стене.

Шампанское, – не водка и не коньяк. Довольно быстро улетучились его пары, утихла, насытившись, страсть. Пришла усталость, а вместе с нею и трезвые мысли. Людмила представила, как сейчас они примут душ, оденут­ся и разбегутся по своим домам. Николай вернётся к своей семье, к жене и детям. Наступит момент, когда его жена расстелет постель и, быть может, он услышит приятный женский голос: «Пора спать, Коленька, ведь завтра рано вставать, ты же обещал нам поездку в Заволжье, за грибами».

И он, только что так страстно любивший её, Людмилу, окажется рядом со своей законной женой, которая будет вправе потребовать от него выпол­нения супружеского долга. От этих мыслей ей становилось нехорошо, и она старалась гнать их прочь.

А он лишь думал о том, как более правдоподобно соврать жене о своей субботней отлучке. Больше его ничего не волновало, потому что Людми­ла была далеко не первой его любовницей. Он, как и подавляющее число офицеров, был коммунистом и атеистом. Он был грешником, далёким от боязни прелюбодеяния, но в его личном деле, характеризующим офицера, была такая строчка: «Морально устойчив, хороший семьянин».

Вернувшись, Людмила объяснилась с матерью, рассказав ей о встрече с подругой, обещавшей помочь подготовиться к поступлению в институт. Она была правдивой, честной женщиной, и ей было противно лгать, но, пока, она никак не могла решиться рассказать родителям правду. И от этого сильно страдала.

Мысли о повышении своего образовательного уровня у Людмилы уже действительно появлялись. Став технологом, она убедилась, что го­ловой может работать так же успешно и даже лучше, чем когда-то работа­ла руками, будучи клёпальщицей. Ей было интересно находиться в кругу её коллег-технологов, культурных и интеллектуально развитых людей. Она понимала и то, что для неё, волею судьбы на неопределённое время находящейся в статусе матери-одиночки, немаловажное значение имеет заработная плата, которая, естественно, у инженерного состава выше. У неё был сын, которого нужно было растить, стараясь не прибегать к по­мощи своих родителей.

Первый день сентября выдался по-летнему тёплым, солнечным, что сопутствовало обстановке, царящей у школы. Родители и ученики толпи­лись в ожидании праздничной линейки. Среди них находилась и Людмила со своим сынишкой Игорьком. Одетый в синий школьный костюм, из-под которого была видна белоснежная рубашка, он выглядел очень хорошо. Глядя на сына, Людмила вспомнила тот далёкий день, когда она, так же как он, ожидала первый звонок. Так быстро пролетели школьные, как те­перь ей казалось, самые светлые годы её жизни, полные надежд на счаст­ливое будущее.

Вскоре льющаяся из репродуктора музыка прервалась, и началась офи­циальная часть праздника. Учеников поздравил директор школы, тот самый, руководивший школой ещё во времена учёбы Людмилы. Особое внимание он уделил первоклассникам, вступающим в новую жизнь. Выступали и ро­дители, волнующиеся не меньше своих детей. А в завершение, под музыку вышли первоклашки и некоторые из них продекламировали стишки. Пер­вой заговорила звонким голоском девочка с длинными косичками:

Оставайтесь куклы дома, Ухожу учиться в школу, Некогда теперь играть, Книжки буду я читать!

Продолжил выступление, почему-то насупившись, как будто недо­вольный, серьёзный мальчишка:

Почему-то мама с папой Так разволновались, Словно вместо меня в школу В первый раз собрались!

Затем девочка и мальчик вместе громко провозгласили:

Мы теперь совсем большие, В школу мы пришли И теперь никто не скажет Что мы малыши!

Дружные аплодисменты прервались «первым звонком». Поцеловав Игорька, Людмила распрощалась с сыном и поспешила на завод. Рядом с ней оказалась женщина, мать этой милой девчушки, которая декламирова­ла стишок. Оказалось, что она, как и Людмила, давно рассталась с мужем, воспитывала дочку одна. Познакомились. Женщину звали довольно редким именем Нила. Оказалось, что живут они недалеко друг от друга, договори­лись встречаться.

Из школы Игоря должна была забрать бабушка. Людмила с нетерпени­ем дождалась окончания рабочего дня и сразу приехала домой. Она застала сына, склонившегося над букварём.

– Ну, как, сынок? – задала она Игорю невнятный вопрос. Но он понял маму.

                        Всё хорошо, мамочка, так интересно в школе. Только вот посадили меня за парту с девчонкой, вот которая стишок рассказывала, а мне бы луч­ше с мальчиком, – пожаловался он.

                        В этом нет ничего плохого, сынок, подружишься с ней, будешь её защищать, ведь ты мужчина, – успокоила сына Людмила.

                        Мам, сегодня утром я видел, как детей провожали и мамы, и папы. А где мой папка, он был у меня, почему его нет с нами? – посыпались такие естественные вопросы.

Людмила предполагала, что когда-нибудь ей придётся объясняться с сыном о его отце. Она решила, что не будет создавать героического образа его папы летчика, или капитана дальнего плавания, пропавшего без вестей, как это порой делают иные матери – одиночки. Мать считала, что сможет рассказать правду об отце, когда сын станет достаточно взрослым, чтобы он мог правильно всё понять и оценить. Она не думала, что это произойдёт так рано. Людмила старалась быть Игорю и мамой, и папой, и пока это ей, по-видимому, удавалось, потому что сын не задавал подобных вопросов. Сегодня же он застал её врасплох, она растерялась. Людмила была вынуж­дена что-то быстро придумать.

– Сынок, ты был совсем маленьким, когда случилась беда, и твой папа очень сильно заболел. Его не стало. Повзрослеешь, Игорёк, я тебе подроб­нее расскажу обо всём, что случилось с твоим отцом. Но ты не горюй, у тебя есть мама, есть бабушка и дедушка, который так часто катает тебя на машине, что тебе завидуют все соседские мальчишки, – печальным голосом сказала Людмила.

Неудовлетворённый ответом, сын засопел и продолжил рассматривать книжки. А она подумала о том, как хорошо, что он никогда не видел своего опустившегося, спившегося отца…

Людмила изредка виделась со своей новой подругой. Постепенно она начала занимать место Нины, уехавшей на целину и до сих пор не при­славшей ни единой весточки. Игорёк подружился с дочкой Нилы, и матери, глядя на их игры, смеясь, называли их женихом и невестой.

Встречи Людмилы с Николаем стали регулярными. Не было недели, чтобы они не побывали вместе. Адрес «явочной» квартиры сменился, при­чем, надолго. Один из товарищей Николая, тоже военный представитель, с семьёй уехал на два года в командировку в одну из Африканских стран, куда экспортировались самолёты МиГ-21. Свою квартиру он оставил на по­печение майору, радости которого, естественно, не было предела.

Они встречались уже больше года. Всё было хорошо, они наслажда­лись друг другом. Николай был очень нежен. Какими только ласковыми словами он не называл Людочку. Он объяснялся ей в любви каждый раз, прежде, чем они оказывались в постели. Людмила, почти всегда, отвечала тем же. Их взаимная страсть была так сильна, как будто бы они закон­ные супруги, переживающие медовый месяц. Шло время, но Николай, не понимал, что жизнь его «горячо» любимой женщины так продолжаться вечно не сможет.

Людмила, эта добрая, милая женщина, все-таки, со временем, стала задумываться над их отношениями. Она любила его, красивого, сильного мужчину, не обещавшего ей ничего в будущем. Но постепенно пришло по­нимание бесперспективности такого течения жизни. Иногда, глядя в зерка­ло, она видела своё красивое, моложавое лицо, ощущала статную фигуру. И тогда к ней приходили мысли о праве на простое семейное счастье, иметь законного мужа, иметь от него детей. Но когда Людмила встречалась с Ни­колаем, все эти мысли куда-то улетали. И она никак не решалась заговорить с ним о его помыслах.

Однажды, воскресным утром, Людмила, держа сына за руку, проби­ралась через переполненный людьми Универмаг к отделу детской одежды. Наконец, почти дойдя до цели, она остановилась. Прямо перед ней, всего в нескольких шагах, в гражданской одежде стоял Николай со своим семей­ством. Отойдя чуть в сторону, чтобы остаться незамеченной, она с интересом рассматривала жену и детей своего любовника. Мальчику было лет двенад­цать, а девочке не больше семи. «Соперница» Людмилы оказалась высокой стройной женщиной с пышными, черными, как смоль, волосами. Её лицо, за­метно принявшее макияж, выглядело картинно красивым. Она была похожа на цыганку, молдаванку, но только не на русскую женщину. Одежда на жене и детях Николая была элегантной, скорее всего импортной.

В те несколько минут, пока семейство находилось в поле зрения Люд­милы, она по достоинству успела оценить внешний вид жены своего лю­бовника. Неожиданно для самой себя в ней поднялось такое бурное чувство ревности, что она была готова немедленно подскочить к «сопернице» и вступить с ней в бой за право владеть Николаем. Но немного погодя, «про­трезвев», удовлетворилась лишь мыслью о том, что Николай, встречаясь с ней, хоть по нескольку часов отдаёт предпочтение ей.

Это событие все-таки заставило Людмилу серьёзно задуматься о мно­гом. И, прежде всего, оно привело к тому, что «лёд тронулся». Наконец-то, «заблудшая» дочь решила раскрыться перед родителями. В один из вече­ров, уже после окончания передачи «Спокойной ночи, малыши», отправив сына спать, Людмила с мамой продолжали сидеть у телевизора. Отца не было, он уехал на ночное дежурство.

– Мам, ты только не волнуйся, но я хочу тебе кое-что рассказать о себе и посоветоваться, – сказала тихим голосом Людмила

– Конечно, говори, доченька, нам никто не мешает, – встревожившись, ответила мать.

             В общем, так, мамулечка, я встречаюсь с мужчиной, притом, женатым!

             Бог с тобой, дочка, что ты говоришь, этого не может быть…

                        – Может, мама, может. И ни к какой подруге я по субботам не езжу, а бегаю на свидания.

Анастасия, простая русская женщина, всю жизнь соблюдавшая прин­ципы христианской веры и также воспитывающая своих детей, была шо­кирована. Но, не проявляя ни своего недовольства, ни тем более гнева, она терпеливо слушала дочь. Людмила рассказала обо всём, ничего не утаивая, с самого начала.

В комнате на некоторое время повисла тягостная тишина. Обеим жен­щинам нужно было успокоиться.

– Люда, я сейчас не буду оценивать то, что с тобой случилось и что по­править уже невозможно. Ты прекрасно знаешь мои и папины взгляды на дела семейные. Меня волнует твоё будущее. Знаешь ли ты, почему он, же­натый человек, изменяет своей супруге? Собирается ли он вот так жить на два фронта, или у него это временное явление? Может быть, его семейная жизнь по каким-то причинам не удалась, и он планирует её изменить? Ведь такое нередко случается, особенно, в наше время.

– Мамочка! К моему стыду, я не могу тебе ответить ни на один из за­данных вопросов, потому что сама ничего не знаю. Уже получив горький опыт от одного мужчины, от Валерки, теперь, как малолетняя дурочка, влюбилась в другого, в Николая.

– Ладно, дочка, не кори себя. Лучше скажи мне, понимаешь ли, какие неприятности подстерегают тебя на таком грешном пути, и чем всё это мо­жет кончиться?

– Да, конечно! Если о нас узнает его жена или сотрудники на заводе, то это может обернуться не только семейным скандалом, но и разборками у него на службе, да и у меня в цехе.

– Но это не самое главное. Последствия могут быть куда более опасны­ми, причем, именно для тебя, – сказала обеспокоенно Анастасия. Мать напомнила Людмиле прописные истины, о которых девочки узнают ещё задолго до достижения брачного возраста.

– Спасибо тебе мамочка, спасибо за советы. Вот рассказала тебе всё и, как будто бы, исповедалась, стало легче на душе. Я постараюсь сделать так, чтобы не возникали проблемы. И ещё, мамочка, ты уж сама поговори с папкой, я и стесняюсь, и боюсь, – призналась дочь.

Итак, Людмила не обещала матери прекратить встречи с Николаем, потому что любила майора. Однако, при очередном свидании, он заметил изменение в настроении подруги.

– Что-нибудь случилось, Людочка? – спросил он.

– Нет, ничего, Коленька, просто я сегодня чувствую себя не совсем хорошо, что-то голова побаливает.

Они, как всегда, хорошо провели время, которое пролетало, к сожале­нию обоих, очень быстро. Перед расставанием Людмила решилась на вы­яснение уже давно, ещё до разговора с матерью, мучивших её вопросов.

– Коль, а Коль, скажи мне откровенно, почему ты, женатый человек, отец двоих детей, вот уже более года живёшь сразу с двумя женщинами. Ты же русский мужчина, а как будто бы владеешь маленьким гаремчиком, не правда ли? – спросила, сильно покраснев, Людмила.

– Я встречаюсь с тобой, потому что очень люблю тебя, Людочка, – ска­зал, не задумываясь, Николай. – Ну, а жену свою ты так же сильно любишь, как меня, или иначе? – лукаво спросила она.

Он задумался, не зная, что ответить любовнице и судорожно сооб­ражал.

– Понимаешь, она совсем не такая, как ты, я не получаю от неё той радости, которую даёшь мне ты. Ну, и она мать моих детей. – А может быть, тебе просто требуется разнообразие, Коленька? – дерзнула спросить она. Он помрачнел. Возможно, она попала в точку. Но, овладев собой, внешне остался тем же. – Пойми меня и поверь мне, Людочка, я люблю тебя больше жизни! – сказал он, не моргнув и глазом.

– Мне очень хочется тебе верить, любимый мой. Но если ты говоришь правду, то, как понимать твою любовь. Я твоя любовница, тебя это вполне устраивает, как я вижу. Но любя меня, ты не задумываешься о перспективах моей жизни? Неужели я должна век существовать в роли любовницы, даже не пытаясь встретиться с мужчиной, который бы на мне женился, и от кото­рого я бы ещё могла родить ребёнка? Ведь встречаясь с тобой, я лишаю себя такой возможности, сокращая этим и без того короткий бабий век.

– Людочка, но разве тебе не хорошо со мной, дорогая, – спросил он, уклоняясь от ответов на её острые вопросы.

– Да, мне очень хорошо с тобой, Коленька, я люблю тебя, иначе мы бы не встречались. И потому, что так сильно люблю, столько времени щадила тебя, не упрекая ни в чем и не требуя от тебя ничего. Мне с тобой хорошо, но, наверное, твоей жене тоже не плохо, раз ваша жизнь протекает спокой­но, без подозрений о твоих изменах. Ты «молодец», Коленька, не каждый мужчина способен на такое, – съязвила, не выдержав, она. Николай совсем приуныл, голову повесил. Глядя на него, у неё сразу защемило сердце, стало жалко его.

– Мне нужно обо всём подумать, Люда, – сказал он подавленным го­лосом.

– Я не буду тебя торопить, милый мой. Извини и пойми меня, мать­одиночку.

Они расстались внешне, как обычно, обнявшись и расцеловавшись, но унося с собой тревожные чувства.

С тех пор минуло почти полгода и ничто не изменилось в жизни Люд­милы и её любовника. Встречи продолжались с прежней страстью, хотя их «медовый» период уже давно истёк. Всё было спокойно до тех пор, пока сбылось пророчество матери. Людмила почувствовала легкую тошноту, го­ловокружение. Она подумала о том, что съела что-нибудь не то. Но её со­стояние «странным» образом становилось всё более похожим на то, когда она забеременела Игорьком. Первой всё поняла её мама, от взгляда которой не укрылось вдруг проснувшаяся в дочке тяга к солёным огурчикам и кис­лой капусте.

                         Доченька, ты «случайно» не забеременела? – прямо спросила мама.

                         Мам, не знаю я, пока ничего не знаю.

                        Так надо узнавать, пока не поздно. Надеюсь, ты не захочешь рожать внебрачного ребёночка, не так ли?

                        Так, мама, конечно так. Я уж и сама решила выяснить своё состоя­ние, но ведь в моём положении это непросто. Если официально обращусь в нашу заводскую поликлинику и будет выявлена беременность, то «шила в мешке не утаишь», весь посёлок узнает об этом.

                        Другого выхода я не вижу. Обращаться к бабкам, занимающимся женскими проблемами подпольно, я тебе не позволю. Ты знаешь, сколько женщин было отправлено на тот свет или стало бесплодными в то время, когда в нашей стране, кажется до 1955 года, аборты были официально за­прещены законом?! – твёрдо заявила мать.

                        Мамочка, я думаю, что есть ещё один путь решения моей проблемы. Уверена, что за деньги можно неофициально и обследоваться и, если уж потребуется, то прервать беременность. Просто нужно найти людей, имею­щих друзей или родственников, работающих в больницах или клиниках, – успокоила Людмила маму.

К счастью, долго искать такого человека ей не пришлось. Им оказалась Нила, тётя которой работала главным врачом одной из больниц, как раз рас­положенной в другой части города.

Имея при себе заранее определённую небольшую сумму денег, Люд­мила с волнением вошла в кабинет, в котором должна была пройти обсле­дование. Пожилая, седая женщина, врач-гинеколог, убедившись, что к ней явилась именно та, о которой ей звонили, спокойно приняла от пациентки заветный конверт и положила его в стол.

Людмила в глубине души всё ещё надеялась на чудо, авось обойдётся. Но очень скоро убедилась в обратном. Она оказалась «немножечко» бере­менной, всего-то 4-5 недель.

Стоимость неофициального прерывания даже ранней беременности была столь высока, что таких денег у Людмилы, конечно, не было. Обра­щаться за помощью к родителям ей тоже очень не хотелось. Нужно было что-то предпринять.

Её любимый человек, имевший прямое отношение к причине, поро­дившей Людину проблему, пока ничего не знал. Она панически боялась со­общать ему о беременности, оберегая его покой.

Вскоре после медицинского обследования они встретились, как обыч­но, на квартире. Николай не заметил ухудшение внешнего вида подруги, чувствовавшей себя в тот день не лучшим образом. Беззаботно говоря о чём угодно, он напоил её чаем. Превозмогая своё состояние, отказать ему, она не смогла.

– Давай присядем, мне нужно сообщить тебе что-то очень важное, – сказала, сильно волнуясь, Людмила перед прощанием.

                         Присядем, – согласился он, глянув на часы.

                         Коля, я беременна, – тихо сказала она, потупив взгляд.

                         Откуда ты знаешь? Ты уверена? – взволновано спросил он.

                         Да, Коленька, да милый! Я была у врача, срок – четыре недели.

Николай побледнел, потом покраснел. Людмила ещё никогда не видела его таким. Он молчал, нервно поглядывая на часы.

– Что ты собираешься делать, Люда? – наконец спросил любовник. Она ещё не успела ответить, как он снова заговорил.

– Я надеюсь, ты не собираешься рожать, дорогая? Ведь это было бы безумием в твоём положении. Эгоистическая нотка, прозвучавшая в его словах, больно кольнула сердце женщины. Но её чувства к Николаю были так сильны, что быстро заглушили боль…

– Ты, безусловно, прав. Успокойся, не волнуйся, Коленька, я сделаю аборт, всё будет хорошо, и мы сможем снова быть вместе, – печально сказа­ла она, пытаясь увидеть в его глазах сочувствие.

– Умница, молодец, единственно правильное решение, Людочка, – ска­зал он, воспрянув духом.

Она взяла его за руку и приложила к своему животу. Он боязливо от­дёрнул её.

– Очень жаль, конечно, что мне предстоит загубить жизнь, зарождён­ную тобой, моим любимым человеком.

– Что ж поделаешь, мне тоже жаль, – солгал Николай.

Он уже пытался встать и был готов прощаться, но Людмила останови­ла его, взяв за руку.

– Прервать беременность в моём положении, женщины незамужней, не так уж просто, Коленька. Ты же понимаешь, что сделать это нужно так, чтобы ни одна душа об это не узнала ни на заводе, ни в нашем посёлке. Совершение подпольного аборта гинекологом в стационарных условиях безопасно для здоровья, но стоит больших денег, которых у меня нет. Мож­но это сделать намного дешевле с помощью бабушек-старушек, рискнув остаться навсегда бесплодной или вообще подорвать себе здоровье.

Николай снова изменился в лице. Она видела, как он мучительно что-то обдумывает, решает. Она ждала его сочувствия, помощи. А он всё молчал, молчал. И ей вдруг так захотелось сказать ему: «Любишь кататься, люби и саночки возить, дорогой!», но не в её характере было говорить такие слова тому, кого она пока ещё горячо любила.

Время их свидания уже давно истекло. Они расставались. Его прощаль­ный поцелуй был так холоден, как будто бы он целовал покойницу. Николай не сказал ничего, кроме того, что временно, пока она будет решать «свои» проблемы, от встреч придётся отказаться. И всё, и больше ничего.

По дороге домой Людмиле было горько сознавать такое отношение к ней очень близкого, любимого человека. Но, как ни странно, в тот момент она не думала об опасности, которая грозит её здоровью, об отсутствии денег для совершения аборта. Людмила боялась лишь одного, как бы, ис­пугавшись возникших трудностей, он её вообще не оставил.

Дома она ничего не сказала своим родителям. Долго полоскалась в душе, пытаясь взбодриться. Решила на следующий день снова обратиться за помощью к своей верной подружке Нилочке.

На работе Хохлова, как могла, скрывала от сотрудников своё болезнен­ное состояние и подавленное настроение. Она отказалась от обеда в завод­ской столовой, довольствуясь лишь принесенным из дома бутербродом, да стаканом кофе из термоса.

Незадолго до окончания рабочего дня, вернувшись с совещания, ко­торое проводил главный инженер завода, начальник отдела собрал своих сотрудников. Вид у Евгения Васильевича был, прямо скажем, загадочный.

– Сейчас я сообщу вам некоторые сведения, которые не предназначены для широкой огласки, интригующе начал говорить он. Из средств массовой информации вы знаете о военном конфликте, происходящем на Ближнем Востоке в районе Суэцкого канала. Не вдаваясь в политическую сторону этих событий, скажу о том, о чем умалчивает наша пресса и, что рассказал нам полковник, наш лётчик, недавно побывавший в зоне боевых действий.

Приоткрыв завесу секретности, начальник отдела сообщил, что в арабо-израильском конфликте в воздушных боях на стороне египтян успеш­но используются самолёты, выпускаемые заводом. Это главным образом истребители МиГ-21 различных модификаций, которых завод произвёл уже большое количество, а также новые самолёты, только недавно постав­ленные на поток. Евгений Васильевич обратил внимание сотрудников на необходимость быстрого и грамотного устранения недостатков, выявляе­мых в процессе эксплуатации самолётов в авиационных полках, а также повышения качества выпускаемой продукции.

Вечером Людмила снова пришла к Ниле, возлагая на неё большие на­дежды.

– Привет, подружка, – с порога сказала она, радуясь отсутствию её друга.

– Здравствуй, Люда! Выкладывай, как твои дела? – участливо спро­сила Нила.

– Дела мои, хуже некуда. Обследовалась, определили беременность – 4 недели. Рассказала обо всём Николаю. Он на это никак не прореагировал.

– Ты, как я понимаю, не собираешься рожать?

– Конечно, нужно срочно сделать аборт, пока беременность ранняя. Но я же не могу обращаться в нашу поликлинику, придётся прибегнуть к услу­гам неофициальным, а это стоит больших денег, как я понимаю. А денег-то у меня нет...

– А он, «герой нашего времени», майор, черт бы его побрал, что, не может тебе помочь?

– Промолчал мой герой, но не нужно его ругать. Может быть, у него такое материальное положение.

– Какое положение? Ты, подружка, ведёшь себя как дурочка. Да лове­лас он, твой Николашка. Эгоист несчастный, сволочь.

– Я прошу тебя, Нила, не нужно так.

