|
Владимир
Ханан
Тайны ремесла
Три рассказа |
Кажется, у Довлатова это где-то промелькнуло, где, не помню, да
и не важно. Эту историйку я услышал в первый раз довольно уже
давно от нашей общей приятельницы Тани Юдиной, не раз
упоминавшейся в довлатовских записных книжках. Они
переписывались, Танька читала мне наиболее интересные письма, -
так, о знаменитой эпистоле Довлатову от Воннегута я узнал из
письма - намного раньше его русскоязычных читателей.
А сам анекдот - в первоначальном значении этого слова - таков.
Некий молодой человек, решивший стать писателем и усиленно
постигавший тайны писательского ремесла, объявил, что одну тайну,
из самых, подчёркивалось,
главных, он уже постиг. Самое трудное в рассказе, говорил он,
это концовка. Так вот, он нашел универсальную Формулу этой самой
концовки, подходящую практически для любого рассказа. Плюс
абсолютная простота и стопроцентный успех. Примеры? - Извольте.
Война, молодого солдата отправляют в разведку. Трудное задание,
риск, реальная возможность гибели. Концовка: «Капитан долго
смотрел ему вслед...». Ещё. Из другой оперы: Конец 50-х.Молодой
парень рвётся на целину. Белоручка, неврастеник. Начитанный, но
слабый.
Но рвётся. Там - трудности, лишения, кочевой быт. Концовка: «Секретарь
райкома долго смотрел ему вслед...». Ещё. Больница. Молодой
человек после тяжелой травмы. Врачи однозначно: не будет ходить.
Медсестра - самоотверженная, молодая, красивая. Влюбленность,
роман, роковая страсть /он уже ходит/. Наконец, выписывается –
уезжает. Концовка: «Медсестра долго смотрела ему вслед...».
Последний пример меня добил, то есть, убедил окончательно.
Правота молодого писателя была мне очевидна. Я и до этого
интуитивно чувствовал,
что есть, есть какие-то формулы, которыми втихомолку пользуются
«инженеры человеческих душ». Что помимо таланта и вдохновения
держат они в своих тайных кладовых и иные, так сказать,
кирпичики, из которых складывают свои «нетленки» и «эпохалки».
Следовало только провести проверку практикой - и я взял
вышеприведенную формулу, не страшась обвинений в плагиате, ибо -
об этом говорит воя история литературы - приём, найденный одним
автором, становится законным достоянием всех. Вариант с
медсестрой показался мне самим многообещающим и, в силу
заявленной профессии, наиболее универсальным. О результатах
судить читателю.
Рассказ первый:«Сердце разведчика Прохоренко»
- Товарищ генерал! Полковник Прохоренко явился по вашему
приказу! Что случилось, Алексей Петрович?
Несколько секунд генерал, не мигая, пристально смотрел на
вошедшего и, не принимая неофициального тона, сказал:
- Садитесь, полковник. Садитесь и расскажите, причём, прежде
хорошенько подумайте... Только не выдумывайте, не выдумывайте! -
раздраженно повторил генерал, - короче, рассказывайте о ваших,
так сказать, делах.
- О каких именно, товарищ генерал? - сказал Прохоренко, - Я же
вчера направил вам подробный рапорт по всем подлодкам класса
ГП-137А, его - чтo – не передали? Могу доложить устно. Все это
барахло у нас берут с дорогой душой, причём, по цене выше, чем
мы рассчитывали. Похоже, их ходят толкнуть куда-то в Африку,
тамошним обезьянам, как действующие. У нас по документам они
проходят, как простой металлолом, да ещё в разборе... То есть,
пять уйдут, как
три. Деньги через оффшорную, как вы приказывали...
- Передали, передали, - криво усмехнувшись, сказал генерал.
Через третьи руки! Ты, что, не понимаешь, что об этом письменно...
