 |
|
|
Аркадий Головин
Стихи |
|
А что нам для счастья надо: Затяжка одной сигареты. Ещё я скажу по секрету – Нужны нам закаты, рассветы. И чтоб ожидал нас кто-то, Но лучше не надо про это. А что нам для счастья надо: Чаю да хлеба горбушку. И чтоб куковала кукушка. И жаркий костёр на опушке. И чтобы любил нас кто-то, Но лучше не надо про это.
1974, Алтай * * *
Тёмны стены, крыши белы, Ангара блестит вдали! Нам дорога мягко стелет окаемочек земли. Сыплет снег, летит, заносит чью-то жизнь и чей-то сон. Мы чужие, как заноза, средь тайги со всех сторон. Пробежали две девчушки – белый хохот, звонкий снег, и берёзка на опушке будто потянулась вслед. Жизнь чужая в дымке белой растворилась в этот миг. Распрекрасная погода – первый снег летит в лицо. обещая на полгода занесённое крыльцо. Поседевшие деревья, постаревшие кусты. Вот проносится деревня, где не жил ни я, ни ты.И кому какое дело: им – до нас, а нам до них.
В чём жизни смысл? В чём наш земной удел? Средь роскоши с красоткой белотелой сидеть над блюдом с кубком белопенным иль править тройкой в золотой узде? В чём жизни смысл? В чём наш земной удел? От света рампы видеть в зале блики? Вслед за толпой считать себя великим – вершителем судьбы, людей и дел? В чём жизни смысл? В чём наш земной удел? Проникнуть мыслью сквозь земные тверди? У звёзд добиться на вопрос ответа? Поток заставить в проводах гудеть? . . . . . . . . . . . . . . . . . На ветке, сплошь засахаренной снегом, снегирь пылает меж землёй и небом?
1980, Усть-Каменогорск
Вот дорога в лесу. Я ступаю по ней осторожно. Почему же мне кажется: здесь я когда-то бывал. Расщеплённая ель – мне её не узнать невозможно, и вот этот ручей, и вот этот курумник у скал. Ну а если бывал, где следы впереди на дороге? Где следы на траве, впереди на дорожной пыли? Но смотрю я назад, где ступали сейчас мои ноги, – чисто, нету следов, будто ноги мои не прошли.
1980, Москва
Первые листья жёлтые, Паутинок нити, Дорогие жены, Верьте нам и ждите. Скоро-скоро дождички, Засеют атмосферу, – Сыновья и доченьки, Ждите нас и верьте. Осень запорошит Желтизною горы – Родные, хорошие Мы вернемся скоро.
1964, Кавказ
Товарищи, извините, разрешите представиться: Владимир Владимирович Маяковский. Не будем говорить про старое, Сбросим многопудовые кандалы и оковы. Чтобы коммуну строить – нужен металл. Металл выплавляют, в поту устав. Но даже бог, которого отменили, Не знает, где рудные те места. Но вот зашел я, гляжу и вижу: Сидят геохимиков сотни, работая, Вначале что-то в пакетик насыплют, Потом просыпают в дугу огненную. Таблицы менделеевой все столбцы В листах лежат запелёнутые. Потом геохимики эту цифирь Наносят на карты мильёнами. Что-то рисуют, что-то считают, Труд верша титанический. Вот он, на кончике карандаша возникает Ореол гео- хи- ми- ческий. Успех наградой за дело трудное. Завидуйте, бог отменённый и бога мать: Вот оно – тело, извините, рудное. Идите, не сомневайтесь, можно копать. Кричу, подпирая головою небо, Всем не узнавшим истины схимникам: Если б я раньше поэтом не был, Сам бы стал геохимиком.
1974, Москва Памяти Е.И.Гурвича,
Дорогой мой товарищ Гурвич, Дорогой Евгений Ильич! Ты сейчас в окружении гурий и средь многих знакомых лиц. Кончен праздник земной, как пластинка: зашипела и вот – тишина. Голос, свет ли иль волны: – Платите. Пуст сосуд, если выпит до дна. Поздно круг разорвать и выбежать. Жизнь – не фильм здесь с заглавной – Конец. Стопка водки последняя выпита и последний хрустел огурец, и последняя сигарета, и последний вздох, и любовь. Боже. Господи. Что же это!? Это – жизнь и смертен – любой. Научиться ходить не успели, а успели б – какой резон: всё бежим, всё торопимся к Цели, а оказывается – Горизонт. Планов много, желаний много, мы сильны, веселы и бодры. Мы уверены – вот Дорога, а оказывается – Обрыв. Миг один в седле покачало, был безудержен бег коней. Мы всё думали – вот Начало, а оказывается – Конец. Счет у времени только на сотни, не считая морщин и седин. Не споёт Владимир Высоцкий, не пошутит Василий Шукшин. Генеральный Конструктор ночами в дверь стремительно не войдёт. Тяжело не вздохнёт и руками Павел Григорьевич не разведёт. Мать не глянет с улыбкой печальной. Не увидит Сергей переезд. Не дождётся книги печатной... Всех, конечно, не перечесть. Вот такое-то, братцы, дело. Что ж нам делать и как нам быть: Дух силен, но немощно Тело. Значит надо его щадить. Уберечь его постараться, а за сорок беречь вдвойне: не расстраиваться, не волноваться, не курить и не пить, женщин не ... не стремиться, не торопиться, жить в лесу у излучины вод, а ещё – регулярно поститься. Это так. Но зачем?! Для чего?! Если следовать предупрежденьям, если будешь спокоен и нем, не откроется месторождений, не напишется песен, поэм. Никогда не увидеть всходов яровых, чуть зелёных Звезд. Никому не пробиться сквозь Холод на Вершину за тысячи вёрст. Жизнь сама по себе Награда, должники мы, затем и живём, чтоб платить. И кому это надо – быть здоровым, замшелым Пнём. Волноваться – такое счастье, что не жалко платы любой, ведь с волнением связаны часто мысль, открытие, строчка, любовь. Диким темпом московских улиц мы набухли, как тучи, дождём. Не волнуйся, товарищ Гурвич, мы волнуемся, мыслим, живём.
1980, Зыряновск
|
 |