– Ладно, Люда. Никакими словами твоей беде не помочь. Значит так, подожди, сейчас придёт мой Петя, он поможет. Успокойся, дурёха ты моя, будет тебе и бабка, будут тебе и деньги. Заработаешь, постепенно отдашь, чай не чужие мы с тобой...

Нила обняла подругу, готовую расплакаться. Так они посидели до при­хода Петра, затем, не стесняясь, рассказали ему о драматической обста­новке, в которой оказалась Людмила. Он попросил пару – тройку дней для решения проблемы.

Итак, Людмиле пришлось рискнуть. Любовник Нилы нашел в посёлке пожилую женщину-пенсионерку, долгие годы проработавшую в гинеколо­гических кабинетах. Вручил он Хохловой и необходимую сумму денег.

Вечером, в пятницу, Людмила, снова сославшись на необходимость встречи с подругой, вышла из дома и направилась по указанному адресу. Её путь пролегал через парк. Вдоль аллей, в свете зажженных фонарей, стоя­ли деревья, по-осеннему тронутые разноцветьем. Но она шла, как слепая, не видя этого великолепия природы. Вскоре Людмила оказалась на пороге старого бревенчатого дома, на краю посёлка, где жила и практиковала «док­торша».

Всё прошло так быстро и, главное, настолько удачно, что в понедель­ник утром, успев рассказать обо всём матери и успокоив её, она уже бодро шагала на работу. Пройдя проходную, по пути в свой цех, Людмила прио­становилась, наблюдая забавную сценку. К брошенным кем-то на асфальт кускам хлеба стремительно слетелись одновременно несколько голубей и стайка воробышков, которые смело, из-под клювов более сильных сопер­ников, добывали себе пропитание. Людмила отломила кусок батона и до­бавила его к птичьему «столу». На её душе было светло. Жизнь продолжа­лась, все страхи были позади. И где-то здесь, недалеко, он, её Николай, её «губитель». Да, всё теперь было бы хорошо, если б не та кругленькая сумма денег, которую она взяла в долг у подружки.

На работе она появилась такой жизнерадостной и активной, какой её привыкли видеть всегда. Оказавшись на рабочем месте, Хохлова принялась выполнять задание, которое она не успела закончить на прошлой неделе. Но вскоре все сотрудники отдела были срочно собраны начальником, вер­нувшимся с совещания, которое в этот раз проводили вместе главный тех­нолог и главный сварщик завода.

Евгений Васильевич был явно расстроен. Он сидел, ёрзая в своём на­чальственном кресле, нервно перелистывая тетрадь с записями.

– Уважаемые товарищи, – нарочито официально обратился он к сотруд­никам. Сегодня у меня для вас плохие, тревожные новости. Дело в том, что из воинских частей, начавших эксплуатацию самолётов МиГ-25, начали по­ступать рекламации, имеющие прямое отношение к нашему цеху, – убитым голосом сообщил он.

Он рассказал о том, что на самолётах, налетавших по 20 и более ча­сов, начала вздуваться обшивка передних топливных отсеков крыла. Такие самолёты в полках были отстранены от полётов и несения боевого дежур­ства. Начальник отдела потребовал от сотрудников принятия активных мер для скорейшего решения проблемы. Он предупредил о необходимости вре­менного перехода на ненормированный рабочий день, отмену отпусков и призвал к сокращению «перекуров». Для Людмилы Хохловой это означало неизбежное возложение дополнительных забот о сыне на родителей.

Причина вздутия обшивки была определена довольно быстро, кон­струкция крыла усилена. И вскоре напряженность спала, распорядок дня вернулся к обычному.

Кстати, в те трудные для заводчан дни, Людмиле удалось почти полно­стью решить свою финансовую проблему. В паре с одним из опытных тех­нологов отдела, они разработали предложение по улучшению технологии монтажа, признанное рационализаторским, которое было вознаграждено материально.

Со времени расставания с Николаем прошло уже больше месяца. Он, как будто бы почувствовав, что его любовница уже избавилась от нависших над ней неприятностей, начал искать встречи. А кто ищет, тот всегда най­дёт. Майор «перехватил» её на выходе из заводской проходной.

– Здравствуй, Люда, – сказал он, не делая вид, что встретил её случай­но. – Как твои дела?

– Мои дела? – переспросила она, горько улыбнувшись. Наверное, пра­вильнее было бы спросить о наших с тобой делах.

             Не придирайся, пожалуйста, ты понимаешь, что я имею в виду.

             Всё нормально, Коленька, всё нормально.

                        – Так, может быть, встретимся, когда сможешь? – вкрадчиво спро­сил он.

                        – Встретимся, встретимся. Если хочешь, в следующую субботу, как это бывало прежде.

Людмила Хохлова принадлежала к той категории людей, которые о хо­рошем помнят долго, а плохое быстро забывают. Вот и сейчас, глядя на Ни­колая, она снова видела в нём лишь красивого, привлекательного мужчину.

Придя домой, после работы, Людмила с порога поняла, что в доме что­то неладно.

– Мамочка, что-нибудь случилось? У нас дома всё в порядке?

– Не волнуйся, доченька, ничего страшного. Просто тебя вызывают в школу. Вот, почитай, что учительница написала. Сын долго молчал, как партизан. Наконец признался, что подрался с мальчишкой, обидевшим девочку, с которой он сидел за одной партой.

На следующий день, отпросившись с работы, Людмила вошла в учи­тельскую.

– Здравствуйте, Валентина Сергеевна, я мама Игоря Хохлова, – вино­вато представилась она, поскольку на родительские собрания ходила почти всегда бабушка.

– Здравствуйте, Людмила Васильевна, – ответила учительница, загля­нув в тетрадку. Ваш сынок, не плохой мальчик, учится хорошо, но вчера здорово нас огорчил, было хоть милицию вызывай.

Сердце матери заколотилось, кровь ударила в лицо, ноги стали ватными.

– Присядем, – сказала учительница, испугавшись воздействия своих слов. Понимаете, Игорь совершил поступок по сути справедливый, муж­ской. Он защитил от хулигана Марину, ученицу, с которой вот уже третий год сидит за одной партой. Но действия его, как говорится, были неадек­ватными. Он так ударил обидчика кулачком в лицо, что разбил ему нос, окровавил одежду. Игорь бил, как профессиональный боксёр.

Людмила молчала. Спазм перехватил её горло. Она тотчас вспомнила своего бывшего мужа, Валеру. Да, это его «почерк», он разбивал носы и выбивал зубы.

– Людмила Васильевна! Вы, конечно, поработайте с вашим сыном, по­беседуйте. Но, пожалуйста, сильно не переживайте. Родители зачинщика драки претензий вам не предъявят. Они были у меня, мы во всём разобра­лись. Ну, а сын ваш, я думаю, когда вырастет, станет настоящим мужчиной.

Домой Людмила уходила с лёгким сердцем. Значит не всё так плохо, как вначале выглядело. Просто, нужно хорошенько разъяснить сыну, что значит «превышать пределы необходимой обороны».

Игорь пообещал матери впредь быть более осторожным, стараться не пускать в ход кулаки. И тут же выразил желание заниматься спортом, каким-нибудь видом единоборства.

– Хорошо, сынок. Во дворце культуры нашего завода есть разные дет­ские спортивные секции. Я думаю, что занимаются там и борцы. Но о бок­се, даже не мечтай, не разрешу, – твёрдо сказала она.

Происшедшее с сыном в школе, заставило его маму крепко задуматься. Она поняла, что время, когда заботы о нём в основном сводились к еде и одежде, прошли безвозвратно. Сын как-то незаметно вырос и сейчас очень нуждался в том, что обычно мальчишкам дают их отцы. А что могла ему дать она, женщина? Пока ей было ясно одно: сыну нужно уделять больше внимания, вместе посещать те зрелищные мероприятия, которые обычно нравятся мужчинам и мальчишкам.

Вскоре подвернулся удобный случай начать претворять в жизнь её бла­гие намерения. Войдя в цех, она увидела на доске объявлений плакат, при­глашающий заводчан в следующую субботу посетить спортивный праздник во Дворце спорта, открытом всего несколько лет тому назад. В программе праздника было выступление известных мастеров фигурного катания и то­варищеская встреча местной хоккейной команды Торпедо со столичным Спартаком. Билеты можно было приобрести в цеховом профсоюзном коми­тете, что Людмила, не задумываясь, сделала незамедлительно.

Узнав о предстоящей поездке во Дворец спорта, Игорь прыгал от неподдельной детской радости. И бабушка с дедушкой были довольны. Они, умудрённые жизнью, увидели в этом новое, лучшее отношение дочери к сыну.

Только вечером, в пятницу, уже накануне посещения Дворца спорта, до сознания Людмилы дошло, что день и время спортивного праздника со­впадают с её свиданием. Но ни увидеть, ни позвонить любовнику об этом она не могла. Так Людмила оказалась перед непростым выбором: идти с сыном на спортивный праздник или на свидание с Николаем. Но, вспомнив рассказ учительницы и на миг представив себе окровавленного мальчика с разбитым носом, она решительно отказывается от любовной встречи.

Путь ко Дворцу пролегал через весь огромный город, он был не лёгок и не прост. С несколькими пересадками в битком набитых автобусах они, наконец, добрались до цели своего путешествия. Ещё издали до них до­неслась бодрая мелодия спортивного марша. Кругом царила праздничная обстановка. Цветные транспаранты, разноцветные шарики украшали зда­ние Дворца и с внешней стороны, и внутри его. Лотошники сновали среди большого количества людей, предлагая разные вкусности.

В ожидании начала представления, они сели на свои, не очень хорошие места, наслаждаясь прекрасным мороженым, «эскимо». И вдруг, зал по­грузился в полумрак, затем зазвучала музыка, и в свете вспыхнувших про­жекторов на ледовой арене показалась первая пара фигуристов, мужчина и женщина. Они понеслись, заскользили по кругу с такой скоростью, что их лёгкое, полупрозрачное одеяние, развевающееся на ветру, казалось, вот-вот оторвётся и полностью обнажит их красивые фигуры. А после пробежки началось такое... Игорь с открытым ртом смотрел на сложнейшие пируэты, поддержки и другие элементы, которые демонстрировали мастера катания. Какой силой должен был обладать этот фигурист, как пушинку поднявший в воздух свою партнёршу и продолжавший стремительно с ней катиться. Мальчишка неистово хлопал в ладоши вместе со всеми зрителями, когда за­вершалось каждое выступление. После окончания танцевальной програм­мы зажегся свет, начался перерыв.

Стараясь доставить сынишке как можно больше удовольствия, Люд­мила кормила его пончиками с повидлом, поила ситро и даже хотела купить детскую хоккейную клюшку, но, к сожалению, на это ей денег не хватило.

Ледовое сражение двух сильных хоккейных команд проходило в стре­мительном темпе, и также было очень зрелищным. Игорь, впервые в жизни оказавшийся в окружении хоккейных болельщиков, очень эмоционально выражающих свои чувства, быстро скопировал их поведение и уже к концу матча вместе с другими громко скандировал: «Шайбу! Шайбу! Шайбу!». Товарищеская встреча закончилась вничью, но это нисколько не ухудшило впечатление зрителей о спортивном празднике.

От увиденного мальчишка был просто в восторге. В его глазах Людми­ла прочла такую искреннюю благодарность, что она еле сдержала слёзы.

                        Мам, я хочу не только заниматься борьбой, но и научиться катать­ся на коньках, играть в хоккей. Ты можешь мне купить коньки? – спросил Игорь, заглядывая в глаза матери.

                        Сынок! Я с удовольствием купила бы тебе коньки хоть сегодня, хоть завтра. Но у нас с тобой, сыночек, пока на это денег нет, – с сожалением ответила она.

Вечером, в понедельник, как и предполагала Людмила, у заводской проходной она увидела «перехватчика».

– Что случилось, Люда? – встревоженно спросил Николай.

                        Успокойся, милый, ничего страшного. Просто я не смогла вырваться, как говорят, по семейным обстоятельствам. А предупредить тебя, как ты понимаешь, было невозможно, потому что ни позвонить, ни прийти к тебе не могу, не имею права. Извини, что так получилось. Встретимся в следую­щую субботу, как обычно. Раньше я не могу, занята всю неделю.

                        Если не секрет, то чем, или вернее кем, ты была занята? – ревниво спросил майор.

                        Коля! Не забывай, что у меня есть уже достаточно взрослый сын, для которого я не только мать, но и отец… Он требует к себе внимания. Не обижайся, я ведь и сама по тебе соскучилась и жду нашей встречи. Пока, дорогой! – бодро сказала она и зашагала к трамвайной остановке.

Николай уходил удивлённый новизной поведения своей, доселе покор­ной подруги. Его эгоистической натуре было очень неприятно восприни­мать малейшее проявление самостоятельности близких ему людей, с кото­рыми он тесно общался.

Итак, они оба с нетерпением ждали встречи и дождались её. Сви­дание проходило без свечей, но с вином. Его начало не было таким ро­мантичным, как раньше, но по мере осушения бокалов, Николай снова заговорил о любви.

– Вот, не виделись мы с тобой, Людочка, всего чуть больше месяца, а я так соскучился по тебе. Да, я больше жизни тебя люблю, и так будет всегда.

– Я тоже люблю тебя, люблю, не принадлежащего мне.

До того как они побывали в постели, она рассказала ему о сыне, мечта­ющем научиться играть в хоккей, а он всё говорил и говорил о любви к ней. И ни слова о её жизни. Он явно не давал ей повода надеяться на изменение характера отношений в будущем.

Их свидания снова стали регулярными, но не такими частыми и страст­ными, как раньше. Теперь Людмила большую часть своего свободного вре­мени посвящала сыну. Она проверяла выполнение домашних заданий, по­могала учить стихи. Не забывала она и о коньках, обещанных сыну.

В один из зимних воскресных дней Людмила поехала на «толкучку», где можно было купить любую вещь. И ей повезло. Проталкиваясь сквозь толпу людей, она очень скоро увидела женщину, держащую в руках конь­ки. Это были самые простейшие, уже побывавшие в употреблении, коньки типа «Снегурки», причем вместе с ботиночками. Неумело поторговавшись, она купила эти коньки.

Радости сына не было предела. Радовалась вся семья. Размер ботинок оказался немного больше, но зато это позволило мальчишке надевать шер­стяные носки. Обучением внука сразу занялся дед, в молодости стоявший на коньках, правда, не настоящих, а самодельных, изготовленных из дерева.

Решив хоккейную проблему, Людмила принялась за следующую. Она узнала, что при заводском клубе работает несколько детских спортивных секций, но среди них не было борцовских. В секцию классической фран­цузской борьбы принимали ребят юношеского возраста, организмы кото­рых уже были способны воспринимать большие нагрузки, возникающие в единоборстве. Заботливая мать, чтобы не огорчать сына, нашла компро­миссное решение.

– Сынок, я не забыла о твоём желании заниматься борьбой. Но в сек­цию борьбы принимают только юношей, физически подготовленных к за­нятию этим видом спорта. Я думаю, что тебе нужно начать с детской гим­настической секции, в которую я могу тебя записать, если хочешь, хоть зав­тра, – сказала Людмила.

Мальчишка задумался. Слова матери были столь убедительны, а жела­ние заняться спортом, таким сильным...

– Я согласен, мамочка, пока буду заниматься гимнастикой, это тоже не плохо. Вот девчонка, Маринка, из-за которой я подрался, уже давно занима­ется в клубе, только танцами.

Игорь на глазах у матери, бабушки и деда становился целеустремлён­ным, толковым пареньком. Он старался без напоминаний сделать уроки, покататься на коньках, а в дни тренировок, не пропускать и их. Всё было хорошо, все были довольны. Но ведь в жизни так долго не бывает.

Очередная встреча с Николаем подходила к концу, когда Людмиле вдруг захотелось кое о чем его спросить.

– Коля, интересно, как тебе, семейному человеку, так долго удаётся регулярно, по субботам, уходить из дома и тайно встречаться со мной? – за­дала она каверзный вопрос.

Николай посмотрел на свою любовницу взглядом, отразившим его внутреннее состояние. Он сильно покраснел.

– Говорю жене, что занимаюсь в отделе разработкой рационализатор­ских предложений и что делать это можно лишь в нерабочее время. А зачем ты меня об этом спрашиваешь? Тебе что, не всё равно? – с нескрываемой досадой спросил он.

Она, не ответив ему, продолжала.

– И что же, твоя красавица-жена не может догадаться, что ты её обма­нываешь?

 – Людочка, ну зачем тебе это? Ещё накличешь беду, тогда мало не по­кажется, и всему будет конец.

– Знаешь, Коля, честно говоря, мне надоела эта «постельная конспи­рация». Мы даже ни разу не прогулялись по парку, не сходили в кино, – с горечью произнесла она.

Николай, понимая справедливость упрёков подруги, мучительно сооб­ражал, чем её утешить.

– А знаешь, давай рискнём, была, не была. Приглашаю тебя в киноте­атр «Мир», расположенный вдалеке от мест нашего обитания, – сказал он, чувствуя себя в роли «героя».

– Ой, здорово как, я очень рада посмотреть любой фильм, который там идёт, – восторженно сказала она, как девчонка.

Расстались. Он, – озабоченный данным обещанием, а она, – в радуж­ном, праздничном настроении. В глубине души Николая всегда сидел страх, боязнь попасть под «каток» своей крутой супруги. Ведь она племянница генерала, вот уже более двадцати лет протиравшего штаны в Управлении кадров в Москве и доросшего там до такого высокого звания.

К кинотеатру, естественно, они добирались отдельно, договорившись встретиться у входа перед началом предпоследнего сеанса. Людей в тот вечер у касс оказалось очень мало, несмотря на то, что демонстрировали уже нашумевшую кинокомедию «Операция «Ы» и другие приключения Шурика». Купив билеты, Николай, осмелев, взял Людмилу под руку, и они вошли в фойе.

Задний ряд оказался совершенно свободным. Они заняли места в его центре. Погас свет, начался киножурнал, повествующий об успехах совет­ских учёных в освоении Северного полюса. Людмила склонила голову к его плечу. Её рука оказалась в его. Начался фильм. Они от души посмеялись вместе со зрителями, лишь наполовину заполнявшими зал. Разъезжались по домам так же отдельно…

В тот день «пятиминутка» надолго затянулась, но, наконец, закончи­лась. Начальник техбюро, после горьких, крутых выражений, высказанных в адрес некоторых сотрудников, пожелал всем успешного дня.

– Задержись-ка, Хохлова, – начальствующим тоном сказал он напра­вившейся к выходу Людмиле. Она остановилась. Что бы это могло быть?...

– Присядь, Людмила Васильевна, и послушай меня, старика. За время работы в отделе я успел узнать твои способности. Ты только не зазнавайся, если я скажу тебе откровенно, что ты очень способный технолог и, вообще, хороший человек. Своим трудолюбием и компромиссным характером, доч­ка, ты заслужила авторитет у своих коллег. Непривычная к похвалам, Людмила смутилась и что-то хотела сказать, но Евгений Васильевич, не дав ей сказать и слова, продолжал.

– Так вот, я считаю, что тебе обязательно нужно получить высшее об­разование. Ты станешь хорошим инженером. Это говорю тебе я, «неуч», не­дипломированный начальник, руководящий вами только благодаря своему многолетнему опыту.

После такого вступления Евгений Васильевич сообщил своей любими­це о существовании невдалеке от их завода вечернего факультета Горьков­ского политехнического института. Он взял с неё слово, что в ближайшее время она побывает там и узнает о нём всё более подробно.

Беседа произвела на Людмилу сильное впечатление. Ведь интуитив­но, ещё год тому назад, она уже и сама подумывала о том, что нужно ещё учиться. Её положение матери-одиночки не только не противоречило этому благому делу, но, напротив, было более предпочтительно.

Хохлова узнала, что вечерний факультет готовит инженеров по спе­циальности «Технология машиностроения». Срок обучения для имеющих среднетехническое образование оказался равным трём годам и десяти ме­сяцам, а конкурс совсем небольшим.

Решение Людмилы поступить в институт вызвало неоднозначные от­клики. Её начальник был удовлетворен, родители – очень обрадованы, а Николай выразил сомнение в целесообразности получения высшего обра­зования для женщины.

– Ты никак не можешь понять, Коленька, что я не просто женщина, а мать-одиночка, вынужденная нести двойную нагрузку, – возразила она своему любовнику.

Он промолчал, считая, что её намерение никогда не осуществится. Ох, как он её недооценивал! И в тот момент он, конечно, не мог предположить, что увидеть Людочку в роли студентки, а потом и инженера, ему просто не суждено...

Нила, её сердечная подруга, как ни странно, также не выразила одобре­ния помыслам Людмилы. Возможно, это было связано с тем, что она сама, закончив десятилетку, больше никогда не училась.

Зима разыгралась не на шутку. Порывистый ветер швырял в лица про­хожих колючий снег, трепал одежду. Но они упрямо направлялись на свою «конспиративную» квартиру, на очередное свидание. Продрогшие, любов­ники быстро накрыли стол, немного погрелись. Их воркование внезапно прервал звонок. Николай сразу пошёл выяснять личность «нарушителя их спокойствия». Он смело открыл дверь, не спрашивая, кто за ней и даже не взглянул в глазок.

На пороге стояла она, его жена, черно-бурый воротник которой был припорошен снегом. Не говоря ни слова, она рванулась в комнату, где за столом сидела Людмила.

– Ну, сволочь, наконец-то, так вот какой рационализацией ты занима­ешься! Кобелина бездарный, это ты так благодаришь меня за то, что угово­рила своего дядю, генерала, направить тебя в военную приёмку, в город. Не будь меня, морозил бы ты сопли на каком-нибудь сибирском аэродроме или жарился в Туркестанском округе, – орала взбешенная женщина.

Николай, застигнутый врасплох, стоял молча, оцепеневший, не спо­собный к разумным действиям, к оправданиям. В таком же, или похожем, состоянии оказалась и Людмила. Она была готова хоть сквозь землю про­валиться.

– А с тобой, потаскуха, я разберусь отдельно, чуть позже, – угрожающе закричала она на Людмилу.

– Марш домой, изменник! – ещё громче заорала жена майора и с раз­маху влепила ему звонкую пощёчину, а затем, так рванула его за рубашку, что пуговицы, как пули, разлетелись по комнате.

Николай, молча, не проронив ни одного слова, оделся и сопровождае­мый женой покинул квартиру.

Людмила некоторое время продолжала сидеть, уставившись в одну точку. Затем, очнувшись, начала прибирать квартиру. Она поняла, что это конец её очередной любовной истории, которая, наверное, и не могла за­вершиться по – иному. Да, она любила его со всеми его недостатками и была готова прожить так всю жизнь. А он? На словах любил даже «больше жизни», а на деле?... Он «хороший» семьянин, а она для него – игрушка. От таких мыслей на душе Людмилы сразу стало гадко.

А её любовник с женой уже оказались в своей шикарно обставленной квартире. По дороге она успокоилась и подготовилась к непростому раз­говору.

– Николай, давай поговорим спокойно! Скажи мне, только честно, что тебя связывает с этой девкой? Почему ты изменил мне, чем я тебе не угоди­ла, чего тебе не хватает? – забросала она его вопросами.

– Ну что, ты разве не знаешь, что с годами происходит с мужчинами. Не зря говорят: «Бес в ребро». Ну, увлёкся её молодостью.

– Ах, вот как, увлёкся значит, или поволокся? Я и раньше догадывалась, что ты способен на измену, да вот проследить за тобой всё не решалась.

– Да впервые это со мной, первый раз такое случилось, честно...

– Ах, впервые. Знаешь, Коля, если бы не наши дети, послала бы я тебя подальше. Стоило бы мне только позвонить Никите Савеличу, как ты бы вы­летел с завода, как пробка, причем, улетел далеко, отсюда не видать.

Он молчал, понимая, что её угрозы не простые слова. А лишиться ка­бинетной службы в военной приёмке и оказаться где – нибудь в строевой части, на аэродроме, для него было бы катастрофой.