Ладно, проехали. Расскажите нам лучше, полковник - голос
генерала снова стал официальным - о своих
других делах: как давно и по какой цене вы продаете иностранцам
оборонные секреты нашей Родины?
- Какие секреты? О чём вы, товарищ генерал? Кому я... -
полковник приподнялся и снова сел, почти упал, на стул - я вас
не понимаю...
- Не понимаешь? Он не понимает! - зло сказал генерал, - А это
что? В его руках оказалась какая-то, странного вида, газета.
- А твое сраное интервью этой... как ее?...Он наклонился к
селектору:
- Игорь, принеси перевод из японской «Кимоноку Расава».Через
десять секунд генерал держал в руках несколько страниц
машинописи.
-Вот. Здесь: «Наша страна не держит оружия массового поражения
на Сахалинской гряде...» А вот еще:«Склад бактериологического
оружия в Волочаевске-17 ликвидирован ещё в прошлом году в
соответствии с договором от...»
Генерал швырнул листки на стол.
- Ты что, тридцать лет в разведке, зубы на этом съел, голова –
вон – вся седая, не знаешь, что это и есть наши главные секреты
– о том,чего у нас нет? Ты знаешь, что с нами Москва - он кивнул
в сторону неснятого портрета Андропова - сделает?! В общем так,
Матвей Данилович, - голос генерала был почти спокоен, - это дело
нам с рук не сойдет. Это не подлодки...Значит, вариант у нас
один. Ты сегодня же пишешь рапорт на увольнение в
запас по состоянию здоровья и уходишь - пока в отпуск. Рапорт я
придержу - мало ли что... Может, и обойдётся... А не обойдётся –
в отставку, с полным пансионом. Будешь рыбку ловить... Где твои
старики? - В Ростове? Посидишь
с удочкой у теплого моря, не то, что наше... Да не нервничай так!
– рожа красная, как после поллитры. Давление? Это при нашей
работе профессиональное... Я предусмотрел. Счас тебе укольчик, в
приёмной сдашь рапорт капитану - и домой, в постельку...
- Кустарникова здесь? - спросил он в селектор, - пусть зайдёт.
- Лариса Андреевна, - сказал генерал вошедшей в кабинет
сорокалетней женщине в белом халате, туго облегающем ее
аппетитное тело, - сделайте-ка нашему отпускнику успокоительный
укольчик, а то он у нас за последнее время
что-то сильно разволновался. Вы медсестра опытная, не мне вас
учить. Генерал исподлобья заглянул в красивые, блестящие, слегка
расширенные зрачки Ларисы Андреевны, и, вздрогнув, отвёл глаза.
- Отпускнику, - ласково говорила Лариса Андреевна, между тем
руки её быстро готовили всё для укола. Сделаем, как отпускнику,
- проговорила она, уже вводя иглу в вену полковника Прохоренко.
Вот и всё. Вот и хорошо.
- Ну, ты всё понял. Будь. Если что, звони, - уже скороговоркой
говорил генерал в спину выходящим. «Жалко, конечно. Но как
разведчик он всё равно пропал, - глядя на закрывшуюся дверь,
думал генерал. - Даже не вспомнил, с чего начинается наша служба.
А начинается она со слов «Из разведки не уходят – из неё выносят
вперёд ногами». Всё. Проехали».
Сдав рапорт дежурному адъютанту, полковник Прохоренко шёл
длинным коридором Управления и думал: «Обойдётся – не обойдётся,
а отдохнуть и впрямь пора. Вон как сердце разболелось».
А тем временем вышедшая из тех же дверей медсестра Лариса
Андреевна Кустарникова, поставив на пол свой чемоданчик –
аптечку, прикуривала длинную сигарету Данхилл от красивой
импортной зажигалки. Она знала, что до обязательного, точно
спланированного современной медициной, паралича сердца
полковнику – чекисту Прохоренко осталось ровно пятьдесят метров
коридора и два лестничных пролёта. Уже держась за сердце правой
рукой, Прохоренко медленно шёл
по направлению к своему отпуску. Медсестра долго смотрела ему
вслед…
Рассказ второй: «Прикладная химия»
- Значит, так, товарищи, - седой человек в дорогом импортном
костюме и в модных очках обвёл взглядом присутствующих, - или
господа, как это сейчас принято? Ситуацию вам полностью
обрисовал товарищ из Комитета.