Она тихонько, чтобы не разбудить детей, заплакала. Он подошел к ней, взял за вздрагивающие плечи.

– Ну, успокойся, ты же видишь, я виноват, но я с тобой. Приступ гнева продолжался несколько минут, постепенно затихая.

– Николай, не удивляйся! Я не буду сейчас требовать от тебя клятвен­ного обещания прервать отношения с этой девахой. Поступим по-другому, если ты будешь согласен. Я таки позвоню генералу, пусть тебя переведут в военную приёмку на другое предприятие, в другой город, например, в Харь­ков или в Киев, где есть авиационные заводы. Эти города ещё лучше, чем этот голодный Горький, – уже спокойно, но всхлипывая произнесла она. Он задумался. Он уже понимал, что она больше не допустит его связи с Людмилой, и что жена способна сообщить старшему военпреду на завод о его похождениях. А это кончится разборкой, даже исключением из партии. И не видать ему тогда подполковничьих погон, как своих ушей...

– Ладно, я согласен, звони дяде. Проси перевод в Киев, на авиацион­ный завод имени Антонова, – сказал, вздохнув, Николай.

Он понимал, что лишился такой прекрасной, самой лучшей в его долгой блудливой жизни любовницы. Понимал он и то, что в случае пере­вода в Киев, ему придётся заново изучать авиационную технику, военно­транспортные самолёты, о которых имел лишь общее представление.

Прошло около месяца после скандала. Людмиле удалось узнать, что в военной приёмке завода майор Николай Зайцев уже больше не числится, переведён к новому месту службы. Проходя через проходную завода, она вспомнила, как он «перехватывал» её здесь. Какое-то время Людмиле не верилось, что теперь его уже нет в стенах завода, что не увидит она его в заводской столовой, что вообще никогда не увидит.

Но ей нужно было продолжать жить, ведь она не была одинокой. У неё был любимый сынок, родители, брат и сестра. Она имела ещё и верную подругу Нилу, не раз выручавшую из беды. И, наконец, у неё появилась вы­сокая мечта, требовавшая очень активных действий.

Глава седьмая «Крылатое сердце»

Офицерская палата полкового лазарета, рассчитанная на четырёх больных, была пуста. Обычно, если требовалось стационарное лечение, офицеров направляли в Калужский или даже Московский гарнизонные го­спитали. Но лейтенанта Крайнова, упрямца, совершенно не осознавшего серьёзности своей болезни и рвавшегося на аэродром, нужно было срочно уложить хоть куда – нибудь.

Обстановка этой палаты отличалась от солдатской только количе­ством кроватей Она было предельно простой: железные койки и при­кроватные тумбочки, окрашенные серой краской. Но в тот момент, когда Михаил нашел там пристанище, он был абсолютно безразличен ко всему, его окружающему. Сильнейшая головная боль и высокая температура не унялись даже после приёма каких – то таблеток. Он горел, такое, испыты­вая впервые в жизни…

Лейтенант лежал с закрытыми глазами, когда услышал, что в палату кто-то вошел. Это была медицинская сестра, державшая в руке солидных размеров шприц.

– Здравствуйте, молодой человек! Сейчас сделаем укольчик, и Вам сразу станет легче, – пытаясь вселить надежду больному, сказала она, на­правляясь к Михаилу.

И всё же тяжелое состояние не помешало Михаилу быстро окинуть молодую женщину взглядом бывалого мужчины. Он обратил внимание на огромные черные глаза и тугой узел темных волос, выбивающихся из-под белой косынки. Она была симпатична, и очень стройна.

Привычным движением сестричка сдёрнула одеяло с больного. Он сразу понял, в какое место она собирается его колоть. В нём моментально вспыхнуло чувство неловкости, стыда. Она это заметила.

– Так, больной, у нас не стесняются раздеваться настолько, насколько требуется для лечения. Мне некогда, ложитесь на живот и опустите трусы,

– повелительно сказала она, почему-то немного смутившись.

Лейтенант покорно перевернулся и мужественно, без звука принял бо­лезненную процедуру.

– Ну, вот и всё, тебе скоро станет легче. Ты молодец, – похвалила она, заботливо прикрывая его одеялом и щупая лоб.

– Спасибо, сестричка, меня зовут Мишей.

– А меня Катериной Александровной, а можно и просто Катей, – улы­баясь, сказала она. Я заступила на ночное дежурство, сейчас сделаю ре­бятам ещё несколько уколов и к тебе вернусь. А пока, постарайся уснуть, мальчик мой, – нежно сказала она.

Крайнов снова закрыл глаза, однако, сон не шел. Ему действительно становилось легче, головная боль начала утихать. Только было очень жар­ко, хотелось сбросить с себя не только одеяло.

Она беззвучно вошла в палату, боясь его разбудить. В её руке была мокрая повязка. Присев на табуретку рядом с изголовьем кровати, она наложила её на горящий лоб больного. Мишка вздрогнул от неожиданно­сти и сразу открыл глаза. Их взгляды встретились. Они улыбнулись друг другу. В глазах медсестры, Миша увидел не только добрую, материнскую заботу о нём...

Приятный холодок, остудивший голову, чудным образом улучшил его состояние. Он, как ему казалось, только на миг закрыл глаза и «провалил­ся» в никуда. Михаил проснулся только утром, не имея представления о том, сколько времени Катерина провела у его постели, меняя повязки, по­могающие успешно преодолеть критический момент болезни.

Днём, во время обхода, пожилая женщина-врач объяснила лейтенанту, что кризис уже позади, и он должен быстро поправиться. О выписке же она и слушать не захотела. Болезненное состояние ещё продолжалось, о чем свидетельствовала ещё повышенная температура. Но явным признаком вы­здоровления было появление у больного аппетита, почти полностью съев­шего обед, доставленный ему из офицерской столовой.

Вечером Крайнова навестил его командир экипажа, Славик, принес­ший ему шоколадку из своего лётного рациона и пару армейских газет в качестве пищи духовной.

                        Значит так, Миша! Не торопись выписываться. Нам ты нужен здоро­веньким. Скоро ожидаются армейские лётно-тактические учения с боевы­ми стрельбами, – сообщил он своему другу.

                        Есть, товарищ командир! Буду здоров, как всегда, – бодро ответил Михаил.

После ухода командира больной пытался сосредоточиться на чтении прессы, но к своему удивлению понял, что ждёт чего-то более интересного. Вскоре он догадался, что ему не безразлично, кто из медсестёр заступит на ночное дежурство. Вечерело, принесли ужин, к которому он оказался равнодушным. Кажется, снова начала повышаться температура. Миша всё поглядывал на дверь, уже потеряв надежду увидеть знакомую медсестру.

– Привет, лейтенант, – весело сказала Катерина, входя в палату. В одной руке у неё был градусник, а другой она держала маленький букетик цветов, которые в наступившую зимнюю стужу можно было приобрести, не иначе, как съездив в Калугу или даже в Москву.

                        Здравствуйте, я рад видеть Вас, – сказал, широко улыбаясь, Михаил так, что в искренности его слов нельзя было усомниться.

                        Миша! Можешь обращаться ко мне не на Вы, а просто на ты, хоть я и старше тебя годков на семь-восемь, но ты всё же офицер, уже лейтенант, а я всего лишь старший сержант, причем, медицинской службы, – полушутя, полусерьёзно сказала Катя.

                        С радостью, Катя. К черту звания, мы простые русские люди. Я очень благодарен тебе за внимание, оказанное мне.

Она наклонилась над ним, чтобы поставить градусник подмышку. Его взгляд скользнул по её нежной шейке ниже, под опустившийся ворот халата, и вдруг упёрся в небольшую грудь, увенчанную темным кольцом. С женскими прелестями он был знаком давно, ещё с юношеских встреч с Тамарой. Но, вот так, увидеть их наготу, ему пришлось лишь второй раз в жизни. В нём вмиг вспыхнул мужчина. Рука «больного», непроизвольно дёрнулась по направлению к увиденному «сокровищу». Она сразу поняла его намерение и, не говоря ни слова, одной рукой быстро прижала халат к груди, а пальчиком другой кокетливо погрозила «хулигану».

Вторая лазаретная ночь Михаила снова прошла под неусыпным внима­нием дежурной сестры, оказавшейся очень приятной женщиной. Катерина, не скрывая, рассказала о своём неудачном замужестве за офицером, бро­сившим её и уехавшим с другой женщиной к новому месту службы.

                        Миша, скажи мне, ты встречаешься сейчас с какой-нибудь девушкой или женщиной, спросила она уже перед окончанием дежурства.

                        Нет, сейчас уже не встречаюсь, свободен как птица, – ответил он, до­гадываясь о причине вопроса.

                        Через денёк-другой тебя выпишут. Я приглашаю тебя к себе в го­сти. Живу в одной с тобой деревне, в предпоследнем доме, во дворе ко­торого огромная берёза. Приходи в субботу вечерком, я буду работать в дневную смену.

                        Я очень рад, приду обязательно, – нисколько не задумываясь, ска­зал Мишка.

                        Да, чуть не забыла, услышишь лай собаки, не пугайся, она на при­вязи, – уточнила явно довольная Катерина…

Но выполнить своё обещание Мишка не смог. Начались крупные уче­ния, о которых предупреждал его командир. Полк по тревоге был переведён на казарменное положение. Весь лётный и технический состав круглосу­точно находился на аэродроме. Там они и отдыхали, и там их кормили. По сигналу с командного пункта на перехват «противника» вылетали то оди­ночные самолёты, то пары и даже звенья, по четыре самолёта в каждом. А в конце учений состоялся полковой вылет, с посадкой на другом аэродроме. Это было грандиозное зрелище, увиденное Крайновым впервые, когда око­ло трёх десятков реактивных красавцев МиГ-15, один за другим вырулива­ли на полосу и парами уходили в небо.

При подведении итогов прошедших учений лучшие экипажи были поощрены командованием. Среди них оказался и экипаж старшего лейте­нанта Веселова, в составе которого были авиатехник лейтенант Крайнов и авиамеханик сержант Широков.

Мишка не очень переживал по поводу несостоявшегося визита к Кате. Он понимал, что она должна была знать о начавшемся учении. Но всё же шёл он к ней, слегка волнуясь, даже точно не зная, застанет ли её дома. Од­нако ему повезло. Он не успел постучать в дверь, как она ему открыла, как будто бы всё время ожидала его появления.

– Здравствуй, Катя, извини, не мог прийти в назначенный день.

– Да знаю я про вас всё, гремели так, что не давали спать ни ночью, ни днём. Раздевайся, проходи Миша, ужинать будем, – сказала она, не спраши­вая его согласия.

Она подошла к нему, обняла за плечи и крепко поцеловала. Он не успел ответить тем же, она засуетилась у стола. Михаил посмотрел на неё, на её распущенные волосы. Она показалась ему ещё более привлекательной, чем там, в лазарете. Они сели за стол, он открыл бутылку красного вина, на­полнил бокалы.

– Давай выпьем за тебя, Катя, я очень благодарен за то, что ты смогла так быстро меня вылечить, за твою материнскую заботу обо мне, – горячо произнёс он. Они сидели, беседовали, потихоньку осушая бутылку.

– Миша, ты понимаешь, что я намного старше тебя. Скажи мне, только откровенно, не стесняясь, ты уже бывал в близких отношениях с женщина­ми, – спросила Катерина, заглядывая в его глаза. Вопрос ввёл Мишку в сильное смущение, вогнал в краску.

– Нет, Катя, пока до этого у меня дело не доходило, – честно при­знался он. Услышав признание молодого человека, она чему-то улыбнулась. За­тем одарила его таким многозначительным взглядом...

Они договорились встречаться вечерами, когда Катя дежурила днём. Место свиданий было всего в нескольких минутах ходьбы от дома, где квартировал Крайнов.

Вскоре состоялась их следующая встреча. С первых минут свидания Мишка ощутил желание Катерины быть к нему поближе. После ужина они сели рядышком на диван и смотрели телевизор. Она обняла его, они по­целовались.

– Тебе не мешает свет? – спросила она.

– Конечно, выключи его, будет лучше видно, – ответил он, догадываясь о замысле женщины.

В затемнённой комнате стало уютней. Телеэкран засветился как буд­то бы ярче, но, кажется, он перестал интересовать сидящих перед ним зрителей. Катерина, как бы невзначай, начала расстёгивать пуговицы на рубашке Мишки.

– Жарко же, расстегнись, Мишенька, – сказала нежно она.

Он понял, что настала пора действовать. И через несколько минут, за­быв выключить телевизор, они оказались в спальне, в постели Катерины, где инициатива перешла к ней. Но Мишка оказался удивительно способ­ным «учеником»...

Он был доволен, впервые испытав любовную страсть. Счастлива ока­залась и она, истосковавшаяся по мужской ласке и считавшая, что совер­шила благое дело, превратив Мишку в настоящего мужчину. После этой ночи их встречи стали регулярными. Катерина была уже в таком возрасте, в котором обычно женщины имеют и мужей, и детей. Она довольно долго пробыла в одиночестве и теперь очень рада была тому, что у неё появился этот мальчишка, которого можно было щедро одарять своими ласками и как любящей женщине, и даже как матери. Каждый раз Катерина старалась его накормить, что-нибудь постирать, подшить. Ей от души было приятно это делать, заботиться об этом симпатичном молодом человеке.

Молва о Мишкином увлечении быстро разлетелась по гарнизону. Одни его одобряли, другие предостерегали, а он просто не обращал на них ни­какого внимания. Возможно, что Катерину кто-нибудь осуждал за связь с «малолетним».

– Мишенька! Хочу ещё раз напомнить, что я намного старше тебя и отдаю себе отчет о том, что в будущем мы не сможем связать наши жизни. Просто, я вижу, что тебе со мной хорошо. И мне тоже очень хорошо. Но ты знай, что я не упрекну тебя тогда, когда нам придётся расстаться. А на разговоры, которые ведут о нас люди, думаю, не стоит обращать внимания,

– высказалась Катерина, смахнув слезу. Он обнял её, крепко поцеловал. Ему стало жалко эту милую, добрую женщину, с которой свела его судьба.

– Катенька, успокойся. Ты мне очень нравишься. Почему же мы не мо­жем пожениться, – спросил Михаил.

– Мальчик ты мой, глупенький! Женщина не должна выходить замуж за мужчину, который намного моложе её, потому что с годами разница в возрасте становится настолько заметной, что супруги обычно расходятся. Ведь мы стареем быстрее вас, мужчин. Блекнет наша красота, портятся фи­гуры. Вот так вот, пойми это и запомни.

Мишка вспомнил, что подобные слова уже слышал от Анны Сергеев­ны, накануне разрыва их отношений. Но Катенька, говоря о возрасте, не вы­ражала желания прекратить их встречи. И вообще, она была совсем другая. Он был готов на ней жениться, если бы она этого пожелала.

Аэродромная жизнь не затихала. Полёты выполнялись регулярно, 2-3 раза в неделю. Большинство лётчиков было готово вылететь на защиту Московского неба при любой погоде, как днём, так и ночью. Михаил по­прежнему с завистью усаживал лётчиков в кабину своего истребителя, вы­пуская их в полёт.

Ощутив радость полёта на тихоходном самолёте ЯК-12, его желание летать ещё более усилилось. Обдумывая все реальные варианты осущест­вления этого стремления, он пришел к выводу, что, прежде всего, ему нуж­но стать техником учебно-боевого двухместного самолета УТИ-МиГ-15, один из которых, был в их эскадрилье. Техники этих самолетов изредка, когда в этом возникала необходимость, летали во второй кабине вполне официально. Правда, обслуживать самолет, так называемую спарку, было намного труднее. Если в течение дня боевой самолет делал по 3-4 вылета, то учебный, успевал совершать 6 – 8. Несмотря на это, Крайнов начал дей­ствовать…

– Слышь, Петро, тебе не надоело вкалывать, получая одинаковую с нами зарплату? – спросил Михаил у «хозяина» спарки.

Вопрос оказался интересным… Дело в том, что Пётр собирался посту­пать в военную академию и огромная нагрузка, связанная с обслуживанием его самолёта этому никак не способствовала. Он так уставал на аэродроме, что сил на подготовку уже не оставалось.

                         А что, желаешь «купить» мой «аппарат»? – спросил он Мишку

                         Да приобрёл бы, если б не дорого, – в тон ответил он.

– Так я не против, «отдам за бутылку». Ты как в воду глядишь, Мишка. Мне уже давно пора освободиться, нужно грызть науки. Ведь в Жуковке конкурсы всегда серьёзные.

Вначале офицеры обратились к инженеру своей эскадрильи. Он сра­зу им отказал, сославшись на, якобы, недостаточный опыт обслуживания авиатехники у Крайнова. Тогда они начали «атаковать» старшего инженера полка, подполковника. Этот очень строгий, но справедливый начальник был удивлен тому, ради чего Крайнов был готов взять на себя на много большую нагрузку. Он обещал выполнить просьбу офицеров. И вскоре, приказом по полку, Михаил был назначен техником спарки. Он быстро освоил новый самолет. Летчики были довольны, замечаний не было, самолет был всегда исправным и чистым.

В один из выходных дней лейтенант Крайнов был назначен ответствен­ным офицером в своей эскадрилье. Он находился в казарме, где отдыхал личный состав срочной службы. Заглянув в комнату, где хранилось солдат­ское обмундирование и их личные вещи, он был немало удивлён. Один из солдат был оголён до пояса, другой что-то чертил на его груди...

– Что здесь происходит? – строго спросил офицер. Солдаты, увидев вошедшего, повскакивали, вытянулись...

                        Занимаемся татуировкой, товарищ лейтенант, – бойко доложил сол­дат с огненно-рыжим ёжиком волос.

                        Ладно, продолжайте, – сказал Крайнов, не найдя в их занятиях ниче­го предосудительного.

Более того. Он сразу вспомнил о том, что, ещё находясь в стенах учи­лища, пытался графически отобразить своё «крылатое сердце». И такой эскиз у него уже был. Это было сердце, пронизанное стрелой и мечом, не­сущееся на крыльях. И он, офицер, уже не юноша, в тот же вечер принима­ет своё очередное авантюрное решение: нанести эскиз «крылатого сердца» на кисть левой руки.

Не говоря ни слова, ни друзьям, ни Катерине, Мишка утром, в выход­ной день подкатил на своём мотоцикле к казарме. Рыжего солдатика, писав­шего письмо, он нашел в красном уголке.

                        Послушай, у меня к тебе личная просьба. Я хочу перенести эту кар­тинку вот сюда, – сказал Михаил ошеломлённому солдату, показывая ему эскиз и кисть руки.

                        Будет очень больно, товарищ лейтенант, – предупредил «военный та­туировщик».

– Ничего, потерплю, будь спокоен.

Они нашли укромное место прямо в казарме. Михаил черным каран­дашом чётко нанёс картинку на кисть. Рыжий принёс флакон тёмно-синей туши и три обычные швейные иглы, плотно связанные нитками в один пучок. И процесс пошёл. Каждый укол был троекратно болезненным, но лейтенант терпел, не подавая вида, с тревогой поглядывающему на него солдату.

После успешного завершения «операции», Крайнов поблагодарил сол­дата и, пренебрегая субординацией, вручил ему конвертик с деньгами.

Уже к вечеру, когда нужно было идти на свидание, его исколотая кисть распухла и покраснела.

– Мишенька, Господи, что с тобой случилось, – взволнованно восклик­нула Катя, увидев Мишкину руку.

– Не волнуйся, Катенька, ничего страшного. Просто испытал свою способность переносить болевые ощущения. Мужики ведь должны быть готовы ко всему. Ну, а заодно, навсегда отобразил мечту моей жизни в виде татуировки. Вот видишь, крылатое сердце. Теперь это мой талисман. Она посмотрела, но кроме сильной опухоли ничего не увидела.

– Да ты просто большой мальчишка! Узнала бы твоя мать, надавала бы по мягкому месту. Разве можно так рисковать, ведь может быть заражение,

– выговаривала Катерина покорно молчавшему Мишке.

От слов медицинская сестра перешла к делу, которым владела хорошо. У неё нашелся и бинт и всё, что было необходимо для предотвращения за­ражения крови и скорейшего заживления ранок.

– «Снимай штаны, знакомиться будем», – пошутила она, набирая в шприц, наверное, какой-то антибиотик.

Теперь Миша не сопротивлялся и не стеснялся своей спасительницы. Лёгкий шлепок и игла безболезненно вошла в мягкую ткань.

                         Катя, ты классно делаешь уколы, – похвалил он женщину.

                         Не только уколы, Мишенька, не только, – отозвалась она.

Да, это было действительно так. Она была и его любовницей, и мас­сажисткой, она отлично готовила, и с ней можно было обсуждать любые гарнизонные происшествия, поскольку она была на военной службе. Од­ним словом, рядом с мужчиной, она была подобна Таис Афинской, древней греческой гетере....

Утром следующего дня Михаил прибыл в офицерскую столовую пеш­ком, потому что перебинтованной кистью левой руки было невозможно управлять рычагом сцепления мотоцикла. А сидя за столом во время за­втрака, ему приходилось прятать свою руку от любопытных глаз своих коллег-офицеров.

Но неприятности, связанные с татуировкой, благодаря Катиным стара­ниям, довольно быстро прекратились, а талисман в виде «крылатого серд­ца» так и остался на всю жизнь.

Прошло несколько месяцев и, наконец, произошло событие, ради кото­рого Крайнов «сменил коня». Ему было приказано вылететь на своем само­лете, конечно, во второй кабине, в однодневную командировку для выпол­нения работ на его самолёте в дивизионных мастерских, расположенных на аэродроме в Калуге. Для него это было огромной радостью. Появилась реальная возможность впервые подняться в небо на реактивном истребите­ле, да еще и на своем, который занимал в его жизни не меньше места, чем очень близкий человек!

Наконец, наступил долгожданный день. Вдвоём, с механиком, они подготовили спарку к полету, выкатили её на рулёжную дорожку и под­ключили источник электропитания. Все готово к запуску двигателя. Увидев приближающегося лётчика, волнение Мишки возрастает. Как положено, он докладывает ему о готовности самолета к полёту. Усадив летчика в первую кабину, сам садится во вторую. Механик помогает ему застегнуть лямки парашюта. Миша надевает шлемофон и подключает кислородную маску. Его механик закрывает крышки кабин. Лётчик запрашивает у руководителя полётов разрешение на запуск двигателя. Запуск разрешен.

Михаил так ждал этого момента. До последней минуты его не поки­дало тревожное чувство того, что вылет может сорваться по какой-нибудь причине. Но вот он уже слышит привычные звуки запускающегося двига­теля, видит ожившие стрелки приборов и ощущает лёгкое подрагивание корпуса самолета. Его опасения исчезают.

– Лейтенант, ты готов к полёту? – спросил капитан по самолетному переговорному устройству.

– Так точно, товарищ капитан, готов, – радостно ответил Михаил.

Получив положительный ответ, лётчик выруливает на взлётно – по­садочную полосу. Миша слышит разрешение на взлет. Лётчик увеличивает обороты двигателя и, затем, отпускает тормоза. Начинается разбег. Мишку крепко прижимает к спинке кресла и через несколько секунд самолёт уже круто набирает высоту!

Ощущения взлета на истребителе оказались совершенно иными, по сравнению с теми, которые Миша испытал на ЯК-12.

                         Как самочувствие, Крайнов? – вскоре спросил лётчик

                         Отличное, товарищ капитан, – бойко ответил он.

Оно было прекрасным. Михаил был просто в восторге, не поддаю­щемуся описанию. Он торжествовал! Его «крылатое сердце» учащенно билось!

В связи с малой удаленностью аэродрома, на котором они должны были приземлиться, им была установлена высота полета всего в 1000 ме­тров. Благодаря этому Михаил снова имел возможность полюбоваться кра­сотами местности, над которой они пролетали. Иногда взгляд выхватывал в стеклах приборов, как в зеркале, отражение его лица, и ему вспоминались слова из украинской песни: «Чому я нэ сокил, чому нэ литаю!?» Минут через 30 капитан произвел посадку, и они подрулили к дивизионным ма­стерским, где самолёт был встречен дежурным офицером.

Летчик сразу куда-то ушел, а Крайнов приступил к работе. Нужно было подготовить самолет к выполнению работ специалистами мастерских и к возвращению на свой аэродром. К концу дня все было закончено, они взле­тели, и Мишка получил ещё одну порцию адреналина. В полете, он вспо­минал, с какими приключениями возвращался домой после своего первого, «контрабандного» полета на ЯК-12, как попал в «лапы» ретивому патрулю и, в результате, был лишен права поступления в академию Жуковского.

Кстати сказать, этот полет, возможно, оказался одним из последних в истребительной авиации страны. Вскоре появился приказ, запрещавший брать в полет на двухместных истребителях лиц нелётных профессий. Бы­вали случаи, когда в полете с «пассажирами» при возникновении аварий­ных ситуаций, требующих покидания самолёта, они не могли этого сделать. Тогда летчик оказывался перед страшным выбором: спастись, покинув па­дающий самолет с пассажиром, или погибнуть вместе с ним…

Таким сияющим Катерина увидела Мишку впервые за всё время, про­шедшее со дня их знакомства. Он вошел и торжественно поставил бутылку вина на стол.

– Что будем праздновать, мальчик мой? – спросила она с недоумением.

– Можешь меня поздравить, Катенька! Сегодня мне дважды удалось подняться в небо на моём МиГе. Слетали недалеко, в Калугу и обратно, но это было так классно! Так что не зря я вкалываю на этом самолёте, – вы­палил Мишка.

– Ну, что ж, поздравляю тебя! Думаю, что с твоей настойчивостью ты можешь добиться в жизни многого. Вот только жаль, что ты прекратил подготовку к поступлению в академию или высшее училище. И виной тому, конечно, я. Тебе нужно возобновить занятия, Миша, и вновь нанять репетитора.

– Кать, ты конечно права, но сегодня, давай не будем о «грустном».

– Ладно, Миша, не будем, мой руки и садись за стол. Начнём торже­ственный ужин, посвященный твоим лётным успехам.

Кроме любовных свиданий, существовала ещё одна причина, отвле­кающая Крайнова от «академической» подготовки. Это был его мотоцикл, которому он уделял внимания не меньше, чем Катеньке, своей гетере.

Очередной день подготовки к полётам подходил к концу. Крайнов и его помощник уже начали чехлить свой самолёт, когда к ним подошел один из техников соседней эскадрильи.

                        Привет, Мишель! Как твой «Харлей Иванович», ещё бегает?

                         Да бегает пока, слава Богу!

                         Ну, тогда выручай нас, безлошадных!

После этого вступления Андрей, так звали подошедшего лейтенанта, рассказал Крайнову о своей проблеме. Оказалось, что он и его друг Роман приглашены на свадьбу, которая состоится вечером в деревне, располо­женной в тридцати километрах от гарнизона, но автобусного сообщения с ней нет. Он просил только отвезти их в деревню, а обратно, к утру, их кто­нибудь из деревенских подбросит до гарнизона.

Мишка не был в восторге от прозвучавшего обращения. Во-первых, ему не хотелось отменять свой холостяцкий план проведения предстоящего субботнего вечера вместе с Катериной, да и 60-ти километровая поездка по разбитой грунтовой дороге не предвещала ничего хорошего. Но чувство това­рищеской выручки оказалось сильнее. И ещё что-то подтолкнуло его к тому, чтобы согласиться помочь ребятам. Возможно, это было желание хоть мель­ком взглянуть на деревенскую свадьбу, которой в жизни он ни разу не видел.

Встреча с «пассажирами» была назначена у гарнизонного клуба через два часа. До этого Михаил должен был заехать в офицерскую столовую поужинать, заправить мотоцикл и проверить его состояние. Кроме того, нужно было облачиться в форменный офицерский костюм, который Миш­ка, «дитя войны», носил с нескрываемым удовольствием и заметной щего­леватостью.

Подъехав к клубу, Крайнов увидел уже ожидавших его ребят. Но вме­сто двух, его встретили четыре лейтенанта, причем, все они выразили страстное желание попасть на свадьбу. Звучали хвалебные оды по поводу мощности мотоцикла, убедительные доводы в том, что вероятность встречи с инспекторами ГАИ на проселочной дороге практически нулевая и, конеч­но же, высокие оценки Мишки, как водителя, несмотря на то, что никому из ребят до этого ездить с ним не приходилось. И он сдался, проявив слабоха­рактерность и любовь к «адреналиновым» ситуациям одновременно. Итак, мотоцикл оседлали: двое на сидении за водителем и двое в коляске.

Движение началось. Наверное, со стороны зрелище казалось стран­ным. Сам мотоцикл слабо вырисовывался из-под фигур пяти офицеров. Кончился гарнизонный асфальт, началась грунтовая проселочная дорога. Вначале молчавшие, до последнего момента не верившие в осуществление своей затеи, ребята заговорили, предвкушая приближение свадебного весе­лья. Мишка уверенно вел перегруженный, бешено урчащий мотоцикл, вы­жимая из него последние силы. Он объезжал многочисленные препятствия на дороге, с обеих сторон которой вначале стеной стоял лес, а затем, появи­лось поле. Двигаясь со скоростью, не превышающей 30-40 километров в час, веселая компания приблизилась к деревне, где уже в полном разгаре шло свадебное торжество. «Военная делегация» была встречена громкими возгласами уже изрядно повеселевших мужчин и женщин:

– Лётчики, летуны приехали!

Не успев стряхнуть дорожную пыль, ребята оказались рядом с ново­брачными и их родителями. Андрей, организатор этой поездки, вручил молодым пакет со свадебным подарком, после чего всех буквально по­тащили за стол. Крайнов сразу же сделал попытку покинуть торжество, но не тут-то было! Его начали уговаривать хоть разок выпить за счастье молодых. К нему подошли деревенские мужички, участники Великой От­ечественной войны, на груди которых красовались ордена и медали. Они вспомнили, как на фронте выпивали, после чего выполняли задания более опасные, чем езда на мотоцикле. Поняв, что сопротивление бесполезно, Мишка сдался и присоединился к компании. А свадьба «пела и плясала». Было решено отправиться в гарнизон через несколько часов.

Отсутствие за столом «свадебного генерала» с лихвой компенсирова­лось присутствием сразу пяти «свадебных лейтенантов», которые вначале сидели рядом, а потом, присмотревшись, не теряя времени, оказались за­нятыми деревенскими девушками, охотно уделявшими внимание молодым, повеселевшим офицерам. Более сдержанно вел себя Мишка, стараясь не забывать о том, что выпившую компанию скоро придется везти домой.

Было уже далеко за полночь, когда пропели «шумел камыш, деревья гнулись», но, правда, еще дело не дошло до драк, без которых, порой, не об­ходится деревенская свадьба. Михаил, подавляя собственное желание про­должать веселье, все же начал собирать товарищей. И это удалось ему не сразу. Один из лейтенантов, хлебнувший лишнего, даже предлагал остаться в деревне на ночь, утром похмелиться и убыть в гарнизон. Но, урезонив его и простившись с ещё стоявшими на ногах хозяевами, офицеры заняли места на мотоцикле. «Харлей» взревел и, сопровождаемый прощальными возгла­сами сельчан, рванулся в ночную тьму. Ребята сидели на мотоцикле, крепко вцепившись в выступающие детали, понимая, что водителю на ум может прийти мысль: о том, что «Больше скорость, меньше ям!». Но Мишка вел машину не спеша, аккуратно объезжая углубления, высвечиваемые мощной фарой и луной, изредка появляющейся из-за облаков. И вдруг, на очередном бугорке, мотоцикл довольно сильно тряхнуло, и фара сразу погасла.

Оказалось, что в фаре перегорела нить накаливания лампочки, а за­пасной не было. Решили продолжать движение, используя только лунный свет. Так начался, как говорят в авиации, «слепой полет», когда нет прямой видимости горизонта. Двигались очень осторожно, медленно. И все же, в какой-то момент переднее колесо мотоцикла угодило в ямку…

Крайнов не смог удержать мотоцикл и он перевернулся. При этом ре­бята разлетелись в разные стороны, а он оказался придавленный всей мас­сой тяжелого мотоцикла. Мотор оглушительно взревел, выйдя на макси­мальные обороты, а ведущее, заднее колесо бешено завертелось, но через мгновенье все стихло. Первым пришел в себя и самостоятельно выбрался из-под мотоцикла Мишка. Он сразу ощутил щемящую боль в правой ноге и правой руке. Его сердце сильно заколотилось не от выпитого вина, а от волнения.

Вынырнувшая из облаков луна осветила «поле боя». Ребята лежали в разных позах впереди мотоцикла. Мишка громко крикнул:

– Ребята, вы живы!?

Послышались стоны. Но довольно скоро, вмиг протрезвевшие, они стали подниматься и собрались у перевернутого мотоцикла. Как бы это ни показалось невероятным, но вся компания отделалась лишь легким испугом да небольшими ссадинами на разных частях тела. Дружно поставили мото­цикл на колеса. При его осмотре оказалось, что он не получил серьезных повреждений, за исключением аккумулятора, который сорвался с места и, упав, разбился.

Мысли «технарей» работали интенсивно. Как добраться до гарнизона ночью, когда нет никакой надежды на появление какого – нибудь буксира? Катить мотоцикл пару десятков километров вручную? И вдруг одного из ребят осенила светлая, но крамольная мысль. Он обратил внимание на сто­явшие в поле на некотором удалении комбайны, на которых, по всей вероят­ности, должны быть аккумуляторы. Прихватив с собой инструментальную сумку, трое «похитителей поневоле» исчезли в темноте. Минут через 20 они вернулись, притащив огромный аккумулятор, который пришлось раз­местить в коляске. Мотор запустился под громкие аплодисменты, прозву­чавшие в безлюдном поле.

К гарнизону притихшая компания подъехала около четырех часов ночи. Михаил развез ребят по домам, вернулся в свою деревню, разделся и уснул, как говорится, мертвецким сном. И снился ему кошмарный сон, как будто бы он присутствует на своей свадьбе, а невеста такая злая, такая глупая.

Отчетно-выборное комсомольское собрание проходило очень бурно, но Михаил, как всегда, присутствовал на нём безучастно. Его мысли витали в облаках, устремляясь к одной цели – летать, летать на чем угодно. Думал он и о предстоящей гонке по аэродрому, в результате которой пальма первен­ства достанется ему или Димке, владельцу отечественного мотоцикла.

Командир эскадрильи, майор Сопов, порой привлекал Мишку к обще­ственной работе, учитывая его авторитет в среде солдатских масс и обще­стве молодых офицеров. Крайнов не любил выступать на собраниях, но мог пожертвовать выходным днём, чтобы вывезти солдат эскадрильи в театр или музей Калуги и даже Москвы.

Михаил очнулся, лишь услышав свою фамилию, прозвучавшую в зале во время выступления одного из сержантов эскадрильи.

                        Секретарь комсомольского бюро нашей части не заботится о куль­турном досуге солдат и сержантов, представляющих, наверное, большую часть комсомольцев. Мы попали служить сюда, в этот гарнизон из разных мест, с заполярья и жаркого юга. Большинство из нас никогда не бывало в Москве, видели столицу лишь в кино. А вот в первой эскадрилье, я знаю, есть лейтенант, техник самолёта, не помню я его фамилию, ну который на Харлее ездит...

                         Крайнов его фамилия, лейтенант Крайнов, техник спарки, – выкрик­нул кто-то из зала.

                        Так вот, – продолжал сержант, этот офицер иногда в выходные дни вывозит ребят своей эскадрильи в Калугу или в Москву. Вот такие люди должны быть в нашем комсомольском бюро.

Зал зашумел, зааплодировал. Выступающих оказалось немало. В ар­мейских условиях, где главенствует воинская дисциплина и единоначалие, на комсомольском собрании можно было критиковать и старших по званию и по должности. В тот день остриё критики оказалось направленным на секретаря комсомольского бюро части, капитана, проработавшего в этой выборной должности уже не один срок. Он сидел в президиуме собрания, и было видно, как неуютно себя чувствовал, ёрзая на стуле…

Вскоре началось выдвижение кандидатов в члены комсомольского бюро части. Прежний секретарь в списки для тайного голосования вообще не попал. Как говорится, «прокатили» капитана. В числе семи кандидатов оказалось 5 солдат и сержантов, а также два офицера: лётчик старший лей­тенант Ильюшин и авиатехник лейтенант Михаил Крайнов. Подавляющим большинством голосов они и были избраны в руководящий комсомольский орган авиаполка.

Комсомольцы покидали зал гарнизонного клуба, не представляя, какая гроза разразится в результате их волеизъявления. Пикантность ситуации за­ключалась в том, что согласно «Положению о комсомоле в армии и на фло­те», возглавлять комсомольскую организацию полка мог только офицер. Из этого следовало, что в данном случае секретарём должен был стать или лёт­чик, или авиатехник. А поскольку должность комсомольского вожака осво­бождённая, то есть не совместимая с основной, то один из них на целый год должен будет прекратить свою профессиональную деятельность.

Избрать секретарём лётчика означало нанесение урона государству, потратившему много сил и средств на его обучение и подготовку, потому что за год он утратит лётные навыки и перестанет быть пилотом. Да и сам он вряд ли согласится ради комсомола сломать себе лётную карьеру. Поэто­му, волею судьбы, секретарём должен был стать Михаил Крайнов, который через год, после переизбрания, мог практически безболезненно вернуться в ряды авиационных «технарей».

– Товарищи, я поздравляю вас с избранием в состав комсомольского бюро нашего авиационного полка и желаю успехов. Сейчас вам нужно из­брать секретаря бюро, вашего руководителя, – сказал взволнованный под­полковник, замполит.

После этих слов он очень ясно дал понять, что в сложившейся ситуа­ции автоматически секретарём должен стать только лейтенант Крайнов. В первый момент, от неожиданности, Мишку бросило в жар, язык стал дубовым. Затем, он всё же овладел собой.

– Товарищ подполковник, это невозможно, я техник спарки и вообще это не моё призвание заниматься кабинетными делами.

– Ты глубоко ошибаешься, лейтенант. Комсомольская работа совер­шенно не кабинетная, не бумажная. Это живое общение с людьми и на аэро­дроме, и в казарме, где находится основная масса комсомольцев. Просто то, что ты порой делал в своей эскадрилье, теперь будешь делать в масштабе всего полка, и я уверен, тебе это понравится. Поработай годик на благо всей комсомольской организации. И вообще, Крайнов, пойми пожалуйста, дело это политическое, – напоследок припугнул Мишку замполит.

И до Крайнова дошло, что он «прижат к борту». Его внутреннее со­противление было сломлено. И Мишка сдался, интуитивно почувствовав, что «против ветра» не попрёшь. Шестью голосами за и всё же одним, его голосом против, лейтенант Крайнов был избран секретарём комсомольско­го бюро истребительного авиационного полка.

Отпустив всех, Мирошников, понимая состояние вновь испеченного политработника, задержал его.

– Ну, не дури, парень, не расстраивайся… Ты просто не понимаешь, как тебе здорово повезло. Ты, техник самолёта, в роли которого можно очень долго ходить в лейтенантах, избран на капитанскую должность. Я уверен, Михаил Григорьевич, что всё у тебя получится, тебе работа понра­вится и, вполне возможно, мы поработаем с тобой не один год. А уже через пару – тройку месяцев получишь погоны старшего лейтенанта, причем не серебряные, какие у тебя сейчас, а золотистые, как у лётного состава и у нас, политработников.

Мирошников говорил тепло, душевно, хотя знал, что на следующий день ему предстоит очень не простой разговор с заместителем командира полка по инженерно-авиационной службе, из которой оказался вырванным один хороший авиатехник.

Михаил никак не мог успокоиться. Его мучило угрызение совести. Пе­реход на политработу выглядел так, как будто бы он сбежал, испугавшись трудностей работы на «открытом воздухе». Он даже пока не решался рас­сказать о своей новой должности Катерине, Но ведь всё это произошло не по его инициативе, как во сне.

На следующий день он прибыл на стоянку самолётов своей эскадри­льи. Инженер, оказалось, уже был в курсе дела и смотрел на Мишку с вели­чайшим презрением…

– Ну, что ж, предатель, нашел себе тёпленькое местечко!? Готовь са­молёт к сдаче Васильеву и уходи отсюда, чтобы глаза мои тебя не виде­ли, – яростно проговорил капитан, тот самый, который когда-то угощал его спиртиком прямо из заветного чайника.

Васильев принимал самолёт нехотя, абсолютно без энтузиазма, с ко­торым завоёвывал спарку Крайнов. Он прощался с самолётом как с дру­гом, как с женщиной, печально глядя на крылья, которые дважды подни­мали его в небо.

Когда Михаил прибыл в штаб полка, замполит, приветливо встретив своего подопечного, привёл в кабинет, где его уже ждал прежний секретарь. Комсомольская «кухня» оказалась предельно простой, и в течение часа Ми­хаил принял дела.

– Ладно, Михаил, дерзай, желаю тебе успехов! – сказал капитан и удалился.

Крайнову было жалко этого бедолагу. К обслуживанию авиационной техники он уже был непригоден. Вероятнее всего, его должны были при­строить на штабную работу.

Новый секретарь начал работу с изучения протоколов прошлых со­браний, вникая в критические замечания выступающих. Работа закипела, она оказалась довольно – таки интересной, увлекательной. Бывал секретарь и на полётах, беседовал с молодыми лётчиками, техниками и солдатами, стараясь быть в курсе всех полковых проблем. Большинство комсомольцев относилось к нему с уважением. Но среди его коллег, молодых как он тех­ников самолётов, находились и такие, которые ему просто завидовали, и иногда награждали презрительными взглядами…

– Крайнов, а Крайнов, ты знаешь о главном преимуществе политра­ботников по сравнению с нами, технарями? – спросил как-то один из них, увидев Мишку на стоянке самолётов.

– Нет, не знаю, – простодушно признался Мишка, не чувствуя подвоха.

– Да в том оно, преимущество ваше, что политработник рот закрыл, – и его рабочее место убрано.

Мишка ничего не ответил и даже не обиделся, потому что по большо­му счёту сказанное соответствовало действительности.

Смена деятельности не убавила желания Крайнова доказать превос­ходство своего Харлея над ИЖом. Мотоциклисты заняли пустынное место в конце аэродрома, когда не было полётов. Первым с места рванул ИЖ. Мишка, немного задержавшись на старте, помчался за ним. И уже через несколько секунд он догнал, а затем и уверенно перегнал Димку. При этом стрелка спидометра на ИЖе была на отметке 110 км/час, а на Харлее спи­дометр вообще не работал. Соревнование проходило без свидетелей, без болельщиков, но это не снизило Мишкиного восторга.

Воодушевлённый этим событием, в тот же вечер, он, наконец, решил рассказать Катеньке о событии другом, более важном…

– У меня для тебя новость, милая! Меня избрали секретарём ком­сомольского бюро нашей части. Давай, отпразднуем это событие. Я ско­ро стану старшим лейтенантом, вот увидишь, – сказал он, ставя бутылку вина на стол.

– Поздравляю, Мишенька! Думаю, ты и генералом когда-нибудь ста­нешь, если будешь себя хорошо вести. А у меня для тебя, мальчик мой, тоже новость, правда, не такая хорошая, чтобы ей здорово радоваться. Короче говоря, я таки «залетела», забеременела, значит. В этом виновата только я, взрослая опытная женщина, – печально сказала она.

Мишка с первых дней знакомства с Катериной понимал, что такое мо­жет случиться, но всё равно немного растерялся.

– Значит, нам суждено пожениться, и ты родишь мне мальчика, сыниш­ку, – твёрдо сказал он, недолго думая.

– Какого мальчишку, какого сынишку, когда ты сам ещё мальчишка, хоть и станешь скоро старшим лейтенантом. Мы же с тобой уже обсуждали этот вопрос, мы не можем связать свои судьбы надолго. Слишком велика разница наших возрастов, Мишенька.

– Нам сейчас с тобой хорошо, и так будет всегда, Катя…

– Миша, давай не будем обсуждать то, что не подлежит сомнению. Я буду делать аборт, это не впервой.

Он загрустил, глядя на опечаленную подругу. Наверное, она, умудрён­ная большим жизненным опытом, была права.

– И не волнуйся, Миша. О твоей причастности к моей проблеме никто не узнает. Ведь ты теперь политработник, а к ним требования более вы­сокие, я это хорошо знаю. У меня есть знакомый врач, всё будет сделано частным порядком, конечно, за деньги.

Она назвала стоимость операции. Сумма оказалась не маленькой.

– Катя, будь спокойна. Деньги я найду, все расходы беру на себя.

– Спасибо тебе, Мишенька! Ты настоящий мужчина, ты хороший чело­век. Да, со своей медсестринской зарплатой мне одной было бы трудновато справиться с этой проблемой.

Таких денег у Мишки, конечно, не оказалось. У него они вообще ни­когда не водились. Обычно, в день получения денежного содержания, он, прежде всего, спешил на почту, откуда посылал почтовый перевод своей маме. Это было святым. Остальные деньги уходили на отдачу долгов, свя­занных с эксплуатацией его Харлея, да на холостяцкие попойки...

Но для Кати деньги он «достал» на следующий же день, заняв их у одного семейного, солидного офицера до следующей получки. И вско­ре проблема была успешно решена, о чем с радостью Катерина сообщи­ла своему обожаемому мальчишке. Их встречи продолжались. Им было по-прежнему хорошо. Он, общаясь с этой милой женщиной, его ласко­вой «учительницей», был доволен той заботой и уютом, которыми она его окружала. А ей было очень приятно, хоть и временно, владеть своим «учеником», чистым душой и телом парнем, обладавшим большой нерас­траченной силой. Но, конечно, Катерина понимала, что, общаясь с Миш­кой, она тратит время, не пытаясь найти подходящего жениха и устроить свою жизнь.

Работая в новой должности, Крайнов, бывая на стоянке самолётов, на полётах, наблюдал, как каждый занимался своим делом. Техники и меха­ники готовили самолёты, лётчики на них летали. А он ходил, как непри­каянный, ведя беседы, в полезность которых сам не верил. Зато в выходные дни теперь он был частым гостем в казарме, где занимался солдатами и сержантами, которые явно относились к нему с уважением.

Вскоре Мишка обнаружил, что в рабочие дни у него появилось свобод­ное время. Его можно было использовать для подготовки к поступлению в академию, но пока он за это дело ещё никак не брался. И тогда зародился новый авантюрный план…

Сдав свой двухместный самолёт, он теперь и мечтать не мог о полётах на МиГах. А в небо его по-прежнему тянуло. И он решил, используя своё служебное положение в свободное время, начать прыгать с парашютом.

Каждый лётчик-истребитель ежегодно должен был совершить три па­рашютных прыжка и не менее одного учебного катапультирования на на­земном тренажере. Прыжки выполнялись со специально оборудованного самолёта АН-2, «кукурузника», который прилетал из Калуги в полк. Руко­водил прыжками майор, начальник парашютно – десантной службы диви­зии, на груди которого красовался знак «Инструктор-парашютист» с метал­лической подвеской, с цифрой 500. Крайнов встретился с ним, прибыв в Калугу, в штаб, на совещании комсомольского актива частей дивизии.

– Здравия желаю, товарищ майор. Разрешите обратиться по личному вопросу, – бодро спросил Мишка.

Майор с любопытством посмотрел на симпатичного лейтенанта, пыта­ясь вспомнить, где он его видел.

– Обращайся, коли потребовалось, – шутливо ответил парашютный босс.