- Не Комитета - эФэСБэ - тихо поправили из угла.
- Не важно. Короче, ситуация нетерпимая, надо ее решать. Я
разговаривал на самом верху, - он сделал небольшую паузу, - там
очень недовольны. Вы понимаете - карт-бланш нам не дадут: не те
времена, но и особо придираться тоже не будут. Вот так. А
вообще-то, я не понимаю, - он повернулся к директору НИИ
Прикладной Химии, - вы что, сами не в состоянии справиться с
этим как его... Парнокопытным?
- Паперным, - тихо поправили из того же угла.
- Как? - горько спросил директор - низенький толстенький
академик. - Из партии исключить? - так он в ней сроду не был, да
и что она сейчас... Премии лишить? - ну, так не купит он себе
лишних две бутылки пива - знаете, какие у нас сейчас премии...
Выгнать с работы? - так представляете, какой шум поднимется? В
Гринписе он свой, у местных «зеленых» тоже, а «Мемориал»? А
Боннэр, у которой он каждую субботу пасётся? Выгоните,
попробуете - через два дня сто пятьдесят западных газет, да и
наших тоже, завопят, что репрессирован борец за окружающую среду,
за демократию, за чёрта в ступе... Думаете, это увольнение не
свяжут с его заявлением о продолжающихся в нашем НИИ работах по
химоружию?
- Зелёные, - пробурчал в модных очках, - звезднополосатые,
желтоблакитные… Хосподи! Докатились: несколько серьёзных
организаций не могут заткнуть рот
одному болтуну. Резюмирую: ситуация нетерпимая. Надо решать. И
решать - вам. Ну а мы - если что помочь...
- Феликс Юрьич, - после отъезда седого обратился академик к
эфэсбэшнику, - вы ведь говорили как-то, что у Паперного где-то
там, в Дубне, кажется, пассия... Может, их сфотографировать в
постельке...
- Господи! Ну что вы говорите, - отозвался тот, - жены у него
нет, кому мы эти фотки предъявим? Гринпису? Так это же не
американский Конгресс. Им всё равно, с кем он трахается, лишь бы
не с моржихой или там... Да и не любовница это, а первая любовь,
ещё со школы. Они и не видятся, только переписываются, правда,
очень пылко. Фотки - не то... Хотя... подумать об этом стоит.
Через две недели старший научный сотрудник НИИПРАХИМа Паперный
стоял перед директором института.
- Прекрасно Вас понимаю, милейший Михаил Давидович, - вкрадчиво,
но тепло говорил академик. Конечно, поезжайте. О работе не
беспокойтесь, здесь всё же не дети, да и план вы оставили
подробный, видел, хвалю. Только вот одна мелочь. Чисто для
проверяющих. Знаете, времена новые, но и старых инструкций никто
не отменял. Два месяца за свой счёт, это, знаете... Лучше так:
командировка по линии «Гринпис» с такого-то на неопределенное
время. Вернётесь - поставим дату. Вам всё равно, а отделу кадров
спокойней.
Еще через два дня СНС НИИПРАХИМа Паперный сидел в кресле
напротив главврача специализированной клиники неврозов им.
Профессора Хорвата в подмосковной Дубне.
- В общем, Михаил Давидович, ничего страшного. Но подержать ее
здесь, полечить - поправился главврач - придётся. А теперь
извините великодушно, я - на совещание. А вам всё очень подробно
объяснит старшая медсестра отделения, кстати, очень опытная
медсестра, рекомендую, - Хронина Нина Каллистратовна.