                        Товарищ майор, я секретарь комсомольской организации Енютин­ского полка. Хочу научиться и прыгать c парашютом вместе с лётчиками…

                        Похвальное желание, лейтенант! Я думаю, что оно осуществимо. Нужно пройти наземную подготовку в своём же полку и получить заклю­чение медицинской военно-лётной комиссии, которая прилетает в полки ежегодно. Я позвоню в полк, тебе помогут подготовиться. Нам нужны энту­зиасты парашютного спорта, способные быть примером для лётчиков, мно­гие из которых не боятся летать, но стараются улизнуть от прыжков. Майор крепко пожал руку сияющему, уже предвкушающему победу Михаилу.

На совещании он никак не мог сосредоточиться на выступлениях офи­церов политотдела, главной целью которых было научить эффективной пропаганде решений очередного съезда КПСС. Всё это было так неинте­ресно. Поэтому Михаил, не теряя времени, предавался мечтам, мысленно примеряя на себя парашют.

Вернувшись в полк, он приступил к осуществлению своего плана. На­чальник парашютно-десантной службы полка, получивший указание из дивизии, организовал наземную подготовку будущего «покорителя небес». Как только у Михаила появлялось свободное время, он приходил в класс парашютной подготовки, пока скрывая это от своего начальника, замполи­та полка. Он оказался учеником очень способным, в результате чего быстро получил необходимые знания.

Михаил не спешил рассказывать Катерине о предстоящих прыжках. Он опасался того, что она не одобрит его идею. Опасался, и не зря.

– Катя, я надеюсь, что скоро мы будем отмечать одно очень важное событие в моей жизни, – интригующе сказал он, когда уже полностью был уверен в успехе.

– Какое событие, Мишенька, рассказывай, наверное, повысят в звании?

– Нет, Катенька, ты не угадала. Я начинаю прыгать с парашютом вме­сте с лётчиками нашего полка.

– Миша, мальчик мой, зачем тебе это нужно? Это же очень опасно! По­верь мне, медику. Насмотрелась я на эти прыжки. Сколько ног было перело­мано. Можно остаться калекой на всю жизнь. Ведь не зря лётчики не любят прыгать, хотя им это как раз необходимо.

Она обняла его и долго не отпускала, как будто бы всем своим суще­ством протестуя против этой затеи…

– Тебе мало мотоцикла, тебе, в конце концов, мало меня? – умоляю­щим голосом вопрошала она парня.

– Успокойся, пожалуйста! Со мной ничего не случится. Ну, должен же я познать себя. И вообще, это же такая возможность бывать в небе. Вот, только бы медицинскую комиссию пройти.

– Не обижайся, Миша, но я буду молить Бога, чтобы тебя забраковали. Уверена, твоя мама на моём месте поступила бы так же.

Он промолчал, не возражал, понимая её благие намерения. Затем креп­ко прижал женщину к своей груди и поцеловал прямо в её прекрасные влажные губы.

Мольбы Катерины действительно дошли до Бога. Ему, как офицеру не лётной профессии, было отказано в прохождении медицинской комиссии. Не помогло и ходатайство замполита полка перед председателем комиссии, полковником. Михаил, естественно, очень переживал неудачу. Уже будучи всесторонне подготовленным к прыжку, он с завистью наблюдал за тем, как прыгали, даже вопреки своему желанию, лётчики.

Присвоение очередного звания Крайнов отпраздновал дважды: со своими друзьями-офицерами и отдельно, в обществе своей покровительни­цы, Катеньки. Во взглядах однокашников, вместе с которыми они начинали службу, он видел зависть. Да, его золотистые погоны с тремя звёздочками, выглядели намного внушительней, чем серебристые лишь с двумя. Другое дело, Катя. Её радость была искренней, поистине дружеской.

Жизнь, как морская тельняшка, чередует светлые и тёмные периоды своего течения. Когда в один из выходных дней старший лейтенант Край­нов с двумя десятками солдат, заслуживших такое право, садился в элек­тричку, следующую в Москву, он не предполагал, чем может закончиться этот вояж.

Они направлялись в столицу, чтобы там совершить автобусную экс­курсию по городу, а затем, посетить Всесоюзную выставку достижений народного хозяйства, где, заодно, и пообедать. Всё шло по плану, погода благоприятствовала экскурсантам. С высоты Ленинских гор они любова­лись величественной панорамой Москвы и неповторимой архитектурой главного университета страны. К ВДНХ добрались немного уставшими и проголодавшимися. Михаил решил начать с того, чтобы накормить солдат. Без проблем, найдя пункт общественного питания, он дал волю ребятам. Через 40 минут все должны были встретиться на выходе из столовой.

В назначенное время собрались, но не все. Михаил не досчитался двух солдат. Теряя драгоценное время, стали ждать появления «нарушителей». Минут через 30, начиная нервничать, он посылает двух сержантов на по­иск. Они возвращаются ни с чем. Волнение Крайнова возрастает, в голову лезут всякие неприятные мысли. Он растерян, не знает, что предпринять. Через час ему становится ясно, что дальнейшее ожидание бесполезно. Он решает начать движение по маршруту осмотра павильонов выставки, что­бы не наказывать остальных, ни в чем не повинных комсомольцев. В его душе ещё теплится надежда на то, что, может быть, по пути они встретят опоздавших. Настроение у Мишки стало отвратительным.

Вернувшись в гарнизон, Крайнов доложил о случившемся дежурному по полку. Пропажа двух солдат, это не шутка, это чрезвычайное происше­ствие, ЧП. К утру стало известно, что «пропавшие» солдаты находятся в военной комендатуре столицы и, что они задержаны были на территории ВДНХ военным патрулём за отсутствие увольнительных записок, как будто бы они находились в Москве в самовольной отлучке.

Крайнов получил солидную взбучку от начальника штаба полка. Ему был объявлен выговор «за плохую организацию» выезда личного состава части за пределы гарнизона». Солдаты вернулись в часть через пять су­ток, которые они отсидели на гарнизонной гауптвахте». Встретившись с ними, Михаил узнал, что нарвались они на патрулей у газетного киоска, рядом с тем местом, где находилась вся группа. Офицер, возглавлявший патрульный наряд, убедившись в отсутствии у ребят увольнительных за­писок, не стал слушать их объяснения о том, что они находятся в Москве в составе группы, которую возглавляет офицер их полка. Михаил вспомнил, как тогда сам был задержан патрулём и понял, что в этом случае им просто потребовалось произвести задержание хоть кого – нибудь просто так, для выполнения «плана».

Так, нежданно-негаданно, Крайнов получил первое армейское взыска­ние, правда, без занесения в личное дело. Сколько он получит их в буду­щем, одному Богу было известно...

Случай быстро забылся, жизнь продолжалась. Первый год работы Ми­хаила в должности комсомольского вожака близился к концу. Он уже начал готовиться к отчетному собранию и перевыборам, надеясь вскоре вернуть­ся в свою эскадрилью. В те дни, как-то утром, после построения полка, замполит пригласил Крайнова в свой кабинет.

– Ну, что ж, Михаил Григорьевич, пляши! Получена разнарядка Военно-политической академии на одного кандидата. Мы с командиром посоветовались и решили направить туда тебя, хоть и не хочется терять хорошего офицера, – торжественно заявил подполковник.

Мишка уже давно решил, что политическое поприще не для него. Его мечта летать не сбылась, но он стал авиационным техником, хоть как-то причастным к полётам. Он стал «технарём», и должен расти в этом направ­лении, стать авиационным инженером.

– Товарищ подполковник! Большое спасибо за доверие, но я хочу стать авиационным инженером. Извините меня, пожалуйста, – взмолился Михаил.

– Жаль, мне очень жаль. Ты совершишь большую ошибку, если от­кажешься от моего предложения. Поступив в академию, ты уже на третьем курсе получишь капитана, а закончишь майором. Блестящая карьера, Миша. Короче, даю ещё сутки на обдумывание, до завтрашнего утра, – заключил беседу Мирошников, добродушный, хороший человек.

Миша, конечно, не изменил своего решения, и вместо него кандидат­ское место было отдано другому офицеру, одному из молодых штурманов командного пункта полка.

Это отчётно-выборное собрание проходило совсем иначе, чем про­шлогоднее. В своём докладе Михаил кратко отчитался о проделанной за год работе, подверг критике тех, кто допускал неблаговидные поступки, недостойные комсомольцев, кто совершал грубые нарушения воинской дисциплины. Выступающие комсомольцы дополнили скромный доклад се­кретаря, отметив не только его хорошую работу. Солдаты жаловались на отсутствие музыкальных инструментов в полку. Всё ещё не была налажена связь комсомольской организации с какими-нибудь шефами.

Выборы комсомольского бюро прошли на «ура», Михаил единогласно был оставлен секретарём на второй срок. Это было проявлением желания масс, без всякого давления извне. И к величайшей радости Мирошникова, он взялся за работу с удвоенной силой.

Одной из проблем, за решение которой взялся секретарь, было уста­новление шефских связей с гражданскими организациями. Ближайшей к гарнизону оказалась ткацкая фабрика «Красный Октябрь», распложенная всего лишь в 15 км в небольшом старинном русском городке. Не дождав­шись обещанной начальником штаба машины и, невзирая на холодную по­году, Михаил выехал для встречи с шефами на своём мотоцикле.

Его поразила красота этого небольшого городка, лежащего в долине, окруженной холмами, изгибаясь вокруг которых течёт река, придающая го­роду неповторимую привлекательность. Проезжая по улицам, Михаил за­метил здание историко-архитектурного музея, и это его обрадовало.

Фабрика оказалась солидным для такого городка предприятием, более тысячи работников. Секретарь комитета комсомола, женщина лет тридца­ти, смотрящая на мир поверх стёкол дорогих очков, приняла гостя радуш­но, как будто бы ждала его появления всю жизнь. Галина Петровна провела Крайнова по фабричным цехам, производящим шерстяную пряжу, платки и другую текстильную продукцию. В подавляющем большинстве он увидел женщин разных возрастов, с нескрываемым любопытством, а некоторых и с кокетливыми улыбками поглядывающих на него. Показала она Крайнову и небольшой, но уютный зрительный зал с настоящей сценой, как в театре, с бархатным занавесом. Предложение хозяйки зайти в столовую, он вежли­во отклонил. У него появилась очередная авантюрная идея.

– Галина Петровна, я предлагаю, для начала, чтобы вы, наши шефы, прие­хали к нам со своим концертом, – дипломатично начал «атаку» Михаил.

– А почему не наоборот? Может быть, вначале вы приедете к нам, по­радуете наш женский коллектив?

– Вам в это будет трудно поверить, но, честное слово, уже второй год возглавляя комсомольскую организацию, я не могу приобрести музыкаль­ные инструменты для ребят.

– Как это? Даже в нашем, захудалом районном универмаге можно ку­пить и гитары, и баяны, не говоря уже о магазинах Калуги или Москвы...

– Я знаю, но дело совершенно не в этом. У нас, защитников столичного неба, к сожалению, на такие дела нет денег.

Галина так же, поверх очков, недоуменно глянула на своего симпатич­ного гостя. А он с удивлением заметил, что за те несколько минут, которые он потратил на чтение стенной газеты перед входом в её кабинет, она успе­ла подкрасить губки и освежить макияж. Да, скорее всего, она женщина не замужняя, подумал Мишка, невольно обратив внимание на её ножки в ажурных капроновых чулках.

– В это действительно не хочется верить, вы летаете на современных грозных самолётах, а такие простые вещи не можете приобрести. Она задумалась. Безусловно, поверив офицеру, начала соображать, как можно ему помочь. Они расстались по-приятельски, но пока, конкретно не договорившись о грядущем сотрудничестве. Однако вскоре в кабинете, где обитал комсомольский секретарь, раздался телефонный звонок. Михаил поднял трубку.

– Здравствуйте, Миша! Хочу Вас порадовать. Руководство нашей фа­брики решило, в порядке оказания шефской помощи, обеспечить авиато­ров набором музыкальных инструментов. Приезжайте к нам с человеком, который ими владеет. А в качестве ответного шага профсоюзный комитет просит организовать экскурсию на ваш аэродром, чтобы вблизи глянуть на самолёты, постоянно проносящиеся над нашими головами. Услышав эти слова, у Крайнова дух перехватило, и он не сразу нашел подходящие слова благодарности.

– Спасибо, огромное спасибо, Галина Петровна, я приеду завтра, – за­дыхаясь, произнёс Мишка.

Подполковник Мирошников, этот солидный и по возрасту и по воин­скому званию офицер, радовался как мальчишка.

– Миша, ты решил проблему, которую до тебя решить пытались мно­гие, в том числе и я. Молодец парень, ну просто молодец, – похвалил он своего младшего политработника.

Крайнов стоял, молча ждал, пока замполит по телефону решал вопрос об автомобиле для поездки к шефам и согласовывал дату будущей экскур­сии на аэродром.

Накануне поездки, Крайнов появился у Катерины только поздно вече­ром. Придя в казарму полка, он долго беседовал с солдатами и сержантами в поиске музыканта, способного разобраться с разными видами музыкаль­ных инструментов. Им оказался механик из третьей эскадрильи.

Михаил поделился радостью с Катей, подробно рассказав ей о своей удаче, о налаживании связи с шефами.

                        Да, жаль, конечно, Миша, что я не владею ни одним из музыкаль­ных инструментов, не пою. Будешь ездить на фабрику, уведут тебя молодые девчонки от меня. Кстати, а в каком возрасте эта твоя пассия, твоя покрови­тельница, Галина? – печально спросила Катя.

                        Во-первых, никакая она не пассия. Она мне вовсе не нравится, очка­стая такая, а, во-вторых, наверное, ей лет тридцать пять, не меньше, – ска­зал Миша, пытаясь успокоить свою подругу.

                        Ну, если так, то не соперница она мне, – уже другим тоном промол­вила она и нежно посмотрела на Мишку. Он подошел к ней, крепко обнял, затем легко приподнял и опустил, лишь дойдя до дивана.

На дворе был октябрь 1957 года. Бабье лето, этот ежегодный пода­рок природы, внезапно кончилось. Всю ночь шел сильный дождь, к утру сменившийся порывистым холодным ветром. Михаил не стал испытывать судьбу и решил оставить в покое свой мотоцикл. Он шел по деревенской улице, обходя огромные грязные лужи, чтобы не запачкать свои до блеска начищенные сапоги.

А явившись на службу, как гром среди ясного неба, Мишка услышал новость, способную вызвать недоумение и взволновать не только военно­го человека: решением Пленума ЦК партии Министр обороны СССР, про­славленный маршал Георгий Константинович Жуков, снят с занимаемой должности.

Коридорное шушуканье офицерского состава было прекращено посту­пившим приказом командира полка о всеобщем сборе в полковом клубе. Но Мишка всё же успел позвонить на фабрику Галине о переносе встречи на следующий день.

С докладом выступил заместитель командира полка по политиче­ской части подполковник Мирошников. Было видно по всему, как волно­вался он, опытный оратор. Его голос дрожал. Он прочитал документ, из которого следовало, что Министр обороны обвинен в принижении роли партийно-политической работы, проводимой в войсках. Это был целый букет обвинений против человека, авторитет которого и в войсках, и в на­роде был очень велик.

Мишка сидел, ничего не понимая. В их полку с уважением относи­лись ко всем политработникам, и даже к нему, временно оказавшемуся в их рядах. И вообще, в его голове уже не укладывались вместе и культ личности Сталина, и разоблачение «англо-американского шпиона» Берии, и вот теперь, обвинение его кумира, четырежды Героя Советского Союза. В кого же нужно верить? Во что же можно верить? – вопрошал он себя и не находил ответа...

Офицеры долго не расходились. Они не поверили в услышанное, как не верил этому и сам докладчик. Вернувшись из клуба в штаб, Михаил был вызван в кабинет замполита.

– Так, Михаил Григорьевич! Отложи на время всякую там самодеятель­ность, поездку к шефам. Пойми, «юноша», сейчас нам, политработникам, не до этого. Твоя задача, доводить до солдат и сержантов срочной служ­бы решения партии, которые ты только что услышал. В полку не должно остаться ни одного военнослужащего, который бы не знал суть происшед­ших событий и сомневался бы в их справедливости, – сказал подполковник, стараясь не смотреть в глаза комсоргу.

Михаилу снова пришлось звонить на фабрику, где его ждали дела на­много более приятные и, как он в душе считал, более важные для жизни воинского коллектива.

– Галина Петровна! Прошу прощения, но я и сегодня не могу приехать к вам. У нас такое случилось, что несколько дней я буду очень занят.

– Что с Вами, Миша? Что случилось, если это не секрет? – встревожен­но спросила Галина

– Со мной всё в порядке. И то, что случилось, не секрет. Вы же, на­верное, по радио слышали, что снят с должности наш министр обороны, маршал Жуков. Для нас это настоящее ЧП.

– Я поняла, Миша, – сказала Галина Петровна, вздохнув с облегчением.

Она успокоила Мишку, пообещав сохранить до его приезда всё при­готовленное «музыкальное богатство».

Несколько дней Михаил и его старший коллега, секретарь партийного бюро части, с утра до вечера объезжали все объекты полка, беседуя с солда­тами, сержантами и офицерами. Постепенно накал политических страстей в народе стал спадать.

Министром обороны стал Родион Малиновский. В войсках ничего заметного не произошло. Правда, политическим занятиям теперь был придан такой статус, что они, как будто бы, стали главными для войск. Теперь их проводили даже тогда, когда фактически это было в ущерб бое­вой готовности.

Миша видел всё это и недоумевал. Так, например, когда ночью или утром начинался сильный снегопад, самолёты заносило снегом, но сол­дат сажали на политические занятия, а офицеров заставляли заниматься марксистско-ленинской подготовкой. В это время боеготовность полка падала.

Наконец-то, Крайнов, взяв с собой солдата – музыканта, выехал к ше­фам. В одной из комнат клуба, куда привела их Галина Петровна, хранилось такое количество разных музыкальных инструментов, как будто бы фабри­ка как раз и занималась их производством. У Михаила просто глаза разбе­жались. Он обладал хорошим музыкальным слухом, но ни одним из музы­кальных инструментов не владел. Больше всего любил слушать аккордеон. И сейчас его взгляд остановился на небольшом аккордеоне, лежавшем без чехла на полке.

– Можно попробовать этот инструмент? – с опасением спросил Миха­ил у Галины.

– Конечно, можно, пожалуйста, – разрешила она.

Солдатик взял в руки слегка запылённый, но поблескивающий перла­мутровой отделкой инструмент, и присел на табуретку. Растянув меха, му­зыкант пробежал пальцами по клавишам, и полилась задушевная музыка песни «Раскинулось море широко и волны бушуют вдали…».

– Вы можете нам отдать этот инструмент? – с надеждой в голосе спро­сил Мишка.

Она поняла состояние молодого человека, почему-то так грустно улыб­нулась...

– Конечно, Миша, вы же наши защитники, а мы – ваши шефы, мы про­сто обязаны заботиться о вас.

Такое Крайнову и во сне не могло присниться. В его автобусе лежал целый набор различных инструментов, с помощью которых можно было создать солидный оркестр. Недоставало разве что только фортепьяно.

Перед отъездом, Михаил тепло поблагодарил руководство профкома фабрики и Галину Петровну, провожавшую его. Он крепко пожал ей руку и, набравшись смелости, в порыве глубочайшей благодарности, поцеловал в щёчку, немало смутив женщину.

Ответным шагом, Михаил пообещал Галине организовать экскурсию работниц фабрики на аэродром в один из выходных дней. Дело это было не простым. Попасть на режимный объект посторонним лицам можно было, лишь получив разрешение особого отдела. Преодолев все формальности, Крайнов своё слово сдержал.

Он встретил фабричный автобус в назначенное время. Войдя в остано­вившийся у ворот гарнизона автобус, молодой человек смутился. На него уставились пару десятков таких миленьких, как на подбор, улыбающихся молоденьких работниц, головы которых были покрыты разноцветными вя­заными шапочками, платочками.

                         Здравствуйте, девчата! – овладев собой, бодро произнёс офицер.

                         Здра-а-а-сьте, ответила многоголосица.

Поздоровавшись с прекрасно выглядевшей в каракулевой шубке Гали­ной, Мишка велел водителю трогаться. Они въехали через гостеприимно раскрывшиеся, голубые с красной звездой ворота гарнизона. Дежурный, сержант с повязкой на рукаве шинели, отдал честь и сразу помахал рукой девушкам, приветствующим его воздушными поцелуями.

По дороге на аэродром автобус несколько раз останавливался у постов, где Михаил брал разрешение для дальнейшего перемещения. Он показывал девушкам застывшие в чехлах самолёты боевых эскадрилий своего полка. Стоянки были безлюдны, так как день был выходным. Он объяснил, как оживает здесь всё при объявлении боевой тревоги.

И, наконец, они остановились там, где стояли два расчехлённых, по­блескивающих на солнце лакированной обшивкой истребителя, несущие боевое дежурство. Самолёты охранял часовой, вооруженный автоматом. Михаил зашел в домик, потребовав от девушек из автобуса не выходить.

– Дорогие наши гостьи! Сейчас вы увидите то, что даже в кино пока­зывают очень редко. Специально для вас, в домике прозвучит сигнал учеб­ной тревоги, по которому начнут действовать дежурные экипажи. Прошу всех выйти из автобуса, – скомандовал старший лейтенант.

Девушки расположились возле самолётов так, чтобы им было всё вид­но, и замерли. Ждать пришлось недолго. Двери домика распахнулись, и из них начали выбегать механики, техники, а затем и лётчики. Вмиг были сброшены чехлы остекления кабин, и лётчики заняли свои места. Заурчали моторы мощных автомобилей, стоящих рядом и подающих электропитание на самолёты. Всё произошло буквально за две-три минуты. Наверное, про­звучал сигнал отбой учебной тревоги, лётчики начали покидать кабины. Раздался гром девичьих аплодисментов. Лётчики подошли к восторжен­ным шефам.

– Приезжайте к нам на фабрику, – осмелилась выкрикнуть одна из девчонок

Толпа одобрительно зашумела, и порядком озябшие девушки поспе­шили в тёплый автобус. Поблагодарив ребят, показавших шефам, на что способны их защитники, Михаил тоже зашел в автобус, где девушки шумно обменивались впечатлениями.

– Прошу минутку внимания! Сейчас вы стали свидетелями того, как быстро наши лётчики готовятся к боевому вылету. Если бы потребовалось, то им оставалось только запустить двигатели и взлететь для уничтожения нарушителя наших границ, – объяснил Михаил действия авиаторов, нахо­дившихся на боевом дежурстве.

Гостьи снова зааплодировали, не жалея своих ладошек. Экскурсия уда­лась, все были довольны. По дороге Михаил договорился с Галиной о том, что в следующий раз, возможно к 23 февраля, они посетят полк с шефским концертом.

Так, в начале второго года службы Крайнова комсомольским вожаком, была удачно налажена связь истребительного авиационного полка с шефа­ми, и в полку появилась своя самодеятельность, неплохо оснащенная музы­кальными инструментами.

Очередная разнарядка на поступление в высшие военные учебные заведения в этот раз предусматривала всего лишь одно место в Киевское высшее инженерное авиационное училище ВВС. А желающих среди мо­лодых офицеров было достаточно много. И тогда, взяв грех на душу, Край­нов решил использовать свою близость к командованию полка и авторитет, который заслужил. Проблема решилась очень просто, а потому и быстро. Покровительствующий Михаилу подполковник Мирошников переговорил с командиром полка, и начальник отдела кадров получил приказ об оформ­лении Крайнова кандидатом в училище.

В один из хмурых, непогожих дней утренней электричкой он вые­хал в Калугу, чтобы закупить в городском универмаге всё, что заказал Мирошников для политотдела. Кстати, Михаил очень не любил ходить по магазинам, но ведь не всегда приходится делать только то, что нра­вится, особенно в армии…

Выполнив главное поручение, Михаил вспомнил, что хозяйка дома, где они квартировали, просила его купить электрический утюг, поскольку в гарнизонном магазине таковых не оказалось. Он покинул канцелярский отдел и направился в хозяйственный. Но, проходя мимо огромного окна, Михаил остановился. Он увидел потемневшую улицу, на которую обруши­лись снежные вихри, и живо представил себе то, что сейчас творится на аэродроме. Он должен бы быть там, вместе со всеми, а вместо этого с чемо­данчиком, не спеша, ходит по тёплому магазину, покупками занимается...

За прилавком хозяйственного отдела Крайнов увидел двух, одетых в униформу, молоденьких продавщиц. Одна из них сразу обратила внимание на симпатичного покупателя, да ещё и в военной форме, и удостоила его своим вниманием.

– Могу ли я Вам чем-нибудь помочь? – на редкость вежливо спросила она.

– Да, наверное. Мне нужен утюжок, такой, не очень тяжелый, – отве­

тил Крайнов, не зная, какой из стоящих за стеклом витрины, ему выбрать. Она как будто бы ждала этого вопроса.

– Вот этот лучше всего подойдёт для Вашей молодой жены, как я по­нимаю, – кокетливо произнесла она.

– Я пока холост, Бог миловал, и друзья мои холостяки, а утюг покупаю для старушки, хозяйки дома, в котором мы живём, – объяснил Михаил.

Пока продавщица проверяла и упаковывала покупку, оформляла гаран­тийный паспорт, он оценивающим взглядом внимательно смотрел на де­вушку. Как говорится, она дышала молодостью: «кровь с молоком», ямочки на щечках и вся пушистая такая...

– Ну, вот и всё, когда женитесь, приходите к нам, подберём вам всё не­обходимое, – сказала она, вручая покупку Крайнову.

– Спасибо за утюг и за совет, да только жениться нам – то некогда, а то и не на ком, – пошутил он

– Неправда, этого быть не может. Кто ищет, тот всегда найдёт, – от­ветила на шутку она, прищурив свои серые и, как показалось Мишке, хи­тренькие глазки. Он ещё раз глянул на неё. Каштановые не очень длинные волосы, фигурка.

– А Вы, если не секрет, не замужем, – вырвался у него бестактный вопрос.

– «Где уж нам уж выйти замуж», – теперь пошутила она, используя не­много глуповатое выражение.

             Ну, тогда давайте познакомимся? Меня зовут Михаилом.

             А меня Маргаритой, а лучше просто Ритой, – сказала девушка

Михаил, сам не зная почему, уходить, не торопился. Он узнал, что Рита, также как и он, живёт на частной квартире. В Калуге она оказалась после неудачной попытки поступления в Московский педагогический институт, не прошла по конкурсу. В надежде поступить в институт в следующем году, она не стала возвращаться в родительский дом, расположенный в малень­ком городке Полтавской области.

Они распрощались, ничего не пообещав друг другу, поговорив просто так. А по дороге домой Мишка вообще недоумевал, зачем ему нужно было это знакомство, когда у него есть Катенька, дающая ему так много тепла.

Ей он о своём знакомстве ничего не сказал, просто не желая её трево­жить. И вообще, о Рите-Маргарите он больше не вспоминал. Однако, со­всем забыть эту девушку ему было не суждено. Прошел примерно месяц после посещения универмага, приближался праздник, 23 февраля. Ожидал­ся приезд шефов, и для их приёма нужно было кое-что купить. В связи с этим и оказался Михаил снова в Калуге.

В отделе хозяйственных товаров ему покупать было нечего, но пройти мимо него он не смог. За прилавком была она одна, Рита.

– Привет, – поздоровался он. Вот, опять встретились.

                        Здравствуйте, Миша! Признаюсь, что снова рада видеть Вас, при­чем наяву.

                        А разве можно меня увидеть во сне? Я обыкновенный, ничем не знаме­нит, ни в кино, ни на телевидении не снимаюсь? – удивлённо спросил он.

                        Очень просто, Миша! Вскоре после нашего знакомства, Вы действи­тельно мне приснились и, честное слово, мы даже целовались, – смущенно сказала девушка.

Их разговор внезапно прервала набежавшая толпа покупателей, кото­рым, как назло, потребовались различные хозтовары. Михаил ждал, слушая её певучую, с приятным украинским акцентом речь. И у него появилось желание познакомиться с этой девушкой поближе.

Когда толпа рассеялась, Михаил решился на нескромный вопрос.

– Рита, Вы встречаетесь с кем-нибудь из парней, – спросил он.

Девушка покраснела, побледнела, посмотрела куда-то вдаль, мимо Мишки…

– Нет, Миша, сейчас не встречаюсь, – с печалью в голосе ответила она, как будто бы вспоминая что-то неприятное.

Ещё большая ватага шумных покупателей, вероятно, приехавших за товарами из южных республик, снова помешала Михаилу. Ему уже нужно было возвращаться в полк. Пока, не зная для чего, он успел у Риты взять номер телефона квартиры её хозяйки.

По дороге в гарнизон, Михаил непрестанно думал о новом знакомстве. Чем-то завлекла его эта украиночка так, что, встретившись с Катериной, он не удержался и рассказал ей абсолютно всё. Она совершенно спокойно вы­слушала Мишку, даже чем-то улыбаясь. Он ожидал услышать от неё упрё­ки, обвинения, но ничего подобного не произошло.

– Знаешь, Мишенька, наверное, наш роман подошел к концу. И в этом нет твоей вины. Послушай меня внимательно, мальчик мой, – сказала Кате­рина, обнимая его и усаживая рядом с собой на диван.

Она рассказала Михаилу, что в их медсанчасти появился новый со­трудник, военный фельдшер, волею судьбы уже несколько лет тому назад оказавшийся вдовцом. Она ему понравилась так сильно, что он, даже узнав о её связи с молодым офицером, предложил ей начать встречаться с ним, признавшись в серьёзности своих намерений.

Обнявшись, они долго молча сидели на диване. Расставаться с Катень­кой, как оказалось, ему было жалко до слёз. Но он понимал, что в её судьбе появился человек, который хочет и может жениться на ней.

– Катюша, я всё прекрасно понимаю. Я искренне желаю тебе счастья и, как бы больно мне не было, не буду осуждать твоё решение, – произнёс он сдавленным голосом.

– Ты умница, Мишенька, и благородный, настоящий мужчина. Мне было с тобой очень хорошо, ты скрасил моё одиночество. Я тебя никогда не забуду, – сказала она и, мокрая от слёз, расцеловала своего любимца. А вскоре после этой, как оказалось, прощальной встречи, в офицерской столовой к Михаилу подошел порядком полысевший капитан медицинской службы. Михаил сразу догадался, с кем ему предстоит познакомиться.

– Капитан Стреглов, Никита Андреевич, – представился медик и про­тянул руку сопернику.

– Михаил Крайнов.

– Знаю, Миша, я о Вас всё знаю. Хочу поговорить с Вами как мужчина с мужчиной.

– Я слушаю Вас, капитан.

– Михаил, Вы встречаетесь с Катериной, которая намного старше Вас. Извини за откровенность, но ваши встречи не имеют перспективы. Ты молод, женишься на какой-нибудь девушке, а она? Её годы уходят. Коро­че говоря, она мне очень нравится, и я хочу на ней жениться. Будь благо­разумным, парень, не препятствуй нашему счастью, – взмолился капитан, перейдя на «ты».

– Будьте спокойны, капитан. Мы с Катериной уже объяснились и рас­стались навсегда. Так что действуйте, капитан, Вам повезло, она замеча­тельная женщина, – сказал Мишка, превозмогая боль потери.

Итак, эта встреча кончилась мирным рукопожатием. Михаил ушел «за­лизывать» рану. Вечером он позвонил Рите, которая с нескрываемой радо­стью согласилась встретиться с ним в воскресенье вечером у входа в цен­тральный кинотеатр города.

Так, закончив один роман, Михаил без «передышки» начинал сле­дующий.

Глава восьмая «Карьеристка»

Как говорится, нет худа без добра. Потеря Николая, конечно, причини­ла Людмиле сердечную травму, но зато развязала руки. Теперь ей уже никто не мешал начать готовиться к вступительным экзаменам.

Вечерний факультет Горьковского политехнического института распо­лагался в заречной части города, в неприметном двухэтажном здании. Его внешний вид не мог вызывать таких волнующих чувств, как величественное здание Московского университета на Ленинских горах. Но, у Людмилы они возникли. Она шла по коридорам этой кузницы инженерных кадров, где, как ей казалось, сам воздух был насыщен чем-то особенным, возвышенным.

Факультет готовил инженеров по специальности, вполне соответству­ющей профилю её работы на авиационном предприятии. Выяснив все во­просы, она вернулась домой с твёрдым намерением начать подготовку к поступлению в институт незамедлительно.

– Не волнуйся, дочка, мы снова поможем тебе во всём. Ты только учись, смогла же ты окончить техникум, одолеешь и институт, – заверил Людмилу отец, обрадованный её решением.

У Людмилы были хорошие отношения со всеми коллегами. Однако она не знала, как они отнесутся к её затее, и поэтому пока о предстоящей учебе ни с кем не говорила. Знал об этом лишь начальник, надоумивший её стать на тернистый путь получения высшего образования.

Наибольшую трудность будущая студентка испытала, готовясь к эк­замену по математике. Затрачивая уйму времени, самостоятельно постичь сложные темы ей не удавалось. Тогда она поняла, что нужно прибегнуть к помощи репетитора. Людмила снова обратилась к пожилой учительнице, успешно подготовившей её к поступлению в техникум.

Заглянув в дом Хохловых, теперь можно было наблюдать любопытную картину: за одним столом сидели и «грызли» науку сын, ученик второго класса, и его мама, будущая студентка.

– Мам, а мам, а зачем ты тоже делаешь уроки, ты же взрослая, боль­шая? – однажды спросил мальчишка.

– Сынок, я хочу стать инженером, научиться строить самолёты. Учить­ся могут не только дети, сынок! Я постараюсь это делать хорошо, чтобы тебе за меня не было стыдно, – полушутя ответила она.

Игорь успешно завершил учебный год, перейдя в третий класс с По­хвальной грамотой. Началось лето, а вместе с ним и беспокойство Людми­лы о сыне, который повзрослел настолько, что всё время находиться под опекой бабушки уже не желал. А что могла дать мальчишке пыльная улица их рабочего посёлка? Она вспомнила, как хорошо, хоть и не без приключе­ний, несколько лет тому назад они провели в загородном лагере авиазавода, когда она работала там пионервожатой. Но тогда Людмила была простой клепальщицей, отпустить которую из цеха было довольно просто. Сейчас же она технолог, а их в цеху всего несколько человек. Освоение серийного выпуска новых самолётов требовало от них очень большого напряжения. Поэтому о работе в пионерском лагере и мечтать – то было бесполезно. Тогда обеспокоенная мамаша решается отправить сына в лагерь одного, как это делали все родители. В профкоме цеха она получила путёвку пока на первый заезд. Но, идя навстречу матери – одиночке, ей обещали продлить пребывание сына в лагере до конца лета, если она этого пожелает.

– Сынок, дорогой, радуйся! Ты едешь в пионерский лагерь, в тот самый, в котором мы с тобой были. Помнишь, сынок? – спросила Людмила.

– Мы поедем вместе? – встревоженно спросил сын.

– Нет, Игорёк, это невозможно. Ты уже большой, поедешь без меня, как все ребятишки. А я и дедушка с бабушкой будем к тебе приезжать в вы­ходные дни, привозить вкусненькое. Игорь насупился, и, казалось, вот-вот заплачет. Что-то в его характере было сентиментальное, явно взятое от женского начала.

– Ну, сынок, ты же мужчина! Скоро вырастешь, в армию призовут, так ты и туда захочешь ехать вместе с мамкой!? – продолжала убеждать Людмила.

– Да, то в армию, – плаксиво возразил он. Мам, ты говоришь, что я уже большой, тогда расскажи, почему у меня нет папы, ты же обещала.

– Хорошо, сынок, я расскажу, но не сегодня, скоро.

Игорек всё ещё не созрел для того, чтобы услышать и понять правду об его отце. Людмиле удалось воздержаться от прямого ответа, заговорив с сыном о лесных прогулках и купании в реке, которые ожидают его в лагере. Утром одного из выходных дней он уже сидел у окна автобуса, готовящего­ся к отправке в лагерь. Вскоре заиграли отходной марш, и колонна автобу­сов тронулась. Игорёк замахал матери одной рукой, другой, вытирая слёзы. Она отвечала ему, не в силах скрыть слёз своих.

Проводив сына, Людмила вернулась домой, разложила свои учебники, тетради и задумалась. Впереди было целое лето, три месяца. Этого должно быть достаточно для подготовки к экзаменам. И, наверное, хватит их па­нически бояться, ведь поступает она не в Московский университет и не на дневное отделение.

Посоветовавшись со своей учительницей, Хохлова подала документы в приёмную комиссию факультета. Пошел отсчёт времени. Теперь, после работы, она сразу бежала домой, или к учительнице и учила, учила, учила. Мать с отцом старались ничем не отвлекать её от занятий, полностью осво­бодив от всех хозяйских дел. Но сына Людмила не забывала, её материн­ские чувства были святыми.

В так называемый родительский день, она в числе первых оказалась на площади у заводского клуба, откуда должен был отправиться автобус в лагерь. Чего только не было в её тяжеленной сумке. Там были и овощи, и фрукты, купленные втридорога на рынке, колбаска, конфеты и пирожки с разной начинкой, которые спекла бабушка для любимого внучонка.

Автобус, заполненный родителями, отошел точно в назначенное вре­мя. Замелькали улицы и переулки и, вскоре, миновав мост через Волгу, се­рый городской пейзаж кончился. Чем дальше от города удалялся автобус, тем красочнее становились виды заволжских просторов. С обеих сторон дороги стояли вековые деревья, за которыми скрывались дремучие лесные массивы, мелькали речушки и поля. Людмила некоторое время наблюдала всю эту красу, затем, очнувшись, взяла в руки справочник по математике. В тот день, согласно плану, она должна была выучить тригонометрические функции углов, такие далёкие от её понимания.

Встреча матери и сына была восторженной. Они не виделись всего – то две недели, но страшно соскучились. Взяв разрешение воспитателя, Люд­мила повела сына к знакомому, очень живописному, месту на берегу реки. Они удобно расположились в десятке метров от веющей свежестью воды. Начали с «кормёжки».

                        Ну, как сынок, как тебе живётся, не обижает ли кто – нибудь? – спро­сила мама после того, как сынок уже насытился вкусностями.

                        Нормально, мама, всё хорошо, никто меня не обижает и я никого, только очень скучаю по тебе…

Они прекрасно провели весь день. Купались в речке, правда, без осо­бого удовольствия, потому что вода ещё не успела прогреться. Прогулялись по лесу, в котором пока не было видно ни грибов, ни ягод. Зато им повезло, когда они вышли на небольшую полянку, покрытую ландышами. В резуль­тате появился небольшой букетик лесных цветочков, который, конечно, по совету Людмилы, благодарный внук «велел» передать своей бабушке.

Прощались в этот раз без слёз, надеясь на следующую встречу через две недели. По дороге домой Людмила продолжала «терзать» тригономе­трию, оказавшуюся для неё самым сложным разделом математики. Через две недели они не встретились...

Рабочий день подходил к концу, когда у стола Людмилы появился на­чальник бюро.

– Хохлова, Людмила, ты, наверное, не обрадуешься, но тебе нужно срочно выехать в командировку, в Дубну. Очень ответственное задание.

– Я поняла, но сегодня же среда, на завод я попаду лишь в пятницу утром. Так может быть можно начать командировку хотя бы в воскресе­нье вечером, или в понедельник? Понимаете, Евгений Васильевич, у меня же ребёнок в лагере, мы с ним две недели не виделись, – жалобно сказала Людмила.

– Знаешь, ты сейчас сама рассуждаешь как ребёнок. Задание столь важное и срочное, что работать там будете и в выходные дни. Дело серьёз­ное, связано с безопасностью полётов наших новых самолётов, – сказал начальник, как отрезал.

Поняв, что сопротивление бесполезно, Людмила побежала оформлять командировочные документы, уточнять задание. Готовилась к поездке не без волнения, ведь впервые в её жизни нужно было самостоятельно до­браться до места назначения, проехав через Москву. Домой она явилась расстроенной.

– Дорогие мои родители, – выручайте, обратилась она к матери и отцу, кстати, оказавшемуся дома. Она рассказала им о внезапной командировке, попросила их съездить в лагерь к сыну и постараться сделать так, чтобы он не плакал.

– Люда, не волнуйся, всё сделаем, навестим внучонка. Мы знаем, дочка, как сильно ты любишь сына, это хорошо. Но мне кажется, что вос­питываешь мальчишку, как девчонку. Смотри, ведь так он может вырасти «маменькиным сыночком», и ему будет очень трудно жить, – сказал отец.

Она ехала в «сидячем» вагоне поезда «Горький-Москва». На душе было тяжело. Людмила представила себе, как удивится и расстроится её сынок, когда среди выходящих из автобуса людей не увидит свою маму, как бабушка и дед будут вытирать его слёзки. Сын сейчас был её единственным «мужчиной», которому она безраздельно отдавала всю силу своей материн­ской, женской любви.

Несколько дней, прожитых в Дубне, пролетели в напряженной, ответ­ственной работе. Людмила ночевала в той же гостинице, где когда-то впер­вые увидела Николая. Но, к своему удивлению, это не вызвало у неё при­ятных воспоминаний. Видимо, время дало ей возможность бесстрастно, по достоинству, оценить своего бывшего любовника.

Она вернулась домой, блестяще выполнив служебное задание и при­тащив полную сумку продуктов, купленных в столице, которых уже давно не видели горьковчане на прилавках своих магазинов.

Игорь находился в пионерском лагере всё лето. Он так привык к лагер­ной жизни, что домой уже не просился. Людмила регулярно навещала сына, с удовольствием проводя с ним время на лоне прекрасной природы. А в на­чале августа наступила волнующая пора сдачи вступительных экзаменов.

Её настойчивость обеспечила успешную сдачу экзаменов. И ей повез­ло, потому что конкурс как раз в том году оказался символическим. Люд­мила Хохлова стала студенткой. Она торжествовала, ещё не осознавая, что поступить в любое высшее учебное заведение всегда легче, чем его закон­чить. В радужном настроении она и выехала к сыну в лагерь.

Был на редкость для августа жаркий денёк. Мать с сыном, заняв своё излюбленное место у реки, купались, загорали. Людмила любовалась сму­глым телом сына, его, не по-мальчишески, крепким сложением. Порадовал он маму не просто умением плавать, но даже нырянием. Субботний день подходил к концу, а им так не хотелось расставаться. И тогда у Хохловой появилась идея. Она разыскала начальника лагеря, строгого мужчину, лет пятидесяти.

– Юрий Михайлович, у меня к Вам большая просьба, разрешите мне переночевать в лагере, очень хочется провести с сыном ещё и завтрашний день, домой я доберусь самостоятельно, электричкой, – на одном дыхании высказалась она. Начальник любопытным взглядом окинул молодую, симпатичную женщину, осмелившуюся обратиться с таким неожиданным вопросом, и решение принял положительное.

– Вообще-то, по инструкции, это не разрешается, но не могу же я отка­зать такой женщине, – сказал он, потирая вспотевшую лысину. В медпункте найдётся для Вас койка.

Поблагодарив благодетеля, Людмила побежала к ожидавшим отъезда родителям, чтобы кто-нибудь из них сообщил матери или отцу об её место­нахождении.

Ранним утром, нарушив лагерный распорядок дня, Людмила, держа одной рукой сына, а другой солидных размеров корзину, вступила на тро­пинку, ведущую из лагеря в глубь леса. Это было замечательное для тех мест время, когда уже закончилось комариное царствование, досаждавшее людям всё лето. Мать с сыном шли, приглушенно разговаривая, будто бы боясь разбудить хозяев леса.

– Значит так, сынок, далеко от меня не отходи, мы всё время должны видеть друг друга, чтобы не потеряться, – учила она сына.

Встающее солнце, умытое предрассветным туманом, ярко бросало свои золотые блики сквозь заросли кустов и деревьев. Вскоре грибники сошли с тропы и углубились в заросли. Уже проснулись лесные певцы, оглушая своим щебетаньем наполненную ароматом трав и ягод атмосфе­ру леса, местами тронутого осенними красками. Рябины и осины, как на­рядные девицы, были украшены багровыми и малиновыми листочками, которые при дуновении ветра о чем-то шептались с клёнами, начавшими терять свои желтеющие кудри. Пораженная окружающей красотой, Люд­мила остановилась.

– Смотри, Игорёк, какая красота, в городе ты такое не увидишь.

– Да, мама, я вижу, ну давай искать грибы, – выражая нетерпение, ска­зал мальчишка.

Поиск начался. Направление движения выбирала Людмила, удаляясь всё дальше от лагеря. Пока попадались одни сыроежки да лисички.

– Мама, мама, я хороший гриб нашел, – громко закричал Игорь

Людмила быстро подошла к сыну. Гриб оказался «хорош» только тем, что был большим. Это был красивый, с красной шапкой, посыпанной белы­ми зернышками, могучий мухомор.

– Сынок, это гриб красивый, но не съедобный. Вернее, его едят только звери. Так что, оставь его, это мухомор, – объяснила мать.

Они довольно долго бродили по лесу пока, наконец, им улыбнулась удача. Впереди, окруженная зарослью папоротника, показалась полянка, сплошь утыканная бордовыми головками. Это были красавцы подосино­вики, сразу заполнившие почти всю корзину. Сделав привал, мать с сыном перекусили, попили водички. Людмила решила взять курс на лагерь. Но это оказалось не так – то просто. Солнце спряталось за тучами, ориентировать­ся по нему стало невозможно. Оставалось только надеяться на интуицию или встречу с каким-нибудь местным жителем. Однако, как назло, им никто не попадался.

Ребёнок уже устал, а её руки начали болеть от отяжелевшей корзи­ны, до верха наполненной прекрасными грибами. Лагерь всё не появлялся. В какой-то момент Людмиле показалось, что они топчутся на месте, ходя кругами. Заблудились, значит. Беспокойство женщины уже начало перехо­дить в волнение, когда раздался хруст сухих веток. Не успев испугаться, Людмила увидела старичка, держащего в руках корзину с грибами, раза в два большую, чем её.

                        Дедушка, как выйти к пионерскому лагерю? – с надеждой спро­сила она.

                        Дык, лагерь-то, рядом, милая, – сказал старик и показал на тропинку, по которой нужно было идти.

Поблагодарив спасителя, Хохловы пошли по указанному пути и оказа­лись на территории лагеря. Людмила вздохнула с облегчением. Но впереди её ждала ещё одна проблема. Нужно было как-то добраться до станции, чтобы сесть в электричку, следующую в город. Бросать с таким трудом со­бранные грибы она не собиралась. Попрощавшись с сыном и уложив тро­феи в сумку, она пошла по дороге, ведущей к станции. Ей нужно было про­шагать километров десять, не меньше.

Пройдя, примерно, четверть пути, она услышала урчание мотора и оглянулась. По просёлочной дороге пылил грузовичок. Людмила, не долго думая, подняла руку. Автомобиль резко затормозил, обдав её облаком до­рожной пыли. Из кабины вышел молодцеватый шофёр в надвинутой на гла­за кепке.

                         Куда тебе, красавица? – спросил он, нагло глядя на Людмилу.

                         На станцию мне, я уплачу, – ответила она.

– Ладно, полезай в кузов, кабинка у меня занята, разве что на колени мне сесть можешь.