- Понимаете, Михаил Давидович, - говорила Хронина, когда они
прогуливались по саду перед главным зданием клиники, - Она
обратилась к нам в первый раз два года тому назад. Вы не знали.
Естественно. Она вам об этом не писала. Нет, то, что у неё –
конечно, не сумасшествие. Вы знаете, мы, медики, вообще не
употребляем таких слов. Это, как минимум, не научно. Но здесь
действительно ничего опасного. Нужно только время, терпение и -
тут она проникновенно посмотрела в глаза Паперного - хоть
немного любви и понимания... Дело в том, что отношения с вами, я
знаю, что только письма, знаю... у нее стали чем-то вроде мании.
Всё, что она писала вам про своего мужа... - нет у неё никакого
мужа, и не было. Она просто... сначала боялась себя и своего
чувства - отсюда выдумки про семью, а потом запуталась,
испугалась, в общем, вы понимаете. У нас таких женских историй,
знаете сколько?
- Словом, Михаил Давидович, дорогой, мы её немножко подготовили,
теперь всё зависит от вас... На сколько у вас отпуск? - и месяц,
и два? Отлично. Будете приходить раз в два-три дня, гулять,
беседовать, я уверена, это даст
положительный результат. Всё. Идите. Я вам там не нужна. По этой
дорожке до чугунных ворот, они открыты, потом всё время вперёд,
там будут следующие, она там. Ждёт. Ну, ни пуха!
- Подумать, как все поворачивается, - думал Паперный, не забыв
послать «к чёрту» милую Нину Каллистратовну, - бедная Лариса!
Почему не написала, что одна? - я бы сразу... Сколько же это мы
не виделись?
-«Всё в порядке» - доложила главврачу Хронина и тихо вышла из
кабинета. В коридоре она остановилась у окна и закурила длинную
сигарету Данхилл, щёлкнув красивой импортной зажигалкой. По
дорожке сада медленно, задумчиво шёл их новый пациент, бывший
СНС НИИПРАХИМа Михаил Давидович Паперный. Он шёл по направлению
к чугунным воротам, которые, этого он не знал, закроются за ним
навсегда, а у вторых, несуществующих, его встретят два санитара,
которые и решат за него все его бывшие и будущие проблемы.
Михаил Давидович шёл медленно, потом вдруг ускорил шаги и быстро,
решительно двинулся по длинной и прямой, как стрела, дорожке
сада. Медсестра долго смотрела ему вслед...
Рассказ третий:«Ночное задание».
- А почему «медсестра-то»? Ты что, в медицинском училась? -
сидящий в кресле бритоголовый «бык» с удовольствием разглядывал
длинноногую, с роскошной грудью и прекрасной формы жопочкой
красотку, наводившую макияж перед высоченным, в два человеческих
роста, зеркалом.
- Какой там медицинский! В тюрьме кличку дали.
- Ты что, сидела? - в голосе «быка» проступило уважение.
- Да нет, - совершая какие-то действия кисточкой, отозвалась
красотка, - только этого не хватало. Я тогда путанила в
Европейской, ну, шеф и послал меня в Крестуху. К серьезным людям.
У них там в камерах, вообще-то, всё было - кроме баб. Ну, меня и
послали им помочь. Типа расслабиться и тэ-пэ. А мне что, работа
есть работа. Там, конечно, бесплатно, но никогда не знаешь, что
может пригодиться. А мужчины там действительно сидели серьезные.
У
них сам начальник корпуса, полковник, как мальчонка, шестерил.
Так вот, там был один авторитет из Средней Азии, то ли узбек, то
ли таджик, я в них не
разбираюсь, в гостинице у меня только фирма, так он всем
мужчинам говорил «брат»,а женщинам – «сестра». И когда меня
трахал, всё время говорил:«Ты как мэд, сестра. Ты как мэд,
сестра». Вот они, остальные, и прозвали меня
"мэдсестра". А оттуда на волю как-то передалось. Теперь уже
все:«медсестра» да «медсестра».Так и пошло. Я привыкла.