– Нет уж, я лучше в кузове проеду, – сказала она, и, взявшись, двумя руками за борт, потянулась наверх, опираясь одной ногой на заднее коле­со. Шофер, не без удовольствия, подхватил её за талию и подтолкнул в ку­зов. Приняв от него сумку, она уселась на ободранную скамейку, и машина понеслась, трясясь и подпрыгивая на ухабах. Домой Людмила добралась очень уставшая и пропылившаяся, но довольная. Два дня, проведенные с сыном, благотворно повлияли на её настроение. А привезенные грибы были приняты мамой в качестве хорошего подспорья в период, когда в ма­газинах было пустовато.

В один из последних августовских дней 1968 года, начальник техниче­ского бюро цеха вернулся с заводоуправления очень встревоженным. Таким сотрудники его давно не видели.

– Коллеги, сегодня у нас на заводе случилось ЧП, – обратился он к со­бравшимся приглушенным голосом...

Евгений Васильевич сообщил о том, что в испытательном полёте на самолёте МиГ-25 на высоте 16 км и скорости более 2000 км/час началось самопроизвольное вращение. После того, как лётчик-испытатель убедился в отказе системы управления самолёта, ему пришлось катапультироваться. К счастью, он остался жив, но сломал ноги. Авария, причиной которой ста­ла неисправность авиационной техники, никакого отношения к их цеху не имела, но, всё равно, выводы делать нужно было всем. Людмила вспомни­ла о недавних событиях, когда на некоторых самолётах было обнаружено вздутие обшивки топливных баков, производимых в их цеху. Она попы­талась представить, к каким печальным последствиям мог привести этот недостаток, не будучи устранённым…

В сентябре начались занятия в институте. Студенческий контингент, по возрасту, был очень разнообразен: от безусых юнцов и молоденьких девчо­нок, только что закончивших десятилетку, до солидных дяденек и тётенек.

Людмила очень внимательно слушала лекции, но, к сожалению, мно­гое не понимала. Первый курс, как и в техникуме, был насыщен такими абстрактными науками, которые легко воспринимались лишь немногими.

И всё же, постепенно, она стала усваивать знания всё более успешно. Сказалось и её усердие, и природные способности. Неприятностей следо­вало ожидать от начертательной геометрии. Её успешное освоение предпо­лагало наличие у студентов хорошего пространственного воображения. А его-то у Люды и не оказалось. Изучать этот предмет такому человеку было столь же трудно, как тому, кто пытается учиться игре на аккордеоне или гитаре, не обладая музыкальным слухом…

К началу зимней сессии Хохлова подошла без «хвостов». Начались эк­замены. На заводе ей был предоставлен отпуск. Всё шло хорошо, лучше не бывает. Людмиле оставалось сдать последний экзамен, «любимую» на­чертательную геометрию, по которой её текущие оценки выше троек и не поднимались. И тут, случилась беда. В зачетной книжке бедной студентки появился жирный «неуд», то есть двойка.

Однокурсников, сочувствующих Людмиле, было достаточно, но по­мощь предложил только один. Это был Ванечка, симпатичный молодой мужчина, ровесник или чуть старше Людмилы, снискавший среди студен­тов уважение за свой весёлый нрав, скромность и постоянную готовность оказывать помощь любому, кто в ней нуждался. С «начерталкой», да и не только с ней, он был на «ты». Наверное, этому способствовала его про­фессиональная деятельность, так как он работал на модельном участке литейного производства крупного машиностроительного завода в этой же, заречной, части города.

Если сказать, что Иван не обращал никакого внимания на свою обая­тельную однокурсницу, то это значило бы ничего не сказать. Она не раз по­падала в поле зрения его красивых голубых глаз. Но, первый семестр, для студентов их группы, оказался настолько напряженным, что им было не до заведения романов.

– Хохлова, не расстраивайся. Я помогу тебе пересдать эту чертову «на­черталку». Не волнуйся, к концу каникул получишь свою тройку. И не раз­води сырость, – сказал Иван, увидев её слёзы.

Она вняла советам Ванечки, как многие его называли. Он разбудил её активное начало, вселил уверенность в успехе. Они вместе обсудили обста­новку, решили встречаться в библиотеке факультета, на первом этаже.

Родители отнеслись к неудаче дочки очень спокойно, с пониманием. Недоумение у матери вызвало лишь то обстоятельство, что, придя домой после работы, Людмила, перед уходом в библиотеку, довольно долго кру­тилась у зеркала.

– Люда, уж не влюбилась ли в кого, так долго возишься со своей при­ческой? – спросила мать.

– Нет, мам, я просто так, давно себя не видела, соскучилась, – пошу­тила дочь.

– Да хоть бы и влюбилась, чай разве это плохо? Ведь столько лет ты одна, а годы-то бегут, бегут.

– Да не одна я, мама. У меня есть вы, у меня есть сынок, – горестно сказала дочь и поспешила на занятия. Он уже ждал её. На столе были разложены наглядные пособия в виде картонных фигур, чертежи.

– Ну, здравствуй, двоечница, – весело произнёс он, с явным удоволь­ствием глядя на Людмилу.

– Привет, мой учитель, – в тон ответила она, обратив внимание на его внешний вид.

На занятиях Иван был одет намного проще, скромнее. Похоже, что хоть и пришел он не на любовное свидание, но решил показаться ученице в лучшем виде. Консультация шла довольно успешно. Иван, оказывается, умел объяснять трудные для понимания вопросы очень простым, доход­чивым языком, позволяющим усваивать материал. Людмиле казалось, что делал он это даже лучше, чем преподаватель.

Два часа пролетели как одна минута. Иван посмотрел на часы.

– Уже поздно, скоро библиотека закроется. Если не возражаешь, я про­вожу тебя домой, – спросил он.

– Нет, не возражаю, – без тени жеманства ответила она.

Они вышли на улицу. Был лёгкий морозец, в воздухе кружились сне­жинки, как будто бы не желая ложиться на землю. Хоть тротуар и был посы­пан песочком, но Людмила умудрилась поскользнуться, и не упала только благодаря Ивану, подхватившему её. Он крепко взял её под руку и больше не отпускал. Уже у самого дома Людмилы, когда они остановились, чтобы попрощаться, он взял её озябшие руки в свои.

– Люда, я «старый холостяк», а ты, как понимаю, тоже женщина свобод­ная. Почему бы нам ни подружиться? – спросил он, заглядывая в её глаза. Этот вопрос не был для неё неожиданным. Она уже давно заметила, ещё до начала их совместных занятий, что он к ней неравнодушен. И ей он тоже нравился. Сейчас же, когда она убедилась в том, что он не просто весельчак, а толковый человек, его авторитет в её глазах поднялся высоко.

– Я согласна, Ваня, дружить, так дружить. Но, по-моему, мы уже дру­жим. Я так благодарна тебе за оказанную помощь...

Уже к концу следующего занятия Людмила ощутила уверенность в том, что скоро она будет готова к пересдаче злополучной двойки. Они си­дели рядом, он что-то объяснял и, вдруг, как бы невзначай, положил свою нелёгкую руку на её плечо. Она её не отстранила, продолжала сидеть, как будто бы ничего не произошло. Он воспринял это как знак.

Иван продолжал готовить свою подопечную к предстоящему экзамену с ещё большим рвением. До экзамена оставалось несколько дней. Они, как и прежде, сидели в библиотеке. И вдруг, опять, как будто бы случайно, его ладонь опустилась на чуть выглядывающее из-под её юбки колено, обла­ченное ажурным рисунком капронового чулка. Она вздрогнула, резко от­бросила его руку.

                        Ты что, Иван, сдурел или намекаешь на благодарность за оказанную помощь? – сурово спросила Людмила.

                        Бог с тобой, что ты такое надумала. Прости меня дурака, не сдержал себя, – испуганно признался он.

Она его простила, тем более, что у самой начало появляться желание к сближению с ним. Людмила поняла, что пришла пора нового романа, исход которого предугадать никогда невозможно.

Экзамен по начертательной геометрии был сдан успешно. Ликвиди­ровав задолженность, Людмила продолжала учиться. Второй семестр ока­зался немногим легче, чем предыдущий. Появился опыт записи лекций «на лету» и многое другое, что помогает студентам успешнее проникать в сущ­ность изучаемых наук.

Любовные отношения Людмилы с Иваном развивались совсем не так, как это было с Николаем, для которого главным в дружбе с женщиной была постель, и он готов был расшибиться, лишь бы создать для этого условия. В отличие от него, Иван не торопил события. Встречаясь с Людмилой вне институтских аудиторий и лабораторий, он водил её в кино, они просто гу­ляли. Целовались в подъезде дома, где жил Иван со своими родителями. И, пока не более того, несмотря на возрастание обоюдного желания вступить в более тесные отношения. К концу учебного года они уже хорошо знали друг друга и, без объяснений, уже чувствовали, что влюблены. Понимали это и их однокурсники, видя, как они всегда стремятся быть вместе.

Наконец, весенний семестр подошел к концу. В этот раз Людмила уве­ренно сдала все экзамены и была переведена на следующий курс. В те дни и произошло то радостное событие, которого она ждала столько лет. Ей была предоставлена небольшая комната в семейном общежитии завода, расположенном всего в нескольких минутах ходьбы от заводской проход­ной. Общежитие не блистало комфортом, но предоставило возможность Людмиле жить самостоятельно и дать отдохнуть родителям.

Людмила с сыном находились в своём ещё пустом жилье, планируя расстановку мебели, когда на пороге комнаты вдруг появился Иван. От не­ожиданности она вначале растерялась.

– Игорёк, знакомься, это мой товарищ, мы с ним вместе учимся, за одной партой сидим, – проговорила, смутившись, она.

Иван подал руку мальчику. Игорь, нехотя, протянул свою, исподлобья глянув на пришельца.

– Можешь называть меня дядей Ваней, – сказал «товарищ» мамы.

– А меня Игорем, – буркнул в ответ мальчишка, видимо, не обрадован­ный знакомством. Иван принял деятельное участие в обустройстве комнаты Хохловых. Именно он выпросил у коменданта две кровати и две тумбочки, которые благодаря этому не пришлось покупать. При этом, очень удачно, Людмиле удалось познакомить его со своими родителями, также участвовавшими в оборудовании её жилья.

– Люда, вроде бы неплохой этот мужчина, видный такой, заботливый, может, даст Бог, устроишь с ним жизнь, – сказала мать дочери, оставшись с ней наедине.

– Не знаю, мама, ничего я пока не знаю, он просто хороший товарищ, даже можно сказать, мой друг. Но, ты знаешь, я теперь даже думать боюсь о замужестве.

За праздничным столом сидели и родители Людмилы, и её новый по­кровитель, Ванечка. Не было только Игоря, который неделю тому назад отправился в полюбившийся ему пионерский лагерь. На прикроватных тумбочках красовались оригинальные настольные лампы, принесенные на новоселье Иваном, а в углу небольшой холодильник «Бирюса» – родитель­ский подарок.

– Ну, что ж, дочка, мы с мамой очень рады, что ты теперь имеешь свой собственный угол и желаем тебе и Игорьку, чтобы жилось вам в нём счастливо, хорошо! Но нас не забывай, и мы всегда будем рады помочь тебе, хоть и жить будем отдельно. С новосельем, дочка! – произнёс отец первый тост.

Гости посидели не очень долго, но отец Людмилы успел, как следует «прощупать» её друга разными вопросами, среди которых, возможно были и не совсем тактичные. Но в разговоре выпивших мужчин это прошло не­заметно. Одним словом, Иван родителям понравился.

Пожелав Людмиле доброй ночи, гости дружно покинули общежитие. Людмила начала наводить порядок. Её настроение было прекрасным, но, почему-то, чуточку тревожным. Она как будто бы предчувствовала что-то.

Людмила уже собиралась ложиться спать, когда раздался негромкий стук в дверь. На пороге стоял широко улыбающийся Иван…

– Люда, ты извини меня, но я почему-то решил вернуться. Я подумал, что тебе сейчас одной скучно, ведь ты одна, без сыночка. Давай ещё по­сидим, может быть, чайку попьём, – сказал он просительно, доставая из кармана большую плитку шоколада.

– Да, Ванечка, ты, безусловно, прав. Я скучаю по сынишке, скорей бы следующие выходные. Очень хочется поехать, навестить его в лагере.

– А поехали вместе, Люда, я захвачу спиннинг, порыбачим. Думаю, твоему сыну это понравится. Предложение Ивана было сколь неожиданным, столь и приятным. Она посмотрела на него благодарными глазами…

– Ваня, я согласна. Ведь Игорёк, живя без отца, очень нуждается в мужском обществе. Будет прекрасно, если вы подружитесь. Они довольно долго посидели за столом, потом, «в связи с отсутствием дивана», присели на кровать. Он обнял её, поцеловал разок, потом другой.

– Людочка, а можно я останусь, буду тебя охранять, – наконец, набрав­шись смелости, спросил он.

Она была под сильным впечатлением от его предложения о поездке к сыну, и благодарна за всё, что он сделал для неё. Да, его отношение к ней совершенно не было похожим на то, как относился к ней Николай, её пред­ыдущий любовник. Разве могла она ему, настоящему другу, возразить?

– Хорошо, оставайся, кроватей хватит. Только, как же твои родители, они же будут волноваться, если ты не вернёшься домой? – спросила она, как будто для её согласия это было главным – Не будут они волноваться, я же забегал домой и их предупредил, – признался обрадовавшийся Иван.

– Твоей предусмотрительности может позавидовать любой разведчик, сказала Людмила.

Одна из кроватей так и осталась нетронутой, молодым людям хватило одной... Людмила приготовила завтрак, они поели, попили чайку, расцело­вались и разбежались по своим режимным предприятиям. Каждый из них был благодарен судьбе.

А ранним субботним утром, как договаривались, они встретились на площади у заводского клуба, откуда отправлялись автобусы с родителями в пионерский лагерь. Иван держал в руке спиннинг и две обычные удочки, а на его спине пристроился увесистый рюкзак. Глядя на него, можно было по­думать, что они собираются провести в лагере не один, и даже не два дня.

Началась посадка в автобус. Людмила и Иван вошли, вначале пропу­стив более пожилых пассажиров.

– А воблу-то, забыли, – очень громко провозгласил Иван, шагнув в са­лон автобуса.

И моментально большинство мужиков, находившихся в автобусе, по­вернули свои головы в сторону «пострадавшего», одарив его сочувствую­щими, весьма скорбными взглядами

– Успокойтесь, я пошутил, – сразу же сказал Иван, убедившись в том, как здорово была воспринята его шутка.

При этом женщины захихикали, а мужчины облегченно вздохнули. Для Людмилы шутка её друга не была неожиданной, так как во время ин­ститутских занятий он частенько хохмил, веселя студентов, не вызывая на­реканий преподавателей.

Им повезло. В самом конце салона нашлось два места для сидения и площадка для багажа. Они сидели, плотно прижавшись, друг к другу. Он держал её руку в своей, нежно поглаживая.

Иван оказался не просто знатоком местности, расположенной вдоль реки, но и истории этого заповедного края... Всю дорогу, без умолку, он говорил, а Людмила с интересом слушала его. Он рассказал, что в древ­ние времена вдоль реки располагались лишь небольшие поселения «мари», после которых в Заволжье появились «русичи». Они бежали сюда сначала от татаро – монгольских завоевателей, затем от холопства. По преданию, именно этими местами Иван Грозный вел свое войско на Казань, а Сте­пан Разин здесь хранил награбленные сокровища. Обо всём этом Людмила услышала впервые. Она лишь знала о поселениях старообрядцев, до сих пор, живущих здесь своеобразной жизнью.

Игорь с недовольством встретил мать, приехавшую к нему в этот раз не одну. Но, увидев в руках дяди Вани рыболовные снасти, оживился.

– Привет, рыбачок! – весело обратился Иван к внимательно смотряще­му на него мальчишке.

– Здрасьте, – робко ответил он.

Вскоре некоторая напряженность, возникшая при встрече, рассеялась. Людмила повела мужичков на своё излюбленное место на берегу. Но Ивану оно не понравилось.

– В детстве, во время летних каникул, я много времени проводил здесь вместе с моим дедом, царство ему небесное. Он научил меня определять места, где лучше ловится рыба, и мы сейчас отправимся к одному из них, – сказал Иван голосом, не терпящим возражений.

Прошагав минут тридцать вдоль берега, они остановились там, где река, изгибаясь, образовала небольшую заводь. Место было изумительно красивым. Песчаный пляж окаймлялся сосновым бором, подходившим к берегу настолько близко, что река подмывала корни некоторых деревьев. И только журчание воды нарушало тишину этого царства природы, ещё не­тронутого человеком.

В рюкзаке Ивана оказалось всё, что необходимо для рыбалки, этого азартного занятия. Он вмиг соорудил небольшую палатку, поставил трено­гу с казаном для приготовления ухи. Оставалось дело за малым, – поймать рыбу. Иван подготовил удилище с поплавком, насадил червячка на крюк и вручил сгоравшему от нетерпения Игорю, а сам начал забрасывать спин­нинг. Не осталась без дел и Людмила, готовящая дрова для костра.

Первая рыбацкая удача, как ни странно, улыбнулась мальчишке.

– Есть, клюёт, поймал! – заорал он так громко, что лес ответил ему эхом.

Иван бросился на помощь к счастливчику. На крючке оказалась неболь­шая, грамм на 300, щучка. Игорь был в диком восторге. А вскоре спиннинг Ивана подцепил уже более богатый улов. Это был увесистый краснопёрый язь. Мужчины продолжали рыбачить, а Людмила хлопотала у костра, над которым висел закопченный казан с булькающей кипящей ухой. Пригла­шать их к «столу» долго не пришлось. На свежем воздухе аппетит появля­ется быстро.

Иван открыл бутылку вина, ребёнку яблочный сок. Чокнулись за успех рыбалки, потом за здоровье. В какой-то момент, в порыве добрых чувств, Иван положил руку на плечо Людмилы. И это не укрылось от взора её сына. Его реакция была мгновенной, он резко отвернулся. В нём, ещё таком ма­леньком мужчине, проснулось чувство ревности, чувство собственника, свойственное большинству представителей сильного пола. И однажды воз­никнув, оно не покидало мальчика и в тот день, и значительно позже. Люд­мила пока ничего не замечала.

Уставшие, но очень довольные проведённым в лагере временем, они сидели в автобусе, увозящем их в городскую суету. Иван, склонив голову на плечо подруги, время от времени впадал в приятную дремоту. Глядя на них, можно было вполне представить счастливую семейную пару, возвращаю­щуюся домой после свидания с их чадом.

Кончилось лето, предоставившее влюблённым прекрасную возмож­ность встречаться и в домашних условиях, и на природе. Из лагеря вер­нулся сын, пошел уже в третий класс, а его мама на второй курс института. Людмила встречалась с Иваном на факультете, они теперь всегда сидели рядом в аудиториях, вместе выполняли лабораторные работы, но после окончания занятий были вынуждены расходиться по домам. Обычно, вы­ход из положения в таких ситуациях, находит мужчина...

– Людочка! А почему бы тебе иногда сыночка не отправлять ночевать к деду с бабушкой. Думаю, что при этом будут все довольны и родители твои, и их внучонок, а мы с тобой получим возможность хоть раз в недельку по­быть наедине, – предложил Иван.

– Это, конечно, вариант, но я не уверена в том, что он понравится сыну,

– ответила она.

– Ты же взрослая, самостоятельная женщина. Ну, не должна же ты ли­шаться личной жизни вот так, всё время, оглядываясь на ребёнка.

– Ладно, я подумаю, посоветуюсь с родителями, – сказала Людмила, глянув на друга обнадёживающим взглядом.

Родители подошли к этому деликатному вопросу с пониманием. Им нравился Иван, и они втайне надеялись, что придёт время, и он станет их зятем. Именно им, а не Людмиле, удалось уговорить Игоря по субботам приходить к ним, давая возможность покататься с дедом на машине, а по­том принять душ, попасть в который в общежитии было всегда непросто.

Игорь учился хорошо, по поведению всегда получал пятёрки. Беда случилась в один из морозных зимних дней. После окончания занятий он остался с ребятами погонять шайбу на школьном дворе, что бывало неред­ко. Один из его ударов оказался таким сильным и «метким», что шайба достигла второго этажа и угодила прямо в стекло широченного окна. Звон разбившегося стекла возвестил о большой неприятности, которая неожи­данно свалилась на Людмилу.

– Ваня, а Вань! У меня беда, требуется твоя мужская помощь, – ласко­

во обратилась Людмила к другу семьи, каким она его уже считала. Она рассказала о «происшествии». Ивану нужно было зайти в школу, определить размеры разбитого стекла, вырезать на рынке новое и устано­вить его на место.

                        Ну, я бы на твоём месте всыпал сыночку по заднице, как следует, чтобы знал, как себя вести, – неожиданно для Людмилы сказал Иван.

                        Во-первых, сейчас речь идёт не о наказании мальчика, с этим я раз­берусь. Сейчас нужно срочно вставить стекло.

                        Люда, я не могу тебе помочь. Как я могу появиться в школе, кем я прихожусь мальчику?

                        Да какое это имеет значение сегодня? Я просто не ожидала услышать от тебя такое, не ожидала. И насчёт наказаний. Ты бы, наверное, не стал лупить сына за такую провинность, будь он тебе родным?

                        Людочка, но ты попала в самую точку. Я давно хотел тебе сказать, что очень хочу иметь собственного ребёнка, лучше сына, конечно. Мы встре­чаемся с тобой уже больше года. Выходи за меня замуж, мы уже хорошо знаем, друг друга и любим. Родишь мне сыночка...

                        Говоришь, что знаем, друг друга а я вот, только что как раз в этом и усомнилась. Знаешь, Ванечка, я уже один раз обожглась на замужестве и теперь на такое решиться мне очень непросто. Тем более, что я не одна. Так что давай, отложим этот вопрос на другое время, более подходящее, чем сегодня.

Иван явно приуныл, но помогать Людмиле со стеклом так и не стал. Проблему решил её отец. Так возникла первая трещина в отношениях Люд­милы с Иваном.

В конце декабря 1970 года за успехи, достигнутые в решении техни­ческих задач, ряд работников завода, в числе которых оказалась и Людми­ла Хохлова, были поощрены. Её удостоили солидной денежной премией, хватившей даже на покупку красивого дивана, заменившего одну из ка­зённых кроватей.

Людмила продолжала встречаться с Иваном. Жизненные обстоятель­ства то сближали их настолько, что, казалось, свадьбы уже не миновать, то разводили по разные стороны «баррикад». Главным препятствием бракосо­четанию, конечно, оказался Игорёк. Мальчик без видимых причин никак не мог сблизиться со своим потенциальным отчимом, а тот, в свою очередь, не питал к нему отцовских чувств. Людмила это видела и воспринимала очень болезненно. Она опасалась снова выйти замуж, а потом разойтись в случае плохого отношения мужа к пасынку. А что будет, если в семье появится ещё один ребёнок, родным отцом которого будет Иван?

Была ещё одна причина, заставлявшая Людмилу не спешить с оформ­лением их отношений. Как-то, будучи слегка выпившим, Иван проболтался о том, что его родители, а конкретнее, его мамаша, категорически против женитьбы сына на женщине, побывавшей замужем и имеющей ребёнка. В связи с этим Иван до сих пор и не знакомил свою «невесту» с родителями. Узнав об этом, Людмила вспомнила родителей Валеры, её бывшего мужа, сыгравших не последнюю роль в распаде их семьи. Она понимала, что ни к чему хорошему, в её новом замужестве, это не приведёт.

В тот день Игорю исполнилось уже 13 лет, когда детский возраст сме­няется подростковым. Людмила, преодолев трудности продуктового дефи­цита, сумела накрыть стол в своей комнате в общежитии. Пришли роди­тели, поздравили внука, вручили подарки. Избегая смотреть на закуски, стоящие на столе, все с нетерпением ждали появления Ивана. Ждали, но не дождались. Игорёк втайне надеялся, что дядя Ваня, может быть, подарит ему удочку со спиннингом. Его надежда не сбылась...

Иван толком не мог объяснить Людмиле причину, по которой он не пришёл на день рождения Игоря. Она всё больше убеждалась в том, что между её сыном и любовником нет психологической совместимости, как называют эту беду специалисты. И всё же, они по-прежнему продолжали встречаться не только в институте.

Поздним вечером, когда Игорь уже спал, в дверь комнаты Людмилы громко постучали. У порога стояла заметно взволнованная женщина лет пятидесяти в каракулевой шубе и шапке.

                        Я Мария Игнатьевна, мать Ивана. У нас беда, Ванечка в реанима­ции, в двенадцатой больнице, бредит, Вас зовёт, – умоляющим голосом сообщила она.

                        Я сейчас, я мигом, вот только оденусь, – не теряя время на расспросы, ответила Людмила.

Она торопливо оделась, написала записку сыну. Женщины вышли на улицу. Сердце Людмилы бешено колотилось. Только несколько дней тому назад она видела Ивана живым, и здоровым и вдруг, – реанимация. В её голове это как-то не укладывалось.

Они не успели дойти до трамвайной остановки, когда вдали показался зелёный огонёк такси, редко появляющегося в такой поздний час в посёлке.

                        Что случилось с Иваном? – спросила Людмила, когда они сели в машину.

                        В пятницу, после обеда, отпросившись с работы, он с друзьями уехал на Волгу рыбачить. Они, как водится, конечно, выпили. Иван шёл по льду в поисках места для бурения лунки и случайно попал в полынью. К счастью, он провалился в ледяную воду только по пояс и был вытащен подоспевши­ми товарищами. Сразу уехал домой, но, видимо, этого переохлаждения хва­

тило для двухстороннего воспаления лёгких, – горестно сообщила Мария Игнатьевна.

Дежурный врач реанимационного отделения больницы, старик с ка­менным лицом, строго глянул поверх очков, на женщин...

– Кто вы, кем приходитесь больному? – спросил он прокуренным го­лосом.

– Я мать, но, умоляю Вас, доктор, пустите к нему не меня, а её. Он бредит её именем, он зовёт её.

             А она кто, жена, что ли? – раздраженно спросил старик

             Нет, не жена, но они живут вместе, понимаете доктор, он её зовёт.

                        – Эх, женщины, что же вы не уберегли его от беды, – с упрёком сказал доктор. Людмила молча стояла, опустив голову. Она ощущала себя без вины виноватой.

                        – Ладно, хоть и не положено, я разрешаю Вам посетить больного, но не дольше пяти минут. Поговорите с ним, быть может, подсознательно, ваш голос поможет ему восстановить свои силы и постепенно вернуть созна­ние, такое иногда бывает, – сказал доктор, обращаясь к Людмиле.

Она бесшумно вошла в палату и большим усилием воли заставила себя не заплакать. Глаза Ивана были закрыты, тело недвижимо. И только губы его слегка шевелились. Она нагнулась к нему и нежно поцеловала в пышу­щее жаром лицо.

– Люда, Людочка, где ты, – еле слышно шептал он.

Она присела на табуретку рядом с изголовьем постели больного. Взяла его безжизненную руку в свою. Стоявший в её горле ком затруднял дыха­ние. Она снова нагнулась к нему и, не в силах дольше сдерживать слёзы, заплакала, оросив его лицо.

– Я с тобой, Ванечка, я рядом, любимый мой, я всегда буду с тобой, ты только выздоравливай скорее. Ты слышишь меня, Ванечка? – сквозь слёзы говорила она, слегка сдавливая его руку.

Но ни глазом, ни каким-нибудь другим движением Иван не откликался на её отчаянную мольбу. А через несколько минут дверь палаты отворилась и медсестра прервала их «свидание». Людмила вышла в коридор, где, нерв­но шагая, её ждала мать Ивана.

– Так, Мария Игнатьевна, состояние Вани пока без изменений, тяже­лое. Я остаюсь здесь до утра, смените меня часов в семь. Буду периоди­чески заходить в палату, и пытаться помочь Ванечке прийти в сознание. Я уверена, что мне это удастся. А Вы идите домой, отдохните.

– Спасибо тебе, Людмила, ты знаешь, наверное, я сильно ошибалась.

Впрочем, об этом, потом, когда Ванечка выздоровеет, – печально прогово­рила она.

Людмила поняла, что имела в виду мать Ивана, но ей сейчас было не до выяснения отношений. Она думала лишь о том, как повлиять на состоя­ние Ивана своей любовью. Она присела в коридоре, прикрыла глаза и об­ратилась с мольбой о Ванечке к Богу, что делала в жизни крайне редко.

В течение этой страшной ночи ей удавалось несколько раз посидеть у постели Ивана. И она всё время с ним говорила, говорила, вспоминала счастливые минуты их любовных встреч. Но он никак не реагировал, лишь шевелил воспалёнными губами, шептавшими, как на заезженной граммо­фонной пластинке, одни и те же слова, обращенные к ней. Уже перед ухо­дом, она зашла в палату реанимации последний раз.

– Ванечка, милый мой, мне придётся на некоторое время оставить тебя, с тобой будет твоя мама. Ты жди меня, я скоро вернусь. Ты поправишься, я это знаю, Бог обязательно поможет тебе. Ты слышишь меня, любимый мой, мы поженимся сразу, как только ты выздоровеешь?! И уже всегда будем вместе, а я тебе рожу сына, или доченьку, я обещаю, – нежно сказала она, пожимая его руку.

И вдруг, его ладонь слегка дернулась, начала сжиматься. Его веки за­шевелились, но глаза не открылись.

– Я поняла, Ванечка, ты уже слышишь меня! Вот видишь, мои мольбы не были напрасны. Всё будет хорошо...

Выйдя из палаты, своим сообщением, она обрадовала уже ожидавшую за дверью мать больного и дежурного врача. Не чувствуя усталости, а толь­ко радость и надежду на выздоровление Ивана, она помчалась отправлять сына в школу. А придя на завод, решила оформить отпуск за свой счёт на несколько дней.

Перед возвращением в больницу Людмила забрала сына из школы и сразу, не заходя в общежитие, пришла с ним в родительский дом.

                        Мам, опять требуется ваша помощь. Иван заболел, лежит в больнице в реанимации. Я обязательно должна быть с ним рядом.

                        А почему ты, обязательно ты, разве нет у него родителей, родствен­ников?

                        Мамочка, он лежит без сознания, бредит, всё время зовёт меня, а не маму свою. Пойми, я люблю его, а он меня. Я не могу быть в стороне от него, попавшего в беду.

                        Ладно, ладно, доченька, это я так. Поступай, как подсказывает тебе твоё сердце, а мы с отцом всегда поможем. Беги к своему Ивану, дай Бог ему здоровья.

Придя в больницу, Людмила сразу нашла лечащего врача, который со­общил ей о том, что состояние Ивана по медицинским показаниям начало улучшаться. Но, сознание к нему пока не вернулось. Ей удалось убедить врача в том, чтобы ей разрешили больше времени находиться рядом с боль­ным. Ей нужно было пробудить его сознание…

Теперь она сидела у постели Ивана на законном основании. Дежурная медсестра даже предложила ей чайку, от которого она не отказалась, так как не ела целый день.

«Чудо» случилось около трёх часов ночи. Неожиданно Иван открыл глаза и, увидев сидящую рядом Людмилу, улыбнулся. Из его глаз выкати­лось несколько слезинок.

– Людочка, милая, ты не шла ко мне так долго, я же звал тебя, я ждал,

– сказал он очень тихо, но разборчиво. Люда прильнула к его небритой щеке и несколько раз поцеловала в губы.

– Здесь я была, Ванечка, всё слышала, да только не открывались твои глазки, а потому и не видел ты меня, – сказала ласково она. Людмила была на «седьмом небе». Но её радостное состояние оказа­лось недолгим.

К утру Ивана из реанимации перевели в обычную палату, правда, не многоместную, а всего лишь на четверых больных. У него начал появляться аппетит, и Людмила с удовольствием подкармливала своего подопечного. Сознание он больше не терял, но, будучи очень ослабленным, временами внезапно засыпал и так же неожиданно просыпался. При этом, он что-то невнятно бормотал, иногда улыбался, а то и хмурился.

Людмила сидела рядом, когда Иван во сне снова заговорил. Вначале она не прислушивалась к его словам, но потом, прозвучало её имя…

– Людочка, хочу родного сына, Игорь мне чужой, я никогда не смогу его полюбить, – пробормотал он.

Она просто обомлела, чуть не потеряв сознание. Что это значит? В голове этой измученной женщины вмиг пронеслось известное выражение «Что у пьяного на языке, то у трезвого в уме». Иван не пьян, но почему же в его бредовой голове такие мысли. Не отражают ли они его истинного отношения к её ребёнку? Ведь если так, то это катастрофа. Неужели он не понимает, что она, как и большинство матерей-одиночек, любит своего ре­бёнка сильней, чем матери в благополучных семьях.

И всё же, разрываясь между больницей, заводом и домом, выбиваясь из сил, Людмила продолжала делать всё возможное, чтобы Иван, как мож­но быстрее, выздоровел. Она доставала дефицитные лекарства, носила ему фрукты. И всё же, он пролежал в больнице около трёх недель.

Пережив это тяжелое время, Людмила ожидала потепления отноше­ний с родителями Ивана. Но, как ни покажется это странным, ничего по­добного не произошло. С его матерью они встречались в больнице, а отца она вообще ни разу не видела. Всё, что делала Людмила для Ивана, Мария Игнатьевна воспринимала как должное и после выписки сына из больницы даже не удосужилась сказать ей хоть пару тёплых слов благодарности...

В памяти Ивана не запечатлелось обещание Людмилы, выйти за него замуж сразу после его выздоровления, высказанное, как крик души, когда он находился в бессознательном состоянии. И, наверное, это было хорошо... Она же, конечно, помнила об этом, но возбуждать вопрос о замужестве пока не желала. Да, слишком высока была стена отчуждённости между его ро­дителями и ею. Да и не лучшим образом складывались взаимоотношения Ивана с её сыном, Игорьком.

Но они продолжали встречаться, как и прежде... Время стремительно летело, приближалось окончание многострадального пути к высшему об­разованию... Как раз в те дни и решился Иван начать серьёзный разговор со своей подругой:

– Люда, а не пора ли нам оформить наши отношения, если ты по­прежнему любишь меня? Ты знаешь, я уже, наверное, достиг критическо­го холостяцкого возраста, когда можно на всю жизнь остаться бобылём. А ведь я, признаюсь откровенно, не теряю надежды иметь наследника, своего собственного ребёнка, – печально сказал он.

– Знаешь, Ванечка, я тоже скажу тебе честно, что продолжая тебя лю­бить, не могу решиться на замужество, боясь повторить ошибку, которую уже однажды допустила и за которую расплачиваюсь теперь... Во-первых, я вижу, я знаю, что ты не любишь моего сына, а он, чувствуя это, отвечает тебе тем же. Во-вторых, твои родители никогда не примут меня. Им нужна невестка, которая родит им внуков, чужие им не нужны. Я знаю, что против родительской воли ты никогда не пойдёшь, не правда ли? – спросила она, стараясь заглянуть в его глаза.

Но он потупил взгляд, задумался. Она, умная женщина, попала в точку. Страстное, «медовое» время их отношений уже давно закончилось, а пер­спективы построения семейной жизни, как оказалось, нет...

– Да, ты, как всегда, права. Так что же будет с нами дальше? – спросил он, глядя на неё с угасающей надеждой...

– А дальше, Ванечка, начинается дипломное проектирование, конча­ются наши вечерние встречи в институте. Ты видный, красивый мужчина, без пяти минут дипломированный инженер, быстро найдёшь себе девушку, женишься на ней, и родит она тебе и мальчиков, и девочек, сколько пожела­

ешь ты и твоя мамочка, – сдавленным голосом проговорила она о том, что было у неё на душе.

– А как же ты, Людочка, как ты?

– За меня не беспокойся, у меня подрастает любимый сынок, есть ро­дители, есть интересная работа. Пройдёт ещё несколько лет и у меня будут заботы не о своём замужестве, а о женитьбе моего сыночка, Игорька. Ну, а тебя я никогда не забуду, о той помощи, которую ты оказывал мне в учёбе. Пускай между нами останутся дружеские отношения. Только на свадьбу свою меня не приглашай, не приду, – печально пошутила она.

Но это ещё не было окончанием их любовных отношений. Просто их преддипломные заботы отодвинули на задний план всё остальное.

Руководителем дипломного проекта Людмилы Хохловой был назначен кандидат технических наук, снискавший большой авторитет не только в на­учном мире, но и в студенческой среде. Общительный, доступный, он читал лекции по строительной механике, придавая скучным математическим вы­кладкам и схемам ясное значение, часто приправляемое юмором. Наступил ответственный для Людмилы момент выбора темы дипломного проекта.

– Так, дивчина, советую тебе выбрать тему, связанную с твоей повсед­невной работой на заводе. Это облегчит нам с тобой сам процесс проекти­рования а, если постараешься, позволит создать что-нибудь полезное для реализации на производстве, – предложил он, озорно глядя на студентку.

– Я поняла, но разве это возможно? Ведь я работаю на участке, на кото­ром производится изделие, вся техническая документация которого имеет гриф «Секретно» или «Для служебного пользования», – объяснила Люд­мила.

– Ничего в этом страшного нет. Это даже лучше, «закрытый» диплом­ный проект всегда защищать легче, чем обычный. У меня даже были ди­пломники, делавшие проекты, связанные с производством ядерных реакто­ров. Не волнуйся, я подскажу тебе, как работать над закрытой темой.

– Тогда тема может называться так: «Технология сварки крыльевых то­пливных отсеков сверхзвуковых самолётов», – предложила Людмила.

– Прекрасно, я утверждаю, но с небольшой поправкой: технология не обычной сварки, а автоматизированной. Это будет труднее, но работать над таким проектом интереснее и полезнее.

– Да, но...

– Никаких «но», поработаешь, возможно, что-нибудь новенькое пред­ложишь, ещё и Государственную премию заработаешь, – пошутил ученый.

Людмила оформила отпуск и приступила к творческой работе. На за­воде теперь она появлялась лишь тогда, когда возникала необходимость проконсультироваться с кем-нибудь из специалистов по интересующему её вопросу. А встречи с Иваном становились всё реже и реже. Начался период охлаждения их отношений.

Защита дипломного проекта Людмилы, а точнее дипломной работы, прошла на «ура». Члены Государственной экзаменационной комиссии еди­ногласно оценили её труд на «Отлично». Это было огромной радостью для всей семьи Хохловых.

– Вот так, Игорёк, ты должен брать пример со своей мамы, как нужно учиться, – напутствовал дед своего внука, когда семья отмечала успех Люд­милы за столом.

Выпускники факультета, которые учились с Людмилой в одной груп­пе, «обмывали» свои дипломы в летнем кафе. Гремела музыка, кружились пары. Хмелели и бывшие студенты, и приглашенные на праздник уважае­мые преподаватели во главе с деканом.

– Ну что, обскакала меня, Людочка? – спросил во время танца Иван, защитившийся лишь на «хорошо».

– Какое это имеет значение, Ванечка? Главное, что мы закончили уче­бу. Так быстро промчались эти годы, – печально произнесла она.

Людмила как будто бы чувствовала, что это был последний, прощаль­ный танец с Иваном. Кончилась их лебединая песня. Иван «скоропостиж­но» женился на двадцатилетней девушке, поступившей на завод, где он ра­ботал. Людмила узнала об этом без сожалений.

Начальник отдела встретил вернувшуюся на производство Людмилу восторженно.

– Ну, от души поздравляю тебя, наша ты «карьеристочка». Теперь мне можно спокойно уходить на заслуженный отдых, передав бразды правле­ния в твои надёжные, дипломированные ручки, – сказал Евгений Василье­вич своей любимице.

Услышать что-то подобное от своего начальника Людмила уже ожида­ла. Ведь именно он и благословил её на получение высшего образования.

– Людмила, я запамятовал, ты у нас член партии, или ещё в комсомоле обитаешь? – вдруг спросил начальник.

– Из комсомольского возраста я уже вышла, а в партию не вступала. А какое это имеет значение? – удивлённо спросила она

– Слушай меня внимательно, девочка, запоминай и не возражай. Ни на одну мало-мальски руководящую инженерную должность тебя, беспар­тийную, не назначат. А посему, не теряя времени, пиши заявление о приё­ме кандидатом в партию. Считай, что одна рекомендация у тебя уже есть, я тебе дам. За год подготовишься, вступишь. Именно такие как ты там и должны быть, – очень убедительно высказался Евгений Васильевич.

Людмила, вняв советам своего начальника, подала заявление секрета­рю партийной организации цеха и вскоре была принята кандидатом в чле­ны партии.

Узнав от кадровиков, что на заводе появился дипломированный инженер-технолог с солидным опытом производства самолётов МиГ-25, Главный инженер завода перевёл Людмилу в один из отделов заводоу­правления, занимавшийся доработками выпускаемой продукции и связью с эксплуатирующими организациями. Людмила с сожалением распроща­лась с цехом, в котором начинала свою карьеру ещё девчонкой, подручной клёпальщицы.

Новый начальник, долговязый мужчина лет сорока, с козлиной бород­кой, дёргающейся в такт его торопливому разговору, Людмиле не понра­вился. Познакомившись, он сунул ей папку с должностной инструкцией инженера-технолога и велел через два дня быть готовой к беседе об её обя­занностях.

Людмила, с присущим ей усердием, взялась за изучение содержания папки и нашла в ней много полезного для будущей деятельности. Оказа­лось, что круг вопросов, которыми теперь она будет заниматься, многократ­но расширился. И, если прежде ей требовались знания конструкции лишь тех агрегатов, которые выпускались в её цеху, то на новой должности она должна была знать конструкцию всего самолёта.

Её беседа с Геннадием Дмитриевичем, начальником отдела, прошла успешно. Он остался доволен новой сотрудницей, особенно после ознаком­ления с её личным делом, свидетельствующим о том, что женщина она не­замужняя...

О чрезвычайном происшествии в одном из авиационных полков Даль­невосточного военного округа, сотрудники завода узнали не из печати. Ше­стого сентября 1976 года новейший советский истребитель – перехватчик, нежданно-негаданно оказался за рубежом, в далёкой Японии. Самолёт был угнан на остров Хоккайдо лётчиком старшим лейтенантом Беленко, кото­рый, после посадки, попросил политического убежища в США.

Людмила знала, что ни одна страна в мире не обладала самолётом, спо­собным конкурировать с МиГ-25. И она никак не могла понять, как такое могло случиться, чтобы советский военный лётчик, офицер, присягавший на верность народу и государству, мог стать предателем. Что могло тол­кнуть его, далёкого от политики человека, бросить семью, родных и близ­ких ему людей, свою страну?...

Несмотря на требования советских дипломатов о немедленном возвра­щении самолёта, американцы срочно его разобрали и перевезли на авиаба­зу Хякури, где провели всесторонние исследования конструкции «подароч­ка», свалившегося в их руки прямо с неба.

В конце концов, злополучный самолёт был возвращен и оказался в Горьком, на заводе, где его внимательно осмотрели специалисты. Стало ясно, что, побывав за рубежом, секретным он уже не является. А когда было замечено, что к нему проявляется нездоровый интерес и разговоры о нём выходят за пределы завода, самолёт перекрасили и отправили в одно из во­енных училищ для использования в качестве наглядного учебного пособия.

После этого случая, возникла необходимость срочной модернизации самолёта. Над его усовершенствованием начали напряженно работать и ОКБ в Москве, и на заводе. В связи с этим немало работы досталось и ин­женеру – технологу Людмиле Хохловой

Карьерный рост Людмилы шел успешно. А в это же время подрастал и взрослел её сынок, Игорёк. Верным признаком его становления в качестве мужчины, стало получение в военкомате приписного свидетельства. После прохождения медицинской комиссии, Игорь Хохлов был направлен в го­родской аэроклуб для совершения нескольких ознакомительных прыжков с парашютом, предшествующих призыву в воздушно-десантные войска. С этого момента в сердце матери поселилось тревожное чувство.

Выпускной школьный бал проходил в том же зале, в котором когда-то прощалась со школой и она, Людмила. Да, вот здесь она танцевала с Федей и будущее тогда казалось таким безоблачным. Она смотрела на счастливые лица танцующих. Такими когда-то были и они, вот только одеты намного скромнее, да музыка иной.

                        Познакомься, мама, это моя одноклассница Маша, мы с ней уже дав­но дружим, – представил Игорь девушку, с которой танцевал.

                        Хорошо, сынок, что хоть сейчас догадался познакомить нас, – с упрё­ком сказала Людмила. Девушка маме понравилась с первого взгляда. Она не красавица, но выглядела очень привлекательно, женственно.

Игорь Хохлов, успешно завершив наземную подготовку в аэроклубе, совершил свой первый, незабываемый прыжок с парашютом. За ним был второй, и третий. Выполнив установленное для допризывников количество прыжков, он захотел продолжать это опасное, но увлекательное занятие.

Как раз в то время решался вопрос о выборе профессии. Под впечатле­нием удачно совершенных прыжков, у Игоря появилась идея.

– Мама, я испытал себя и хочу стать офицером, посвятить жизнь служ­

бе в воздушно-десантных войсках, – робко сказал он. Людмила восприняла это как удар током. Вырастить единственного сына и отдать его в армию навсегда? Только от одной мысли об этом ей стало не по себе.

– Ну что ты, сынок, надумал! Ты у меня один, моя жизнь, моя отрада! Разве нельзя пойти по другому жизненному пути, чтобы мы, по крайней мере, всегда жили в одном городе? В оставшееся до призыва в армию время я предлагаю тебе поработать на нашем заводе. Разве не интересно, – стро­ить грозные, сверхзвуковые истребители, разве не мужское это дело? – чуть не плача, умоляющим голосом проговорила Людмила.

– Но, мам, мне так понравились прыжки...

– Так можно же продолжать заниматься в аэроклубе, работая на заводе или в другой организации. И вообще, ты что, не хочешь получить высшее об­разование, не хочешь поступать в ВУЗ? – уже более спокойно спросила она.

– Хочу, хочу, мама, но ты не представляешь, как это здорово, спускать­ся с неба на землю на парашюте!

– А твоей подружке, Машеньке, нравится твоё желание продолжать прыжки, или нет, – вкрадчиво спросила Людмила.

 – Если честно, то не очень.

– Вот видишь, не очень. А ты только представь себе, понравится ли это твоей будущей жене.

             Хорошо, мама, я подумаю, – успокаивающим тоном сказал Игорь.

             Сынок, я надеюсь, ты выберешь правильный путь в жизни.

Игорь последовал совету матери, поступил на завод учеником слесаря­сборщика. Людмила успокоилась. Теперь в их доме часто бывала девушка Игоря. Людмила чувствовала, что рано или поздно Маша станет её невест­кой, и они вместе смогут уговорить Игоря избрать гражданскую профес­сию, да и не увлекаться парашютными прыжками. Но, при этом она ошиба­лась, недооценивая характер сына.

Доработка самолёта МиГ-25, начавшаяся после того, как он рассекре­тился, требовала от заводчан, а особенно от инженерно – технических ра­ботников, величайшего напряжения. По вине одного человека, предателя, пострадала безопасность всей страны. На завод зачастили представители смежных предприятий. Министерство сжимало сроки окончания работ, в войсках ждали доработанные самолёты.

Среди командировочных оказался и представитель Пермского мотор­ного завода, уже несколько раз бывавший в отделе, где работала Людмила. Он не был исключением и, как большинство заходивших в отдел мужчин, всегда обращал внимание на очень привлекательную женщину, какой была Людмила. Она, по правде говоря, уже давно привыкла к мужским взглядам, порой нагловатым, явно раздевающим. Но этот мужчина смотрел на неё как-то по-иному, нежно. Чувствовалось, что он хочет с ней заговорить, но не решается.