- А спидович где приобрела? - поинтересовался второй, помельче и
прыщавый, но тоже бритоголовый.
- Да уж не за партой, понятно, - ответила красотка, отойдя,
наконец, от зеркала. И ведь никогда же не шла с азиатами, только
с фирмой, а тут купилась. Красавчик, весь в золоте, одна булавка
с брюликом чего стоит, да и
подруги с опытом говорили: не пренебрегай арабами, у них
миллионеров каждый второй. По нефти. Вот и приобрела - на весь
миллион.
- Кончили разговоры. К делу. - Появившийся без стука молодой
человек с дипломатом внимательно посмотрел на девушку. -Лариса,
готова? Пошли. Уже вдвоём, без охраны, они подошли к маленькому
смотровому окну, через которое был отлично виден отдельный
кабинет ресторана *** . - Вот этот,
в сером пиджаке и в очках. Посмотри хорошенько, не перепутай. А
перепутаешь - поправим. Он хищно усмехнулся. - Считай, что тебе
повезло: парень красивый, да и в постели, говорят, гигант - бабы
от него без ума. Так что работа у тебя будет приятная. Вот ключ
от номера на втором этаже - там всё: прикид, драгоценности,
сумочка, туфли, всё, что надо, в лучшем качестве, без подделки.
В сумочке штука баксов - твоя. Еще колечко с бриллиантиком.
Значит так: твоя работа - две ночи. Это чтобы с гарантией. И
гуляй. Но две ночи надо работать хорошо. Через час жду тебя
здесь. Знакомство и прочее- дело наше. Всё.
Утром следующего дня Лариса лежала на шикарной, громадной, как
лётное поле, кровати, отдыхая от только что отбушевавшей любви и
удовлетворенно мурлыкала под восхищенным взглядом любовника. - И
откуда ты такая взялась? - в который раз говорил он, - где я
только ни был, чего только ни видал - и Бразилию, и Таиланд, в
швейцарской Давосе был на симпозиуме, там элита со всего мира, а
самое прекрасное - его руки опять потянулись к её
груди - оказалось здесь, в своём городе. Под боком.
- Лара! - продолжил он, оторвавшись от ее губ, - у меня сейчас
дел буквально на два-три дня. Потом - поедем... куда ты захочешь:
Канары, Багамы, Амазонка, Ниагара - на неделю, вдвоём, Лариса,
а?
- Ми-и-лый, милый мой, - говорила, она, перебирая пальцами его
волосы, - какая неделя? - ты же знаешь, я замужем, через два дня
муж приезжает, всё, что
я могу - это остаться с тобой – боже, как я этого хочу – ещё на
одну ночь. Еще на одну неземную, волшебную ночь. Поэтому
распорядись сделать нам кофе, пей, одевайся - и поскорее
возвращайся. Я буду тебя ждать здесь. Слышишь: я бу-ду те-бя
жда-а-ать.
- Жалко? - спросила себя Лариса, когда дверь спальни закрылась
за мужчиной. Жалко, жалко, жалко, да нет, не жалко. Все они
дерьмо, и этот такой же - ласковый. Она стояла у большого, «венецианского»
окна, украшавшего шикарный трёхэтажный особняк, расположенный
посреди огромного, обнесённого сплошной оградой, участка. Выйдя
из дверей, Марат Дмитриевич Панов - так будет высечено на
могильной плите - подошёл к своему, уже выведенному
телохранителем из гаража, Мерседесу и, послав воздушный поцелуй
окну спальни, сел рядом с водителем. «Мерс» легко взял с места и
тихо пошёл по направлению к уже начавшим открываться воротам.
Держа у распухших, нацелованных за ночь губ длинную сигарету
Данхилл, только что прикуренную от красивой импортной зажигалки,
«Медсестра» долго смотрела ему вслед...
Иерусалим, 6 августа, 1998.
|
|
|
|